***
Diamant - Rammstein
Нужно оставить позади эту жизнь. Нужно оставить позади более пятисот лет. Ведь они обернулись чем-то пустым и туманным, бессмысленно потраченным временем. Сейчас, стоя в одиночестве на пронизывающем ветру и глядя на развалины Замка, Майки это понимал. Собственноручно он уничтожил то, что, как ему казалось, уничтожить невозможно. Из-за него и его глупости Клан был утерян, Дом растоптан, а близкие мертвы. Но вместе с густым чувством сожаления приходило наслаждение. Он освободился, проснулся от долгого сна. Но руки уже погрязли в крови и грязи. Тело износилось, как износилось и сознание. Смерть кружила рядом, как чёрная мамба, ждущая его ошибки, чтобы напасть. И забрать-поглотить-утащить-погубить. В груди яркой пульсирующей точкой горели только чувства к Такемичи. Юноше, что попытался понять и принять худшие его черты. Юноше чистом и самоотверженном. И совсем-совсем не слабом. Закрывая глаза, Манджиро видел лишь его тёмные непослушные кучеряшки и яркие, как летнее безоблачное небо, глаза. Его детскую счастливую улыбку и румянец на бледных щеках. Если уж Сано заберёт Тьма, то для Такемичи он сделает всё. Потому что Такемичи не должен встретить Смерть, не в таком возрасте, не без возможности вернуться в мир. Так совпало, что его душа — самая большая ценность Манджиро, а он всегда был эгоистичен. Смертный не умрёт. Времени не было. Несмотря на метель, Глава был уверен в том, что сегодня Полнолуние. Интуиция подсказывала ему, а рисковать возможности не было. Слишком многое было поставлено на кон. Поэтому Сано прихватил всё полезное из оружия, что получилось найти в Замке, и отошёл от развалин, чтобы приготовиться. На мгновение он закрыл глаза и прислушался к шуму деревьев. Острый слух позволял различить каждый треск веток, каждый глухой удар шапки снега о землю, каждое завывание ветра. Он просто чувствовал, сливаясь с природой. Как делал это в далёком детстве, когда её, природу, почитали, подобно Богине. Такие действия успокаивали и делали его частью естественного цикла жизни. Обнажали инстинкты хищника. Древняя традиция работала. Своё тело Манджиро почувствовал и услышал так же хорошо, как и окружающий мир. Переломанные кости крыльев срослись, мышцы в них окрепли, руки и ноги больше не дрожали, грозясь подогнуться. Клыки заострились, когти выросли и покрылись серебряной бронёй. Слух и обоняние обострились ещё сильнее. Отвратительное ощущение, тянущее под землю, исчезло. Остался только могильный холод — предвестник скорой смерти. Единственное, над чем не властны ни вампиры, ни природа. Распахнув глаза, Майки взмахнул крыльями и взлетел, мгновенно подстроившись под потоки ветра и снега.***
Тайджу смотрел на Кисаки из окна. Видел, как он стоял неподвижно на краю обрыва несколько часов подряд. Как его чёрный плащ постепенно промок и побелел от снега. Видел, как метель почти полностью скрыла его от чужих глаз. Видел, что он продолжал стоять. Нет, Тайджу даже не задумался о том, что Тетта может прыгнуть. С ним что-то случилось, это точно. Но это что-то никогда не послужит поводом, чтобы лишить себя жизни. В этом демон был уверен. Он не доверял вампиру, но изучил его достаточно хорошо, чтобы сказать, что Кисаки не из тех, кто добровольно умрёт. Нет, он скорее сожжёт мир и сгорит вместе с ним, но не погибнет просто так. Не позволит себе уйти тихо и бесславно. Как, например, чёртов Мицуя Такаши… Тайджу не заметил, как погрузился в размышления. А когда очнулся, никакого Кисаки уже не было. Насколько же сильно он задумался? Вдруг раздался стук в дверь. Потянув носом запах, Тайджу с лёгким удивлением узнал Тетту. Задумался он действительно сильно… — Входи. На пороге показался Кисаки, мокрый и в снегу, как и следовало ожидать. Он решительно вошёл, захлопнул за собой дверь, внезапно остановился и отряхнулся, будто только что понял, как выглядит. Демон наблюдал за всем процессом и ждал. Судьба этой пешки не слишком его волновала. Главное, чтобы выполнил обещание. Или исполнил своё предназначение, как выражался когда-то Мицуя. — Всё готово, господин. Погода не благоволит, но, в сущности, особой роли не играет. Можем начинать, — проговорил в итоге Кисаки. Тайджу с усилием выкинул из головы Такаши со своими извечными тоскливыми речами и кивнул. Затем поднялся из-за стола, в очередной раз глянул в окно, проверки ради, и приказал: — Выставь охрану. Вдоль всего монастыря. Не имеет значения, сколько воинов будет участвовать в ритуале. Обязательное присутствие только у нас с тобой. Так что пусть все, кто может сражаться, охраняют. Будут гости. Нежеланные. Кисаки, хоть и выглядел удивлённым, спрашивать не стал и согласился. — Через пятнадцать минут жду тебя и смертного сам понимаешь где, — отдал последний приказ Тайджу и направился к шкафу, тем самым заканчивая короткий разговор. Вампир наверняка догадается, какая именно угроза висит над ними. Манджиро Сано. Сегодня он наконец заплатит за всё, что сделал. Тайджу заставит его заплатить, отобрав самое дорогое сразу после обретения. И плевать, сколько раз Мицуя предупреждал его об опасности. Плевать.***
I bleed for you - Peter Gundry
Мощные крылья рассекали воздух. В лицо врезались острые косые снежинки. В ушах выла, пела и визжала метель. Потоки сильного ветра подталкивали вперёд, к цели. Где-то внизу мелькали тёмные верхушки деревьев, изредка сменявшиеся крышами маленьких домиков. При других обстоятельствах Манджиро бы в открытую наслаждался ощущениями от полёта. Однако сейчас он мог только внимательно следить за землёй и территориями, над которыми пролетал. Да, в темноте и при такой метели его вряд ли заметят, однако лучше будет спрятаться среди деревьев и исследовать местность с земли. Спустя всего какой-то час глаза наконец выцепили нужное здание. Всё, как и представлялось; серые каменные стены, две башни, море в нескольких десятках шагов и лес со всех сторон. Заметив толпу на опушке, Сано начал снижаться и вскоре скрылся за деревьями, осторожно приземлившись в какой-то глухой чаще. Он достал один из двух револьверов, которые удалось найти в развалинах Замка, и закинул в барабан патроны. Возможности рисковать не было, поэтому Майки не решился идти на свой же Клан с голыми руками. И, судя по количеству охраны, не ошибся. Чёртов демон ждал его. Метель не проходила сквозь густые кроны деревьев, ветер шумел ветвями, скрывая лишние звуки. Природа была на стороне Сано, и он пользовался этим преимуществом. Петлял между старых крепких стволов, силясь пробраться ближе у морю, туда, где охраны было меньше всего. Однако, как только деревья поредели и взору открылось серое здание монастыря, Майки увидел, что за последние несколько минут охрана рассредоточилась по всему периметру. Больше сотни воинов плотным кольцом обступили массивные стены и замерли, выглядываясь в лес. Сано мгновенно спрятался за какие-то высокие кусты и натянул капюшон. В груди собиралось тяжёлое чувство. Видеть своих собственных подчинённых, своих соратников вот такими — решительно настроенными против своего бывшего Главы — было больно. Но Майки признавал: он сам в этом виноват. Парни желали лучшего и имели полное право бороться за него. А Манджиро… Что ж, он никогда не был праведником и никогда не любил понятие чести. Он пришёл за своим, за самым ценным сокровищем — он его заберёт. Спустив курок, Майки выглянул из-за куста и прицелился. По собственным расчётам, у него было около трёх выстрелов, прежде чем часть вампиров поймёт, откуда стреляли. Дальше нужно было действовать быстро и эффективно. Даже если придётся убить каждого. Быстро оглянувшись на Тьму за плечом, Сано нажал на спусковой крючок. Выстрел рассёк живую тишину леса, словно канцелярский нож — бумагу. Следом за ним прогремели вампирские голоса. А Майки больше не колебался. Крутанув барабан, он выстрелил ещё раз. И ещё раз. Почти что не глядя. В темноте летящих пуль не было видно. Однако, судя по голосам, вампиры уже догадались о специфике оружия. Только серебро, только так. Спустя секунду к шуму ветра добавились шорохи: кто-то бежал прямо сюда. Сано вскочил и устремился вдоль опушки прочь. Его тень заметят. О нём уже знают. Но никто не успеет. Никогда не успевал. Прошло всего полминуты, прежде чем охрана устремилась в лес. Но Сано всё равно был быстрее. Он слился с природой воедино, соприкоснулся с ветром, соприкоснулся с тьмой. Ощущения были настолько знакомыми и приятными, что казалось, будто так было всегда, а не когда-то в далёком детстве. Выстрел за выстрелом — какие-то тела падали. Майки продолжал бежать. Пока не осознал, что патронов на несколько сотен вампиров всё равно не хватит. Тогда он наконец остановился. И, не теряя ни секунды драгоценного времени, бросил себя в приближающуюся толпу. Собственное тело ощущалось вихрем. Каждое соприкосновение отдавало тянущей болью где-то на краю сознания. Он потерял из вида Тьму. Возможно, она была занята погибшими, возможно, просто смотрела издалека. Манджиро это не слишком волновало. Он полностью погрузился в сражение. Драки с вампирами всегда приносили особое удовольствие. Как он мог это забыть? Как мог игнорировать и пренебрегать упоением, приходившим от чистой ярости, бегущей по пустым венам? Бывшие подчинённые — тени, имена которых Глава или забыл, или вообще никогда не знал — сливались в огромную живую тёмно-серую массу. Они шевелились, пытаясь достать его, но Сано ничего не чувствовал. Он отбивался, взлетал, атаковал и убивал. В голове было тихо. Только одно имя гудело в ушах. А ведь снаружи, там, вне вакуума, что-то грохотало. Это были стены монастыря, в которые он сам со всей силы швырял противников. Снег застилало бордовым покрывалом крови. Такой привычный, такой до ужаса родной вид… Чужие когти рвали на нём плащ. Мысли об использовании револьвера больше не приходили в голову, были там патроны или нет. Воздух пах и резонировал чистой грубой силой. Исключительно вампирской. Исключительно жестокой. Такой была не-смерть Сано: клыками под кожу, когтями в глаза, кулаками по рёбрам. И раскромсать черепушку твёрдым холодным камнем. Он всегда был готов рвать. Если было для кого. Время потеряло своё первозданное значение и превратилось в одно слово — «быстрее». Ветер, между тем, стихал, хоть и не внутри Майки. Он всё ещё дрался, пытаясь пробраться к стенам и найти вход. В какой-то странный момент глаза сами собой обратились к небу. Причина дошла до сознания много позже. На мгновение из-за хмурых туч показалась идеально яркая и полная Луна. Тут же её свет перекрыла персональная угрожающая Тьма. Взгляд упал ниже и натолкнулся на знакомое лицо. Казутора был тут. Какие бы отношения у них не были, он был другом. Когда-то давно, в прошлой жизни. Они вместе строили Клан тогда. А потом душу Ханемии искалечили его же чувства. Сейчас он походил на чистое безумие. Такое, каким был когда-то сам Майки. Это почему-то напомнило о цели. Не глядя, Сано схватил каких-то вампиров, взлетел и с размаху впечатал их в стену, дробя кости. Как и ожидалось, камень пошёл трещинами и спустя пару мгновений развалился, образуя проход. Остранённо заметив, что противников осталось совсем немного, и большая часть из них копошилась под завалами, он бросил это дело и влетел в дыру. В темноту подземелья.***
Wildest wind - IAMX
Шум за окном заставил выплыть из мутного тумана отчаяния и бессилия. Баджи моргнул, тряхнул головой и открыл глаза. Чтобы тут же по-новой врезаться взглядом в маленькое окровавленное тело у противоположной стены. Когда он успел отключиться? Почему сейчас, когда Чифую так нужна помощь? Ответ плавал где-то на поверхности, но словить его всё равно не удавалось. Баджи выкинул эти мысли из головы и сфокусировался на главном. Он мгновенно обернулся котом и осторожно вылез из-под колючей серебряной проволоки. Теперь, когда шипы перестали давить на кожу, из свежих ран потекла густая вязкая кровь. Вернувшись обратно в человеческую форму, Кейске мгновенно бросился к Чифую. Тело смертного было холодным и неподвижным. Кровь из раны на голове превратила его волосы в страшную красную мешанину. Кровь растеклась по лицу, шее и плечами. Дрожащими руками Баджи нащупал пульс и еле-еле сдержался от того, чтобы заорать, когда почувствовал под пальцами слабую пульсацию. Живой. Живой. Живой. Вскочив, он порвал цепи, сковавшие Мацуно по рукам и ногам. И подхватил хрупкое тельце до того, как оно успело рухнуть на пол. Нужно было торопиться. Нужно было помочь Чифую и бежать отсюда прочь, далеко-далеко, чтобы ему никогда больше не пришлось испытать подобного. Нужно было быть тихим, потому что риск слишком велик. Потому что Казутора… Казутора. Баджи оглянулся. Бывшего друга нигде не было. Так вот почему он сам начал действовать… Ханемия куда-то пропал. Заново прислушавшись к шуму за окном, Кейске наконец понял, что что-то случилось. Там, снаружи, была битва. Значит, пришёл Манджиро. Кроме него не осталось ни одного вампира на их стороне. И пришёл он… А зачем он пришёл? Мысли ускользали из головы. Разумные доводы тонули в глубине отчаяния и стремления к спокойствию. — Баджи… — послышался тихий голос. Имя прозвучало на выдохе, хриплом и надрывном. И Одинокий Воин забыл о рациональных доводах. Он поднял холодное хрупкое тело Мацуно и толкнул дверь. Та поддалась на удивление быстро, почему-то оказавшись незапертой. Нужно было найти что-то, чем можно было перебинтовать ожоги и раны Чифую, и уходить. Что бы не происходило в монастыре сейчас, Баджи верил, что Майки разберётся. Они двигались тихо и осторожно. Вампир концентрировался на собственном слухе и нюхе, чтобы ни за что не пропустить возможную опасность. За окном что-то постоянно мелькало, метель разгулялась ни на шутку, каменные стены выли и стенали. Баджи старался согреть Мацуно своим телом и не навредить его травмам. Он направлялся в подземелья, подальше от комнат Тайджу и Кисаки. Там было безопаснее всего. Там была вода, которой можно было промыть раны, и чистое бельё, которое можно было использовать в качестве бинта. — Баджи… — снова прошептал Чифую. Он, похоже, не осознавал, где находится или попросту спал. — Всё будет хорошо, малыш. Сейчас разберёмся с твоими ранами и пойдём к морю. Я никогда-никогда тебя не оставлю. Я буду с тобой. — Правда? Баджи посмотрел на смертного и встретил внимательный взгляд огромных голубых глаз. Белки у них были покрасневшие и воспалённые, и это выглядело чудовищно. — Клянусь, — пробормотал он в ответ и, приподняв тонкую слабую кисть, поцеловал изящные пальцы. Чифую коротко сжал его руку и снова закрыл глаза. На этот раз умиротворённый. И это было неправильно. Чёртовски неправильно. Он должен был засмеяться, нахмуриться, задуматься, взволноваться… Но никак не успокоиться и смириться. Нет. Нет. Нет. Никакого смирения! Где-то в душе безумное отчаяние снова подняло свою уродливую голову. Оно беспомощно рычало, сотрясаясь в агонии. Баджи ускорился. По лестнице он спустился всего за пару десятков секунд. И не замедлился, когда ступил в тёмные коридоры подземного лабиринта. Память просыпалась, подкидывая примерное схематичное строение этой части здания. Кейске следовал инстинктам и вскоре нашёл незапертую комнату. Внутри всё выглядело жутко. Стены обуглились от гнева Тайджу. Но это была одна из старых прачечных с краном в стене. Вампир бы даже порадовался своей удачливости, если бы было время. Усадив Чифую на пол, Баджи промокнул смоченной тканью рану на его голове и обратился к нему самому: — Нужно просыпаться, малыш. Пожалуйста. Мне нужна твоя помощь. К его удивлению Мацуно снова открыл свои невозможные жуткие глаза. Он был в сознании и смотрел абсолютно чётко, будто не видел в этом мире ничего, кроме вампира. — Пообещай мне, Баджи, — сказал смертный, облизнув пересохшие губы. — Пообещай, что поможешь спасти Такемичи. Помоги ему, и возвращайся ко мне, чтобы вернуть кулон. Отчаяние в груди взревело и взбесилось. Баджи замотал головой. — Нет. Нет, малыш. Я тебя не брошу. Всё будет хорошо, ладно? Ты только не… — Баджи, — тихо, но твёрдо прервал его Чифую. — Ничего со мной не случится, слышишь? Сделай повязки и помоги спасти Такемичи. Я волнуюсь за него. Он никогда не умел осознавать свою значимость и всегда поступал безрассудно. Сделай это для меня. Кейске хотел было возразить, но не смог. Почему он это говорит? Почему что-то может быть важнее помощи ему самому? Почему сейчас, когда всего несколько шагов отделяет их от долгожданной свободы и спокойствия, он говорит о каком-то Такемичи? — Верь в меня, — выдохнул Мацуно. Отчаяние внутри схлопнулось и рухнуло куда-то вниз. Его малыш всегда был достаточно сильным. Он способен сражаться за себя. — Хорошо, — кивнул Баджи.***
Kill yourself (Pt. 2) - $uicideboy$
В ушах всё ещё гремела битва. Удары кулаков превратились в стук каблуков по каменному полу. Лабиринты обгоревших стен резонировали в памяти. Манджиро казалось, что за углом он вот-вот увидит тело матери с размозженной головой, а если войдёт в какую-нибудь комнату, там будет ждать разлагающийся труп сестры. Но он шёл, хоть личные призраки и стремились сожрать. Хоть всё вокруг кричало о том, чтобы развернуться и сбежать. Стук-стук. Стук-стук. С каждым шагом ярость в Сано разгоралась праведным огнём. Хотя о какой праведности может идти речи, когда ты вампир, который пришёл забрать своё? Стук-стук. Стук-стук. Шаги эхом отражались от стен. Перезвон ярости, перезвон отчаяния и надежды. Могильный холод пробирался под кожу. Тьма стремилась присвоить тело себе. Смерть жрала душу. «Бессовестная», — подумал Майки. Стук-стук. Стук-стук. Стук-стук-стук. Ритм сбился. Сано замер в кромешной темноте и прислушался. Тишина жила. Ничего не происходило, никто не дышал. Однако молчание шевелилось. Пахло напряжением. Секунда, за которую Манджиро успел скользнуть к стене, спасла его от неминуемой гибели. Прогрохотал одиночный выстрел, пуля попала в щит из крыльев и прошла насквозь. Интуитивно Мертворождённый схватился за повреждённое место, и на него сверху обрушилась груда отточенных ударов. Били прицельно: сначала локтем в лицо, потом кулаком, затем ногой в грудь, когтями по плечу. Рана получилась глубокой и неприятной. В следующую секунду Майки попытались схватить за волосы и повалить на пол, но он быстро собрался с силами и с размаху хлопнул крыльями. Мощный двусторонний удар зацепил нападавшего, и тот отстранился, однако спину всё равно царапнуло острым серебром. «Нож», — мгновенно понял Сано. На мгновение радость и удовлетворение дезориентировали его, так что враг снова оказался рядом и, навалившись всем телом, придавил Главу к полу. Лезвие ощущалось даже на расстоянии и холодило кожу до жутких мурашек. Майки попытался взмахнуть крыльями, но нападавший держал крепко, не позволяя вырваться. Сано всерьёз задумался над тем, чтобы сломать себе позвоночник, но всё же развернуться, как вдруг сзади послышался звон упавшего на пол серебра, затем глухой грохот, и тяжесть со спины исчезла. Вскочив за секунду, он обернулся и сконцентрировался, пытаясь различить тени и силуэты. Один на полу на коленях. Другой — над ним, напряжённый и грозный. Внимание мгновенно переключилось на последнего. Даже против воли Майки не мог его игнорировать. Слишком знакомая крепкая фигура, знакомое очертание длинных волос. — Тварь! — воскликнул знакомый голос. — Баджи? — пробормотал Сано, всё ещё не до конца уверенный. Фигура мгновенно развернулась и удивлённо выдохнула: — Майки? Они подались друг другу навстречу, и уже через мгновение Кейске поднял Манджиро на ноги. — Что это было вообще? Ты почему здесь? — спросил тот. — Кисаки. Мразь. На месте бы… Баджи обернулся туда, где только что была вторая фигура, но коридор снова опустел и погрузился в звенящую тишину. Оба вампира молча осмотрели голые стены. А потом Сано скривился. — Это он был, верно? Боится, мелочь. Ничего. Пусть бежит. Он ответит. Жаль, не смог вытрясти из него информацию про Такемичи. Услышав последние слова, Баджи изменился в лице. Его глаза расширились, а мышцы напряглись. Обернувшись по сторонам, он поднял с пола какую-то вещь и протянул Сано. — Я не смогу тебе помочь. Прости, но жизнь моей души слишком дорога для меня. Не могу рисковать, — Кейске потянул Главу на себя и порывисто обнял. — Кисаки вряд ли понимает, насколько полезен оказался для тебя. Возьми это и иди дальше по коридору. Там будет лестница. Такемичи на улице, во внутреннем дворе. Майки даже не успел ответить на объятие, как друг отстранился и, неопределённо махнув рукой, направился в обратную сторону. Мертворождённый пригляделся к тому, что отдал ему Баджи. В руках, завёрнутый в какую-то тряпку, лежал странно мерцающий серебряный кинжал с ярким камнем на рукояти.***
I meet my shadow - Peter Gundry
Он заплатит. Они оба заплатят. За то, что оставили таким. Один — за то, что предал доверие, плюнул на внимание и заботу. А другой — за то, что забрал их себе. Присвоил. Покорил. Ничего для этого не сделав. У Чифую слабовато получалось разглядеть, что происходит вокруг. Голова кружилась, перед глазами плыло. Он прислушивался к самому себе — к эмоциям Баджи, отражавшимся внутри. Они скакали от гнева к тревоге, от смятения к уверенности. Мацуно терялся, не зная, во что верить. И надеялся только на то, что не почувствует страха и отчаяния. В коридоре застучали чьи-то неравномерные, явно суматошные шаги. Баджи, похоже, торопился. Он услышал какой-то шум в коридоре и ушёл проверить. А сейчас возвращался. От мыслей об этом Чифую становилось чуть легче. Осталось совсем чуть-чуть. Только вырвать Такемичи из лап этих чудовищ. И прочь. Пахнет кровью. Пахнет мутной смертью и слезами. И воском. Неповторимый аромат, которым наделён только один смертный. Это метка. Проклятье. И отмщение придёт за ним. Дверь в прачечную со скрипом открылась. Внутрь, как бес из ночных кошмаров, ввалился худой силуэт. Сходу Чифую осознал, что это не Баджи. Но двигаться мог лишь с трудом, и поэтому закономерно не успел что-либо предпринять, прежде чем его за волосы схватили чужие костлявые руки. Тело вошедшего осело рядом. Второй рукой он зажал Мацуно рот и прошипел: — Ты не стоишь ни цента, грязная шлюха. И правда не стоит. Таких, как этот мальчишка, в старые добрые по кругу в пабах пускали. Таким плевали в рот и заставляли слизывать с пола сперму. А потом выпивали до дна и бросали гнить в углу. Пока трупный запах не станет отпугивать путников за полмили. На все попытки Чифую сопротивляться, Казутора шипел и хихикал. Да, это был именно Ханемия. Его худое туловище и тихий звонкий смех приходили к смертному в кошмарах и мутном, болезненном забытии. — Заткнись, падаль, — фыркнул Казутора на очередную вялую попытку позвать кого-нибудь. Он нашарил рукой какую-то тряпку и запихал её в рот Мацуно, перевязав другой. Связал руки и ноги. Потом, шатаясь, поднялся, схватил его за волосы, прямо там, где была рана, и потащил к двери. Пусть стонет. Пусть пытается кричать. Пусть брыкается и отбивается. Мусор. Обед бессмертного. Сучка на одну ночь. Его втопчут в грязь, раздавят, как букашку. Он не имеет значения. Ничто больше не имеет значения. За Казуторой тянулся кровавый след. Он был ранен и хромал. Но, тем не менее, истерически хихикал. Проклинал. Оскорблял. Хрипел и шипел. Смеялся. Всхлипывал. И пел. Тянул какие-то заунывные мелодии на непонятном языке. Прерывался на половине фразы, посмеивался и продолжал снова. Через какое-то подвальное окно они вылезли на улицу. Чифую плакал от боли и чувствовал возрастающую панику Баджи у себя в груди. Его преследовало гадкое чувство осознанного дежавю. Точно так же Кейске вытаскивал его тело из горящего монастыря всего несколько недель назад, и вот теперь его место занял сумасшедший Казутора. Ясный перезвон звёзд. Мы с тобой вдвоём. Мир принадлежит нам. А смертного мы убьём. Снег холодил голое тело. Ветки и иголки царапали кожу. Чифую старался вырваться изо всех сил, но из-за адской боли звенело в ушах. Ярость трансформировалась в яд, а ревность и досада в кислоту. Сейчас бы смоляной факел, и выжечь ему сердце. Слушать его крики и вой, собрать его слёзы и отдать Баджи. Чтобы видел, на какое ничтожество обратил внимание, на что променял жгучую страсть и беспрекословное понимание. Казутора тащил Мацуно прочь от монастыря в сторону моря. И тот, как бы не дёргался и не брыкался, не мог дотянуться до кинжала. — Знаешь, что я с тобой сделаю? Буду отрывать тебе пальцы один за другим. Потом отрежу уши и выколю глаза. А потом приступлю к конечностям. Всю твою кровь я соберу в банку, а потом выпью на глазах у Кейске, чтобы он понял, что я чувствую. Или стоит принести ему часть твоего тела в качестве сувенира? Например, кисть или ступню. Или может просто клок волос с кожей? Что думаешь? С каждым шатким шагом Ханемии они были всё ближе к месту, где Чифую хотел быть больше всего. Но радости от этого он не испытывал — только бесконечную вину перед Баджи. Похоже, морю суждено стать их погибелью.***
I invoke cursed winds - Peter Gundry
— Как себя чувствуешь, смертный? — поинтересовался Тайджу. Он положил руку на голую грудь Такемичи, туда, где под рёбрами колотилось сердце, и улыбнулся. На вопрос Ханагаки не ответил, да и демон в нём не нуждался. Он возвышался над ритуальным камнем, грозный, растрёпанный и пугающий. А Такемичи не мог заставить себя прекратить дрожать перед ним. Его приковали к огромному ритуальному камню, обнажённого и напуганного. Крупный острый снег падал в лицо, лишая зрения. — Объясню ход ритуала, — как ни в чём не бывало продолжил Тайджу. — Мы расставим вокруг свечи, так что тебе будет теплее. Будем читать заклинание на латыни, но ты не вслушивайся: даже если знаешь язык, вряд ли поймёшь. Потом… будет больно. В общем, не важно. В призрачном свете Луны, с жутким грохотом обломков монастыря на фоне он напоминал Бога Войны. В его пылающих яростным первозданным огнём глазах Такемичи виделась смерть. Больше всего хотелось закрыть глаза и просто отключиться, чтобы не жалеть и не вспоминать. Ни ледяную кожу Манджиро, ни их немногие тихие вечера, наполненные отстранённым теплом. Смертный отдал бы всё, лишь бы только вернуться назад во времени и прожить заново тот день, когда они играли в снежки и исследовали замок. Но прошлое осталось в прошлом, а настоящее пылало и обливалось кровью. Такемичи закрыл глаза. Свечи и их обжигающее тепло он почувствовал кожей. Тайджу расставил их по периметру всего ритуального камня, вдоль тела, и отошёл. А затем начал читать. С его губ срывались пугающие звуки. Странно, в понимании Ханагаки латынь всегда звучала высоко и заунывно, как молитвы. Но демону удавалось выкрикивать слова так, чтобы они походили на рычание, шипение и грохот. Он катал их по губам и отпускал наружу, в беспощадную метель. А Такемичи ничего не чувствовал и удивлялся этому. Разве суть ритуала не в том, чтобы причинить ему боль? Однако Тайджу вдруг затих, закончив очередное предложение. Такемичи слышал, как хрустит под его ногами снег, чувствовал, что он приближается. Что-то зашипело. Ханагаки не видел что, потому что не мог заставить себя открыть глаза. А потом прямо в солнечном сплетении вдруг появилось жжение. Он попробовал вырваться, приподняться, сопротивляться — что угодно. Тайджу прижимал к его груди большой раскалённый камень. — Не дёргайся! — рявкнул он и надавил смертному на лицо, прижимая к поверхности. Жжение превратилось в адскую боль. Выгнувшись в спине, Такемичи закричал. И кричал ещё долго, даже после того, как камень исчез. На светлой коже остался замысловатый коричневый символ — клеймо. — Ты… Ты… — пробормотал Ханагаки, не в силах сдержать слёзы. Они, едкие и неприятные, струились по щекам, затуманивая взор ещё сильнее. — Заткнись, — обрубил Тайджу. Он вернулся на прежнее место, к основанию алтаря. Раскинул руки в стороны, вздохнул и снова начал читать. Тело Такемичи пробрало, как от удара электричеством. Кости болели, мышцы ныли, нервы звенели. В венах бурлила кровь. Он почувствовал, как на тело давит невидимая монолитная плита. И снова закричал. В сплошной агонии слова заклинания терялись, тускнели на фоне ора самого смертного. Он что-то говорил, бормотал, выкрикивал. Прерывался и снова кричал. Он дрожал и рвался наружу, прочь из цепей. Так сильно тянулся, что сталь врывалась в кожу, оставляя ссадины и синяки. И вдруг, среди безумия, до ушей донеслось что-то ещё. Странные хлопки, отдалённо знакомые. Боль оборвалась в одно мгновение. Сквозь мутную пелену слёз Такемичи увидел тёмную крылатую тень. Она вырвалась прямо из бури и спикировала на Тайджу. Тот, будто ожидавший такого, прекратил читать, распахнул огромные кожистые крылья и ринулся навстречу тени. В тот же миг они превратились в один молниеносный вращающийся волчок. В нём Такемичи узнал пепельную шевелюру. По всему телу пробежал разряд дикой, сумасшедшей радости. Ханагаки улыбнулся и потерял сознание.***
The coven - Peter Gundry
Счастье в Тайджу пело и порхало. Извращённое, пылающее, яростное, каким оно было всегда. Потому что перед ним Манджиро Сано. В руках его горло. Крылья бьются о его крылья. Бездна его глаз сейчас только для Тайджу. И, вместе с тем, кожа у Великого Вампира почти прозрачная, испещрённая чёрными шрамами. Волосы истончились, а зрачки едва уловимо подёрнулись потусторонней плёнкой. — Ты в курсе, что уже одной ногой в могиле? — рыкнул демон Сано на ухо, в очередной раз удачно совершив захват. Тот коротко усмехнулся, со всей силы дал Тайджу коленом в живот и вырвался. Его лицо трансформировалось. Заострились кости черепа, клыки увеличились до невообразимых размеров. Когти выросли и покрылись чем-то крепким, стальным. Он улыбался. Задетый внешним спокойствием, Тайджу разозлился и, взмахнув крыльями, устремился на зависшего в воздухе вампира. Тот приготовился отбиваться, но демон в последний момент сменил траекторию. Улетев вниз, он схватил Сано за ноги и швырнул в стену монастыря. Камень, уже и так потрескавшийся от времени и переживший ни одну схватку, раскрошился и разлетелся. Майки приземлился в коридоре. «Ну что, Такаши? Вот он, тот, кто погубит меня? И это всё?» — мысленно ухмыльнулся демон. И тут же одёрнул себя. Не время думать о Такаши. Это не очередной их спор, это личная месть. И доказывать проклятому видящему он ничего не собирался. В пустом коридоре стены почти полностью обрушились. В пыли и обломках лежал Манджиро Сано. Одно его крыло изогнулось под невообразимым углом. Ничтожество. Пусть этот вампир и приблизился к величию и силе больше остальных, но до самого Тайджу ему было далеко. Бессмертие — та вещь, в которой вампиры оказались бесконечно обмануты. Они не знают и никогда не поймут его. Не узнают и то, что такое власть над смертными. Подобное под силу только высшим существам. Таким, как он сам или Такаши. Рядом с Такаши они даже стоять не смели. Но этот глупец… — Мне не нужен контроль, Тайджу, — покачал головой Мицуя. — Но у тебя есть знания. Ты можешь переделать мир под себя и сделать людей такими, каким хочешь, даже без их ведома. — Человечеством невозможно управлять. Не стоит даже пытаться. Разрушение — есть основа всего. Я здесь для того, чтобы помочь им сохранить самих себя и самое прекрасное, что есть в любом существе. — Любовь, верно? — хохотнул Тайджу. Такаши вмиг погрустнел и отвернулся. Он молчал несколько долгих минут, но всё же ответил бесцветным пустым голосом: — Любовь — это тонкая грань между свободой и зависимостью. Нахождение на этой грани и делает всех нас живыми. Тайджу тряхнул волосами, выбрасывая бывшего друга из головы. Сотни лет прошли с тех пор, как Мицуя Такаши был единственным существом, которое демон уважал и с котором был согласен. Все его речи о том, что месть опустошает душу и лишает существование смысла канули в лету. Канули в лету их споры о том, кто быстрее построит государство, кто определит ход войны и спасёт цивилизацию от разорения. В прошлом остались многочасовые разговоры о том, как следует править, а как нет. Ушло время, когда Тайджу мог признать, что смертные прекрасны. Время, когда он смог поверить в жизнь и в любовь, увидев одну простую девушку. Её убийца валяется в ногах. Побитый, но не покорённый. Проклятый Манджиро Сано зашевелился и, шатаясь, встал. — Когда ты уже помрёшь?! — взревел Тайджу и набросился на него. Вместе они покатились по полу. Когти вампира вонзались под кожу, но ярость глушила боль. Демон чувствовал, как собственная кожа накаляется. Вокруг что-то горело. Похоже, он снова не сдержал силу и поджёг здание. Но всё это не имело значения. Потому что Манджиро от пламени было больно. Он шипел и дрался яростнее. Бил, царапался. А Тайджу пробирало на хохот. И он хохотал, в очередной раз разбивая лицо вампира об обломки. Он схватил крупный кусок камня и со всей силы ударил им Сано по рёбрам. Раздался жуткий хруст, Первородный вздрогнул и зашёлся кашлем. Из его рта потекла кровь. — Надоело, — хмыкнул Тайджу. Перехватив руки вампира и больно заломив их за спиной, он подтащил его к краю, где стена полностью обрушилась и уложил на спину, так, чтобы свисала голова. Какое же жалкое зрелище. — Сейчас ты извинишься перед Сарой, — проговорил демон. — Я оторву тебе голову и отправлю на тот свет. И взамен не буду заканчивать ритуал. Твой смертный останется жив. Манджиро запрокинул голову. Там, куда он смотрел, не было ничего, кроме метели и еле виднеющейся тени моря. Помолчав, вампир прошептал: — Хорошо. Тайджу перестал давить на него всем телом и отстранился. В это мгновение Сано поднял голову. В зубах у него был кинжал. Тот самый, что должен был быть у Кисаки, ушедшего полчаса назад проверить обстановку. Лезвие опасно блестело. Тайджу видел этот кинжал, держал его в руках. И пусть Мицуя никогда не говорил ему о подобном, но сейчас демон понял, что даже после смерти их соперничество продолжается. Манджиро подскочил молниеносно. Тайджу не успел даже среагировать. Вампир уже был сверху и, ни теряя ни секунды, пронзил остриём его грудь. — Вампиры глупцы. Думают, что знают, что такое бессмертие. — Все смертны, Тайджу. Собственный родной огонь охватил тело. Кинжал выпустил то пламя, что было внутри. Демон горел и чувствовал, что умирает. Мир превратился в пламя. Из-за плеча замершего над ним Сано выглянула Смерть — девушка с лицом Сары. Она наклонилась и поцеловала Тайджу. — Все смертны, мой милый. Демон умер. Манджиро кое-как поднялся и поплёлся к противоположному краю коридора. Осталось только забрать Такемичи. Всё вокруг пылало и рушилось. Майки взглянул на уходящий вниз амфитеатр. Там, среди свечей лежал смертный. А рядом… покоилось ещё одно тело. Даже отсюда вампир узнал Кисаки. Он лежал у камня с поднятой рукой. Проследив взглядом направление руки, Сано заметил кое-что ещё. В груди у Такемичи торчал нож.***
Цемра - Nizkiz
Баджи успел в самый последний момент. Казутора уже дотащил Чифую до края утёса и занёс над ним острые когти: вскрыть горло и окунуться в фонтан свежей крови. Поэтому он не мешкал. Отбросил все мысли о том, что этот вампир — самое родное когда-то существо на земле. Плевать на то, что ему тоже больно. Ничья боль не стоит жизни Мацуно. Даже боль всего мира. Даже если все вокруг будет полыхать и визжать. В пекло. В один длинный, почти что животный прыжок Баджи достиг спины Ханемии. И, перебросив через его шею так удачно подвернувшийся кулон, подаренный Чифую, потянул назад. Казутора дёрнулся и выпустил смертного, завалившись на спину, прямо на Кейске. Он хрипел и брыкался. А большие жёлтые глаза, так похожие на кошачьи, смотрели прямо на Баджи. Испуганные, восторженные. Бывший друг захлёбывался и давился воздухом вперемешку со снегом. А Мацуно… Он застыл на месте, в ужасе уставившись на искажённое лицо Казуторы и перемазанного в грязи и крови Баджи. — Чифую! — крикнул тот. Но пока смертный успел очнуться, Ханемия уже поднимался. Прочная цепочка отказывалась рваться, поэтому он тянул Баджи наверх за собой. Они шатались, падали и вставали. Обращённый пытался вырваться, а Волк не отпускал. Слух и способность мыслить медленно вернулись к Мацуно. Он потянулся к штанине, под которой бечёвкой был перевязан кинжал. Разрезав нити и выхватив оружие, он поднялся и побежал в сторону борющихся вампиров. Они зависли на самом краю. Ханемия пытался отойти, но Баджи уверенно тащил его к пропасти. В какой-то момент оба застыли, глядя прямо на Чифую. А у того в голове было пусто. Только ледяной снег и звенящая ярость. Смертный на бегу вонзил кинжал в грудь Казуторы и прижался к нему. Вампир растерянно вздрогнул. — Прости, — зачем-то прошептал Мацуно. И отстранился. Баджи выпустил Ханемию, тот осел на землю и поднял голову к небу. Из его глаз текли слёзы. Почему-то теперь, когда лицо отражало лишь печаль, вампир казался красивым. — Не прощу, — одними губами проговорил он. То, что произошло дальше, Чифую видел будто бы в замедленно действии. Вот Казутора опускает голову и смотрит прямо в глаза. Он спокоен. Вот он выдёргивает кинжал, держится за рану, неуклюже поворачивается к Баджи. И толкает его. Баджи рухнул вниз со скалы. Чифую закричал и ринулся следом, мимо Казуторы. И только когда под ногами перестала ощущаться твёрдая поверхность, а впереди была только тёмная бушующая Бездна, он понял одну важную вещь. «Баджи, может, и переживёт падение с такой высоты, а вот я — точно нет».