RED

— Сан, ты можешь перестать смотреть бокс? Это слишком жестоко, — отругала его бабушка из кухни. Поскольку звуки борьбы продолжали наполнять гостиную, пожилая женщина оставила то, чем занималась, и села на диван. — Тебе четырнадцать лет, Сан. Не хочешь иметь хобби? Заняться спортом? В школе много всякого... о, на прошлой неделе я видела кое-что про танцы! Хочешь, я запишу тебя в танцевальный кружок? Он пожал плечами, крепче вцепившись в подушку. Его глаза смотрели на экран, а не на бабушку. Он не хотел танцевать, но она старалась изо всех сил, и он не стал бы рисковать её расстроить. — Я запишу, хорошо? Будет весело, я уверена, тебе понравится! — сказала она, улыбаясь. Его первый урок танцев был в среду днём. Сан пришёл в раздевалку немного раньше, чтобы убедиться, что не опоздает — бабушка всегда настаивала на том, что пунктуальность была одной из важных привычек. Здесь было ещё всего несколько детей, и он никого из них не знал. Кто-то старше, кто-то младше, кто-то его возраста. Повернувшись лицом к стене, чтобы избежать чужих взглядов, он смущённо переодел штаны на спортивные шорты, а затем снял толстовку, чтобы надеть футболку. В комнате не было абсолютной тишины, но Сан услышал тихое хихиканье, разрастающееся позади. Он повернул голову к мальчику и обнаружил, что смеялись над ним. — Твои родители лишали тебя еды? — хихикнул старший мальчик с фальшивой жалостью в тоне. Сан посмотрел на него секунду, прежде чем надеть футболку и снова натянуть толстовку, игнорируя его замечание. В любом случае, у него не было настоящих родителей, и гнев ничего не изменит в отношении этого ребёнка. — Заткнись, Хёнсок, — сказал другой мальчик, но Сан не обернулся, чтобы посмотреть, кто это был. — О, ты можешь не лезть не в свои дела, Пак? Я тебя не спрашивал. — Ты думаешь, мне не плевать? Прошло несколько секунд, тишина угрожающе нарастала. — Перестань быть мудаком, Сонхва. Ты действуешь мне на нервы. Смех был ответом, который получил мальчик перед тем, как уйти. В раздевалке постепенно стало тихо, дети уходили один за другим. Сан остался, внезапно ещё увлеченный танцами ещё меньше, чем был до этого. — Ты новичок в танцевальном кружке? Сану потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это разговаривают с ним. — Ага. — Вот увидишь, здесь здорово. Сан улыбнулся натянуто, но всё же улыбнулся. — Меня зовут Сонхва, кстати. И забудь о манерах Хёнсока, он... раздражает. — Окей. Мальчик снял футболку, и Сан не собирался смотреть, но прежде чем другой оделся, он мельком увидел его торс. Рёбра Сонхва невозможно было сосчитать. Сан старался не обращать на это внимания. Он вышел раньше, чем Сонхва успел спросить его имя, войдя в танцевальный зал. Он не был ни большим, ни маленьким, а неоновые огни, отражавшиеся в больших зеркалах, уже делали больно глазам Сана. Он сразу же заметил Хёнсока и прошёл прямо к противоположной стороне комнаты, сев на блестящий деревянный пол и глядя на свои нервные руки. — Это занятие будет таким классным! Эй, Хёнсок, ты не говорил мне, что будешь ходить на танцы в этом сезоне! Добро пожаловать обратно! Этот голос Сан знал очень хорошо. Его глаза поднялись вверх и остановились на Уёне, который обнимал Хёнсока, как осьминог. Что ты думаешь, Сан? Надеюсь, тебе нравились пятничные обеды в его компании, теперь мы делаем это одни. Он не знал, откуда пришла эта мысль, но тем не менее она ему не нравилась. — Сан-а?! Ты танцор?! Как ты мог мне не сказать! — запищал Уён, подходя к нему. Его глаза были широко открыты в удивлении, рука протянулась к старшему. Сан не взял её, встал сам и сделал вид, что хочет выпить воды. Держи его на расстоянии. Он тоже может может сделать тебе больно. Но Уён, казалось, не заботился о том, что кричал разум Сана, крепко обнимая его, с широкой улыбкой на лице... Пока Сан слегка не оттолкнул его локтём. — Эй, так грубо. С каких это пор ты не любишь объятия? — сказал младший слишком громко, надувшись. Сан ничего не ответил, глядя на него мрачным, пугающе холодным взглядом. В тот день Уён чувствовал себя так, будто столкнулся с мужчиной, несмотря на то, что оба были детьми. — Я сделал что-то не так? — спросил он, на этот раз шепотом. В его голосе звучала встревоженность, что было странно, потому что с чего бы ему беспокоиться о том, что он сделал что-то не так, если это было его целью? Не позволяй ему сделать тебе больно. — Сан? — Неважно, Ён-а. Его слова, возможно, были немного неуверенными, как и его улыбка, но Уён только усмехнулся в ответ, на этот раз мягче, прежде чем снова обнять его и сжать его руку. Ты позволяешь ему причинять тебе боль. Но Сан проигнорировал слова своего разума, потому что Уён выглядел так, будто и муху не мог обидеть. Урок танцев прошёл на удивление хорошо. Когда учитель попросил их объединиться в команды по четыре человека, Уён немедленно притащил Сана и Сонхва, прежде чем посмотреть на Хёнсока. Однако, прежде чем он успел позвать его, Сонхва его опередил. — Привет, тебя зовут Юнхо, верно? Ты здесь новенький? Нам не хватает одного в команде. Высокий парень в нескольких метрах от них — Юнхо — улыбнулся им, подойдя ближе и поблагодарив за то, что они приняли его в свою команду. Только когда они вернулись в раздевалку, мысли Сана стали громче. — У, почему ты дружишь с этим пацаном? Чтобы дать ему еду, когда вы едите вместе? — рассмеялся Хёнсок. В зале стало тихо, каждый занимался своим делом. Уён нахмурился, на его лице остались следы слабой улыбки. — Сан хороший, — просто сказал он, игнорируя неуместные расспросы. — О, серьёзно? Улыбка Хёнсока стала издевательской, но Сан всё ещё видел каплю озорства, которое заставляло его чувствовать себя неловко. Уён, казалось, ослеп от этого. — Сан лучше, чем ты когда-либо мог бы быть, Хён, — хихикнул он в ответ, подталкивая его локтем и радостно кудахча. — И я не буду отрицать это, — сквозь зубы процедил Сонхва, закидывая сумку на плечо. — О, да ладно, Хва. Расслабься, он пошутил. Уён закатил глаза, сняв футболку, чтобы надеть толстовку. Когда он снял капюшон, закрывавший его голову, Сонхва уже ушёл. Сан снова сосредоточился на том, чтобы переодеться, игнорируя тот факт, что он, хоть и не смотрел прямо, всё же мог сказать, что не сможет сосчитать рёбра Уёна. В тот день Сан переодел только штаны, оставив футболку, несмотря на то, что ткань прилипла к его коже от пота, выделившегося во время тренировки. В течение следующих нескольких недель Сан старался сохранять некоторую дистанцию ​​между ним и Уёном. Хёнсок продолжал придираться к нему, маскируя это под шутки, как только Уён появлялся рядом. Последний пошутил в ответ от имени Сана. Так шли дни, а Сан уже не так уж и любил эти уроки танцев. Он решил промолчать, решил не говорить Уёну, что Хёнсок не шутит, что парень совершенно серьёзен. Будет ли Уёну всё равно? Сану нравилось верить, что да, конечно, будет. Его разум рассказал ему другую историю, но вскоре она оказался ложной. Нет, целью Уёна не было навредить Сану. Да, Уён был другом Сана, готовый заступиться за него. — Ты только что сказал, что он похож на спичку? — Это была шутка, У. — Извинись. Хёнсок недоверчиво посмотрел на Уёна. — Что? Нет. — Зачем тебе так говорит о ком-то? Он не твой друг, Хёнсок. Он сокурсник. — И? Я всё ещё могу пошутить с одноклассником, Уён, в чем твоя проблема? — Моя проблема в том, что ты слишком разошёлся. На этой неделе ты уже не в первый раз оскорбляешь Сана вместо того, чтобы шутить с ним, — сердито сказал он. — Иди отсюда. Ты меня раздражаешь. — Извинись. — Нет. — Да. — Нет. — Скажи- Хёнсок ударил Уёна кулаком, из-за чего тот отшатнулся на несколько шагов, удивление отразилось на его лице. — Ты только что ударил его?! — громко спросил Сан, вступая в разговор с явным гневом в тоне. — Да, и что ты будешь делать? — Не испытывай, блять, меня. Челюсть Хёнсока отвисла. Он никогда не слышал, чтобы кто-то так с ним разговаривал — кроме, может быть, Сонхва, но даже он не выглядел таким серьёзным. — Итак, когда ты извинишься? — выплюнул Сан, и страх Хёнсока заметно вырос. — Прости. — Не передо мной извиняйся, придурок. — Прости, Уён. Сан повернулся к младшему и замер, увидев тонкую струйку крови, сочащуюся из разбитой губы Уёна. — Ты в порядке? — спросил он. Но он не услышал ответа, глаза прилипли к губе Уёна, к крови, сияющей в свете раздевалки, к алому, окрашивающему светлую кожу мальчика и медленно стекающему по его подбородку. Сан мог бы поклясться, что услышал, как капля упала на пол. — Сан? — Д-да? — Перестань так на меня смотреть, я сказал, что со мной всё будет в порядке. Он кивнул, горло внезапно пересохло. — Ты в порядке? Выглядишь так... — Уён замялся. Сан оглянулся на Хёнсока, но никого не увидел. — Он ушёл, разве ты не заметил? Улыбка Сана не могла быть ни натянутой, ни фальшивой, щеки болели, а глаза всё ещё были холодны, несмотря на попытки сделать взгляд мягче. — Тебе не нужно так заступаться за меня, Уён. — Что ты имеешь в виду? Он не должен был так говорить. Сан мрачно усмехнулся. — Однако он прав. Мои родители никогда не давали мне много еды, понимаешь? — пробормотал он. Его заявление стоило бы произнести с грустью. Сан должен был заплакать и проклясть мир за это. Но он этого не сделал, потому что, если быть до конца честным, он не знал своих родителей. Они были незнакомцами. Так что может быть о не доданной любви, даже в виде еды? Его мать не заботилась о нём, когда он был ребёнком. Как он помнил. Она ругала его. Она ругала его сестру. Она ругала его отца. От неё довольно часто чувствовался запах алкоголя. Когда она вернула его в Намхэ примерно годом ранее, Сан понял, что его мать никогда не изменится. Не то чтобы он когда-либо надеялся, что она это сделает. У него никогда не будет кого-то, кого можно было бы назвать мамой, и это было нормально, для него в этом не было ничего грустного. Во-первых, у него никогда не было многого от неё. Отец Сана тоже не присутствовал в его жизни. Хотя он был доброй душой. Добрая душа, впавшая в зависимость, превратившую его в добрую и грустную душу. Кто-то, кто не может позаботиться о себе должным образом, так как же он должен позаботится о Сане? — И я правда своего рода спичка. — Сан! — Что? — Не говори о себе так снисходительно. — Это не снисхождение, это правда. — Тогда извинись перед собой за то, что так думаешь. Слова Уёна были злыми. Уён выглядел очень сердитым. Уён даже не обращал внимания на след крови в уголке рта, на котором Сан мог только сосредоточиться. И Сан тоже разозлился, глядя на незначительную рану. Чрезвычайно зол. — Я могу думать все, что хочу, Уён. Я могу поверить, что он прав, если захочу, а тебе об этом ни слова. Хёнсок никогда не шутил со мной с тех пор, как я встретил его. Он посмеялся надо мной, и мне на это наплевать, так что пусть будет, не теряй из-за меня друга. Продолжайте шутить с ним в ответ. Не ссорьтесь ни с кем из-за правды. — Ты злишься на меня? Глаза Сана всё ещё были прикованы к малиновым бликам. Уён, казалось, заметил это, вытирая тыльной стороной ладони. Глаза Сана снова поднялись, он посмотрел на своего друга. — Ты злишься, что я шутил с ним, когда он был груб с тобой? Только тогда Сан понял, что да, он злился. Не сильно, но всё же. — Ага. — Прости. Сан усмехнулся, отворачиваясь. Он не знал, что ещё сказать. Он подумал, что бы сказал его дедушка, а затем повторил это. — Спасибо. Он правда был бы благодарен? Сан не знал. Однако он знал, что всё ещё злится. Был ли он зол только на Хёнсока или всё ещё и на Уёна, казалось, всё равно не имело значения. Через неделю Уён заболел. Это было неудачное совпадение, а ещё тот факт, что Сан решил остаться после урока с Сонхва, чтобы ещё немного попрактиковаться в определенной части хореографии, что тому пришлось остаться ещё позже, чтобы поговорить с их учителем, и что единственным ребёнком, оставшимся в раздевалке, был Хёнсок. — О, вот ты где. Знаешь, в прошлый раз я подумал, что ты сошёл с ума, но теперь, когда я думаю об этом, меня бесит то, как ты себя вёл. — Да, я бы очень хотел извиниться, но у меня есть приоритеты, поэтому я не могу. — "Приоритеты"? Я был другом Уёна шесть лет назад, Чхве. Ты разрушил эту дружбу, ты знаешь об этом? — Очень даже. Но я всё равно не извинюсь перед тобой. Ты этого не заслуживаешь. Хёнсок усмехнулся, медленно приближаясь. — Ты заноза в заднице, Чхве Сан. Слышал, твои родители не хотели иметь с тобой ничего общего из-за этого. — Очень низко с твоей стороны, — процедил Сан сквозь зубы, челюсть болела от давления. — Это я не хотел иметь с ними ничего общего, так что можешь прикусить свой язык. — Так вот почему ты совсем один? Потому что ты сбежал от единственных людей, которые могли терпеть тебя? Знаешь что? Они, наверное, рады. — Да пошёл ты, Хёнсок. Заставьте его страдать от его же слов. Заставь его истекать кровью. Сан замер, ошеломлённый собственными жестокими мыслями. Его неподвижности было достаточно, чтобы другой отвесил ему сильную пощёчину. Щёку жгло, глаза слезились этого жжения на коже. — Не изображай из себя взрослого, Сан. Ты ещё маленький ребенок. Тот, которого не хотели твои родители, — хихикнул Хёнсок, подчёркивая каждое слово и чувствуя себя, по-видимому, довольным их эффектом. Пальцы Сана схватили другого за воротник, заставив его отступить назад, но это длилось недолго, старший резко оттолкнул его. Спина Сана врезалась в стену. Голова откинулась по инерции назад, и внезапно череп пронзило острой болью. Сан почувствовал головокружение, руки потянулись к голове, словно защищая её. Хёнсок отступил назад, открыв рот. Кровь. Сан опустился на колени, застонав от боли и пытаясь собраться с мыслями. Когда он, наконец, смог сосредоточиться на чем-то другом, кроме сильной боли в затылке, его глаза заметили на полу небольшую лужицу крови. И прямо в ней утонул его браслет. Прямо там, посреди раздевалки и под испуганным взглядом Хёнсока, Сан почувствовал, что вернулся в Намхэ, глядя в дверной проём комнаты своей сестры и видя капли крови на деревянном полу. Он почти мог слышать эхо каждой капли, падающей и расширяющей малиновое озеро. На несколько секунд он задумался, будет ли его конец таким же, прежде чем привести свои мысли в порядок. А потом открылась дверь, и в раздевалке раздались громкие шаги, прежде чем замереть в тишине. — Какого хрена?! Хёнсок, что, чёрт возьми, ты сделал?! Взгляд Сана был прикован к браслету, на выгравированные инициалы капала кровь. Его металлическое сияние кричало о помощи. Плакало. Болело. Был ли это способ его сестры сказать, что он не должен забывать? Её способ преследовать его? Она всё ещё страдает, даже мёртвая? Была ли это его вина? — Я-я ничего не делал! Он накинулся на меня, я только оттолкнул его! Сан скучал по ней. Она была заботливой сестрой, каждый её день. Как она могла умереть в муках? Кровь начала течь по плитке, заливая трещины и увлажняя его колени. — О, ты ничего не сделал? Ты разбил ему голову о металлический крюк! Ты нормальный?! Браслет всё ещё лежал на полу, в крови. Прося спасти. И Сан снова замер. Он не двигался, позволяя ему кричать, плакать, болеть и умирать. Он просто смотрел на неё, на изящную цепочку и серебряный кулон, покрытую багровым цветом. — Сан? Эй, посмотри на меня, ты в порядке? Но взгляд мальчика прикован к луже крови. Всё в крови. Столько красной, малиновой, алой, глубокой, густой крови. Капелек было всего несколько, но они выглядели такими внушительными, будто тонул в океане. Прикрывает руки. Красные отпечатки пальцев украшают несколько шрамов на его руках. Его кровь. Он истекает кровью. Браслет забрали, спасли из кровавого моря загорелой рукой. Сан хотел остановить это, оттолкнуть эти пальцы, но был недостаточно быстр для этого. Через несколько секунд он скользнул на его запястье, серебристо-чистый. — Очень больно? Мне вызвать скорую? Это был Сонхва, материализовавшийся прямо перед ним. — Я в порядке, — прохрипел Сан. Его голос был слишком хриплым, чтобы быть в порядке, но тот, тем не менее, кивнул. — Я думаю, нам всё же следует пойти в лазарет. У тебя идёт кровь. Лицо Сонхва расплылось в его поле зрения, и из его горла вырвалась икота. — Эй, эй, всё будет хорошо. Но эти слова не казались правильными. Не тогда, когда Сан всё ещё слышал их из уст своей сестры. Не тогда, когда он всё ещё видел её глаза, трепещущие вблизи, на расстоянии его юного разума. Не тогда, когда он всё ещё представлял себе её мёртвое тело. Не тогда, когда он мог быть быстрее. Не тогда, когда, на самом деле, он был ничем не лучше, чем кто-либо из этой семьи. Не тогда, когда вид его собственной лужи кровью, хоть и был таким болезненным, но восхитительным. Сан изменился, но его любовь к красному цвету осталась прежней.