Пока бьется чистое сердце исповедницы

POV Фили Хрупкая нежная фигура, проходя мимо, оставляла за собой запах хвои. Небрежно убранные в хвост и сверкавшие под лучами солнца волосы, словно намеренно притягивавшие внимание, восторгали меня каждый раз, когда мой взгляд цеплялся за них. Её аккуратные кисти рук то и дело крепко хватались за ремень сумки, которую она, не снимая, носила. Её взгляд часто обращался к небу. В такие моменты в глазах можно было разглядеть несвойственные им нежность и восторг. И именно в эти моменты, когда она не оглядывалась в страхе по сторонам, замечая в нас только врагов, готовых в любую минуту кинуться на неё, я бесшумно наблюдал за ней в тени, а в мыслях прокручивалась лишь одна фраза: «О Махал, как она красива». Своё первое впечатление о себе я уже испортил, посему решил исправиться. День выдался обычным, но, как мне казалось, благоприятным для налаживания отношений с исповедницей. Пришлось подговорить ответственного за пони Дори, чтобы он позволил себе переложить на нас с Хоуп всю работу и отдохнуть самому. Когда мы стояли по разные стороны друг от друга с исповедницей, я собрался с мыслями и, сжав кулак, задал ей интересующий меня вопрос, что мог бы послужить хорошим началом для диалога. Но неожиданно она посчитала его, видимо, грубым, и оставила без ответа. Весь мой настрой молниеносно испарился, как дым на ветру, и я растерянно уставился на неё, ожидая хоть какой-то реакции, но исповедница, будто статуя, стояла, замерев и отвернувшись. Проклятье. Что делать? Я обошел её и додумался представиться, однако и теперь она никак не отреагировала, а затем к нам присоединился мой брат, которого никто не звал, и, испортив мой, никому неизвестный помимо меня, план, подменил её. Она, видимо, сочла это прекрасным знаком, чтобы стремительно ретироваться. Во мне вскипала злоба, и с того дня я начал действовать напористее. Но я был наивен. Почти каждый день я оценивал ситуацию и место, выжидая нужный момент, чтобы пообщаться с ней и приблизиться хоть на толику к её душе. Но каждый проклятый раз она отстранялась от меня ещё дальше. Я пугал её? Все её пугают. Она сторонилась всех. По крайней мере, я хотел так думать. Но, Фили, пора признать, что больше всех она сторонилась только тебя. Нет, больше всего она боялась и ненавидела моего дядю, Торина Дубощита. Все её тело напрягалось и сжималось при виде его сурового взгляда. Взгляд опускался вниз, а пальцы рук сжимали ремень сумки сильнее. Дядюшка же чувствовал к ней отвращение и ждал подходящего момента, чтобы избавиться от обузы. Так, в один из дней пребывания в Ривенделле, дядя созвал всех поздним вечером в круглом зале с небольшим столиком посередине, чтобы обсудить дальнейший путь. Исповедницы и хоббита не было, но никто не предал этому значения. Мы толпой скучковались, окружая стол и внимательно слушая нашего предводителя под приглушенным тёплым светом свечи. Дубощит сообщил о необходимости продолжить путь без девушки и перебрал причины, доказывавшие эту необходимость. Вот почему не позвали её. А хоббита — потому что стал бы спорить. Мои сородичи молча переглядывались. Я не сдержался и первым решил выразить своё мнение: «Я — за». Дядя одобрительно кивнул мне. Я мог обеспечить ей хорошие условия проживания среди вкусной еды и приятной атмосферы. Я делал это для неё, даже если ей это могло не понравиться. Один из друзей, позже я рассмотрел в толпе, что это Бофур, возмутился и предложил проголосовать, на что все закивали. Торин недовольно скривился и, облокотившись спиной о стену, скрестил руки на груди. — Голосуйте, — его голос был тихим и равнодушным. — Я хочу, чтобы девочка осталась в безопасности в эльфийских владениях, — начал Балин, — в комфортных условиях, а не с дикарями в лесу. — Она никчемна, даже не удивлюсь, что и силы у неё никакой нет. Возимся с пустышкой, — подхватил Двалин и ухмыльнулся, некоторые из нас одобрительно заворчали. Дядя встал и подошёл к столу. Гомон тут же стих. — Исповедница опасна и бесполезна одновременно, что даже смешно, — кто-то закивал. — Мы только тратим время на это глупое голосование, Бофур, всё понятно и так — исповедница остаётся у эльфов. Сказав своё последнее слово Дубощит ушёл, а следом за ним отправились Двалин и Балин. Гномы начали собираться уходить, но Бофур остановил их, продолжив говорить. — Она — одна из нас, — громко заявил он. — Хотите вы этого или нет, но она уже связана с гномами нашим походом, нашей целью и нашей тайной. Некоторые заметно замешкались. — Мы не можем бросить девочку в неизвестном ей месте и просто исчезнуть, не сказав ни слова. Кто мы после этого? Она напугана. Представьте, какие мы в её глазах — дикари да убийцы. Косимся на неё, так ещё и наобещали много золота после похода! Эх-х, а сами втихаря бросим. Он махнул рукой на нас. Многие стыдливо опустили глаза. Бофур, нет. Она должна остаться. — Руку вверх, кто за то, чтобы Хоуп шла с нами! — Бофур первым гордо поднял руку. Вторым стал Кили, а сразу за ним Ори. Отец Ори — Дори — замешкался, но, спустя мгновенье, повторил за своим сыном. Я толкнул Кили в бок, вопросительно уставившись на него, но, поглощённый происходящим, он не обратил на меня внимания. Уже четверо, ещё немного и проголосует большинство. Перестаньте! И, будто услышав мои мысли, Нори, Оин и Глоин, Бифур и Бомбур одновременно вытянули ввысь руки. Девять. Большинство. В тот момент я надеялся на власть Торина, который мог оставить ее, лишь приказав. Но на смену надежде пришло сомнение, когда на следующее утро я столкнулся с непривычно умиротворённой Хоуп. На лице её была искренняя улыбка, которую она показала впервые за поход — она светилась от счастья. И ровно тогда я осознал, как сильно не хочу, чтобы её оставили здесь. Я хотел видеть её каждый день. О Хоуп, как же ты засела в моём сердце.

***

Я помню, как меня обуял животный страх. Такого я не чувствовал со времен убийства своего первого орка. Мы с Кили тогда знатно повздорили, и я со злости ушёл в лес, чтобы в одиночку пронзать мечом воздух. Весь гнев плавно перетекал в моё оружие, а затем и вовсе плавно уходил. В голове остались трезвые мысли, укореняя понимание моей неправоты перед братом, но Кили опередил меня и пришёл извиняться первым. В тот момент я смотрел на него и чувствовал всю ту теплую связь между нами, однако нас прервал случайно заблудший орк. Мерзкая тварь напала на безоружного Кили, замахиваясь своим кривым топором. Это был мой первый раз, когда я видел этих тварей вблизи. Страх сковал моё тело, и я не мог сдвинуться. Я лишь наблюдал, как изогнутый самодельный топор летит в грудь грудь моего брата. Он вскрикнул от боли и повалился на траву. Я не помнил, как я убил того орка, но момент дрожи в руках, которые держали окровавленный меч, засел в моей голове на всю жизнь. Теперь Кили носит длинный шрам на груди, напоминавший мне о моих страхе и беспомощности. По моей вине я чуть не потерял близкого мне человека. Хоуп, ты заставила меня почувствовать то же самое снова. Гоблины. Мерзкие твари. Я был готов в любую минуту накинуться на любого из них, однако приходилось сдерживать свою ненависть к этой нечисти. Торин, как достойный предводитель, взял всё в свои руки и вышел вперёд к гоблинскому правителю. Я сконцентрировал всё своё внимание на них, ожидая момента, чтобы напасть, если это потребуется. Важна была каждая деталь: то, как гоблины себя вели, и то, какие скрытые сигналы дядя может нам дать. Я по привычке кинул взгляд в сторону брата, а затем перевёл его на Хоуп, которая должна была стоять близко ко мне. Она вела себя странно, отстраняясь в противоположную от меня сторону и поднимая свою крохотную ладошку. Черт, Хоуп, они вскроют тебе твой красивый живот. В последний момент я успел схватить её за руку и прижать к себе, моля, чтобы нас не заметили. Я шепотом поинтересовался, что она делала, на что она внезапно громко воскликнула, испортив весь мой план. Её схватили и собирались покалечить. Слава Махалу, волшебник появился вовремя, но на этом всё не закончилось — началась резня, и из-за творившегося хаоса я боялся потерять из виду исповедницу. Расчищая пространство около неё, я не заметил, как один из них набросился сзади и повалил меня. Я разобрался с ним быстро, но зато потерял её. Я потерял Хоуп. Каждый миг на меня наседали гоблины, им не было конца. Словно тараканы, они налетали, окружая со всех сторон. Тогда я выкрикнул её имя. Только среди всего этого шума я не смог даже расслышать собственный голос. В какой-то момент волшебник повёл нас за собой, и я высмотрел девушку с кинжалом в руках, бежавшую за Торином. Ты жива! По пути я отбивался от тварей вместе с Кили и, доверясь Торину, за которым следовала Хоуп, я невольно расслабился, зная, что она уже в меньшей опасности. Снося уродливые головы с плеч, мы перебрались через узкий шаткий мостик. Следуя за магом, безошибочно выбиравшим путь вперед, совсем скоро мы оказались на свободе, вне стен этих вонючих пещер. Пробираясь сквозь деревья, мы с братом добрались до остальных. Дав себе пару секунд отдышаться, я огляделся, выискивая её зеленые глаза. Но их не было. — Где Хоуп? — закричал я и обернулся к горе, подумав, не отстала ли она от нас. — Хоуп нет! — гномы начали рыскать глазами, поворачивая головы из стороны в сторону. — Её нигде нет! И хоббита тоже! — воскликнул кто-то. — Кто последний видел её? — волшебник громко и грозно задал вопрос. В его голосе был слышен испуг. — Отвечайте! — Она следовала за тобой, дядя, — я развернулся и подошёл к Торину, сцепившись с ним взглядами. — Она бежала с маленьким ножичком в руках за тобой, а ты не удосужился подумать о ней, хотя сам запретил ей брать оружие. И теперь она, возможно, мертва. Из-за тебя. На последних словах я сделал акцент. На лице Дубощита не дёрнулась ни одна мышца, однако еле заметная тень легла на его лицо. — Она все это время была с тобой, Фили, — после секундной заминки ответил он. — Я не видел её, я доверил её жизнь тебе, зная о твоих чувствах. Зная о моих чувствах. Доверил её жизнь тебе. Эти слова резанули больнее острой секиры. — А Бильбо? Где Бильбо? — Гэндальф, отчаявшись, начал подходить к каждому и расспрашивать о Хоуп и Бильбо, а я, тяжело дыша, яростно впивался глазами в Торина, пока мы не услышали долгожданное шуршание шагов по траве. Сердце бешено застучало, и я, в надежде увидеть изящную маленькую фигурку, повернулся на звук. Но увидел только Бильбо. Внутри похолодело. В голове проскочили тревожные мысли, и я развернулся обратно к своему дяде. — Ты рад, что избавился от неё? — выкинул я и, не дождавшись ответа, направился быстрым шагом к горе, обнажая свой меч. Все начали звать исповедницу, ожидая, что она может оказаться где-то поблизости. Кили догонял меня сзади. Я не спас её. Я не спас её. Я разнесу в этой проклятой горе всех и найду тебя, Хоуп. Вдруг раздался радостный женский голос. Время на миг остановилось, пока я стоял неподвижно. Она жива. И я, не раздумывая, кинулся к ней. Промокшая, с растрепанными волосами, она улыбалась нам. Столько слов могли сорваться с моих уст, столько вопросов и признаний, но я хмуро оглядел её на наличие травм и, убедившись, что она цела, отошёл, смешиваясь со своими собратьями. Девушке обрадовались больше, чем хоббиту, но тот, кажется, этого и не заметил в порыве радости. Торин, что стоял поодаль от всех, непривычно наблюдал за ней, а выражение его лица на миг дало крохотную трещину, что навело меня на мысль, что он рад. Однако, когда они с Хоуп встретились взглядами, его лицо приняло свой обычный вид — равнодушный и холодный, как сталь.

***

Я долго размышлял о своей жизни: чем мне заняться после того, как мы захватим гору, или что я буду должен делать, если наш план пойдёт по одному месту — всё это волновало меня и заставляло сомневаться в себе. Кили же относился ко всему проще, я бы даже сказал, что вовсе ни к чему не относился. Его голова не была забита, и ночью он спал спокойно. Но мне всё это не давало покоя. Почему мы с братом так не похожи? Иногда я завидую его беспечности. И с Хоуп дела у него шли лучше, чем у меня. У всех шли лучше с ней дела. Я злился и считал это несправедливостью. Опять все мысли сводятся к ней. Длительное время я не хотел видеть и признавать, что девушка сдружилась с Бофуром и Ори — они часто беседовали возле костра и всегда шли рядом в веренице. Когда я признал, что среди гномов у неё появились те, кого она подпускала к себе ближе, и которым открывалась, я оправдывался Торином. Они яростно ненавидели и боялись друг друга, и я был рад, что не я был её настоящим врагом. Но в один миг всё изменилось.

***

Я хватал Кили за руку, держа его на весу над пропастью. Ещё чуть-чуть и мой брат сгинет в неизвестности. Сам я ухватился за посох волшебника, что служил нашим спасением и держал нас. — Фили, брось меня и поднимайся на дерево, — кряхтя, останавливаясь на каждом слове, уговаривал меня брат. — Замолчи, — бросил я, а потом добавил: — И не смей отпускать, Кили. Слышишь? Не смей! Ответа не последовало. Кили, морщась, стиснул челюсти. С него обильно падали капли пота, а сам он стал бордовым от напряжения. — Ещё немного, — крикнул волшебник, сам еле державшийся за ветку. Внезапно он испуганно воскликнул: — Что? Хоуп? Остановите её немедленно! Что с ней? — Гендальф, что с исповедницей? — с трудом поинтересовался я, но волшебник, поглощённый происходящим сверху, промолчал. Проклятье. — Фили, отпускай, — спустя минуту напряжённого молчания приказал старик. — Живо! И я, доверившись, отпустил руку. Мы с Кили камнем полетели вниз, и нас с братом подхватили орлы, кружащие над пропастью. Мы перекинулись парой радостных возгласов, пока я не вспомнил о ней. Мы кружили над обрывом, всматриваясь в каждую мелкую деталь, выслеживая хрупкую фигуру и русые волосы. Но все мои попытки были тщетны. Разглядеть что-то среди хаоса, что творился внизу, было мне не по силам. Дым, поднимавшийся от пожара, не давал возможности чётко видеть. Сжимая оперенье моего спасителя так, что костяшки побелели, я проговаривал у себя в голове её имя. Прошу, найдись. И она нашлась. Безжизненное тельце, вокруг которого пылал огонь. Орки, верхом на варгах, убегали прочь от пламени, не замечая девушку, даже когда приходилось перепрыгнуть ее, как бревно, преграждающее путь. Мы летели к ней, сломя голову, но орёл, который нёс волшебника, опередил нас. Он схватил её когтями в то время, когда языки пламени почти добрались до нее. Хоть бы ты была жива. Не сбавляя скорость, мы следовали за ней. Паря в воздухе на неимоверной высоте, я звал её. И в какой-то миг она ответила так, словно её будили рано утром, а она хотела ещё побыть в царстве сна. Она жива! Мой взгляд блуждал по её развевающимся на ветру локонам, озарявшимся утренним солнцем. На моём лице невольно появилась улыбка, а сердце забилось чаще от возбуждения. Мы подлетели к ней ближе, когда я понял, что она рыдает. Мне больно видеть твои слезы, Хоуп. От неожиданности и волнения я выпалил очень глупую фразу. «Мы приземляемся, не ной». Она не уходила из моих мыслей с того момента. Как мне жаль, что не успокоил и не поддержал тебя тогда. Я дурак. После приземления Торин подошел к ней, чтобы отчитать, но в последний момент передумал. Его лицо преобразилось так, как я никогда прежде не видел — оно смягчилось и стало полно теплоты и ласки. Его взгляд был прикован к её сверкающим глазам. Он обнял её, и меня словно резко стукнули по голове — всё это время я не замечал этого, точно наивный ребенок. Я искренне верил в их ненависть, однако это было далеко не так. То, как они не отводили глаз, зачарованно смотря друг на друга и тяжело дыша. То, как они тогда стояли — она улыбалась ему, а он любовался ею. И я понял, как долго они оба ждали этого. Она не ненавидела его, а жаждала, чтобы между ними не было вражды, а Торин в свою очередь хотел ей довериться. Великий Махал, у них есть чувства к друг другу. В сердце больно кольнуло, и мой дух пал.