«А ведь я любил тебя. Любил просто так. А ты?»
Свет от старенького ноутбука освещал истощенное лицо. В тесной комнате было темно и душно. Пыль заполняла легкие, так трудно дышать. Так тихо, только пальцы стучат по липкой клавиатуре. Легкое мерцание заставляло слезиться глаза. Или это было совсем не оно? Так много мыслей, так тяжело всё рассказать. Мне так плохо. Многие люди хоть раз сталкивались с образом жертвы. Что же, это довольно удобно. Тебя жалеют, тебя любят. Тебе вешают сладостную пелену на глаза, что ты кому-то нужен. Что ты чего-то стоишь в этом Мире. Только вот вы правы в том, что это образ. Этим людям не так плохо на самом деле. Ваши лестные речи лишь тешат их эго, поднимают самооценку. Они вампиры, которые вцепятся в вас со слезами на глазах и будут сосать из вас жизнь. Вы умрете ни с чем, а они в качестве прекрасного цветка зацветут на перегное из крови и скорби. Тогда созревает вопрос — А кто эти настоящие жертвы? Я отвечу на него. Мне жаль вас, если это описание подходит к вам. Но услышьте меня, вдруг всё не так уж и плохо. Я думаю, что жертвы они…. Боятся? Они никогда не скажут вам, что их сломали. Страх проел их кости, их чувства стерты в порошок. Они стали лишь оболочкой, которая издали напоминает человека. Они живут чужими интересами, чужими желаниями. Они забыли, что когда-то жил замечательный индивид. Но они его убили, а ради чего? Они не винят никого в своей смерти, только себя. Они постоянно ищут ответы, а если не находят, то не могут смириться с таким печальным тупиком в своей жизни. Вы правильно подумали. Жертва мертва уже с самого начала, а потом лишь доживает свои мгновения. Палец слетел с клавиши. Рваный хрип вылетел из горла в бессилии. Как же больно, почему так? Сотни острых бритв по сердцу не сравнятся с этим. Я чувствую вину? Но за что? Патрик закрыл лицо руками и тихо застонал. Его ногти крошились и были обкусаны. Руки исхудали, они были холодными и грубыми. Где же тот приятный шелк? Та мягкость, которая сразу могла успокоить и вернуть в настоящее? О нет, это не кожи секрет, а такой богатой души, которая принадлежала поляку.«Я просто попробую тебя на вкус и всего-то)»
Нижняя губа болезненно затрещала по швам. Небольшие коросточки мигом рвались от любой дрожи. Бжегоз не мог плакать, хоть так и хотел. Он давно своё выплакал, даже когда был с ним. Лишь жалкие сипы вырывались из горла, но их сразу заменяло тяжкое дыхание. Хотелось задушить себя, чтобы избавиться от этих чувств. Хотелось крикнуть — «Жизнь, убей меня, хватит меня пытать». Отчаяние достигло предела. Упав на клавиатуру, Патрик начал судорожно задыхаться. — Мама, мамочка….— тихий вой смешался в сети соплей — Помоги…. Чуть живой взгляд устремился на окно. Сейчас на улице было темно и жарко. Типичный июльский вечер. Из приоткрытого окна слышались радостные взвизги и голоса. Но постепенно всё смешивалось в однотонный гул. Но одно небо никак себя не меняло, оно было таким же гармоничным и умиротворенным. Горшок с базиликом всё еще стоял. Пат любил эту причуду, особенно при готовке. Играет радио, шипит масло. А ты такой веселый, что тебе всё ни по чем. Вдруг в проеме появляется тот самый, ты ему улыбаешься. Легко дразнишь его за сонливость, а потом целуешь в колючую щеку. Он задает банальный вопрос о завтраке, а ты аккуратно срезаешь листик и кладешь в рот. Ох уж этот вкус Италии, он так манит и возбуждает. Сначала горький и жгучий, но потом такой пряный и пьянящий. Прям как ты, Пол. Патрик всё еще бездумно глядел в окно. Его взгляд не фокусировался на определенной точке, парень был в беспамятстве. Но вот этот образ, вот это имя. В груди неприятно защемило. Рука медленно скользнула по ключице. Пальцы, словно змеи, плыли по плотной ткани мятой футболки. Складка, вот еще одна, ты чувствуешь. Ты небрежно коснулся соска, но ничего не произошло. А ведь когда-то такое прикосновение могло вызвать желанную дрожь по всему телу, доставить максимальное удовольствие. Ворд мог доставить такое удовольствие, бровастый всегда видел слабые места, именно поэтому он был лучшим. Снова этот проклятый образ. Рука резко сжалась на груди. Резкие движения, застывшие пальцы, острые ногти. Небольшие волоски на груди друг за другом исчезали под летней тканью. Мелкие крупицы крови напоминали багровые веснушки, только вот последние не приносили дискомфорта. Мышца заныла, конечно, скрути так руку. Очнувшись от нестандартного гнева, Бжегозшикевич приоткрыл рот. Хотелось что-то сказать в пустоту, но ничего не выходило. Юноша снова уставился в экран. Синеватое мерцание снова резало ножницами глаза, но уже не так больно. Придвинувшись ближе, Пат зажмурился. Прохладный ветерок коснулся его лица, пытаясь разбудить от всего этого кошмара. Занавески цвета шампань легко развевались на ветру. Мать поляка их повесила из-за своей прихоти.«Что происходит дома,
то происходит только дома. Никто не должен о вас знать, даже о вашей трапезе»
Хоть в Англии как-то и не принято занавешивать окна, но вот в славянских странах всё иначе. Пат до сих пор вспоминал, как их мама на ночь задергивала плотные шторы, ведь здоровый сон должен быть в тотальной темноте. Бывший пилот еще раз взглянул на невесомую ткань. Она так изящно танцевала на теплом воздухе, так спокойно и не торопясь. Вот бы и ему так. Рука потянулась к заляпанному сенсору. Мозолистые пальцы слегка провели вниз, картинка сменилась.«Улыбочку, мой будущий
муж»
Такой молодой. Такой добрый. Такой будоражащий. Пол всегда был тем самым лакомым кусочком, который сложно достать. А если он был у тебя, то ты автоматически становился самым счастливым человеком в Мире. Он умел сделать приятно, поддержать в трудную минуту. Умел создать образ, что он всегда с тобой и никуда не уйдет. Будучи в армии, то эта штука была полезной. Иногда их смены не пересекались, и поляк очень тосковал по своему крепкому плечу. В такие моменты лицо заливалось румянцем, а губы искривлялись в усмешке. Но кто этот парень рядом с ним? Он такой красивый, Патрик даже чуть заревновал. Он такой аппетитный, такой живой. Я бы всё отдал, чтобы оказаться на его месте.Это был ты.
Бжегоз нервно прыснул. И правда, это был он, вот только в прошлом. Такое румяное лицо, а глаза, какие улыбчивые. Мальчик на выданье и только. Грустно опершись на руку, мужчина театрально и как-то по-детски закатил влажные от остатков слез глаза.«Сука, в глаза мне
смотри, мудак! Трусливое ты чмо, ты реально думал, что я тебе поверю, а?»
Патрик все еще смотрел, но точно ли в потолок?«Шваль, даун. Да на
тебя слова тратить жалко. Хлопает своими окулярами и делает вид, что вообще не
при чем. Как же меня бесит твое вранье, шлюха»
Его улыбка задрожала.«Я тебя ненавижу! Ты
никто и всегда был никем. Я тебя достал из того говна, я!!!»
На лице появилась гримаса боли, которая пыталась сдержать плачь.«Зачем ты так со мной
поступаешь, Патрик?! Я единственный кто тебя любит, остальным плевать!»
— Нет…— руки судорожно убрали грязную челку назад.«Ты не сможешь без
меня, ты сдохнешь, как и все они посдыхали!»
— Прошу, не надо… — рука дернулась, больно вырвав клочок волос.«Я единственный кто
любит тебя. Я один»
— Прости меня! Вернись ко мне! Я больше не буду! Я больше не буду давать поводов для сомнений. Прошу, я сделаю всё! Прошу, Пол, Пол. Пол! Прошу… — Патрик кричал, но никто его уже не слушал. Без сил упав на стол с мусором, юноша начал бить кулаками себя по голове от бессилия. Это он во всем виноват, если бы Бжегоз промолчал про побои, то Пол бы был рядом. Они бы были счастливы. Тихие всхлипы раздавались эхом по всей комнатке. Слезы и сопли растеклись по всему лицу, больно щипля небольшие ранки. Из горла вылетали несвязанные с собой предложения и междометия, но парня это не волновало. Рука снова потянулась к машине, несколько кликов и новое изображение. Розовый цвет от толстовки мужчины на фотографии заполнил собой пространство. Шмыгнув носом и вытерев лицо ладонью, Пат выпрямился. Вглядываясь в чужие глаза, юноша пытался вернуться туда, где им было хорошо. Он бы сейчас ему всё простил. И курение за столом, и оскорбления, и побои. Всё. Тонкие пальцы подцепили низ футболки. Оголяя торс и грудь, Пат будто показывал всё это Ворду на экране. — Это всё еще твоё, я все еще твой. Вернись… Патрик обезумел. Пошел по наклонной от горя и отчаяния. Его сломали, растоптали. Будь это тот старый Бжегозшикевич, то он бы не дал себя в обиду. Никогда. Розовая пелена дурманила разум поляка, отстав от футболки, парень медленно потянулся к пиксельному лицу голландца. Погладив экран, солдат придвинулся чуть ближе, потом еще ближе. Вот он уже приподнялся со своего привычного места и аккуратно подползает к экрану. Дыхание становится тяжелым, хоть иногда и прерывается тихим всхлипом. Несколько быстрых кликов, пальцы снова возвращаются к экрану. Теперь лицо Пола вблизи еще прекрасней. Пат тихонько приближает своё лико к чужому. Неуверенный поцелуй, потом еще один. Еще, еще, еще и еще. Ноутбук уже болезненно затрещал под тяжелым коленом мужчины, но поляку плевать. Оторвавшись от любимого лица, Пат тяжело выдохнул. — Я помню наш первый поцелуй, а ты? Это было под старой сосной. В нашем парке. Ты так любил это вспоминать, что даже купил квартиру с видом на него. Видишь? — Патрик соскочил со стола и устремился к окну. Отодвинув занавеску в сторону, парень ткнул в стекло, тем самым указывая на старую сосну. — Она прямо сейчас смотрит на нас. Чувствуешь, да? Но Пол молчал. Даже если бы он и был здесь, то просто посмеялся и назвал бы всё это глупостью. Но не ушел бы. Он бы остался, чтобы все же её услышать. Усевшись рядом с экраном, парень провел по чужому лицу. — А помнишь… Такими вечерами мы с тобой танцевали. Ты включал радио, приглашал меня. А я отнекивался, говорил, что у меня много работы. Ты начинал щекотать меня и кружить, а я смеялся. Патрик подпрыгнул. Медленно спустившись на пол, юноша закружился вокруг себя. Так не хотелось просыпаться от этого сладостного танца. Он наконец нашел ту жилу спокойствия и гармонии. Так не хочется её отпускать. Забравшись на массивный подоконник, парень раскрыл окно. — А может ты ошибался? Как видишь, то я жив. И я буду жить! А ты и оставайся жалким воспоминанием в пикселях.— поляк рассмеялся. Сейчас он чувствовал себя свободным. Вот-вот и его крылья за спиной снова появятся. Чуть высунувшись из окна, Патрик жадно вдохнул июльский воздух. Так хорошо, Господи, как же хорошо. Положив на язык листик базилика, парень обхватил себя руками и довольно зажмурился, но… — Скоро буду, жди — донес ветер уличный мужской голос. Эта знакомая хрипотца, этот тембр. Этот терпкий вкус после поцелуя. Пат вздрогнул. Медленно обернувшись, пилот начал вглядываться в темноту. Где-то там был силуэт, но он был так далеко. Повернувшись полностью лицом к прохладе вечера, поляк бездумно кого-то выглядывал. Ему не могло показаться, это был он. Это его эхо. — Постой — снова повторил голос. Скрип обработанного дерева под тяжестью тела, кроткий вздох. И тишина… В тесной комнате было совсем темно и душно. Занавески лениво покачивались, а базилик всё так же дурманяще пах. Старенький ноутбук проблемно мерцал, а на экране всё также висел его портрет. Гробовую тишину разрезал звук суматохи на улице и ветра. Громкий писк оповещения сообщения и малого заряда. Но никому уже нет дела. Его лицо всё ещё висело на мониторе. Секунда, и всё потухло. Только вот последнее уведомление…«Я же говорил, что не
сможешь»