In Other Words

      Джек крепко держал поводок Жнеца, когда зашёл в клинику. Он ожидал странных взглядов, брошенных в его сторону; не каждый день можно было увидеть человека, разгуливающего с совой на руке. Жнец вёл себя наилучшим образом и не кричал на людей. Однако он бросал злобные взгляды на любого, кто подходил слишком близко. Он хороший совёнок-защитник; да, держит незнакомцев подальше. — Джек Моррисон? — с улыбкой спросила секретарша, когда он подошёл к ней. — Да, — кивнул Джек. — Дзенъятта ждет тебя, — улыбнулась она. — Он здесь, дальше по коридору. Третья дверь слева. Ваша сова прекрасна. — Осторожнее с такими комплементами, — усмехнулся Джек, игриво прикрывая одно ухо Жнеца. — Вы можете раздуть его эго ещё больше, чем оно уже есть. Секретарша хихикнула в ответ на его поддразнивание. Жнец прикусил палец мужчины за комментарий. Если совы могли дуться, то Габриэль определенно дулся. Он цокнул языком своему спутнику, поглаживая живот, чтобы успокоить «надутую губу»; глупый малыш, Джек всё ещё любит тебя. Джек сосчитал двери, мимо которых прошёл, прежде чем постучать костяшками пальцев по третьей слева. — Войдите, — раздался успокаивающий голос Дзенъятты. Джек толкнул дверь и улыбнулся: — Добрый день, Дзенъятта, — поздоровался он, входя. — Добрый день, — склонил голову Дзенъятта. — Я рад, что ты сделал это, Джек. Привет, Жнец; надеюсь, что насест, который я установил для тебя, соответствует твоим стандартам. Джек ухмыльнулся, поднимая Жнеца на насест за диваном. Сова немедленно подошла и одобрительно щёлкнула клювом, как всегда бдительный страж. Да, это нравится королю; молодец, железный. Дзенъятта сплёл пальцы вместе, плавая напротив Джека. — Я вижу, что он одобряет, — усмехнулся Дзенъятта. — Я беспокоился, что насест будет маловат. — Спасибо, Дзенъятта, — сказал Джек, протягивая руку, чтобы погладить Жнеца по животу. — Это больше, чем я мог когда-либо надеяться. — Я рад, — Дзенъятта с улыбкой наклонил голову. – Джек, я знаю, что тебе сейчас будет тяжело. Я не жду, что ты расскажешь мне всё сразу. Нам нужно найти корень твоей проблемы и медленно работать, чтобы помочь выздороветь. Если потребуется сотня сеансов, прежде чем ты будешь готов мне что-то сказать, я буду ждать. — Он подплыл немного ближе и положил свою холодную металлическую руку на руку Джека. — Я здесь, чтобы помочь тебе, Джек. Ты не одинок, независимо от того, что твоя «болезнь» говорит обратное. — Спасибо, — вздохнул Джек, прежде чем потёр шею и наклонился вперёд. — Я знаю, в чём моя самая большая проблема, — пробормотал он. — Я... воспоминания. Они срабатывают в основном от громких звуков; в основном от басов. Как в клубе. Я, блядь, больше не могу этого выносить. Это звучит как... ну, я не знаю, был ли ты когда-нибудь в битве, но.... — Я был, — тихо сказал Дзенъятта. — Это не тот опыт, о котором весело рассказывать, ты понимаешь, о чём я. Звуковой рёв наступающих Бастионов так же ужасен для целителей, как и для солдат, которым мы пытались помочь. Джек вздрогнул при этой мысли. Чёрт, он ненавидел эти подразделения. С ними было хуже всего иметь дело. Как только они активировались, их уже нельзя было остановить. Так много солдат было потеряно из-за этих чудовищ, и ему было больно даже думать о них. — И... и иногда мои собственные мысли вызывают эпизоды, — тихо пробормотал он, пристыжённо глядя на свои колени. — Твои собственные мысли? — спросил Дзенъятта. Джек кивнул: — Это не занимает много времени. Одна случайная мысль и... и я помню…Я помню Габриэля. Горло перехватило, и Джек закрыл лицо руками. Пропасть в его груди широко зияла и грозила поглотить его. Жнец осторожно запрыгнул ему на плечи и начал аккуратно расчёсывать волосы. Джек протянул руку и неуверенно начал поглаживать крылья, пытаясь заземлиться. — В тебе есть большая боль, когда дело касается этого человека, — мягко сказал Дзенъятта. — Кем был для тебя этот человек, Джек? — Величайший человек, которого я когда-либо знал, — сумел прошептать Джек. — Он был моим другом, моим командиром и моим партнером. — Ах, — Дзенъятта тихо вздохнул. — Да. Да, я понимаю, как мысли о нём могут причинить тебе боль. Его холодные металлические руки легли на руки Джека и нежно сжали. Моррисон кивнул и медленно поднял голову, чтобы встретиться взглядом с Дзенъяттой и заставил себя улыбнуться. — Прости, — пробормотал он. — Я не думаю, что смогу много говорить. — Всё в порядке, Джек, — успокоил его Дзенъятта. — У меня есть на примете альтернатива. Ты бы хотел научиться медитировать? — Я... что? — спросил Джек, растерянно моргая. — Медитация может помочь укрепить разум, — сказал Дзенъятта. — Если ты чувствуешь себя подавленным, выдели минутку, чтобы найти свой центр; это может быть более полезным, чем некоторые виды лекарств. Это приобретённый навык, но с практикой он может улучшиться. Тебя это интересует? — Да, — кивнул Джек. Если бы Джек мог отказаться от лоразепама, это было бы потрясающе. Зависимость от таблеток сильно убивала, но у него не было средств, чтобы перейти на более эффективные ежедневные лекарства. Мужчина не хотел думать о том, что таблетки делают с его внутренностями. Если бы Джек мог просто сесть на свой диван и помедитировать, чтобы справиться с приступами паники, это было бы потрясающе. Это не заменит лекарства полностью, но отсутствие необходимости полагаться исключительно на таблетки сотворило бы с ним чудеса. Дзенъятта кивнул головой, прежде чем провести медитацию. Получалось плохо, мысли заполняли голову, но Дзенъятта не ругал Джека. Он был невероятно понимающим и предложил несколько различных способов помочь сосредоточиться. — Это диск, который я раздаю своим пациентам, чтобы помочь медитировать самостоятельно, — сказал Дзенъятта в конце сеанса. — Он проведёт через шаги, необходимые для достижения внутреннего покоя. Не расстраивайся, если с первого раза не получится. Ты учишься, и каждая ошибка — это шаг в правильном направлении, пока ты не сдашься. — Спасибо, Дзенъятта, — улыбнулся Джек, взяв диск и помогая Жнецу снова сесть на руку. — Это тоже для тебя, — улыбнулся Дзенъятта, протягивая карточку. Джек взял карточку и перечитал её. Он вскинул голову и уставился на Дзенъятту, не в силах вымолвить ни слова благодарности. Карточка была удостоверением личности, в котором говорилось, что Жнец был его личной совой от стресса. Слёзы начали жечь глаза, и Моррисон протянул руку, чтобы вытереть их. — Спасибо, — пробормотал он. — Бирку и куртку Жнеца привезут через несколько дней, — сказал Дзенъятта. – Думаю, в зелёном он будет выглядеть эффектно. — Я тоже, — усмехнулся Джек, поглаживая живот Жнеца. — Что ты об этом думаешь, приятель? Жнец щёлкнул клювом и укусил Джека за палец. Это было настолько близко к "да", насколько он мог себе представить. Мужчина ещё раз поблагодарил Дзенъятту и вышел из комнаты, на ходу поглаживая живот совы и тихонько напевая. Унеси меня на Луну, Позволь мне петь среди далёких звёзд. Встреча с Дзенъяттой — лучшее, что Джек делал для себя. Габриэль уже мог видеть изменения после проведённых по вторникам и четвергам сеансов всего за несколько недель. Моррисон был спокойнее и охотнее смеялся над шутками Джесси. Он был более общительным и охотно шёл на контакт со своими ровесниками. Джек собирался провести выходные с Ханзо и Гэндзи, наслаждаясь блюдами в ресторанах, которыми он не мог наслаждаться годами. Габриэль был с ним всё это время, странная зеленая куртка сигнализировала всем, что он не простая сова. Они получили несколько странных взглядов, но Джек был слишком занят, снова наслаждаясь жизнью, чтобы обращать на это внимание. У него всё ещё были приступы, когда он сворачивался калачиком на полу и кричал, но они случались всё реже и реже. Джек начал записывать, когда они происходили, и что, по его мнению, их вызвало. Жнец чувствовал, как его сердце падает каждый раз, когда на странице появлялись слова “мысль о Габриэле”. Он ненавидел себя за то, что причиняет столько боли своей любви, но был благодарен Дзенъятте. — Думаю, я готов поговорить о Габриэле, — пробормотал Джек, когда они с Дзенъяттой закончили медитацию. — Конечно, начинай, когда будешь готов, — кивнул головой Дзенъятта. — С чего мне вообще начать? — Джек рассмеялся, запустив пальцы в волосы. — Габриэль Рейес был лучшим, что когда-либо случалось со мной. Мы познакомились в Германии, когда служили на одной базе. Мне нравится думать, что это была любовь с первого взгляда, розовые очки и всё такое. Не могу говорить за него. Габриэль тихонько щёлкнул клювом в сторону Джека. Конечно, это была любовь с первого взгляда, глупый ты человек. Как ему могло не понравиться зрелище Джека Моррисона, грёбаного Золотого Мальчика базы, тащащего чью-то задницу на плече до медпункта? Как он мог не любить эти сверкающие голубые глаза и эти очаровательные веснушки фермерского мальчика? Как он мог не хотеть смахивать слёзы поцелуями всякий раз, когда для других солдат приходили письма от семей, но не для него? — Я даже не могу вспомнить, кто кого пригласил на свидание первым, — вздохнул Джек. Ты это сделал; Габриэль был слишком напуган тем, что его отвергнет привязанный к земле ангел. — Но начать было трудно. У него был более высокий ранг, чем у меня, и это всегда вызывало неодобрение, когда ты так тесно сотрудничал с другими солдатами. Но каким-то образом к нам претензий не было. Я думаю, он потянул за несколько ниточек, чтобы меня перевели в его подразделение, чтобы мы могли работать вместе. Он этого не сделал, но это мило, что ты так подумал. Начальство содрало бы с него кожу живьем, если бы он попытался сделать что-то подобное. — Вы были хорошей командой? — спросил Дзенъятта. — Мы были грёбаной командой мечты, — засмеялся Джек. – Извини за резкие слова. — Я живу с Гендзи; слыхал гораздо худшие ругательства на нескольких языках, — защебетал Дзенъятта и прикрыл рот рукой. — Твоя ненормативная лексика меня не беспокоит, Джек. Я нахожу это интересной причудой языка. — Итак, наша команда стала сияющей звездой на базе, — продолжил Джек. — Это было странно, потому что все продолжали осыпать меня похвалами, и я говорил, чтобы они пошли и сказали капитану Рейесу, что они думают. В то время я не понимал, что они были расистами, пока я не сказал об этом Гейбу, и он просто посмотрел на меня, как на идиота. Я чуть не ударил следующего парня, который сказал мне, какая потрясающая МОЯ команда, вместо того, чтобы сказать, какой потрясающей была команда ГЕЙБА . Он помнил это. Габриэль стоял прямо там, когда подошёл солдат. Единственная причина, по которой Джек не сбил мужчину с ног, заключалась в том, что Рейес был достаточно быстр, чтобы схватить партнёра за руки и оттащить назад. Моррисон слетел с катушек из-за этого человека, крича, что он отвратительный кусок дерьма, потому что откровенно игнорирует ранг и лидерские качества Габриэля из-за недостаточно бледно-белой кожи. Габриэль считал, что это был первый раз, когда они занимались сексом с тех пор, как начали встречаться. Может быть, он просто вспоминал это с нежностью, но было трудно заранее найти время, когда он превратил Джека в мяукающее месиво, покачивая на своём члене. Конечно, было несколько быстрых минетов тут и там, но на самом деле они не считались интимными, когда вы пытались удовлетворить первобытное желание, чтобы не отвлекаться на тугую задницу партнёра во время тренировки. Никто не хотел отвлекаться, когда кто-то швырял вам в голову бомбы с краской, а Габриэлю слишком много раз попадали в голову эти чёртовы штуки. Не то чтобы он был бы против, если бы Джек всё время стоял перед ним. У Моррисона была потрясающая задница, которая, казалось, идеально помещалась в ладонях Габриэля. Неужели он хватал и обхватывал этот прекрасный кусок мускулов при каждом удобном случае? Да, да, он любил, и он знал, что Джеку это тоже нравилось, по тихим звукам, которые он издавал каждый раз, когда пальцы Рейеса входили в него. — Ты защищал его, — усмехнулся Дзенъятта. — Не то чтобы ему это было нужно, — засмеялся Джек. “Гейб был почти два метра ростом, и он был сложен как кирпичный сортир! Он мог бы легко уложить любого, даже не пытаясь. Он участвовал в нескольких тренировках, когда кто-то заходил слишком далеко и выводил его из себя. Но он был отличным капитаном, всегда заботившимся обо всех членах своей команды. Габриэль никогда не заставлял никого чувствовать себя ниже кого-либо другого, независимо от того, каков был их ранг. ‘Ваш ранг определяется внешними силами; мне всё равно, сколько маленьких звёздочек у вас на груди. Я нырну прямо в сам ад, чтобы вытащить тебя обратно, если понадобится’. Джек посмотрел на свои руки, и по его щеке скатилась слеза. Габриэль наклонился вперёд, чтобы слизнуть слезу, уткнувшись головой в щеку Моррисона. Пальцы мужчины нежно скользнули по его голове, и он радостно запищал от этого прикосновения. — Габриэль был удивительным человеком, — пробормотал Джек. — Он был повышен до командира до того, как нас отправили в Индонезию, и получил полный контроль над стратегией ведения боевых действий, используемой против восстания. Мы вели войну, не похожую ни на что, с чем кто-либо сталкивался раньше, но он быстро учился и адаптировал свои стратегии задолго до того, как это сделали другие командиры. — Он вёл с фронта… не хотел заставлять своих солдат проходить через то, чего не хотел делать сам. Другие командиры ненавидели его, называли разными именами, от мелочных до расистских, но он не позволил этому повлиять на себя. Он был полон решимости вытащить как можно больше из нас живыми. Джек потер глаза, а Габриэль изо всех сил старался не прихорашиваться. Моррисон говорил о нём, как о грёбаном драгоценном камне. По правде говоря, ему приходилось принимать нелегкие решения. Рейес не относился ни к одному из них легкомысленно, всегда сравнивая жизни своих солдат с конечной целью. Он не был готов жертвовать целыми командами, чтобы достичь цели, но войны не выигрывались без жертв. Он просто не хотел посылать своих солдат умирать, когда мог бы использовать их навыки позже. — Отпуск на море было трудно получить, но, когда нам удалось, это было ненадолго. Габриэль всегда беспокоился о том, что омники подкрадываются к нашим базам, и ему нравилось возвращаться в краткие сроки. Было трудно заставить его расслабиться; мне тоже было нелегко; но, когда мы были только вдвоём в маленьком баре, это было... почти идеально. — Он сделал мне предложение в одном из тех маленьких баров в Таиланде, — пробормотал Джек. — У него была маленькая золотая лента, которую он держал с тех пор, как ему пришлось вернуться в Америку, чтобы поговорить с нашим начальством. Это было, боги, это было нереально. Мне потребовалась целая вечность, чтобы ответить; думаю, я напугал его на несколько мгновений. Я ужасно заикался, начал плакать и кивать. Я не думаю, что когда-либо чувствовал себя таким счастливым, как в тот момент; просто думая о том, чтобы провести с ним остаток своей жизни…это было невероятно. Габриэль прекрасно помнил тот день. Он вспомнил, как сильно вспотели его ладони, как этот маленький бархатный футляр весь день давил ему на карман, пока он пытался найти идеальное место для предложения руки и сердца. Это было при свете луны в маленьком уединенном уголке пляжа где-то в Таиланде; он не помнил, где именно. Это была не та часть, которая была важна. Нет, что было важно, так это лунный свет в золотых волосах Джека, то, как его глаза с тоской смотрели на океан, когда они стояли и слушали музыку, доносившуюся с дальнего берега. Габриэль вспомнил руку Джека в своей, знакомую тяжесть его головы на своей груди и тихий вздох человека, нуждающегося в отдыхе, который будет нелегко найти. Габриэль поцеловал Джека в щёку и обхватил его лицо руками, улыбаясь ему сверху вниз. Затем медленно опустился на одно колено, наблюдая за шокированным выражением Джека, когда он равномерно распределил свой вес между одним коленом и одной ногой. “Ты — мой звёздный свет, Джек Моррисон,” — сказал он. “Мой утренний свет и моя надежда. Я хочу просыпаться каждое утро с тобой в своих объятиях и засыпать, положив твою голову мне на плечо. Я хочу, чтобы все наши мелкие ссоры и те, которые причиняют нам боль, исчезли в пепле прошлого. Я хочу тебя во всей твоей красе и недостатках. Джек, ты выйдешь за меня замуж?” Джек начал плакать. Ему потребовалась целая вечность, чтобы ответить, закрыв лицо руками и просто рыдая, как будто его сердце не могло этого вынести. Габриэль думал, что облажался, пока Джек не взвизгнул и быстро не закивал головой. “Мне очень жаль! Я забыл сказать ”да"!” — рассмеялся он, прежде чем поднять Габриэля на ноги и покрыть его лицо поцелуями. “Мне так жаль! Да, Габриэль! Да!” — прошептал Джек. — Я знаю, Джек, — успокоил его Дзенъятта. — Но иногда нам приходится сталкиваться с тем, что причиняет нам наибольшую боль, чтобы исцелиться. Я не говорю, что это будет легко; этого не будет. Однако я верю, что то, что делало вас с Габриэлем счастливыми, поможет. Я предполагаю, что гитара сейчас не настроена; пусть Джесси посмотрит на неё. Я уверен, что он быстро настроит её и подготовит к использованию. — Я постараюсь, — пробормотал Джек. — Это все, о чём я прошу, Джек, — Дзенъятта похлопал его по руке. — Я думаю, этого достаточно для одного дня. Спасибо за то, что доверил мне эти воспоминания. — Спасибо, что был терпелив со мной, — улыбнулся Джек, поднимаясь на ноги. — Жнец, — добавил он, протягивая руку в перчатке. Жнец запрыгнул на руку и удовлетворенно уселся. Он наблюдал за Джеком, когда тот попрощался с Дзенъяттой и направился на выход, а затем к машине. Габриэль бы с радостью вышел замуж за Джека, когда война закончится. Он бы с радостью уволился из армии и получил свой столь необходимый и заслуженный отдых. Он бы продержал Джека в худшем из его эпизодов. Крылья и когти могли сделать не так уж много. Он не мог обнять Джека, он не мог поцелуями смахнуть слёзы, но он мог быть рядом с ним. Его молчаливый опекун, который помог ему справиться со всем самостоятельно. Дзенъятта помогал. Джесси и Ханзо помогали. Все, кем Джек окружал себя сейчас, помогали ему. Это было прекрасно и идеально. С его Джеком всё будет в порядке, и это было всё, что имело для него значение. Другими словами, я люблю тебя.