vampire sunrise

младший Хайтани от слова «совсем» никогда не скупился на долгие, утомляющие прелюдии в ведущей роли, создавая при этом в их комнате атмосферу, сравнимую с местом для снятия отрывка какого-нибудь эстетичного фильма, который сплошь и рядом сконцентрирован на сенсорных деталях. если кому-нибудь покажется, что он потратил время на украшение комнаты больше времени, чем на прелюдию… этому «кому-нибудь» покажется. при большом везении ещё и не поздоровится; правда в том, что он удивительно внимателен был к партнёру и тому, где, а главное — как происходит их встреча: будь то свидание или половой акт. при этом максимально поверхностен в абсолютно других, не таких уж важных делах. прелюдии были долгие и переменчиво-ритмичные настолько, что от усталости начинали дрожать ноги ещё до того, как начнется половой акт. в основном — от напряжения мышц, которые он ни за что не оставил бы без внимания и в спокойствии. в другом основном — от издевательского выражения его мерзопакостно довольной рожи, которая не даёт кончить без разрешения, вовсю занимаясь петтингом. так происходило и в данный момент: прелюдия ещё даже не началась, а Риндо его уже заебал. обстановка обещала стать чарующей и успокаивающей в темноте, озаряемой светом свечей для человека, который не знает, что Риндо прямо на этой кровати ещё до того, как повалил его, на своих рельефных бёдрах держал перекинутого Харучиё и порол шлепками в переменчивой усидчивости, как мог, пальцами в перчатке после трахая его, намеренно останавливаясь на какое-то время, не позволяя проконтролировать получение оргазма самостоятельно. ни единое трение не могло позволить Санзу кончить, кроме Хайтани. будучи со связанными руками, Харучиё ощущал себя ничтожным жуком и испытывал нездоровое желание долбануть ногой в лицо этому… придирчивому, вредному, мстительно-злобному ублюдку. эти качества коррелировались в нём до такой степени, что тот выискал всевозможные точки чувствительные, и теперь чёрт знает, что будет с Санзу в его полном распоряжении. Риндо Хайтани, обнаружившему, что у Харучиё чувствительные спина и живот, было лишь в радость над ним измываться. подготовленная парафиновая свеча выдержала свою норму для применения, потому, готовый, Риндо лениво тянется к ней, не обращая на мужчину под собой никакого внимания. Санзу — как бы он не рычал — нравилось чувство приятного, тянущего ожидания, когда капли воска падали на кожу живота с более длительными интервалами, чем быстрыми. его дыхание было судорожным и прерывистым в такие моменты, а Хайтани не оставлял в покое на этом, в дополнение опускаясь между ног лежащего, приступая к минету. — у-уберись к дьяволу, — попытка оттолкнуть ногой приводит лишь к тому, что Хайтани поднимает на него возбуждённый, хитрый взгляд, и заглатывает член на всю глубину, в этот момент капая воском подле паховой области. Харучиё охает в лёгкой судороге, упираясь дрожащей ногой в плечо. Риндо мягко перехватывает её, задерживая половой орган в глотке на несколько секунд, позволяя закинуть конечность на себя, и возвращается к делу.  — ёбаный… ты… мудак, — Харучиё практически умоляюще хнычет, но, похоже, этого недостаточно, чтобы он стал умолять. Риндо хочет, чтобы он умолял, — дай мне кончить! — . . . — Риндо, проводя языком по всему основанию, прижимается к нему лицом, останавливаясь. мужчина щурит тёмно-фиолетовый омут, секундно даруя ощущение партнёру, что тот проваливается в сознании, — насколько, думаешь, тебе понравится, если я прокушу твой член во время минета? зараза. мстительная, блять, зараза, которая его передразнивает. у Санзу в экстазе расширяются глаза вместе со зрачками, и ему остаётся лишь хрипло охуеть от происходящего. Риндо улыбается ему самой чарующей из своих блядских улыбок и воплощает задуманное, правда, вначале слегка оттягивая, а затем прокусывая вздувшуюся вену, не забыв капнуть несколько раз воском на пресс. Харучиё стонет. выдохнув, вновь скользит языком добавляя сверху взятый холодный — в контраст — лубрикант, вне ожидания смазывая всю поверхность. движения языком не отстают от владельца, оставаясь непредсказуемыми, чередуясь от медленного поглаживания до быстрых коротких, щекочущих прикосновений. импульсивно изменённый едва — обманчиво — привычный темп изменяется вновь, поскольку Хайтани пускает в ход руки, блокируя пальцем в основании пениса канал, по которому происходит выброс спермы, другой же массируя анус. он не даёт кончить, фиксирует головку губами и, царапая слегка зубами, двигает рукой по всему основанию, имитируя спазмы, характерные при семяизвержении. кровь, впрочем, испить умудряется, добавляя из клыков свой несчастный яд. — ты плохо стараешься, — язвит, целостно возбуждённый и не совсем выдохшийся. Харучиё никогда не стеснялся нажать на «рычаг», главный комплекс, который побудил бы Риндо выполнять всё лучше и лучше. даже «во вред» себе. мужчина отстраняется от минета, вновь зажимая член для оттока крови, позволяя Санзу передохнуть. практично не забывает поставить свечу, что держал в руках, после чего переворачивает его — со связанными сзади руками — на живот, ловко цепляя длинными, тонкими пальцами кляп с тумбочки. он щепетильно обрабатывает его, смазывая каким-то вкусным лубрикантом перед тем, как всунуть в рот. прямо как обрабатывает Санзу за его непозволительный лай. данная сторона Риндо раздражала: упрямость, импульсивность и строгость в немом перфекционизме. выйти из комнаты становилось невозможным, если он не вытрахает из тела Санзу всё, что только можно: от язвительных подколок до намерения поменяться позициями. доминирующий внимательный для того, чтобы спустя прошедшее до этого время развязать связанные руки. он мягко разминает слегка затёкшие предплечья, давая разрешение ухватиться за простыни, приступая к распаковке презерватива. Риндо вжимает Харучиё лицом в кровать, придерживая рукой за шею. он наклоняется, глубоким, вкрадчивым шёпотом проговаривая: — ты вёл себя достаточно плохо, чтоб без возможности ответить скулить подо мной. что скажешь? — свободной рукой он проводит вдоль позвоночника, твёрдым движением прогибая в спине. Санзу, впрочем, не остаётся ничего, как податливо выгнуться в попытках промычать что-то в ответ. долбаный кляп. грёбаный Риндо! щедро намазанной смазки на пальцах оказывается достаточно для скольжения головкой безо всяких проблем. Риндо не вводит член сразу, дабы не причинить боль, даёт привыкнуть к заполненности внутри перед тем, как войти целиком и начать двигаться. Хайтани двигается патетически медленно, наращивая темп до гулких шлепков. он позволяет Харучиё повернуть голову и злобно посмотреть на себя, улыбаясь слегка глумливо. свободная рука, не держащая ничего, вновь находит свечу, и бесстыдно часто капает воском, пока другая всё также вжимает голову в мягкое постельное. Харучиё сжимает его внутри с себя с каждой горячей каплей, попавшей на спину, вызывая приятные ощущения. Риндо надоедает держать Санзу за шкирку, и он отпускает руку во имя удобства, устраивая ладонь на его бёдрах. — приподнимись на локти, — наклоняется ближе, вновь входя глубже. Харучиё, не сдерживая стоны, послушно опирается так, как сказано. Хайтани, в свою очередь, без намерений с него слезть, собственнически вгрызается в область трапециевидной мышцы; утолив кровавую жажду, подпитывая своего партнёра допингом в виде вампирского яда, он вопрошает, не заканчивая с поцелуями, зализыванием укусов, добросердечно расстёгивает кляп на затылке, предоставляя возможность говорить свободно: — хочешь кончить? — д-да… – не сколько болела ротовая полость, сколько накопленная слюна, стекающая по рту даже вне кляпа, мешала воспроизводить речь. — скажи «пожалуйста». — прошу тебя, — на измученном выдохе. Санзу уже не знает, что звучит для него громче: его стоны, шлепки или стоны Риндо. он ощущает, как в глазах темнеет, а сердцебиение стучит всё громче и громче. должно быть, Хайтани поистине наслаждается звуком его пульса, раз позволяет себе заставлять его просить. Хайтани освобождает их обоих от парафиновой свечи, задув её и поставив на тумбочку. тянется к уздечке чужого члена рукой, невесомыми, игривыми движениями выводя по чувствительному месту круги, вслед то агрессивно, то совсем не касаясь надрачивая член. Харучиё, наконец, бурно кончает, и Риндо вслед ему — тоже. — хороший мальчик, — Хайтани сваливается рядом, в жест поощрительный поцелуй в плечо делая. — иди… — взгляд уставший обращает к партнёру. мысль «а какого хера он практически не растрёпанный?» отказывается покидать голову спутанных мыслей с полной уверенностью, что сам Санзу лежит с волосами дыбом. полной грудью, отдышавшись, находит в себе силы в раздражении растрепать чужую причёску и, упав обратно, победно сказать: — на хуй.