Давай сбежим отсюда?

      Солнечный диск медленно закатывается за горизонт, окрашивая небо в оранжевый и розовый. Высоко в небе, подобно недосягаемым горам, возвышаются над землёй золотистые облака. На них надменно смотрят голубые глаза. До юношеских ушей доносится отдалённый гул машин и с каждым шагом этот звук становится всё тише. Два подростка идут по старой, пыльной дороге, отдаляясь от людей всё дальше и дальше.       — Так куда мы идём? — устало спрашивает Афтон.       Девушка, идущая впереди, всё также в своей беззаботной манере смотрит на друга через плечо. Зелёные глаза ребячески сверкают весельем и азартом, а на её губах растягивается мягкая улыбка. Она, не останавливаясь, поворачивается к нему всем телом, складывая руки на груди.       — К той особой вещи, которую я обещала показать, — отвечает Саманта, идя задом наперёд.       А, да. Особая вещь. Что-то особенно для этой девчонки, да? Уильям невольно задумывается о том, что же может быть этой особенной вещью. Это может быть что-то странное. Например, огромная кукла из палок. Или что-то глупое и бесполезное. Например, куча красивых камней. Что-то, что похоже на саму Саманту: необычное, глупое, но очаровательное.       — Сэм, если будешь так идти, то обязательно упадёшь…       — О, мистер британец волнуется за меня? — с весёлой насмешкой задаёт свой тупой вопрос блондинка. И опять она говорит «мистер британец». — Я знаю, что точно не упа-а-а-а!       Как и говорил Уильям, Саманта на полуслове споткнулась и начала падать, но с землёй её голова так и не встретилась. Брюнет, крепко схватив её за руку, дёрнул девичью тушку на себя. Испуганно зажмурившись, девушка ожидала встречи затылком с холодной, твёрдой почвой, но вместо это уткнулась носом в тёплое, дружеское плечо.       Странно. Почему-то для Афтона весь мир вдруг затих. Нет больше отдалённого гула машин, шёпота слабого ветерка и бесконечной болтовни Саманты. Только сердцебиение. Быстрое, тяжёлое и сбивчивое. Словно кто-то тяжело болен. А чьё оно? Наверное, этой недотёпы. Вечно влипает во всякие неприятности из-за своей неуклюжести и глупости. Блондинка продолжает стоять, словно она превратилась в статую. Она что, вслушивается?       — Уилл, — её тихий, отчего-то нежный голос доносится до его слуха и по телу начинают бежать маленькие электрические разряды, — у тебя так быстро бьётся сердце…       Да быть такого не может! Чтобы у него стучало сердце из-за такой, как она?! Абсурд! Уильям старательно игнорирует мягкое, приятное чувство, расходящееся от ладони, которая держит руку девушки. Места, где их тела соприкасаются, отчего-то трепетно пылают, согревая что-то в юношеской груди. Сам того не понимая, Афтон задерживает дыхание, желая остаться в этом моменте чуточку подольше. Почему? Он и сам этого не знает.       Саманта медленно отстраняется, внимательно вглядываясь в чужие глаза, и улыбается. Немного смущённо, виновато, словно всё, что сейчас произошло – это её план. Заворожённый зелёными очами, Уильям ещё несколько секунд сжимает хрупкое запястье в своей руке. Ничего не говоря, ничего не думая, они смотрят друг на друга и греются в лучах закатного солнца. Парень, словно только что проснувшись, встрепенулся и наконец-то разжал свои пальцы. Саманта по-детски хихикает, а потом резво отскакивает в сторону, потирая ноющую руку. Ну надо же! Как в таком хлипком теле может быть столько силы?       — Спасибо, — удивительно спокойно говорит девушка, — Э-эм… П-пошли дальше! Да! Нам совсем недалеко осталось! Ха…       Парочку раз глупо моргнув, Уилл вдруг затрясся, опустил голову и раскатисто рассмеялся, словно услышал самый смешной анекдот на свете.       — Эй, эй, эй, эй! Не смейся надо мной!       — Почему это? — отсмеиваясь, спрашивает Афтон.       — Ты смеёшься надо мной?! — наиграно обидчиво и драматично начинает она, — Д-да ты! Да ты сам на томат похож! Большой, зрелый томат!       Уильям уже открывает рот, чтобы возразить, как вдруг понимает кое-что: его лицо действительно горит румянцем, как небо на закате. Уже не стараясь найти причины, юноша бодро шагает рядом с девушкой, неустанно перекидываясь с ней колкими, но шутливыми фразами. Ему уже не нужно искать причину, потому что где-то внутри он давно уже её нашёл… Весело болтая и дурачась, подобно маленьким детям, они приходят к пустырю.       — Вот и оно! — довольно выдаёт блондинка, указывая своему другу на вещь. — Одно из трёх моих дорогих вещей! Как тебе, Уилл?       Взгляд васильковых глаз медленно скользит по пустырю. Ничего особенного тут нет. Ничего особенного, кроме молодой яблони. Одинокое дерево возвышается над заросшим травой участком и сонно качается, убаюканное ветром. В изумрудных кронах проглядываются уже созревшие яблоки, а в тенях, что они отбрасывают, смиренно покоятся уже упавшие плоды. Лёгкий запах забродивших яблок разносится ветром во все направления, немного спутывая сознание двух подростков. Метнув свой взор к блондинке, он замер. Глаза, напоминающее по цвету листья этого дерева, сверкали и переливались смешанными эмоциями: тоской, радостью и… Любовью? Да, наверное. Девушка с трепетом вглядывалась в старый пустырь, видя в этом месте что-то другое. Что-то тёплое, уютное…       Но сколько бы не смотрел на это дерево Уильям, ничего необычного или увлекательного он не видел. Просто яблоня. Обычное растение, посаженное несколько лет назад кем-то неизвестным. Но почему-то само место казалось юноше каким-то… Самантским? Он сам не знал, как назвать это ощущение. Само место казалось каким-то необычным, бессмысленным и очаровательным. Почему яблоня вообще находится где-то на пустыре? Обычно плодовые деревья находятся в чьих-то садах, но поблизости тут домов нет. Совсем. Возможно, какая-то птица занесла сюда семя, но какова вероятность, что оно прорастёт? Да её почти нет! Взгляд Афтона следует за девушкой, которая медленно шагает к дереву, напевая себе что-то под нос. Юноша, неуверенно поджав губы, следует за ней. Это место странное…       — И чего в этом дереве особенного? — скучающе спрашивает Уильям, заставляя Саманту остановиться.       Он видит, как на губах её распускается, подобно траурным цветам, несвойственная для неё улыбка. Грустная, одинокая, тоскливая. Блондинка тяжело выдыхает и кладёт руку на ствол дерева. Она погружается в молчаливую задумчивость, заставляя юного Афтона напрячься. Так странно видеть её такой… Спокойной и грустной? Обычно Саманта похожа на ураган из шумов и красок, но сейчас… Сейчас блондинка напоминает выцветшую фотографию.       — Его посадили мои родители, когда поженились, — тихо говорит зеленоглазая. — Они пообещали друг другу, что построят тут дом, заведут детей. Они мечтали, что мой отец будет возвращаться домой к маминому яблочному пирогу. Милая мечта, да?       Её голос смешивался с шелестом листвы и запахом яблок, оставаясь в сознании мальчишки чарующим образом. Выслушивая её маленький рассказ, Уильям задумался: а где же тогда дом? А где любящие мать и отец Саманты? Всё, что он знал о семье подруги – это то, что она живёт со своей тётей и её сыном. Хотя Афтон ещё не пришёл к этой мысли, но внутри он знал, что ответы на эти вопросы будут далеко не радужными и весёлыми. Всё-таки он не решился задавать подобные вопросы. Брюнет просто подошёл к ней и встал рядом, молча вглядываясь в кроны деревьев, как это делала Саманта. Там ветки и яблоки, и листья.       — С тех пор, как оно начало плодоносить я всегда выбирала лучшее яблоко и съедала его, — выдыхает девушка, подходя к дереву вплотную.       Ловкий прыжок и Саманта оказывается на ветвях молодого дерева, заставляя Уильяма удивлённо ахнуть. Какая же она ловкая… Блондинка старательно выискивает что-то, пока юноша взволнованно носится под деревом, прося её спуститься, пока та не упала. Зеленоглазая что-то бурчит себе под нос, срывая два яблока и спрыгивая. Афтон подходит к подруге поближе, смотря в её руки. Яблоки. Обычные яблоки. Одно из них было таким большим и красным, а второе немного поменьше и с одной стороны бледно-розовым. И ради этого она туда полезла? Не проще ли сорвать те, что пониже?       — Какого чёрта, Сэм? Ветка же могла просто поло…       — …Но в этом году я хочу отдать его тебе, — не обращая внимания на раздражение Уильяма, Саманта продолжает свой монолог. Она протягивает ему красное яблоко. — Будешь?       Юноша устало запускает пальцы в свои волосы, смотря девушке в глаза. Они поблескивают в лучах солнца, но блеск этот почему-то злит Афтона. Но не так, как это делают одноклассники или родители. Это какая-то другая, более благородная злость. Взяв яблоко из девичьих рук, Уильям чувствует, как на мгновения их пальцы соприкасаются. Немного дёрнувшись от стрекочущего где-то в груди ощущения, парень резко отдёргивает руку и быстро трёт яблоко о свою майку. Саманта пристально смотрит на него с мягкостью во взгляде. Она вновь улыбается, но уже как-то по-другому… Робкая, нежная улыбка напоминает ему цветение кадупула.       Откусив кусочек, Уильям продолжает думать о девушке и этой её улыбке. Сладким соком разливается у него во рту радость, впитываясь во всё его существо. Удивительно, но на вкус это несчастное яблоко намного лучше тех, что он пробовал прежде. Может быть, не в яблоке дело? Когда Саманта убедилась, что Афтону понравился плод, она принялась за своё яблоко. Они присели под дерево, прижавшись плечами друг другу и просто ели яблоки. Им не нужно было ничего говорить, чтобы ощутить близость друг к другу. Рука Саманты аккуратно обхватила ладонь Уильяма. Юноша вздрогнул от неожиданности, но сжал её запястье в ответ. Никто ничего не говорил, но тишина так и не повисла. Весь мир сейчас казался живым и дышащим, тёплым и приветливым. Держась за руки, два подростка спокойно сидели под одиноким деревом и думали о своём. Сжимая руку девушки, Афтон почувствовал, как быстро бьётся его сердце. Вот оно что… От мысли, что сейчас они чувствуют что-то похожее, на лице у парня появилась глупая, но довольная улыбка. Белокурая голова упала ему на плечо,       — Я не хочу идти домой… — бурчит Саманта.       — Я тоже, — вторит ей Уильям, опуская свою голову на её макушку.       Какое странное ощущение. Обычно, когда они так близко друг к другу, то юноша волнуется, но сейчас… Сейчас он чувствует себя так спокойно. Он почти засыпает, когда блондинка наконец-то встаёт. Она немного отряхивает свою одежду и протягивает парню руку, ребячливо улыбаясь. Всё возвращается на круги своя.       — …Но уже пора.       Уильям поднимается с земли, отряхнув свою одежду. Отдаляясь от яблони, юноша посмотрел на него напоследок. Всё-таки что-то особенное в этом деревце есть. Со временем дерево растворится в линии горизонта, пока два человека будут молча идти вперёд. Саманта, задумавшись о чём-то, потирала свои руки. Когда гул машин начал возвращаться, девушка замерла. Глянув на блондинку через плечо, Афтон вопросительно приподнял бровь.       — М-м, Уилл, помнишь я говорила о трёх особенных для меня вещах? Одна из них – эта яблоня. Хочешь узнать об ещё одной? — Словно сомневаясь в своих словах, она переминалась с одной ноги на другую, ожидая его ответа.       — Х-хочу… — Уильям почувствовал, как вокруг них воцарилась необычная атмосфера, что заставило парня немного волноваться.       — Д-д-да? Ну, э-э, так вот… — заикаясь, она подходит к Афтону и берёт его руку в свою, как под яблоней. — Ты. Ты – вторая особая для меня вещь. Ой! То есть не вещь, а человек! Особый для меня человек!       Щебеча, как маленькая птичка, Саманта краснеет, а потом поддаётся вперёд и примыкает своими устами к юношеским губам. В миг всё лицо Афтона вспыхивает, начиная походить на недавно съеденное яблоко. Тёплое, как утреннее солнце, мягкое, как вата, чувство проносится по всему телу, заставляя ноги подкашиваться. Руки Уильяма ложатся на девичьи плечи, стараясь быть хотя бы немного ближе к блондинке. Прижимаясь так к друг другу, они мелко дрожали, пока солнце садилось. Трепетно столкнувшись лбами, два подростка смотрели друг другу в глаза и смущённо улыбались. Юному Афтону хотелось, чтобы этот момент длился вечно, чтобы эти ощущения всегда были с ним, чтобы эта белокурая, чудаковатая девушка была рядом. Почему? Наверное, потому что он немного влюблён… Совсем чуть-чуть.       Васильковые глаза поблескивали и переливались, как два маленьких озерца в солнечный день…

**

      Ты открываешь глаза и твой взгляд утыкается в привычный потолок. Пару раз сонно моргнув, ты поворачиваешь голову в сторону окна. Ночь. Уже понедельник или всё ещё воскресенье? Ты понятия не имеешь. Прикрыв глаза, твоя персона старается вновь погрузиться в сон, но отголоски кошмара вспыхивают у тебя перед глазами. Майкл смотрит на тебя с отвращением и холодом, что так присущ глазам его отца, а потом уходит, оставляя тебя в одиночестве и темноте, где ты умираешь в тесной коробке. Устало открыв глаза и выдохнув, ты переворачиваешься на бок, хватаясь за сердце. Ты не можешь понять, что с тобой. Давящее чувство пустоты стремительно разрастается в твоей груди.       Когда ты вернулась домой, то долго плакала в ванной. Разочарование, страх, горе, злость. Всё смешалось в единый поток эмоций, сбивая тебя с ног. Но сейчас… Сейчас ты, словно онемела. Тело, чувства, мысли. Ты не чувствуешь ни горя, ни злости. Ничего. Раньше, когда ты билась в истерике и тряслась от страха, было лучше. Тогда ты могла хотя бы сказать, что жива. А сейчас? Сейчас ты не можешь понять, что с тобой. Неужели тебе стало всё равно? Неужели ты приняла то, что предала Майкла? Ты разочарована в себе. Ты действительно мерзкая. Ты больше не смотришь в зеркала, подобно какому-нибудь фантазийному вампиру. Потому что в зеркале ты себя больше не видишь. Только гниющее, истекающее чёрной жижей тело. Тебе мерзко смотреть на себя.       Тебе трудно дышать, в груди всё онемело. Тебе нужно подышать немного. Совсем чуть-чуть. Поэтому ты, сделав тяжёлый вдох, словно утопающая, встаёшь с кровати и медленно выходишь из комнаты. Темнота коридора второго этажа, кажется, становится осязаемой и покрывает твою кожу. Стараясь не шуметь, ты спускаешься босыми ногами по лестнице. Кажется, ты забыла тапочки. Проходя по гостиной, ты вдруг заметила два маленьких белых огонька во тьме, но, когда ты повернула к ним голову, они пропали. Что это было?       Приоткрыв окно на кухне, твои веки медленно опускались и поднимались, пока ты старалась насытиться ледяным воздухом. Твои лёгкие горели, когда желанный кислород попадал в тебя, так, словно ты курила. Всматриваясь в темноту, твоя персона заметила фиолетовую, расплывчатую фигуру в кустах. Ты невольно напряглась, пытаясь понять, это иллюзия или нет? Но все твои рассуждения застывают, стоит юноше выйти из своего укрытия. Майкл, взъерошенный, с покрасневшими от холода щеками, сверкнул аквамариновыми глазами и скользнул в сторону чёрного входа твоего дома. Это кошмар. Или реальность? Ты щипаешь себя, впиваешься ногтями в кожу, оставляя красные отметины. Господи, это правда? Ты спешно выскакиваешь из дома, чтобы убедиться, что тебе не показалось. Укутавшись в плед, твой взгляд падает на парня, застывшего почти у самого входа.       Майкл сам не знает, почему он тут именно сейчас. Он хотел встретиться с тобой завтра, точнее, уже сегодня. С тех пор, как он нашёл твой носовой платок у себя под кроватью, Афтон был сам не свой. В момент, когда эта мягкая ткань оказалась меж юношеских пальцев, его мир пошатнулся. Он минутами на пролёт смотрел на твои инициалы, вышитые когда-то твоей матерью, пытаясь понять, как он тут оказался. Детали сами складывались в его голове в пугающую картину: сначала знакомый, родной запах от отца после его ночной смены, потом рассказ Брауна о девушке, твои изменения в поведении и наконец-то платок, который ты всегда носила с собой, оказался у него под кроватью. Ты виделась с его отцом. Эту мысль мальчишеское, наивное мышление Майкла отрицало и боялось, как огня. Это же невозможно, да? Отец не мог знать о вас, верно? Ты бы не стала скрывать, если бы его мерзкий папаша протянул к тебе руки, да? Да? Верно же? Но кое-что в тебе изменилось. Ты начала боятся его, словно видела в своём возлюбленном кого-то другого…       Он всю ночь кувыркался на своей кровати, прижимая платок к груди, стараясь утешить себя. Всё будет хорошо. Завтра всё разрешится. Завтра всё разрешится как-то глупо. Может быть, он случайно утащил твой платочек, а потом забыл? О, наверное, ты волновалась. Но он же вернёт его! Всё будет хорошо. Но другая часть младшего Афтона понимала, что это неправда. И это терзало его душу. Она сжималась, истошно вопила и плакала, плакала, плакала. В определённый момент Майкл просто не мог удерживать себя и выскользнул из дома, мчась к твоему дому. Ничего страшного, если он тебя не увидит, если ты будешь крепко спать во время его визита. Просто видеть твой дом – это уже успокоительное для него. Он просто хочет убедиться… Просто убедиться, что… Что… С тобой всё хорошо. Но сейчас, когда ты смотришь на него с тем же холодом взглядом, что и она, глупый юноша понимает, что его мир рушится.       Но, несмотря на это, его голубые глаза с надеждой сверкают, смотря на тебя. Просто видеть тебя живой и здоровой уже радость. Если бы ты пропала, то Майклу кажется, что его бы жизнь кончилась. Весь его мир в твоих руках.       — [Т/И], — голос, преисполненный трепетной надеждой, слегка подрагивает.       — Майкл, что ты тут делаешь? — твой холодный тон врезается в его сознание предательской иглой, заставляя замолчать на полуслове.       Ты действительно смотришь на него также, как его мачеха. Юноша изумлённо замирает и растеряно опускает глаза, испугавшись твоей резкости. Почему ты ведёшь себя так? Почему ты ведёшь себя так с ним? Собравшись, Майкл сжимает в руках носовой платок, словно он может придать ему силы. В его руках маленькая часть тебя и счастливых воспоминаний, пока в твоих руках медленно крошится весь его мир.       — Нам нужно поговорить, — с лёгкой неуверенностью говорит Афтон.       — Сейчас неподходящее время, Майкл, — и вновь его встречает твой отрешённый голос, — Иди домой.       Ты прячешь дрожащие руки под пледом. При виде брюнета твои чувства отмерзают, вновь погребая тебя с головой. Ты не хочешь смотреть на Майкла. Ты не можешь смотреть на Майкла после того, что сделала. Ты не хочешь касаться его. Ты боишься, что запачкаешь его этой мглой, что сочится из тебя. Он слишком хороший для тебя. Поэтому ему лучше уйти и оставить тебя.       Блеск в глазах Майкла стремительно исчезает, оставляя на своём место лишь мёртвую пустоту. Ты всё время говоришь, что сейчас неподходящее время. Ты всегда избегаешь разговора. Ты… Ты… Ты так стремительно отдаляешься от него. Почему? Почему? Ему нужно знать! Ему нужно знать ответ на свой вопрос! Поэтому внутри него вспыхивает пламя, испепеляющее всё на своём пути. В тот момент, когда ты пыталась нырнуть обратно за дверь, Майкл подскочил к тебе и цепко схватил твою руку, удерживая на месте.       — Нет, — твёрдо выдаёт Афтон, вытаскивая платок из кармана куртки. — Нет, мы поговорим сейчас. Об этом, — подбородком юноша указывает на платок. — Он твой, верно?       Ты шипишь от боли, но переводишь взгляд с ледяных, голубых глаз на платок. Да… Он твой. Чем дольше ты на него смотришь, тем хуже всё становится. Ты потеряла его в комнате Майкла, когда одевалась. Он нашёл его… От этой мысли ты начинаешь дрожать и кусать губы, стараясь справиться с гнетущим ощущением в груди. Змея обвилась вокруг твоего сердца, сжимая и раздавливая его.       Чем дольше Афтон смотрит на твоё лицо, тем сильнее убеждается в том, что его самые пугающие мысли – правда. Страх и горечь поднимаются к его горлу, скапливаясь в уголках глаз прозрачными осколками его реальности. Он сжимает твои руки сильнее, оставляя на них красные следы. Пройдёт время, и они зацветут фиолетовым, синим, зелёным. Он хочет услышать твой ответ. Ты должна сказать ему всё. Ты должна окончательно разбить это несчастное, мальчишеское сердце.       Ты смотришь на юношу и видишь в нём его. Мерзкое, гогочущие чудовище. Ты боишься человека перед собой, поэтому, словно раненная зверушка в руках охотника, дёргаешься с надеждой вырваться и убежать куда подальше. Но его руки держат тебя и тянут ближе. Твои глаза медленно наполняются слезами, закрывая весь обзор. Образ Майкла и образ Уильяма растворяются, смешиваются и путаются…       — Почему ты молчишь, [Т/И]? — на твоём имени юношеский голос дрожит. — Скажи мне что-нибудь! Скажи мне хоть что-нибудь! П-пожалуйста…       С каждым его словом, с каждой отчаянной мольбой его голос всё сильнее дрожит и затихает. Мир, что ты держала в своих руках, разбился вдребезги, раня своими осколками пылающее сердце. Слезы одна за одной скатываются по его щекам, падая с подбородка и разбиваясь об доски твоего крыльца. Но он продолжает просить тебя сказать что-нибудь. Майкл хватает тебя за плечи, желая обнять тебя. Ему хочется, чтобы ты обняла его, чтобы ты утешила его. Он так много сделал! Он почти доделал эту ёбанную машину! Он накопил достаточно денег! Вы почти сбежали! Так почему?! Почему ты сейчас молчишь?! Ему уже неважен ответ! Ему нужно, чтобы ты это сказала. Майкл дрожит, сжимается, как маленький ребёнок. Словно он вернулся в те дни, когда мачеха и отец постоянно грызли друг другу глотки. Юноша, сам того не понимая, трясёт твои плечи.       Видя Майкла таким, горе и злость захлёстывают тебя с головой, превращаясь в единый поток отчаяния. Это ты его таким сделала. Слёзы бегут из твоих глаз, пока ты прерывисто вздыхаешь. Это ты сделал его таким. Это ты сделала его таким. Это ты сделала ему так больно, что он заплакал. Ты заставила его лить слёзы…       — П-прости м-м-меня, М-Майкл… — это всё, что вырывается из твоего рта. Глупые, бессвязные извинения. — Мне так жаль… Прости меня… Мне жаль…       Афтон кусает свои губы и тянет тебя к себе, заключая в свои объятия. Он утыкается в твою шею, не в силах сдержать слёз. Ему больно. Так больно. Его сердце болит. Оно падает, падает куда-то вниз, где разбивается. Но он всё ещё продолжает свою единственную мольбу, «скажи мне». Но что ты скажешь ему? Что случилось с тобой? Что он сделал с тобой? Майкл боится услышать это. Он сделал тебе больно, а твой возлюбленный ничего не может предпринять. Он даже защитить тебя не в силах! Всё что может маленький, незначительный Майкл – это бежать, бежать и бежать. Куда-то, где вас не достанут родители.       Ты задыхаешься в чувствах вины и сожаления. Руки юноши сжимают тебя, тянут к себе, опутывая, словно лоза. Момент, которого ты так боялась… Момент, который снился в тебе в кошмарах, наконец-то настал. Ты кладёшь руки на юношеские плечи, отстраняя возлюбленного от себя, чтобы взглянуть в его глаза. А он тянется к тебе. Тянется также, как испуганный ребёнок тянется к матери, чтобы та его утешила. Его некогда васильковые глаза сейчас бледно-голубые, как у его отца. Ты дрожишь. Ты так боишься, но, чтобы успокоить сердце Майкла, ты набираешься смелости. Тебе нужно окончательно разбить его трепещущие сердце, чтобы потом парню стало лучше.       — Твой отец… — юноша вслушивается в твой тихий голос, впитывая твои слова, как губка.       Но вы оба дёргаетесь, когда дверь рядом с вами открывается и из неё появляется женщина. Твоя сонная мать с удивлением и ноткой ужаса смотрит на вас двоих, застыв в двери.       — Что… тут происходит?