Фото на память

Вот и наступил новый год. Я глупо надеялась на то, что он, действительно привнесет что-то «новое» в мою жизнь, ведь я даже вышла из зоны своего комфорта! Я провела этот праздник в компании друзей, но после ни разу никого из них не видела. Теперь же, накануне очередного праздника, я вновь оказалась погруженной в рутину. Сижу на своей временно-постоянной работе и слушаю трёп полусумасшедшей бабки. — Вчера ночью во сне ко мне пришел пророк Даниил. Я знаю, что умру в Рождество! — разбрызгивая во все стороны свою слюну, молвил божий одуванчик, — Прекрати смотреть на меня как на чокнутую! — обратилась она ко мне. Ну, а чего она ожидала? Оставалось всего лишь пять минут до конца рабочего дня, я с вожделением ждала момента, когда смогу выпорхнуть отсюда и отправиться в квартиру, где меня ожидал оголодавший Марцик. Однако, к нашему с начальником удивлению, в самый последний момент дверь заскрипела и на пороге показалось православное оно — бабулька в шерстяном платке с трясущимися руками. — Пишите, пишите, голубчик. Только ошибок не допускайте, это очень важно. — встревоженно бормотала она, параллельно заглядывая в документ. К слову, картина, представшая передо мной, выглядела даже немного забавно. Что-то подобное мог отснять в своё время Гайдай, но почему-то не стал, наверное, тема слишком избитая. Так, бы я веселилась и дальше, но Раиса Ивановна, устав составлять завещание, решила поговорить со мной о Боге. Такой поворот событий окончательно выбил меня из колеи. Будучи Фомой неверующей, я старалась скупо поддакивать в надежде, что бабусёк в скором времени отправится домой. Анекдот, вышедший из-под контроля, продолжался час и тридцать пять минут, но мы, слава Богу… Да уж, замотала меня эта бабка. Короче говоря, мы, наконец, закончили, и вместе с бабушкой Раей вышли из здания. Пока я возилась на пороге, ища деньги и ключи в бездонной сумке, с бабусей что-то приключилось. — Ой! Господь милосердный, сохрани! — вопила она поблизости. Несмотря на раскрытую котомку и запотевшие очки я ринулась со всех ног к громкоголосой христианке. Я опасалась самых страшных исходов событий, вдруг старушку прямо сейчас убьют, и она, действительно, умрет в Рождество. Во что только не поверишь после стольких разговоров о Всевышнем! Поэтому за пару шагов я допрыгнула до бабушки и увидела большое тёмное пятно и её остолбеневшую беспрестанно бормочущую фигуру. — Рано ещё, рано! Пророк Даниил говорил о полуночи. Подожди, ангел смерти, повремени… — страдачельским голосом продолжала вопить она. — Бабуля, ты чего? Иди своей дорогой. Ишь чего удумала! — растерянно отвечал ей знакомый мне голос. Удостоверившись, что жизни и здоровью моей клиентки ничего не угрожает, я уловила минутку, чтобы протереть очки о растянутый рукав водолазки. — Дашка, привет! А я тебя как раз ждал. — сказал Миша, снимая капюшон изрядно потрепанной куртки. — Антихристы! Изуверы! Добрых людей пугаете. — плюясь на все стороны, говорила Раиса Ивановна. — Крути педали, пока не дали! — довольно грубо ответил парень. Я тоже бы хотела ей так сказать ещё на середине нашего знакомства, но смелости не хватило. Зато теперь на душе стало легче, и я могла спокойно наблюдать за её удаляющимся прочь силуэтом. — А ты чего тут забыл? — опомнившись спросила я у Горшка, стоявшего рядом. — Как чего? Мы ж еще на Новый год договаривались, что седьмого числа к тебе завалимся. Я тебя тут и жду, как договорились. — несколько растерянно проговорил он, — Планы поменялись что ли? — Нет, нет! Просто заработалась, запамятовала… Видел мою пациентку? По правде говоря, я просто уже не помню и половины того, что говорила под влиянием градуса. Дурная башка! Не могу сказать, что я была не рада неожиданной (для меня) посиделке, но сил едва хватало на улыбку. Стены конторы с самого утра звенели от огромного числа людей, нуждающихся в юридической помощи, что несомненно привело к моему утопанию в стогах бумаг, а под конец дня на баране вообще выпал сектор-приз… Теперь иду, стараюсь поддерживать разговор, собирая мысли в кучу, но сделать это получается лишь с большим трудом. — Эй, эвглена зелёная, ты меня слышишь? — положив руку на моё понурое плечо, проговорил Миша. Промямлив что-то наподобие «да», я попыталась улыбнуться, но, вероятно, выглядело это как лицо инсультника внезапно пораженного новым ударом. А как быть? Сил не было совсем, но и упустить возможность провести культурный вечер с предметом моего воздыхания не хотелось. Миша же, будто понимая меня без слов, больше не заставлял меня ни на что отвечать. Он спокойным тоном начал рассказывать последние новости, связанные с развитием своей творческой деятельности. Миша был так увлечен, так заискивающе посматривал в мою сторону, ожидая встретить понимание. Он, действительно, горел своей жизнью, своим делом. Я еще не встречала таких людей как он, как Андрей, как Саша… Они, как и я, каждый день сталкиваются с бытовыми проблемами, но не смотрят на них в ужасе, они находят пути их решения, выдумывают какие-то уловки и идут дальше. Когда я рядом с шутами, я испытываю невероятное желание взять от них хотя бы капельку той целеустремленности, той жизнерадостности, которых мне часто не хватает. И даже сейчас я вспомнила о том, что еще полгода назад мечтала о карьере именитого фотографа за рубежом, а теперь занимаюсь всяческой туфтой, чтобы свести концы с концами. — Ну, Агриппина Валерьяновна постаралась! Она тебе тут запасов оставила на пару лет вперёд. — восторженно говорил Миша, вытаскивая из холодильника батон докторской, — Можно? — Бери всё, что захочешь. А то пропадёт. — суетясь и прибирая кухню, отвечала ему я. — Чего паришься? Я же свой! Давай-ка лучше рассказывай, что у тебя там с родственниками, когда в Москву поедешь? Его замечание слегка смутило меня, но всё же я прислушалась и, покидав тарелки в мойку, уселась за стол, заводя беседу о своей родне. Парень с вниманием слушал, немного отвлекаясь на пережевывание неаккуратно сделанного бутерброда. — Ничего себе, Машка — молодец! А куда она поступать собирается? Тоже в Питер? — с набитым ртом, проговорил Миша. — Не дай Бог! — выпалила я, представляя, что и здесь мне придется утирать её сопли, — Я не вынесу сожительства с Манюней. — А тебе, Дашка, больше по душе со старушками сидеть? Смотри, а то уже ссутулилась, иссохлась, скоро будешь точь-в-точь моя покойная бабуля. — ухмыльнулся он, закидывая в рот очередной кусок колбасы. Я наигранно обиделась и выхватила у него ингредиенты для бутербродов, направляясь к холодильнику. В этот момент я своими глазами запечатлела ужасно смешное зрелище. Несчастный щенячий взгляд Миши преследовал мои руки с вкусностями, а его рот слегка разочарованно приоткрылся. Он успел выпалить: «Дарья Владимировна, я же просто пошутил! Даша! Будь человеком! Анфиса уже три дня в гостях у матери, есть дома совсем нечего!» Не в силах сдерживать смех я достала из холодильника таз оливье и корытце с холодцом. — Со мной шутки плохи, Майкл Горшенёв! — хихикала я, вновь усаживаясь напротив. Горшок хотел было нахмуриться, но смог только улыбнуться, вновь принимаясь за уничтожение наших с Агриппиной Валерьевной заготовок. Его появление сегодня, действительно, скрасило мой вечер. Я позабыла и об усталости, и о сегодняшнем происшествии, будто откуда-то появился приток сил. Конечно, приятно проводить время с человеком, который вызывает в сердце теплые чувства. Я уже не так горю своей симпатией, как раньше, принимаю суровую реальность такой, какая она есть, но подкорку головного мозга до конца контролировать не получается. — Оставайся тут, в моей комнате переночуешь, чего ночью бродить. — говорила я, раскладывая спальное место, — Эх, если бы не бабка… Весь вечер мне спутала! — начала я ворчать. — Да это нормально, сегодня у всех верующих обострение! — приободряющее сказал он, помогая мне расстелить простыню, — Кстати, пойдешь завтра на репетицию? Или ты уже нас не слушаешь? — А то! Я, как преданная фанатка, покорно жду выпуск новой кассеты. — полушутя, бормотала я, но резко прервалась. — А фотик взять можно?! — Да можно, конечно… Но зачем? — Мне нужно попрактиковаться, уже очень давно не делала хороших снимков, тем более портретов! — начала тараторить я. — Ах, да! Ты же увлекаешься фотоохотой! — что-то вспоминая, говорил он. Видимо и эту информацию мой болтливый язык выдал ему в ту ночь. Моя наивная мечта, о которой знают только отец и Маня, теперь известна и ему. Щёки налились румянцем, а взгляд стыдливо опустился в пол. — Ты чего? Я ж говорил, что не стоит этого стесняться, цель то хорошая, да и у тебя отлично получается! — он указал на деревянную рамку, печально висевшую на стене. Там среди кучи фотопортретов затесался и относительно давно сделанный снимок панков вместе с Агриппиной Валерьевной. Фотография не отличалась особым ракурсом, цветовой палитрой, но, правда, была достаточно милой и хранила в себе приятное воспоминание. Так и закончилось седьмое января. День, когда я поняла, что мне не стоит пить до беспамятства, и что Горшок — человек, с которым бы мне никогда не хотелось расставаться. С такими немного сладкими мыслями я и погрузилась в сон. Наутро же встать с кровати Агриппины Валерьевны практически не представлялось возможным. Она была ужасно мягкой и уютной, но я, заряженная со вчерашнего дня энтузиазмом, вырвалась из объятий замечательного ложа и начала сборы своей немногочисленной аппаратуры. — Ты чего возишься в такую рань? — приоткрыв один глаз, сказал Михаил. — Так, ты же говорил, что на репетицию пойдем! — Даша, она после обеда… Иди, поспи ещё. — прячась от тусклого уличного света, мямлил парень. Достаточно глупо, с моей стороны, было готовиться к ранней репетиции группы, но я за последние месяцы я привыкла жить в режиме «проснулся, оделся, побежал». Пока я собиралась, сон окончательно ушёл из обоих глаз, поэтому я решила заняться чем-то полезным. Взяв книгу, которую мне недавно впихнула Лиза, я принялась читать. «Над пропастью во ржи» — то, что, по словам приятельницы, являлось великолепным и глубоким чтивом. Роман, правда, затягивал. Жизнь в Америке в середине 20 века, подросток, окруженный неприятностями, философские вопросы, попеременно приходившие в голову, надолго отвлекли меня от серых стен комнаты, от душевных терзаний и скуки. В последние дни я часто читаю подобную литературу, она помогает развеять пелену безысходности, которую я натянула перед собой. Ведь я искренне хочу жить, а не выживать, хочу чувствовать, а не просто испытывать какие-то ощущения извне. — А вот теперь можно и идти. — громогласно выпалил Михаил, входя в комнату. Улица сегодня изобиловала детьми. Температура воздуха, которая немного поднялась по сравнению со вчера, предоставляла малышам шанс поиграть в немногочисленных сугробах, а они, конечно, не упускали эту возможность. Проходя через один из дворов, мы оказались на поле битвы. Мимо нас с Мишей летали маленькие грязные снежки, а из-за баррикад, находившихся неподалеку слышались писклявые крики: «В атаку!» Стыдно признать, но меня охватил то ли азарт, то ли лёгкий страх быть запачканной, поэтому я вырвалась вперёд, спеша покинуть снежную войну. — Ага! Фашистка справа по курсу! — завизжал мальчик лет десяти, выглянувший из-за крупного сугроба, — Пли! Не прошло и доли секунды, как на меня вылился снежковый дождь. Последнее, что предстало перед моим взором — куча снега и довольные моськи малышей. Однако силы в их руках было не так много, поэтому коричневый снег облепил лишь низ куртки и правую ногу. Я сию минуту начала отряхиваться, пока снег не успел растаять. — Разве это попадание? — воскликнул Миша, — Учитесь! Такого поворота событий я точно не ожидала. Я не успела издать ни единого звука и лишь почувствовала то, как в затылок прилетел крепкий и увесистый ком снега, который тут же разбился и полетел мне за шиворот. — Горшок! — закричала я изо всех сил, извиваясь при этом от холода, — Иди сюда! Вот тогда и началась вакханалия, дети кидали снег во все стороны, не деля теперь друг друга на «своих» и «чужих», а мы с Мишей бегали по двору как подростки-переростки. Наконец, снежные разборки закончились, и мы с инфантильным бугаем с красными лицами и практически насквозь мокрой одеждой сели на трамвай. Хорошо, что там было много людей и их дыхание хоть как-то помогало согреться, но я всё-таки волновалась о том, что мой спутник может простыть. Этот балбес не надевал ни шапку, ни шарф, а его куртка была раза в два тоньше моей. Тогда я насильно укутала его в свой шарф и дала перчатки, которые, естественно, не налезли на его руки. — Ну, Даша. Ты опять ведёшь себя, как моя дорогая матушка. — причитал он, поминутно поправляя перчатки, — Сама то не замёрзла? — Пара шерстяных колготок, шерстяные носки, майка, футболка, свитер и утеплённая куртка. — протараторила я, — Я, в отличие, от некоторых одеваюсь по погоде. Миша как-то тепло улыбнулся и погладил меня по плечу. — Это да. Тебе всегда самой о себе заботиться приходится. Ты, действительно, хорошо с этим справляешься. А я вот без Анфиски за этим уследить не могу, башка сейчас другим занята. Я понимающе закивала головой. Группа даёт первые крупные концерты, их приглашают на фестивали, и никак нельзя сбавлять темп работы. Творчество — это, конечно, хорошо, но голодным художником долго не продержишься. Преодолев зимние улицы Питера, мы прибыли на место, опоздав где-то на полчаса. Но это не стало проблемой, так как Яша тоже задерживался и пришёл еще позже нас. Когда же репетиция началась, заботливые парни усадили меня поближе к батарее и принялись заниматься своими делами. В то время как настраивались гитары, ухо резали отбивки Поручика. В этот момент мне посчастливилось тихонько отщёлкать рабочий процесс. Ни словами, ни фотографией невозможно было передать то, какая атмосфера окутала комнату. Андрей, излучая особый дух поэзии, зачитывал свежую пачку стихов, Миша слушал них, иногда издавая смешки. Дуэт этих парней особенно впечатлял меня. Горшок и Князь идеально дополняли друг друга и как фронтмены, и как друзья. Их разные натуры, разные идеи немного разобщали парней, но при этом помогали им двигаться дальше в одном направлении. Хотела бы и я, чтобы в моей жизни когда-нибудь появилась такая дружба. Вот сейчас воспылаю своим делом и найду. Обязательно найду себе такого друга. Я мечтательно смотрела на них, пока чья-то рука не легла на моё плечо. — Мисс папарацци, пройдите на своё место, Вы нас немного отвлекаете. — дружелюбно проговорил Балу, указывая на недавно покинутый мною стул возле батареи. Тогда репетиция по-настоящему разошлась, и немного переработанные стихи начали ложиться на музыку. Песни были новыми, поэтому звучали отнюдь неидеально, но это было даже к лучшему. Иногда мне хотелось что-то сказать, что-то посоветовать, но я сдерживала порывы, направляя взгляд в окно. — Даша, ты как думаешь, лучше так, — Яша издал простой звук на гитаре, — Или так? — он продемонстрировал другой аккорд. — Можно гитару на секунду? — стараясь не упустить идею из головы, пробормотала я, направляясь к молодому человеку. Яков растерянно оглядел меня, прижимая гитару покрепче к своему телу. Безусловно, я не музыкант и не претендую на это звание, но могу похвастаться тем, что в моей жизни несколько лет присутствовала музыкальная школа, которую мне из-за амбиций папы пришлось посещать. Я идеально умею играть пару песен и знаю достаточно теории, но редко этим пользуюсь. Лишь один случай засел в моей голове. Это было три зимы назад. Отец собрал дома «голубой огонёк», и пригласил пару именитых друзей, которые завывали свои хиты под моё грустное бренчание на расстроенной гитаре. Тогда пьяные тётеньки и дяденьки нахваливали мой талант и наговорили папе столько, что он расцвёл, как майская роза. Папа, действительно, поверил, что я могу стать артисткой, повёл к своим коллегам, но его надежды и мечты разбились о скалы объективной критики. — Вова, она же не раскрутится. Не обижайся, но у неё голос слишком тяжелый и томный, а люди такое не любят. Им — проговорил один из звукомонтажеров, — И с внешностью тоже проблемы… По пути домой папа пытался поддержать меня, но больше попыток сделать меня звездой не предпринимал. Приноровившись держать гитару, я попробовала повторить мелодию в нужном темпе. С первого раза у меня, само собой, ничего не получилось, но спустя пару попыток и благодаря усердию моего мозга, судорожно вспоминавшего давно забытые ноты, я смогла повторить проигрыш. Звучал он как-то плоско и скупо, поэтому, напев то, что сочинилось в голове, я смогла перенести видоизмененную композицию на струны. — Мне кажется так будет немного поживее, а если тут вместо этого сделать вот это, — я прервалась на демонстрацию, — Будет хорошая концовка. Ну, это любительский взгляд. — Оно и видно, что любительский! — запыхтел Яша, — А, ну, дай гитару обратно, струны мне порвёшь и только. — Подожди, Яшка. Даша, а можешь это наиграть, — замычал новую мелодию Князь. По правде говоря, я долго не играла, поэтому подбор нот на слух занимал некоторое время, но это занятие приносило мне определенное удовольствие, особенно когда вместе со мной зазвучали другие инструменты и завыли солисты. Я слышала свои ошибки, тяжело было не сбиваться с ритма, но меня никто не останавливал, пока Яков обиженно не вытянул руку передо мной, молча требуя возврат инструмента. — Дашка, научи Яшу играть это, а то он у нас такую сложность сам не освоит, — обратился ко мне Балунов. Тот же, насупившись, настраивал свою гитару, стоя в стороне, но, к его большому сожалению, мой перебор парень самостоятельно повторить никак не мог. Тогда мы вместе с ним начали разучивать то, что я сейчас придумала. Остаток репетиции я сидела молча, наблюдая со стороны за панками, бесконечно спорившими о тексте одной из песен. Советов моих больше никто не спрашивал, а я и не мешала происходящему творчеству своим занудством.