Фото на память

Поднимаясь по хорошо знакомой лестнице подъезда Миши, я испытывала лёгкое волнение, которое отражалось в предательском бурчании живота. Запах же кошачьей мочи устраивал новые испытания моему желудку, готовому выдать всё своё содержимое следующей ступеньке. За ночь ко мне не пришло ни единой позитивно настроенной мысли. Может, я надоела Михаилу, и он хочет разорвать наши дружеские узы? А может у него неизлечимая болезнь, которая в скором времени убьёт его? Ужас! Я люблю утрировать, но сейчас я, правда, перебарщиваю. Нерешительно постучав в хлипкую и грязную дверь, я заслышала громкие шаги по ту её сторону. Дверь распахнулась, и я увидела Мишину руку, которая потянулась ко мне. Он резко схватил меня и притянул в коридор. В квартире было темно, и я растерялась, не имея возможности ориентироваться в пространстве. — Миша? Это ты? — испуганно спросила я. Ответа не последовало, но рука, крепко сжимающая моё предплечье, продолжала тянуть меня глубже в квартиру. Я едва не упала, споткнувшись о кучу стеклянных бутылок. Пара из них даже упала и разбилась. На душе стало ещё тревожнее, но мне трудно было выдавить из себя лишнее слово, и только когда моё тело оказалось приземлённым на диван, я вновь попыталась заговорить. — Миша, что здесь происходит? Где Анфиса? — тихо обратилась я к фигуре, расположившейся у окна с почти полностью сгоревшей сигаретой. — Привет! Она на работе сегодня допоздна. — неожиданно весело сказал он. — Тебе сегодня получше? — робко попыталась уточнить я, не спуская с него взгляд. — Ха! Спрашиваешь! Вчера несколько доз достали, ломать наконец-то перестало. — всё также бодро продолжал говорить парень. Комната после его слов будто стала ещё темнее, блёклый свет, исходивший от окон, рассеялся. В моём горле застыл ком, а сердце неистово забилось. Мозг — единственный орган, который сопротивлялся моей панике. Он же не может быть наркоманом, он о чём-то другом говорит, просто я не понимаю. Но… В голове начали всплывать старые, спрятанные в глубинах подсознания картинки. Странные пятна на руках, лихорадочно бегающие глаза, действия, сопровождающиеся нервной чесоткой, изнеможденный до полусмерти Горшок, который через пару дней вновь становился вновь активным и весёлым. Нет, не может быть. Наркоманы в западных кинолентах выглядели совсем по-другому, они были злыми, выносили всё из дома, кидались на людей. Миша же не может быть таким. Не может же? Я оцепенела, а по телу и так, изнывающему от тёплой одежды, струйками полился пот. Мне страшно, я никогда не общалась с наркоманами, моё окружение всегда состояло лишь из благополучных людей. Я помню лишь одного человека, страдающего от подобной зависимости — мать. Она была, а может и до сих пор есть, настоящая алкоголичка. Градус делал её весёлой, но при этом зверски жесткой. Её поведение всегда было агрессивным и непредсказуемым, в детстве я боялась её до потери памяти, но теперь испытываю лишь отвращение. Сейчас таким зависимым человеком оказался — Миша, которого я искренне люблю, и которым я восхищаюсь. Наверное, образ, который засел в моей голове, был чрезвычайно нереалистичным. Я, окрылённая дурочка, видела лишь одну сторону монеты. — Чего с тобой? — спросил он, разворачиваясь ко мне лицом. — Сигарету… Дай сигарету. — попросила его я, снимая с себя шарф и куртку. Получив никотиновую палку, я дрожащими руками прикурила её и начала пускать кольца дыма, параллельно направляя взгляд в пустоту. Осмыслить информацию не получалось, мысли путались, а нутро дрожало. Михаил стоял рядом и молчал, но в один момент его руки вновь потянулись ко мне. Я отдёрнулась и посмотрела прямо ему в лицо. — Ты — наркоман? — задала я не самый умный вопрос, надеясь услышать отрицательный ответ. — Ну, я бы не сказал, что я — настоящий наркоман! Иногда балуемся с Фиской, такое не считается! — всё также весело и беззаботно говорил он. — Пиздец… — вырвалось у меня скупое ругательство, так как сил на эмоции уже не было. Как же так? Такого просто не могло произойти со мной. Но, если поразмыслить над тем, что его наркозависимость представляет для меня… Он — не мой молодой человек, не муж, не брат, просто друг, который волен делать со своей жизнью всё, что его душе угодно. Миша никогда не представлял для меня опасности, он всегда был добр ко мне, помогал, заботился. Факт, что Михаил Горшенев — наркоман, никак не меняет мою жизнь, но… Это же опасно! Наркоманы и алкоголики зачастую рано погибают от своих зависимостей, такое увлечение рушит семьи, рушит жизни. Я волнуюсь о нём, что бы он сейчас не говорил. — Зачем? — пробормотала я, вытягивая новую сигарету из пачки. — Дашка, ты чего напряглась? Это ж фигня, думаешь я — совсем дурак? — начал было злиться парень, — Могу бросить, как только захочу! — А сейчас не хочешь? — понуро пробормотала я. — Нет! — надулся он, отворачиваясь от меня, — И вообще я тебя позвал не это мусолить. Что там с работой? Настроение было испорчено, разговаривать, откровенно говоря, не хотелось. Благо сигареты помогли хотя бы немного успокоиться, и я смогла на подламывающихся ногах добраться до дивана и расслабиться, если это можно так назвать. Остаток вечера прошёл мимо меня, Миша о чём-то меня спрашивал, я что-то ему отвечала. Его лицо виднелось мне размытым, ведь глаза застилала пелена из слёз, никак не способных покинуть их пределы. Перебрав пальцами край свитера несколько раз и слегка растянув его, я окончательно успокоилась. — Уже поздно, оставайся. — сквозь зевок проговорил парень. Я не стала упрямиться, так как не была уверена, что смогу без проблем добраться до дома. Автобусы уже не ходят, а ватные ноги не будут мне помощниками в борьбе с липким и глубоким снегом. Получив в своё владение старое одеяло, я расположилась, как и в прошлые свои визиты, в хозяйской кровати. — Миша! — окликнула я парня, покидающего пределы комнаты, — Будь осторожен. — Дарья Владимировна, не беспокойся. Я самый осторожный из всех осторожных. — шутливо ответил он мне, но сердце продолжало волноваться. Эта была наша последняя встреча перед тем, как группа отправилась гастролировать по близлежащим городам. Но беда не приходит одна, однако, мне повезло, ведь следующая новость, свалившаяся на мою голову, была куда более приятной. В фотостудию Эдуарда уже в субботу нагрянуло пять молодых людей, разодетых в рок-атрибутику. — Дарья, неси кассеты! — взволнованно вопил фотограф из трубки моего мобильника. Кое-как укутавшись в своё тряпьё, я побежала по питерским улицам, боясь упустить своё счастье. Я оказалась в помещении, когда процесс съёмки подходил к концу, но всё же успела насладиться стараниями Эдуарда, и смогла помочь ему с парой кадров. Выглядело всё действие не менее уморительно, чем фотоссесия шутов. Молодые ребята, разодетые в чёрные лохмотья, корячились и строили горшкоподоные рожицы, а Эдуард всё норовил выстроить их по линеечке и придать им благопристойный вид. Моё пришествие значительно облегчило накалившуюся обстановку, а уж полученные ими презенты вовсе раздобрили парней. Напоследок я даже обменялась с панкоподобными парой фраз и получила от фотографа одобрительный взгляд. — Неожиданно, конечно, но думаю в тебе, Дарья, есть коммерческая жилка. — проговорил он, перебирая купюры, оставленные ребятами, — Упускать такую работницу себе дороже. Так что… Ты принята. Так, без лишних разговоров, мы договорились о том, что я занимаюсь раскруткой студии и фотографированием по свободному графику, но обязуюсь появляться здесь хотя бы четыре раза в неделю. Пожав нежную ладонь Эдуарда Ивановича и подписав пару бумажек, я получила желанную вакансию. Вечером я рассказала о своих успехах Агриппине Валерьевне, которая в ответ осыпала меня комплиментами и похвалами. Да, старушка для меня за всё время, что мы прожили вместе, стала по-настоящему близким человеком. Она выполняет для взрослой меня те функции, которые в своё время должна была осуществлять мать. Это иногда вводит в лёгкую тоску, но вместе с тем трудно не благодарить случайности за появление подобного человека в моей жизни. Поэтому предложение материальной помощи от отца, недавно восстановившего своё финансовое положение, я отсекла на корню. Долги были выплачены, коллекторы, к счастью, отступили, и теперь мне вновь могли помочь со съёмом отдельной квартиры, но мне это не нужно. Я счастлива делить свой быт с вредным Марципаном и заботливой Агриппиной Валерьевной. Отец вместе с Манюней поначалу были удивлены моему отказу, но, приняв мои пояснения, быстро успокоились и пообещали навестить меня в марте. Четыре пункта моего грандиозного плана либо активно исполнялись, либо уже были претворены в жизнь, но пятый давался мне куда сложнее. Наслаждаться жизнью, даже учитывая то, что всё в ней складывается относительно хорошо, не получалось. Постоянно всплывающие в голове образы Михаила, который не просто не может быть моим, да и ещё и к тому может стать ничьим из-за своей зависимости, тяготили. Вдруг с ним что-то случится? Это ведь не шутки. От подобных заморочек меня спасали новая работа и Настя. Выходные мы проводили вместе, бродя то по главным улицам города, то по рынкам. Мы сплетничали, делились историями с работы. Так, проходя рядом с Невой, я увлечённо рассказывала ей о недавней фотосессии, которую я самостоятельно провела для группы неформалов. — Пришлось даже выйти сфоткать их у гаражей! Всё никак не унимались, желая сделать фото, полностью передающее их идеологию… — посмеиваясь, говорила я. — Кстати! А где твой неформал? Ты с ним совсем не гуляешь, всё со мной да со мной. — пыталась она выудить у меня информацию, параллельно хлопая длинными ресницами. — Он — не мой. — резко ответила я ей. — Ври больше! Я видела, как вы в коридоре мило шушукались. — вступала она в спор. — Ничего такого не было! У него вообще-то жена есть. — отсекла я продолжение девчачьих беснований, которые, на моё удивление, не имели намерений прекращаться. — Дашка, ты не так проста, как кажешься! Не думала я, что ты осмелишься женатого отбивать. — тыкнув меня локтем в бок, проговорила подружка. Ответа на её импровизированное замечание от меня не последовало. В этот момент я по-настоящему задумалась. Видимо, наши отношения со стороны окружающих выглядят менее подобающе, чем я себе представляла. Хотя я и ставила себе запрет на мечты о Мише, я не могу порою вести себя достаточно холодно, чтобы соблюдать мысленно определённую дистанцию. Может быть, Настины наблюдения справедливы, и нечто подобное замечала и Анфиса, которая с недавних пор стала более резкой ко мне. Что же делать? Могу ли я угодить всем и не навредить этим себе?