Зорко одно лишь сердце

Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…

Не то чтобы Игорь верил, что из всего этого что-нибудь выйдет. Если они действительно просто попробуют быть вместе, ведь ничего не случится? Он может уйти. В любой момент может: Серёжа ему сразу так и сказал. И Волкову тоже. Но тот псина слишком верная — свою семью, свою стаю больше не бросит, никуда не уйдёт: будет терпеть Грома со стиснутыми, крошащимися от скрежета зубами и слова не скажет против. По крайней мере так казалось Игорю. Мотивы тут абсолютно ясные: они тут ради Серёжи и только ради него, потому что друг другу они никто, пустое место, два диких зверя, вынужденных делить одну территорию. Это тяжело. И для псов, и для волков территория важна: нет территории — нет места для охоты, нет места для жилья, нет места для стаи. А сейчас они должны жить вместе, стать одной стаей, одной семьёй, пометить друг друга, обдать запахом, пропитывая тяжёлую густую шерсть, но это опасно, страшно довериться, показать всему и всем, что ты кому-то принадлежишь. Гром уже принадлежал однажды. И было сладко, было тепло, было по-домашнему уютно. С Разумовским было хорошо. Только вдвоём. Чужое присутствие нервировало, запах щекотал нос до желания оскалиться, вздыбив на холке шерсть, припасть к земле, закрывая беззащитное мягкое пузо от хищника, который мог прогнать его в любой момент, но почему-то не гнал. Олег наоборот старался быть дружелюбнее, мягче, осторожнее. Он не целовал Серёжу при Игоре, и сам отворачивался, когда целовались они. Старался лишний раз не касаться, иногда звал курить на балкон, от чего Гром неизменно отказывался, чтобы не соблазнять расшатанные нервы секундной слабостью. Волков подкрадывался медленно, шаг за шагом, ступая беззвучно, обходя шуршащую листву и хрустящие под мощными лапами ветки. Игорь чувствовал, как щекотало затылок пристальным взглядом, оборачивался и не успевал словить: Олег утыкался носом в кофейную чашку, перебирая пальцами зажигалку, а как только Гром отворачивался, смотрел ему в спину, задумчиво делая ещё один глоток горечи со сладким послевкусием, с любопытством прокатывая его по языку. Разумовский метался между ними, как белка меж деревьев, старался никого не обделить. Спал то в кровати с Олегом, скрутившись клубком и прижавшись спиной к груди, то с Игорем на диване, заползая сверху, цепляясь за него руками и ногами. И как-то так получилось, что у них действительно выстроилось некое расписание, в котором выходной день с Разумовским шёл сразу за два, чтоб никому не было обидно. Но иногда им приходилось проводить время вместе: недолгие моменты утром перед работой, когда Гром залпом выпивал свою дозу кофеина и сбегал в участок. Поэтому он даже не понял, как оказался после смены на кухне, с тарелкой рагу перед собой — они там с Дубиным сговорились что ли? — и ложкой в руке. Задумчиво смотрел на тушёные овощи под пристальным взглядом Волкова, севшего напротив. Разумовский начал есть сразу, как только увидел вырезанные из морковки звёздочки, чуть ли не взвизгнув, как маленький ребёнок. Игорь подцепил кабачок — или всё же картошку? — с кусочком перца и, кажется, баклажана и засунул в рот, медленно жуя — тёть Лена бы им гордилась, наверное: всё его детство сетовала на то, что он из-за стола через пять минут вскакивал с пустой тарелкой — проглотил, подумал, что нужно что-то сказать: впервые готовку Волкова пробовал же, до этого как-то не особо хотелось, — поэтому выдал первое, что пришло в голову. — Вкусно. Почти как у Димки. И продолжил есть дальше. Стук скребущих по тарелкам приборов стих, и Игорь поднял голову: Серёжа не донес до рта ложку, выпученными глазами смотрел на Грома, подавая какие-то телепатические сигналы дерганой мимикой в сторону помрачневшего Олега. Игорь неуверенно жевал то, что успел набрать в рот, и, даже не до конца проглотив, спросил: — Вы чего? Разумовский нервно облизнул губы и выглядел так, будто произошло что-то ужасное, чего Игорь упорно не мог понять. — Чё случилось? — Ничего, — Волков поджал губы, запихивая в себя рагу, и как бы невзначай поинтересовался. — Почему почти? — Чё? — до него всё не доходило. — Почему почти как у твоего друга? — А, ну, — Игорь почесал затылок, пытаясь упомнить, что там обычно Дубин делал, — Дима тыкву не добавляет. С ней как-то сладко. Но прикольно. Есть можно. Серёжа подавился, закашлявшись. Олег похлопал его по спине, подал воду, не глядя, и снова обратился к Грому: — Сладкое не любишь? — взгляд спокойный, анализирующий. — Ну так, — ещё одна полная ложка овощей в рот. — Скорее, равнодушен. Волков хмыкнул. — А что любишь? Игорь даже задумался ненадолго. Он много что любил: беляшики и пельмени, сделанные заботливыми руками Прокопенок, шаву из ларька недалеко от работы, димкин чай и печенье: не сильно сладкое, хрустящее, с привкусом корицы, какао и ещё каких-то специй, Юлька неплохо наливала вино — магазинное, но всё же. Серёжа до этого себя готовкой практически не обременял, питаясь в доставках, а сейчас у него Олег за личного повара. — Да не знаю даже, — карие глаза вцепились в него требовательно. — Ну с мясом что-нибудь. Волков кивнул, и они продолжили есть. Только Разумовский беспокойно ёрзал на стуле, чему-то улыбаясь. А на следующий день Игоря снова затащили ужинать, и на столе его ждала тарелка с возвышающейся на ней башней из котлет, от которых исходил какой-то невероятный запах, и шелковистое картофельное пюре, в которое будто уронили пачку масла, делая его нежным и сливочным. После ужина Гром остался помочь Олегу с посудой — Серёжа убежал в кабинет, бормоча под нос что-то на своём родном — и послушно насухо вытирал тарелки полотенцем, выставляя их в ряд обратно на полку. Волков занимался мойкой. — Вкусно было. Волков, орудующий губкой, скосил на него взгляд. — Спасибо. В тот же день Игорь пришёл в гостиную, сдвигая развалившихся на диване Серёжу с Олегом и усаживаясь со стороны Волкова, который тут же напрягся, что Гром проигнорировал, утыкаясь взглядом в экран. Синие и карие глаза переглянулись: обычно Игорь отказывался от совместного просмотра фильма, поэтому они уже даже не пытались его звать, а тут вот сам пришёл и не спрятался за Разумовского, выставляя его в качестве барьера между собой и Олегом. Когда время почти перевалило за полночь, а Серёжа с влажными волосами уже был в спальне, готовясь ко сну, Игорь вышел из душа в одних только любимых серых спортивках на голое тело и застал на разложенном диване Волкова, поджидавшего его. — Выгнал что ли? — Гром хохотнул. — Могу на пол лечь. Олег покачал головой. — Пошли, — кивнул на дверь, за которой не так давно скрылась их рыжая бестия. Гром закаменел, сжимая кулаки: он с самого начала не желал ночевать в одной кровати. Неправильно это было. Он сам не знал, что именно было неправильно. Просто чувствовал. Не хотел быть третьим лишним и заставлять кого-то ощущать себя таковым. Но сейчас… сейчас хотелось согласиться. Наконец-то отпустить, сказать: «Пошли» — и позволить увести себя за руку, но ноги не двигались, а язык не слушался. Волков ждал достаточно долго, но всё же выдохнул, сдаваясь, поднялся, упираясь в колени, и двинулся прочь. И Игорь не мог позволить ему уйти. Просто не мог — дернулся следом, стискивая локоть до боли. Олег аж весь вздрогнул, чуть не ударив его, но вовремя сдержался. Гром заглянул в глаза, кажущиеся чёрными в полумраке, и подумал, что что-то в этом есть. Во всём этом было что-то, что отдавалось едва-едва заметным, но всё сильнее распаляющимся огоньком в груди. В спальне уже посапывал Серёжа, скрутившийся вокруг одеяла на самом краю. Волков молча указал Игорю забираться на кровать и улёгся следом, прижимаясь, но не сильно, так, чтобы не напирать — дать почувствовать тепло. Гром лежал весь напряжённый и с одной стороны был знакомый и любимый Серёжа, а с другой не очень знакомый, но всё равно немного нужный Олег. Где-то на уровне подсознания было боязно: доверить бок — не то же самое, что и доверить спину. А Волков уже мягко дышал ему в загривок, пуская мурашки до самого копчика. Хотелось заскулить, скрутиться в клубок и спрятаться, но всё это не ему одному тяжело даётся — Олегу тоже и Серёже, вынужденному выступать для них подобием хлипенького моста, под которым разверзлась зияющая пустота, падать в которую невероятно страшно. И если они не будут достраивать этот мост, если они не заменят сгнившие доски, то рано или поздно он рухнет, утягивая их за собой. Игорь вдохнул через нос, выдохнул через рот. Совсем как на разминке в школе. Это не сложно. Расслабил мышцы, слегка подаваясь назад, робко прижимаясь к широкой груди, и ждал непонятно чего. Волков облегчённо выдохнул, перекидывая через него руку, касаясь кончиками пальцев Серёжи, и уткнулся лбом меж лопаток, засыпая и убаюкивая размеренным дыханием Грома, внутри которого беспокойный пёс наконец-то улегся на своё место.