Следи за руками

Все знают, что кабинет Великого Магистра Ордена Семилистника — самое тихое место в Иафахе. Бывающие здесь люди никогда не повышают голос; в коридорах вокруг ходят по-особому, ступая по каменным плитам пола чрезвычайно осторожно, чтобы отзвук шагов не помешал главе Семилистника; даже возгласы послушников, взмывая из сада, словно бы пристыженно замирают у всегда распахнутого окна и неловко топчутся снаружи, дожидаясь, пока сэр Лонли-Локли изволит обратить на них внимание. Любому известно, что кабинет на самом верху самой высокой башни Иафаха — наиболее упорядоченное место не только на территории резиденции, но и во всем государстве. Каждая книга и каждая табличка здесь на своем месте, старинные свитки уложены в кожаные чехлы, артефакты устроены в шкатулках и бережно укутаны в мягкий бархат. Расписание главы Ордена составлено на пять дюжин дней вперед, и даже жители самых дальних окраин Соединенного Королевства в курсе, что проще добиться приема у куманского халифа, чем найти в этом графике пару свободных минут. Всякий вам скажет, что кабинет Великого Магистра Лонли-Локли — самое защищенное место на этом берегу Хурона. Он окружен таким количеством отводящих вред заклятий, что легче перечислить те немногие, что здесь почему-то не использовались. В этих стенах не бывает случайных людей, не произносится лишних слов, даже мысли и те принимают особую, четкую и ясную структуру, зачастую немало огорошивая этим обстоятельством обладателя головы, в которой они живут. Максу на все это безусловное знание всегда было плевать с этой самой высокой башни: кому как не ему прекрасно известно, что и делать, и говорить, и тем более думать рядом с Шурфом можно гораздо больше, чем с кем угодно другим. Но даже он, возникая на подоконнике кабинета, не ожидает увидеть там такой феерический бардак. На всех поверхностях, которые можно хотя бы условно считать горизонтальными, громоздятся книги. Стопки их выглядят столь шаткими, что, кажется, готовы рухнуть от малейшего движения воздуха. Что совершенно не мешает словно бы всему населению Иафаха разом лавировать между этими стопками в совершенно хаотическом порядке, на ходу перебрасываясь короткими фразами с ускользающим от постороннего смыслом: — Сколько на втором? — Еще тринадцать, Хонти говорит, к этой успеем. — А потом? — В седьмую-ау, там не хватает рук. Макс встряхивает головой, даже не пытаясь разгадать загадочный шифр, бросает взгляд в окно — и замирает. Внизу, там, где еще несколько дней назад совершенно точно был сад, плещется самое настоящее озеро, по сравнению с которым тонкий слой воды на ковре в его гостиной кажется Максу таким же несущественным, как одна-единственная страница, уподобленная целой книге. Дождь скрыл под собой не только присыпанные мелким песком дорожки и стелющиеся кустарники, но и первый этаж резиденции, и шершавые от частых капель волны жадно карабкаются выше на стены. Макс обводит взглядом кабинет — и наконец видит Шурфа, почти полностью скрытого книжными стопками. Тот стоит у самого входа, довольно ощутимо мешая желающим войти или выйти: руки сложены на груди, неподвижный взгляд устремлен куда-то сквозь стены, белоснежная мантия с широким голубым кантом лежит такими безупречными складками, что кажется, будто это не ткань, а вытесанная гениальным скульптором статуя, изображающая форменное орденское лоохи. Адепты протискиваются мимо своего Великого Магистра боком, не решаясь его беспокоить, но удивительным образом скорость их передвижения от этих маневров будто бы вовсе не страдает. «Шурф?» — Макс старается окликнуть его тихонько, чтобы не сбить с мысли, и это ему вроде бы удается: лицо Великого Магистра обретает напоминающее человеческое выражение, он оглядывается, словно впервые осознав, что именно происходит вокруг, и наконец сдвигается с места, безошибочно следуя к подоконнику. — Ты вернулся. Макс вздыхает, смиряясь с тем, что теперь некоторое время все, видимо, будут здороваться с ним именно так. — Конечно вернулся, — мягко говорит он. — Что это у вас здесь происходит? Шурф едва заметно морщится и ведет плечом так, словно у него вдруг защемило под лопаткой. — Переносим библиотеку в резиденцию в Пшорри. Макс озадаченно хмурится. — Это вообще где? — спрашивает он почти шепотом, чтобы никто из пробегающих мимо Магистров не узнал о плачевной необразованности одного из самых высокопоставленных лиц в Соединенном Королевстве. — На севере, — коротко отвечает Шурф. Потом оглядывается и качает головой в сторону двери в личные комнаты. Макс оказывается в коридоре первым, терпеливо дожидается, пока Великий Магистр затворит за собой дверь и наложит заглушающие заклятия, и только после этого спрашивает. — Я думал, ты можешь спрятать всю вашу библиотеку в пригоршню вместе со стеллажами и унести за один прием. — Некоторые книги — зачарованные или в ветхом состоянии — требуют особого обращения и не переживут транспортировки в пригоршне или перемещения Темным Путем. Мы наняли несколько кораблей, готовых рискнуть подняться по Хурону и доставить книги обычным способом. Но мне, как ты понимаешь, придется довериться их капитанам и своим подчиненным, поскольку мое прошлое не позволяет мне путешествовать по воде, а настоящее — покидать столицу на столь долгий срок. Поэтому я хотел бы заранее лично убедиться в том, что все собрано и упаковано верно... или услышать от тебя, что нам вовсе не надо ничего никуда перевозить. И он заглядывает Максу в глаза с такой надеждой, что тот просто не может сказать «извини, но все-таки надо». Но и солгать не в силах, поэтому просто молчит несколько секунд, пока Великий Магистр не отводит взгляд. А потом говорит негромко: — Мне нужна твоя помощь. — Какого рода? — и в этом вопросе, Макс точно знает, нет сомнений в том, помочь или нет, Шурф просто уже начал составлять план действий. — Нам нужно встретиться с Королем. Кажется, ему снова удалось удивить Великого Магистра, потому что тот на короткий миг замирает, а затем очень спокойно интересуется: — Ты полагаешь, он каким-либо образом сможет помочь? — Практически уверен, — Макс чувствует, что ему вдруг становится мучительно некуда девать руки, и сцепляет пальцы в замок. — Сэр Кофа сказал, что кроме тебя и Джуффина в замок сейчас никого не пустят, а шеф ушел... — В Холоми, да, я в курсе. А разговор на Безмолвной Речи тебя не устроит? — Понимаешь, у меня есть основания считать, что нужна именно личная встреча. И если бы ты мог пронести меня туда в пригоршне... Макс внимательно разглядывает собственные побелевшие от напряжения пальцы. — Думаю, подобные ухищрения не понадобятся, если ты просто пойдешь со мной. Шурф надолго умолкает, и Макс рискует поднять на него взгляд. Отсутствующее выражение лица Лонли-Локли, явно успевшего послать кому-то Зов, сменяется сначала нетерпеливым, затем раздраженным, потом откровенно сердитым, и наконец он резко выдыхает, словно нанося невидимый удар надоевшему до зубовного скрежета противнику. — ... тридцать дюжин раз через вурдалачью нору! — заканчивает он явно начатую еще безмолвно фразу. Макс смотрит на него с уважением и почти что религиозным трепетом. — Ты что, умудрился послать подальше кого-то из придворных бюрократов? — Не кого-то, а начальника королевской охраны, — Лонли-Локли, вполне уже успокоившийся и принявший обычный невозмутимый вид, отвечает с таким достоинством, словно совершенное им деяние тянет как минимум на бессмертный подвиг. Макс, впрочем, вполне готов согласиться с этим утверждением. — Неужели он решил не пускать тебя в замок Рулх? — Ну почему же, он очень любезно сообщил мне, что Его Величество обязательно примет меня срочно... — Что тогда тебя так расстроило? — ... что в нынешней ситуации означает «завтра утром», — заканчивает Шурф. Макс глубоко вздыхает. — Сорок. — Что? — Сорок, говорю, дюжин раз. Через вурдалачью нору. Тридцать — это ты что-то пожадничал. Лонли-Локли обдумывает эти слова довольно долго, секунд двадцать, потом все же кивает. — Пожалуй, ты прав. Скупость в такой ситуации не к месту. И оба улыбаются друг другу так широко, словно шутка в самом деле удалась. — Наверное, до завтрашнего утра можно и подождать... — неуверенно говорит Макс, оглядываясь вокруг в поисках никогда не существовавших в этом коридоре окон. — Не думаю, — Шурф качает головой. — Мне совершенно не нравится мысль эвакуировать не только библиотеку, но и сокровищницу. — А у вас есть сокровищница? — Макс округляет глаза. — Ты никогда не говорил. Я думал, Нуфлин полностью разорил Семилистник. — Магистр Мони Мах в самом деле продал все, что было возможно, но даже ему было ясно, что некоторым артефактам не место в частных руках. На данный момент в Иафахе хранится семьдесят шесть предметов, которые существуют только благодаря уникальным условиям хранения, созданным еще основателями Ордена и поддерживаемым силами всех его адептов. Если их вынести за пределы зачарованного помещения без особых ритуалов, Мир лишится большей их части. Но ритуалы занимают довольно много времени, и я вряд ли успею провести их за одну ночь для всех артефактов. — Может, я помогу? — Спасибо, Макс, но думаю, будет более продуктивно, если ты уничтожишь саму необходимость их куда-либо выносить. — Мне тоже так кажется, но я пока что не очень понимаю, как этого достичь, — мрачно бурчит Макс. — Есть одно довольно простое решение, которое, тем не менее, возможно только для тебя. — Просто пожелать, чтобы все прекратилось? Думаешь, я не... Шурф поднимает ладонь, останавливая поток жалоб на несправедливость Вершительской доли, готовый сорваться с максовых губ. — Мы пройдем в Замок Рулх по Темной Стороне. Макс умолкает, задумчиво склоняет голову на бок, обдумывая предложение, не находит в нем ни единого изъяна и медленно кивает. — Только тебе придется меня проводить. Кажется, мы с Темной Стороной не в ладах. — Разумеется, я тебя провожу. Или ты думал, что когда я говорил «мы», я имел в виду кого-то еще? — Но у тебя же библиотека, я ведь понимаю... — нерешительно говорит Макс. Шурф набирает в легкие воздух, закрывает глаза и молчит так долго, что Макс успевает испугаться: не умудрился ли он ненароком рассердить своего друга? Но тут Лонли-Локли едва заметно улыбается. — Никогда бы не подумал, что скажу это, но... — он переходит почти на шепот. — Ни одна библиотека, даже самая хорошая, не стоит благополучия жителей этого города. Любого города. И протягивает Максу руку прежде, чем тот успевает как-либо прокомментировать такое вопиющее святотатство.