драбблы | 13 карт

      Темнота. Злейший враг многих людей. Она обволакивает твоё сознание в чёрную, словно смола, пелену. Ты не видишь ничего вокруг себя, можешь лишь слышать и чувствовать.       Все мы слышали привычную нам фразу: «Я боюсь темноты». За ней вспоминается: «Человек боится не темноты. Он боится того, что в ней может обитать».       И вот тогда появляется страх.       А вместе с ним и дикое желание убежать.       Убежать из этой бездны.       И ты готов бежать столько, сколько тебе понадобиться. Готов стереть свои ноги в кровь. А после ползти, стирая в кровь и ладони. Ты готов сделать всё, лишь бы остаться в живых. Только бы увидеть свет ещё разок.       Комиссар открывает глаза, тут же жмурясь от яркого света.       Напротив него окно. На улице замечательная погода: светит солнышко, согревая своим теплом небольшой городок. Поют птички, радуя своими волшебными песнями жителей. Прямо как летом. Только больно уж холодно в марте месяце.       Наконец, взгляд проясняется, и парень решает оглядеться. Сидит он на ужасно мягкой, наверняка двухместной кровати, справа от него дверь из тёмного дуба, чуть дальше от неё, в углу громоздкий шкаф. Слева, на стене висит несколько крупных картин, а ближе к кровати, тумбочка. Посреди комнаты, на полу, ковёр с мягким ворсом. Вся мебель выполнена в тёмных тонах синего, фиолетового, а то и чёрного цветов.       Это однозначно не кабинет трефового.       Лёгкая паника охватывает разум, приказывая немедленно вставать и уходить. Но ничего не выходит. Клон дёргает руками, пытаясь сдвинуться с места, но позади лишь раздаётся лязг металла. Безрезультатно.       Очередная попытка прерывается поворотом замка.       В комнату, деловитой походкой, проходит не кто иной, как…       Мафия?! — Куромаку явно был в ужасе. Попасться в лапы боссу мафии? Когда он только успел?       Пиковый, заметив, как пойманный таращится на него, словно на чёрта, заметно усмехается. А говорят, комиссар, великий человек… Тщательно всё проверяет, на отлично выполняет свою работу…       Вот только в этот раз он где-то да просчитался. — Для чего я здесь? — Только и может промолвить пленный, придя в себя. Пик подходит близко, почти в плотную. Внезапно наклоняется и шепчет у самого уха: — Для моих плотских утех. — А потом отходит на пару шагов и улыбается. Так озлобленно, но самолюбиво. Гордиться собой. Пару секунд разглядывает собеседника, а после будто подлетает к нему, да так, что второй вжимается в изголовье кровати. — Будешь хорошим мальчиком — я не сделаю тебе больно, милый мой. — И проводит тыльной стороной ладони по гладкой щеке парня.       Становиться так противно, что захотелось откусить этому гаду парочку пальцев. Он без них переживёт, а вот Куромаку без самообладания — точно нет.       Из его уст доносится шипение, когда восьмой проводит рукой по голове. Только сейчас он заметил, что в одном месте она ужасно раскалывается. — Ц… Ну неужели нельзя обойтись без происшествий? — Пиковый достаёт из кармана телефон, набирает чей-то номер. Отходит «на поговорить».       Это мой шанс! — Сознание неумолимо велит бежать, сделать всё, что в его силах, только бы с ним не сделали ничего пагубного.       Дыхание сбилось.       Парень старается его выровнять. Не выходит. Кадык невзначай касается лезвия.       Страх. Сплошной страх. Как там, в темноте: когда у тебя уже нет сил бежать и нечто страшное нагнало тебя.       Наступает время отчаянья.       Всплывают воспоминания былых лет. Вот, ты гоняешь резиновый мячик по двору, а уже в следующее мгновение — сидишь на кухне и поедаешь свежие мамины блинчики. С малиновым вареньем.       Мама. Давно я к ней не приходил… — Эй, выродок. Переставай витать с облаках и слушай сюда. — Секунда — и облака счастливых мгновений тут же испаряются, стоит тебе отвлечься. А в реальности перед тобой злобно пыхтит красная от злости морда твоего ненавистного врага. — Ещё раз выкинешь что-нибудь подобное, я вырежу твой кадык и заставлю тебя сожрать его. А после буду трахать твой труп, пока он не начнёт гнить. Я сейчас ясно выразился?       Куромаку, будто ком только что проглотил. Противный липкий страх не даёт толком разумно мыслить. Он кивает несколько раз, даже не вслушиваясь толком в речь оппонента, сдерживая горячие слёзы.       Какой же он всё-таки тряпка. — Умница. А теперь, так, предупреждение. — Лезвие всё же касается кожи. Только на правой щеке. Оно почти прорезает плоть насквозь, а пленный жмуриться, уже и не в силах сдержаться. — Ну-ну, не расстраивайся. Как по яйцам бить — так это ты горазд. Так, где же твоё терпение? Не уж то я ошибся в тебе, думая, что ты, сдержанный и хладнокровный работник, сможешь потерпеть самую малость, прежде чем мы начнём?