Мёртвые цветы лучше, чем ничего

             В следующий раз, когда он приедет, в его руках будет большой букет ярких подсолнухов.       Он замечает их снаружи цветочного магазина, прямо за букетами других цветов. Розы, тюльпаны, гортензий — для него все они прекрасны по-своему.       Но в том букете ярких жёлтых лепестков было нечто особое, побуждающее выбрать именно их.       Женщина за прилавком обернула их в крафтовую бумагу, элегантно перемотав букет фиолетовым бантом. Она улыбнулась ему и понимающе заглянула в глаза. — Берёте для своей девушки, золотце? — спросила она, заправляя прядь тронутых сединой каштановых волос за ухо.       Сонбэ как-то странно на неё посмотрел, ошеломлённый вопросом. Конечно, тот был вполне резонным: он молодой мужчина в цветочном магазине, а рядом с ним никого нет. Хотя это и было вполне справедливым предположением, у него внутри всё сжалось. — Э-э-э, нет, это в больницу, — как-то неопределённо пробормотал Сонбэ.       Из-за своего странного выражения лица он, должно быть, выглядел как скорбящий, что добавляло большей горечи к его словам.       Возможно, дело было в его лице в целом? У него, как там говорил его старый знакомый? Синдром Стервозного лица?       Ей стало неловко: — Оу, мне очень жаль.       За что она извиняется? Она же ни в чём не виновата. В действительности, она понятия не имела об обстоятельствах вокруг того загадочного человека в больнице. Или же она извиняется за своё неверное предположение? Или же ей жаль из-за того, что в больнице лежит человек, которого Сонбэ знает лично? Он не озвучивает свои вопросы, оставляя их покоиться в своей голове. — Я, эм, принимаю ваши соболезнования?       Он как-то странно кивает в ответ, из-за чего выглядит ещё большим дураком, чем до этого. Сонбэ взял цветы и заплатил, сколько потребовалось. Он выбежал из магазина, чтобы больше ни сделать ничего странного.       Женщина подумала, что цветы были для его девушки.       Он не мог просто сказать, что цветы были для человека, которого он едва знал. Для человека — незнакомца — сломанного и в коме, который практически держал последующие карьерные возможности Сонбэ в своих слабых ручонках. Для человека, которого похитили и держали добрую половину года.       Возможно, было бы лучше, если б он сказал, что да, эти цветы для его девушки. Да, этим вечером у них будет годовщина, спасибо вам большое, вам тоже хорошего дня.       Сонбэ хмурится.       У него вообще когда-то была девушка?       Юн лежит неподвижно, как и в прошлый раз. Казалось, он никак не изменился. Его состояние не улучшилось, но не ухудшилось. Судя по его досье и фотографиям из полицейского архива, он, возможно, именно так всегда и выглядел. Болезненно и бледно. Если у Сонбэ было стервозное лицо, то у этого парня оно было несчастным. Вместе они, вполне возможно, стали бы самой избегаемой парочкой во всем Сеуле.       Ставя цветы на стол рядом с кроватью Юна, Сонбэ вновь задаётся вопросом, зачем он пришел сюда во второй раз. Его разум твердил, что именно ему нужно увидеть этого парня снова. Но почему?       Он мог бы попросить врачей позвонить в участок, когда Бум очнётся. Сонбэ мог бы заполнить больше документов, выполнить больше работы. Но вместо этого он оказался здесь.       И все же он, кажется, не чувствовал никакого сожаления по этому поводу. Как будто он хотел быть здесь, когда Юн очнётся.       Очевидно, чтобы получить всю информацию из первых уст. Для быстрого расследования событий, приведших к (честно говоря, заслуженной) кровавой расправе над О Сану. — Если бы ты просто открыл глаза, это бы мне очень помогло, знаешь ли, — бормочет Сонбэ, бросая обвиняющий взгляд на пациента. Все ещё слегка уверенный в том, что его слышат. — Если ты этого не сделаешь, я заполню всю эту палату цветами.       С такой дерьмовой угрозой, Бог знает, как Ян Сонбэ вообще стал офицером полиции.       Проходит ещё неделя. Жизнь Сонбэ, как он предполагает, движется в обычном темпе. На работе все бросают на него косые взгляды, нагружают муторной, грязной работой; постоянно посылают патрулировать в самое неподходящее время… Но, в конце концов, они не могли сделать ему ничего по-настоящему ужасного. Ведь он был прав. Всё это время. Когда ему никто не верил — и ничто не могло это изменить.       Ничто не могло это изменить.       Кроме, конечно… — Эй, а этот парень, Юн Бум, все ещё в больнице? — спрашивает его офицер Ким, выполняя расчёты на древнем компьютере полицейского участка. Этот вопрос был брошен небрежно, вероятно, для завязывания разговора — на всякий случай. — Да, всё ещё. Кома. До сих пор не удалось получить от него показаний, —честно отвечает Сонбэ. Напрягшись при поднятии этой темы, что странно. Как будто офицер Ким собирался отчитать его за что-нибудь плохое.       Но он же не сделал ничего плохого? Ведь так?..       Боже, он был так сбит с толку. Он совершенно не понимал, почему до сих пор так заинтересован жертвой дела О Сану. — Будь осторожнее с ним. Судя по его послужному списку, он один из тех ненормальных. Я помню, как иногда видел его здесь — на него всегда кто-то кричал… — мужчина неодобрительно цокнул языком.       Сонбэ поджимает губы. В нем просыпается очень странное желание защитить Юн Бума. Почему? Он не был так уж уверен. Ему не приходилось никогда по-настоящему разговаривать с этим человеком — и все же — было как-то неправильно говорить плохие вещи о пережившем так много всего за последние месяцы. — Как бы то ни было. Он все ещё потерпевший в этом деле. Мне нужны его показания, чтобы попытаться выяснить, за что ещё несёт ответственность О Сану, — он говорит настолько уважительно, насколько может. В конце концов, офицер Ким был старше его по званию. Независимо от того, что Сонбэ о нём думал, этот факт оставался неизменным. — Он не сильно поможет, но если ты хочешь потратить свое время впустую, то ладно. В мозгах у этого паренька полный бардак, я в этом уверен.       Сонбэ почувствовал, как стиснулись его зубы. — Почему вы так думаете? — Некоторые шрамы на его теле были нанесены ещё до похищения… Особенно на его запястьях.       Сонбэ делает глубокий вдох. Что-то непривычно кольнуло в области сердца. — Он был… проблемным. Но это не означает, что он не способен говорить правду.       В очередной раз цокнули языком — старший по званию офицер становился всё более раздражённым. — Разве ты не видел его досье? Его ещё до похищения арестовывали по обвинениям в сталкерстве. Я десятки раз видел, как он сжимает в углу в ответ на домашнее насилие. Он всегда мрачно и подозрительно шастал по городу и никогда не давал прямых ответов на вопросы о том, что он делает. Он никогда ничего не рассказывает о тех, кто ранил его, даже если правда может его спасти.       Сонбэ встаёт и поправляет очки на переносице. — При всём уважении, офицер Ким, этот человек стоит того, чтобы я хотя бы попытался. Я хочу завершить это дело. А теперь, если позволите.       Он уходит, больше не проронив ни слова, невольно чувствуя себя довольным, что последнее слово осталось за ним. Его рабочее время закончилось.       И всё же, слова сказанные старшим по званию офицером не покидали его всю дорогу в больницу. Сейчас он ехал туда словно на автопилоте.       Третий раз за месяц Ян Сонбэ заходит в палату Юн Бума в больнице (Он уже начал запоминать дорогу туда).       Во второй раз он приносит цветы. (В этот раз белые маргаритки).       И всё же он останавливается за несколько шагов. Блестящая белая плитка осталась прежней, бледные стены, скрипучая кровать, но… Что-то изменилось.       Впервые он видит, как Юн открывает глаза. Они глядят на него, тёмные и нечитаемые. Смотрят, как он становится в середину палаты.              Сонбэ шокировано моргает, чувствуя как его сердце бьётся сильнее. Что за чёрт?       Наконец замечая в своих руках цветы, детектив спохватился и спрятал их за спину. Прокашлявшись, он изо всех сил пытается звучать профессионально и внушающе (в какой-то степени). Он очнулся! Он наконец очнулся! Почему он так радуется? Он пытается скрыть и эти эмоции. — Юн Бум, я из Сеульского подразделения полиции, — он неясно указывает в сторону значка на своём жилете, — теперь, когда вы очнулись, я хочу, чтобы вы мне рассказали про О Сану и о том, что произошло после вашего похищения, чтобы проследить серию убийств по стране.       Он искренне надеется, что Юн не видит маргаритки за его спиной. Он искренне-искренне надеется.       Человек на больничной койке некоторое время молчит. Его выражение лица всё ещё трудно прочесть. Он наклоняет голову в бок. Большой ему больничный халат немного спадает, открывая плечо. Сонбэ передёргивает от вида пластырей и бинтов на его ключице. Тишина. Он что не слышал, что ему сказали? Опять. Он хочет уже повториться как… — Мне жаль. — тихий, робкий голос Юн Бума звучит в комнате намного мягче, чем детектив мог себе представить. Сонбэ хмурит брови.       Он внимательнее смотрит на Бума и наконец осознаёт, что за выражение было на его лице — это растерянность.       Нехороший знак. Совсем не хороший. Впервые Юн Бум встречается взглядом с Яном Сонбэ и с дрожащей губой отвечает с искренней честностью на вопрос детектива. С честностью, которой от него даже не ожидали. — Я… Вы должно быть ошиблись с человеком… Кто такой О Сану?