Розовый фламинго на шесть часов

Дверь аудитории с треском распахнулась. На пороге маячил давешний студент с ушибленной джинсовой задницей. Значит, я слегка промахнулась — не пятикурсник, а четверокурсник, да еще и с юридического вдобавок. — Ого! — весело подивился он плотности подселения и без тени сомнения шагнул в аудиторию. — Здрасьте. По рядам прошлась нежная волна смешков и еле заметное колебание, а я мысленно позавидовала самоуверенности вновь прибывшего. Хотела бы я, ввалиться вот так в аудиторию на пятнадцать минут после положенного срока и не испытывать по этому поводу никаких лишних эмоций. — Ага, Волков, — совершенно не удивился Леманн, — Полагаю, вы в курсе, что опоздали на пятнадцать минут? Но, по крайней мере, теперь точно все в сборе. — Волков, да, — представился возмутитель спокойствия. — Если, кто не в курсе — Сергей Сергеевич. — Да, в курсе мы! — прилетело с задней пары. Похоже Волкова тут очень хорошо знали. У меня, вообще, стало создаваться мнение, что все в аудитории знают друг о друге гораздо больше меня. — Что на сей раз? — Леманн уперся пятой точкой о край стола и прищурился. — Взвод бабушек через дорогу переводили туда-сюда или спасали мир от апокалипсиса с помощью рулона туалетной бумаги и мотка проволоки? По аудитории снова прокатились смешки студентов. Волков засунул большие пальцы рук в карманы джинсов и спокойно обвел аудиторию взглядом. На мгновение мне показалось, что на мне он чуть-чуть задержался. Я в который раз чертыхнулась про себя на предмет своей громкоголосой маман, но Волков уже перевел взгляд обратно на Леманна и соизволил объясниться: — Нет, все гораздо проще. Я сплю очень крепко и меня не в состоянии разбудить ни один будильник. — И как же вы обычно выходите из этой затруднительной ситуации? — хмыкнул Леманн. — Все просто, — перенес вес с ноги на ногу Волков. — Обычно я не сплю один. Перекладываю, так сказать, ответственность за свое пробуждение на других. По аудитории прошлась свежая волна смешков. — Как же так получилось, что сегодня вы проснулись в одиночестве? –Леманн явно симпатизировал студенту. Иначе с чего бы ему было поддерживать этот балаган? Волков не спеша обвел аудиторию взглядом и выгнул бровь. — Ну почему же один? — объяснил он снисходительно. — Просто оказалось, что тот. эмм. Та, с кем я спал сегодня, спит еще крепче меня. Первый раз такое со мной, представляете? Волков прижал руки к груди и повернул корпус в сторону Леманна, выражая своим видом высшую степень раскаяния. — Садитесь уже — махнул рукой Леманн в сторону плотных рядов студентов. — Если найдете где. И напоминаю, что экзамен я буду принимать сам и по своим лекциям. В ваших интересах не проспать это увлекательное мероприятие. Можете попробовать увеличить свои шансы на пробуждение путем увеличения количества участников процесса. «Он, что, только что посоветовал студенту групповушку?» — поразилась я про себя. Волков благостно кивнул и неспеша направился в аудиторию, оглядывая штабеля студентов. Непонятно как, но и так донельзя уплотненные ряды, все же как-то ужались при его приближении. Теоретически Волкова желали посадить к себе все, но он не стал забираться далеко. Уже у первого ряда он задумчиво посмотрел на меня, как на крайнюю, но я восседала на стуле Леманна а не на скамье и подвинуться не могла при всем своем желании. Да и могла бы, не подвинулась. Волков спокойно повернулся в другую сторону. Ряд слева от прохода послушно потеснился и Волков шлепнулся на сидение, положив перед собой на парту объёмный рюкзак. Леманн вздохнул и продолжил практически сорванную лекцию. Я открыла чистую тетрадь, примостила ее кое-как на колене и приготовилась конспектировать. Минут пять я честно пыталась сосредоточится на процессе, но что-то меня отвлекало. Слова Леманна долетали до меня как сквозь вату и, как я ни пыталась вникнуть в смысл сказанного, а уж тем более зафиксировать на бумаге, у меня ничего не получалось. В конце концов я обернулась, чтобы лично убедиться в том, что меня нагло разглядывают. Мои ожидания оправдались с лихвой: Волков не просто смотрел в мою сторону, он демонстративно повернул ко мне весь корпус и примостил голову на согнутую в локте руку. Он был так близко, что я могла рассмотреть тонкий шрам на его виске. И смотрел, почти в упор. Я почувствовала, как только что остывшая от приступа неловкости спина, снова покрывается потом. Только этого не хватало! Похоже, этот клоун недоделанный решил избрать меня предметом для своих шуточек. В том, что передо мной сидел стебщик первой категории, сомневаться не приходилось. Я быстро опустила взгляд обратно в тетрадь, чувствуя, как начинают пылать уши. Интересно, если не реагировать, как быстро ему надоест меня доводить? Я постаралась сосредоточиться на доске, где Леманн чертил какую-то схему, и даже честно постарался перенести ее к себе в конспект, но взгляд Волкова жег мне щеку. С этим следовало что-то делать. — Просто улет…- донеслось до моих ушей с другой стороны, где сидела эффектная брюнетка, ясно с четвертого курса. — На столе, на полу, на подоконнике, а под утро еще и в коридоре, — громим шепотом сообщила девушка своей соседке и быстро повернулась, хлестнув меня по щеке длинным конским хвостом. — Ой, извини… — положила она руку мне на плечо и чуть сместилась, чтобы я не загораживал ей обзор. Волков нежно сложил губы трубочкой, а я почувствовала себя идиоткой в квадрате. Ну, естественно. Волков смотрел не на меня, а на девушку прямо за мной. Остаток лекции прошел в тщетных попытках успокоиться и зафиксировать хоть что-то, пока моя соседка переглядывалась через меня как через стеклянную витрину с местным Казановой и через пол часа, стоило Леманну объявить нам, что мы свободы, я была первый, кто рванул из аудитории. Я запихивала свою тетрадку в сумку и проталкивалась через толпу студентов, тут же заблокировавшую входную дверь, но в последний момент не удержалась и кинул быстрый взгляд через плечо. Из всей аудитории не торопились на выход всего несколько человек: Леманн спокойно что-то изучал в своем телефоне, а Волков с брюнеткой разговаривали о чем-то: он — уперев колено в лавку, она — кокетливо, накручивая смоляной локон на пальчик. На меня ни тот ни другой не обращали ни малейшего внимания. Ну и действительно. С чего бы? *** К тому моменту как я завалилась обратно в комнату, переполненная новыми впечатлениями под завязку, Люсинда только очнулась. Она сидела на своей кровати худая и взъерошенная и задумчиво чесала свои рыжие патлы. Я мгновенно представила ее в кроваво красном платье в пол и рука машинально потянулась за блокнотом — сделать набросок. Алый бархат, здорово подошел бы к ее бледной коже, рыжий цвет волос тоже в кассу, только сделать бы ее менее агрессивным, более пшеничным… Люсинда покосилась на меня, стоило мне протянуть руку за блокнотом для набросков и нахохлилась. — Ты кто? — произнесла она хрипло. Я открыла рот, потом закрыла его, думая, что это уже третий виток нашего знакомства, но Люсинда вдруг весело хмыкнула и беспечно поболтала босыми ногами в воздухе: — Да расслабься ты! Шучу я. Ты — Саша Мухина. Первокурсница и бла-бла-бла. Как первый день в альма матер? Где была, что видела? — Ничего особенного, — пожала я плечами, пристраиваясь на своей кровати и складывая ноги по-турецки. Набросала невидимой паутиной едва заметных карандашных линий силуэт и принялась прорисовывать контур. Люсинда явно заинтересовалась, но комментировать не стала. — Пират, с руками и бровями и хам один, с непомерным чувством самомнения. — Какой хам? — заинтересовалась Люсинда. — Такой… — я задумалась, как поточнее описать типа, который заставил меня второй раз за день испытать чувство тотальной неловкости. Первый был на счета Леманна. — С бардаком на голове и шрамом вот тут… Я ткнула себе в висок. Люсинда задумалась, а потом просияла: — А… Волков. Серега. Поаккуратнее с ним, — предостерегла она и широко зевнула, показывая острые кошачье клыки. Я быстро сделала несколько коротких штрихов, обозначая скулы модели — Ты же говорила, что поаккуратнее нужно быть с Секси-Бист? Тфу, ты. С Леманном? — уличила я, рассматривая Люсинду из-за блокнота. — С этим особенно, — подняла палец в верх Люсинда. — Но Волков тоже тот еще фрукт. Он вроде список, ведет, куда вписывает свои победы, — при слове «победы» Люсинда показала в воздухе кавычки и подмигнула, чтобы у меня сомнений не осталось в том, какие именно победы лохматый хам, вносит в свой мерзкий блокнотик. — Проблемы с памятью? — не удержалась от сарказма я. — Сложно три фамилии запомнить? Люсинда закатила глаза и шумно сдула челку со лба, не удостоив меня ответом. Я принялась за растушевку и пожалела, что не захватила из дома цветную пастель, или на худой конец обычные цветные карандаши. Нужно будет прикупить. А пока черно-белый вариант. Я методично принялась за штриховку. — Что у вас за бардак в университете, — продолжала бубнить я. — Какое-то минное поле из мачо-мужиков. Секси-препод, хам какой-то со своим списком… — Не у «вас», а у «нас», — невозмутимо поправила Люсинда, нашаривая под кроватью тапки. — Ты, детка, теперь часть этого бардака. Да и вообще… Юность, гормоны… Понимаешь? С этими словами она встала с кровати, одернула короткую майку, которая служила ей ночной рубашкой и пошаркала тапками в сторону небольшого стола, покрытого клеенкой. Придирчиво проверила уровень воды в чайнике и щелкнула тумблером. Чайник загудел, а я покачала головой. — Нет, не понимаю. Я, вообще, к сексу как-то… не очень. — Да ну! — Люсинда плюхнулась на стул и уставилась на меня как так, как должно быть смотрел бы палеонтолог на настоящего динозавра. — Ты — девственница, что ли? Я почувствовала, как краска заливает лицо и уши, и принялась яростно растушевывать тени на эскизе. — Нет, конечно! — процедила я, ибо технически так оно и было. Девственницей я не была. А вот секс — один единственный, на выпускном, с бывшим одноклассником Ромкой, к которому я вроде как что-то испытывала весь одиннадцатый класс — никаких впечатлений, кроме гадливости не оставил. Да и «что-то», которое я испытывала к Ромке испарилось, стоило ему спустить штаны. Никаких жгучих эмоций или кайфа, про который писали в любовных романах, коими зачитывалась маман. Повторять это я не имела никакого желания. Может я, вообще, лесбиянка? Я покосилась на Люсинду, выискивая в себе крупицы возбуждения ее голыми ногами и бедрами, которые не прикрывала короткая майка с логотипом газировки. Люсинда словно, прочитав мои мысли, набычилась: — Тогда, что? Из этих? — и кивнула в сторону коридора, словно там как раз строем проходил отряд лесбух. Я вздохнула, понимая, что даже такая колоритная девочка как Люсинда меня не вставляет, что уж говорить, о других. Вода в стареньком чайнике заклокотала и Люсинда примолкла, пережидая, пока тумблер не щелкнет и в комнате не установится полная тишина. Потом взъерошила волосы на затылке и предприняла, еще одну попытку: — Тогда что? Типа фригидная? В это совсем не хотелось верить. Я механически подправила пару деталей в рисунке, затягивая молчание. Люсинда не торопила. Она, вообще, казалось потеряла интерес к беседе: достала пару разнокалиберных кружек, плеснула кипятку, подергала за веревочку пакетик сначала в одном, а потом во втором, потянулась за сахаром. — Я предпочитаю верить, в то, что я просто пока не встретила того, кого мне захочется… Слово «полюбить» я попридержала. Достаточно было просто «захочется». Люсинда невозмутимо кивнула и бросила: — Сахару? Я покачала головой. Люсинда набухала в кружку побольше три ложки. Прихватила со стола обе кружки и обошла меня по кругу, подбираясь с тыла. — Ого! — присвистнула она, кивая на пости законченный рисунок. — Это я? — Тебе нужно носить теплые насыщенные цвета. Красное, темно-оранжевое, темно-бирюзовое… — начала было я, но в замочной скважине зашебуршились ключом и через несколько секунд на пороге показалась Милка. Она настороженно глянула на Люсинду и замерла. — Проходи, не съем, — зловеще пообещала та и облизнулась. Милка вздрогнула, попятилась назад и стукнулась задницей об косяк. Хотя мне Люсинда совершенно не касалась ни опасной, ни агрессивной. А еще я внезапно поняла, что Люсинде я про себя за один час успела выболтать столько, сколько Милке не говорила за все одиннадцать лет школы. Поняла и немедленно прониклась к Люсинде симпатией. — Ладно, айда чай пить. Мне родоки с собой конфет отсыпали, — гостеприимно махнула рукой Люсинда, и заговорщики подмигнула, словно подтверждая, что все мои откровения останутся между ней и мной.