Пополам

Вова глядит на время, только три ночи, а ему теперь совершенно не спится. Он залипает в телефон, ворочается и не знает, чем бы ему заняться. В какой-то момент он слышит звуки за стенкой, они бы его не разбудили, но он не спит, потому слух в тишине их улавливает хорошо. Братишкин невольно прислушивается, к неясному шебуршению добавляется стук, скрип, а потом до него доходит. Щёки начинают греться. Там ни что иное, как секс, а за этой стеной Стинт и Неля, потому ничего удивительно. — Блять! — тихо себе под нос ругается Вова, переворачивается, закрывает голову одеялом, но лезущие в голову образы искоренить тяжело. Он не представляет своих друзей, зато себя представляет и порнушку, которую смотрел недавно. Нет! Это уже слишком. Братишкин резко вскакивает, прерывать он точно не собирается, больно надо, он тоже человек, но сидеть тут и слушать даже сдерживаемые стоны не хочется совершенно. Вова тихо выходит из комнаты и идёт к следующей двери, стучит и приоткрывает её, не заглядывая вовнутрь. — Хес? — Заходи. — разрешает Хесус, у него даже голос не сонный, хоть он и лежит в кровати, точнее садится, стоит Вове зайти. — Ты чего пришёл? — Ну там… Секс происходит за стенкой, поэтому я решил найти другое место. — Садись. Братишкин неуверенно смотрит на вторую половину кровати, зря он пришёл всё ещё находящийся в лёгком возбуждении, Хес его просто не поймёт. Но Хесус хлопает по месту рядом, и Вова забирается под одеяло. — Завидно стало, тоже решил потрахаться? — в шутку интересуется Хес. — Дурак, блять, я лучше поберегу психику Ильи. — ворчит Братишкин, сползая вниз, пока голова не опускается на подушку. — А его и нет, он у Антоши тусуется, я сам только пришёл. — И чего вы меня не позвали? — Ты же изговнился и ушёл спать. — жмёт плечами Хесус и откладывает телефон, который всё это время держал в руках. — Ну и чо, всё равно нихуя не поспал. Мне нужно что-то в руки, чтобы спать, а одеяло тонкое совсем. — Мы ведь договорились поехать к морю, уснёшь же по дороге. — Будешь меня тормошить, чтобы я за рулём не уснул? — спрашивает Братишкин, смотрит на него снизу вверх и задерживает невольно дыхание. — А мне обязательно с тобой в одной машине ехать? — ужасается Хесус и, улыбаясь, тоже ложится на подушку. — А ты хочешь меня одного бросить? — Мы же тебе с Антоном говорили, что нужно брать машину на шестерых, а не две, блять. — Но вообще-то, это очень помогает, мы не всё время вместе ездим. — спорит Вова. — Вообще-то мы с Нелей много места не занимаем, можно попробовать вчетвером сесть. — размышляет Хес, разглядывая потолок. — Нет! Поедем вдвоём. — и смутившись резкости, Братишкин отводит взгляд и кусает губы. — Зачем выдумывать? Можно же с комфортом, положим на заднее всё нужное барахло. — Ну, как хочешь, мне всё равно на чём ехать. — Ехать на машине. — С кем мне тоже не важно. — дополняет свой ответ Хесус, глядя на него, лёжа лицом к лицу под одним одеялом. Вова так рад, что темно, есть надежда что его красные щёки не так бросаются в глаза, он переворачивается на живот и утыкается носом в подушку, закрывая глаза. Хес мягко улыбается, его ладонь застывает занесённая над вихрастым затылком, он лишь наблюдает за тем, как подрагивают ресницы. — Не засыпай тут. — почти что недовольно говорит Хесус. Вова ему не отвечает. Хес не пытается его будить, лишь вздыхает, закрывая глаза, глухо охает, когда Братишкин сгребает его в охапку, обнимая за талию и утыкаясь носом в плечо. Хесус думает, что теперь ему уснуть не судьба, но вырубается уже через десять минут, разморённый тёплыми объятиями.

***

В машине Братишкин в основном молчит всю дорогу. А что вообще говорить? Если он проснулся в объятиях парня? Который ещё так буднично сказал: «Доброе утро»? В самом деле, это же ерунда, если подумать, но сердце скачет где-то в горле и мешает думать. Вот сейчас они приедут, поймают эту редкую прекрасную погоду, устроят пикник на пляже и может даже сходят искупаться. Но всё о чём может думать Вова, это что Хес приятно пахнет и удобный, несмотря на то, что костлявый. — Вов, на дорогу смотри. — сквозь туман прорывается голос Хесуса. — Я отсюда вижу, как твои глаза стекленеют. — Я слежу. — бурчит Братишкин, ещё крепче хватаясь за руль и прямо смотря вперёд, на машину, которую ведёт Антоша. — Очень на это надеюсь. — Заткнись, не говори с водителем, когда включён двигатель. — Ты сам попросил тебя тормошить. — Я передумал. — Вов, это ничего не значит, не произошло ничего такого. — вздыхая, говорит Хес, он пытался отложить этот разговор и никогда его не заводить. — Произошло. — упрямо заявляет Братишкин. — И что же? Ты выспался? Это так ужасно? Или ужасно, что рядом со мной? — Не ужасно просто… Не думай, что я какой-то… — Я и не думаю. — возмущается Хесус. — Придурок. — Правда не думаешь? — Я сейчас начну сомневаться, раз ты сам так не уверен. — Я уверен! Сука! — Вове определённо нужна минута на успокоиться. — Я… Просто не вспоминай об этом. — Я и так не вспоминаю, а ты об этом думаешь постоянно? — удивляется Хесус и бросает на него лукавый взгляд, который остаётся незамеченным. — Нет! — Тогда о чём мы вообще говорим? Братишкин фыркает и жалеет, что вообще о чём-то заговорил, нужно было просто молчать. На пляже в окружении людей всё куда лучше, свободнее и легче. Но Хесус всё равно бросает на Вову взволнованные взгляды. — Пошли купаться! — подскакивая, зовёт Стинт и принимается скидывать свою одежду. — Не, я не пойду. — сразу отказывается Хесус, хотя говорил об этом неоднократно. — Почему? Пойдём, будет весело. — уговаривает Неля. — Антош, а ты пойдёшь? — интересуется Мазеллов у Антона. — Помочу ножки, если холодно не будет. — отвечает тот, скинув обувь и закатав штанины. — Вот, давай тоже, Хес? — пробует снова Стинт. — Не хочу, не люблю я купаться. — отказывается Хес. Ребята больше не настаивают и уходят, вчетвером. — А ты почему не пошёл со всеми? — спрашивает Хесус, поворачиваясь к Вове, который продолжает сидеть рядом на разложенном покрывале. — А чего ты один будешь? — жмёт плечами Братишкин. — Да мне нормально. — Всё равно… Воды боишься? — Не боюсь, просто плавать не умею, да и вода солёная, холодная и мерзкая. — Там мелко. — Неважно. — Хесус глядит на горизонт, прижимая к себе коленку, и вздыхает. — Может нам тогда не стоило ехать на пляж? — Не выдумывай, я не против посидеть на пляже, солнце не печёт так уж сильно, дождя нет. Просто в воду лезть не хочу. — Тогда, мы можем выпить? — предлагает Вова и лезет в рюкзак. — Не хочу. — А чего ты хочешь? Хес задумчиво хмурится и ложится на спину, смотря в небо. Братишкин удивлённо хлопает глазами, бросает взгляд на ребят и ложится рядом. — Считать облака? — уточняет Вова, прикрывая глаза от солнца. — Спать. — отвечает Хесус. — У тебя лицо загорит… О, а давай загорать? — Я не буду раздеваться. — Никто на тебя смотреть не будет. — Это ты так думаешь. — Я тоже разденусь. — сообщает Братишкин. — И чем мне это должно помочь? — Ты будешь не один. — Думаешь, я сейчас один? Посмотри вокруг. — фыркает Хесус. — Эх, ну и ладно, можем дальше в небо смотреть. Они проводят в тишине пару минут. — Почему они тебя тоже не позвали? — спрашивает Хесус. — Я… Перед выходом сказал, что чувствую себя простуженным. — замявшись отвечает Братишкин. — Но ты не простужен? — Нет. — А почему тогда сказал? — Потому что знал, что ты не пойдёшь. Хесус резко поворачивает голову, Вова так и смотрит в небо и улыбается. — Дурак. — заключает Хес и отворачивается. — Ага. — Надо было так же сказать. Братишкин смеётся. Яркое солнце накрывает теплом, все шумы вокруг стихают, есть только мир в пределах покрывала.