***
Дорога была долгой, изматывающей. Союз хоть и привык к дальним переездам, особенно на его-то территории, но тут, после нескольких бессонных ночей, бесконечных боев и шума, крутить баранку аж до Москвы было тягостно. Особенно, когда такой обременительный груз в кузове. Об этом он старался не думать, отвлекаясь на разговоры с товарищами. Сейчас стоило только вспомнить о детях, как все напряжение мигом пропадало. Его маленькие солнышки ждут его. Своего папу, который везет им победу. СССР скромно улыбнулся, фантазируя, как кинется на шею Беларусь, как радостно затрепещет крыльями Казахстан, как со слезами прильнет Украина... Интересно, как там его старший мальчик? Союз убрал улыбку с лица. На плечи России свалилось очень много обязанностей, после того как отец ушел за пределы их родины, глубоко в Европу. В грудь укололо чувство вины и легкой грусти. Дети не заслуживают взрослеть так рано. Но обстоятельства явно никого не спрашивали.***
Разбудили немца неоднозначной пощечиной. Уже давно стемнело, поэтому пробуждение вышло вдвойне неожиданным и холодным. В темном кузове-коробке не слишком понятно, какое сейчас время суток, но машина однозначно стояла в каком-то лесу. "Ну вот и все, сейчас возьмет, треснет прикладом по лбу и закопает заживо" – спросонья подумалось немцу, который явно забыл о том, что его обещали не трогать. Наверное, сыграла природная паранойя. К его же удивлению, Тройку молча вытащили и за веревки на руках потянули к темному зданию. Непослушные затекшие ноги не сразу захотели нести своего хозяина. Тело обдало холодом весенней ночи, а разум сковало неизвестным страхом. Однако, сквозь ночную темень показался двухэтажный домик. Вроде на тюрьму не похоже. В одном из грязненьких окошек даже горел желтый-желтый свет, как от керосиновой лампы. Но времени разглядывать покосившийся фасад не было. Тихо, как мыши, мужчины зашли в окутанный тьмой домишко. Не успел Рейх привыкнуть к мраку, как его буквально потащили вдоль коридора. СССР, явно хорошо разбирая в темноте пространство, завел его в пропахшую пылью комнату и закрыл за собой дверь. Рейх с удивлением обнаружил себя среди немногочисленной мебели. Странно, но в воздухе не витало напряжение, как обычно бывает в преступной близости с врагом. Русский молча взял руки немца, впервые за долгое время расковывая их. Третий выдохнул, растирая ноющие кисти. Наверняка и там остались следы, но Рейх украшен синяками от шеи до ног, так что эти не имеют значения среди прочих. И только Союз сбросил веревки на тумбу, как тут же взял немца за грудки, грубо прижав оппонента к стене. — Итак, – угрожающе зашептал Союз, – этот дом - твоя маленькая тюрьма. Не думай, что если здешние обитатели - дети, они будут жалеть тебя. Дети? Какие дети? — В стенах этого дома ты свободен. Не пытайся сбежать, ведь сам знаешь, что далеко не уйдешь, а снаружи тебя никто не ждет. – кажется, Рейх начал понимать чей это дом, что это за место и чьи это дети. – Я не убью тебя по личным причинам. Пока что. Посмотрим на твое поведение. Если меня в нем что-то не устроит, будешь платить по счетам... – Он неожиданно запнулся и сжал чужую шею, вызвав тихий скулеж врага. – А тронешь моих детей, сученыш, я пристрелю твоего наследника, обещаю тебе. Все понял? Немец торопливо закивал, облизнув сухие губы. Навряд ли, когда ты в таком положении, ты не будешь сговорчив со всем, что предлагают. Пальцы на шее наконец разжались, и мужчина чуть прижался к стене. Союз выдохнул и мельком осмотрел комнату. Буркнув сухое: "До завтра", он покинул наци, заперев дверь с другой стороны. Немец болезненно сглотнул. В груди схлестнулись чувства глубочайшего отчаяния и горя. Будто его все-таки убили. Лишили зоны комфорта. Третий обреченно присел на край жесткой койки, стоящей у окна, придвинулся к холодной стене, подогнул к себе ноги и сжался в закрытой позе.***
Раздражение медленно уползало. Стены родного, хоть и потрепанного дома грели, буквально принимали в объятия старого товарища. Союз тихой поступью шагал по скрипучей лестнице к детским комнатам, стараясь не нарушать ночного спокойствия. Приехали они и правда поздно. Сейчас около трех часов ночи, и Союз надеялся застать мирно спящих детей, как бы ни хотелось сгрести их всех в охапку и крепко обнять. Хотя само желание увидеть лица детей было сильнее усталости, желания сходить в душ или упасть в плен подушки, засыпая мертвым сном. В первой детской комнате – Украины и Беларуси – мирно спали. СССР, крадучись, подошел к кроватке дочери, присев на одно колено рядышком. Та безмятежно сопела носиком в подушку, обнимая любимого плюшевого кролика, сшитого лично Союзом на день рождения пару лет назад. Грубой рукой мужчина нежно огладил ее щеку. Белые кудряшки девочки сползли ей на лоб, пока отец не отвел их назад, целуя дочурку в висок. Его маленькая принцесса едва поежилась, наверняка почувствовав укол рыжей щетины. С улыбкой СССР обернулся к кровати младшего сына. Тот спал беспокойно, сжимая весьма грубыми тонкими ручонками шерстяное одеяло. Отеческое сердце на миг сжалось, замечая насколько похудел и побледнел его мальчик. Пшеничные волосы привычно растрепаны, миловидный круглый нос оказался поцарапан, а губа слегка разбита. Совет выдохнул и потеплее укрыл Украину, кутая в маленькую гусеничку. Оставив поцелуй на чужой макушке, пахнущей всегда, как полевые цветы, Союз покинул комнату, прикрывая за собой дверь. Шагая далее по коридору, мужчина насторожился. Из-за двери второй детской, принадлежащей Казахстану и России, тускнел тот самый желтый свет. Неужто кто-то из малышей не спит? Дверь под тяжелой ладонью Советов скрипнула, и он заглянул внутрь. За небольшим письменным столом, согнувшись в спине, спала фигура юноши, постель которого была нетронута. Зато с верхнего этажа той же двуспальной кровати свесилось белое крылышко, обозначившее Казахстана, который, в отличие от брата, не спал лицом в стол рядом с той самой лампой, не затушенной вовремя. Советский шумно выдохнул. Наверное он навсегда запомнит измученную фигурку своего наследника, согнувшуюся в три погибели за столом. Аккуратно, чтобы не напугать, если тот проснется, Совет подошел к столу, затушил лампу и бережно взял Росса на руки. Тот мелко вздрогнул, поежился, нахмурился, но открыл глаза лишь тогда, когда Союз опустился в жесткое кресло в гостиной, уложив на своих руках. С тихим мычанием, РСФСР сфокусировал зрение и похлопал глазами, рассматривая родную улыбку. — Папа... Папа? Папа!.. – Кажется, парнишка наконец проснулся, резко подскочив от осознания. — Тише, – ласково вполголоса успокоил подростка Союз, чуть сжав чужие плечи. Только сейчас, при свете маленького торшера, отец смог рассмотреть болезненно блестящие глаза его наследника, залегшие круги под ними и легкую дрожь прямо в руках Советов. Казалось, мальчишка не спал очень давно. Переживания, которыми он себя нагрузил, оказались тяжелее, чем мог вынести этот стойкий ребенок. — Папа... – Россия снова повторил это на выдохе. Парнишка дрогнул губами так, будто собрался плакать. Он, словно не веря, обхватил руками чужую шею и прижался к широкой груди. Горячие слезы намочили отцовскую рубашку, а сам родитель, расчувствовавшись, сжимал сынишку в объятиях, гладил по спине и шепотом утешал. — Мы победили, Россия. – спустя пару минут негромкого плача, шепнул Совет, чуть отстраняя от себя мальчика и утирая ему слезы. Тот, видимо, впервые плакал так много, надрывно и искренне. Редко можно видеть его таким уязвимым, даже несмотря на его возраст. – Теперь все будет хорошо. Я никуда не пропаду~ – выдохнул Совет, наблюдая за расцветшей улыбкой его чада. Обнимались они долго, пока Россия окончательно не успокоился и затих. Совет, снова поднявшись, направился вглубь дома. Россия что-то тихо лепетал в плечо старшего, но язык слабо слушался. От накатившей истерики тело размякло. Напряжение ушло. Бессонные ночи, проведенные в волнении, привели к тому, что сейчас он против своей воли засыпал. Отец его небольшого семейства и сам жутко устал. Грузное тело ломило, ко лбу подступил несвойственный жар, а старые раны едва ныли под слоем бинтов. Но так или иначе, он не оставит наследника одного, по крайней мере на эту ночь. Своя комната встретила тишиной и собственной неизменной атмосферой. Прямо так, как приехал, Совет прилег с сыном на широкую двуспальную кровать, уложив последнего под боком. Россия уже спал, когда Союз смог наконец забыть обо всем и закрыть глаза, позволяя и себе расслабиться. Часы отсчитали в доме русских четыре часа утра, когда все, кроме пленника дома, провалились в сон.