***
Союз спал крепко, но недолго. Дети, проснувшиеся довольно рано, не могли не заметить стоящей за окном отцовской машины. С радостными криками, забыв обо всем, ребята помчались в комнату к папе. Союза заобнимали детские ручонки, пробуждая и заставляя, пусть и сонно, расплыться в улыбке. «Папа!» – Казахстан вспорхнул на край кровати, взяв Союза за руку. «Ты вернулся-вернулся!» – залепетал Украина, прижимаясь к отцовскому плечу. А вот Беларусь, помявшись у кровати, забралась на нее и крепко обняла Совета за шею, кажется, растрогавшись и всхлипнув. Союз, обнимая своих ребятишек, целуя их щеки, понял, насколько соскучился по их радостным личикам. Приятно просыпаться в своей постели и понимать, что твоим детям ничего не угрожает, в доме спокойно, и за окном небо приветливо синее. Кажется, это лучшее утро за последние несколько месяцев… Обнималась семья очень долго. Дети жались к отцу, как котята, всячески расспрашивая и периодически радостно взвизгивая, когда отец произносил слово «победа». – Правильно! Я бы этого Рейха вот так!... – разгоряченный разговором Украина махнул в воздухе кулаком, да так, что случайно задел едва проснувшегося Россию. Тот что-то тихо пробурчал и уткнулся лицом в подушку. – Да уж… А я бы отправил его в тюрьму. Он все равно никому не нужен и нужен не будет. Вон что он со мной сделал. – Казахстан, второй по старшинству сын Союза, был более рассудительным. Он расправил подбитое крыло, где отсутствовало приличное количество перьев, и вздохнул. – Его и правда никто не любит? – тихонько проговорила Беларусь, глянув своими зелеными глазками на отца, сидя у того на коленях. – Может, поэтому он злой? – Он не просто злой. – хриплый голос подал Россия, приподнявшийся на руках с кровати. – Он жестокий тиран, сестренка. А таким, как он, нужна только жестокость. – парень зевнул и глянул в окно. Союз внимательно слушал, но крупно задумался. На деле, дети действительно правы. Немец и правда заслуживает жестокого наказания. Такого же, как и люди его идеологии. Но как сказать детям, что Рейх, по воле Советов, сейчас будет отбывать некое наказание, живя с ними в качестве пленника? Союз оправдал свое решение насчет судьбы Наци давно. Рейх на деле заложник своих же политиков. Во время войны, на переговорах официальная власть Третьего буквально затыкала свое воплощение. Страна часто спорил с Адольфом , и Русский даже немного уважал его за это. Живя враг в этом доме, СССР надеялся разобраться в его характере. Действительно ли тот урод, или осталось в нем что-то несломленное от того парнишки, которого знал Союз. В любом случае у него есть право убить не имеющее власти воплощение, если тот действительно опасен для общества. Но, естественно, этого не хотелось. Русский не думал, что Рейх может угрожать его детям. Все же, тот не идиот и понял угрозу правильно. Было еще кое-что, не дающее отпускать от себя немца. Что-то детское, трепетное, болезненное, томное, что-то, что связывает их до сих пор, не дает спокойно думать друг о друге. Но Союз старался никогда, ни при каких обстоятельствах не думать об этом. Не допускать ни единой мысли ностальгии по их общему секрету. — Дети, – Союз тихо вздохнул, привлекая внимание разболтавшихся наследников, – Рейха приговорили к ссылке сюда. Точнее, теперь он мой пленник, и я решил держать его здесь. – Лица ребят неоднозначно вытянулись в удивлении и растерянности. – Навряд ли он захочет сбежать, но может поступить иначе. Если вдруг, – тон мужчины стал серьезнее, – он начнет вас обижать, сделает что-то не так, то сразу говорите мне. Он моментально получит по заслугам. Он пленник, запомните, и не имеет много прав в этом доме. Дети молча переглянулись. Россия казался вообще обескураженным и хмуро смотрел на отца. Новость о нацисте в доме его явно выбила из колеи. Он думал лишь о том, осознает ли отец то, что делает, или нет. Вопросы копились в его голове с непозволительной скоростью. — … И где он сейчас? – тихо спросил Казахстан. — В старой комнате внизу. – Спокойно ответил старший русский. – Мне нужно поговорить с ним, а вы пока, партизаны, шагайте, умывайтесь. – Мужчина улыбнулся уголками губ, но было видно, что дети явно озадачены и не смотрят на него. Россия хотел было что-то спросить, явно негодуя, но Совет быстро покинул комнату.***
Рейх потер уставшие глаза и вздрогнул. Дверь открылась с неприятным скрипом и еще более неприятным страной за ней.
— Пойдем, – внезапно беззлобно позвал Союз. Немец ожидал очередной агрессии, но так как ее не последовало, послушно поднялся с постели. При дневном свете дом не выглядел таким жутким. Простые деревянные стены, кое-где бежево-рыжая краска на бетонных перегородках, какие-то картины, детские рисунки… Немец не понял, каким путем, но они оказались на просторной светлой кухне. Она правда была местом, где за большим деревянным столом, накрытым легкой старой скатертью, поместится вся семья. Немного растений, большое окно без занавесок и малюсенький кухонный гарнитур. Дети сидели каждый на своем месте и уже жевали какую-то кашу. Запах еды немного расслабил нациста, даже под внимательным взглядом четырех пар глаз. Дети, кто с удивлением, кто с любопытством, а кто со злостью, глазели на немца. Тот аж поежился от неприятного чувства. Он явно выделялся белой вороной среди всех в доме. Ребятню осек Союз, правда ведь, пялиться неприлично. Все опустили головы в свои тарелки и заработали ложками. Совет мягко толкнул пленного в спину к одному из стульев у стола. Рейху, оказывается, тоже достался завтрак – каша. Первый раз именно Союз открыл немцу такую вещь как овсянка. Тогда Рейх вообще не оценил и еще долго плевался, давая Совету повод подшучивать над собой. Но сейчас, когда голод уже существенно скрутил желудок, эта каша казалась аппетитнее, чем что-либо приготовленное Италией. — Возьмите, дядя Рейх.– Раздался голос рядом. Беларусь тихонько подергала мужчину за рукав и боязливо протянула ему ложку. Признаться, жест малышки весьма удивил и умилил немца. — Danke… – Немец принял прибор и неумело улыбнулся краем губ. Девочка поправила платьице, кивнула и села на свое место – самый высокий стул. Внимание к немцу спустя несколько минут трапезы приутихло. Даже Союз не смотрел на него, спокойно поедая кашу. Он с улыбкой глянул на дочку и похвалил ее стряпню. Рейх, принявшийся за нехитрый завтрак, удивился. Девочка еще совсем мала, неужели она единственная хозяйка в доме? Немец не помнил, чтобы отец в пять лет заставлял его готовить. Да и троих братьев у него не было. Семья русских вызывала еще больший интерес. Справа от Союза сидел подросток. Высокий блондин с тяжелым и уставшим взглядом голубых глаз. Рейх догадался, что это старший – РСФСР. Слева от СССР сидел паренек необычной азиатской внешности с темными вьющимися волосами. Его крылья были аккуратно сложены и убраны за стул. Кажется, немец видел его, но лишь однажды. Скорее всего, это Казахстан. Рядышком, выковыривая изюм из тарелки, сидел светленький парнишка, на вид явно младше своих братьев. Он немного елозил на стуле, вытаскивал язык и будто игрался с кашей. Озорника наверняка звали Украиной. Рейху понравились его территории, он это помнит. И на другом конце стола, как маленькая куколка, сидела малышка Беларусь. Казалось, от этой девочки идет материнское тепло, но взгляд ее двух темных пуговок был боязливым. За размышлениями прошел завтрак. Русские молчали, и немец не совался. Ребята поднялись, принявшись убирать за собой. И тут Совет наконец обратился: — Дети, вы можете показать Рейху дом и дать ему какое-нибудь задание, он полностью в вашей власти. Пусть привыкает. А мне нужно немного разгрести вещи и привести первичные дела в порядок. Хорошо? – Говорил русский странно. Рейх едва нахмурил брови, рассматривая своего победителя. Да, Союз спал мало, но выглядел так, словно за время сна устал еще больше. Речь его была несвойственно негрубой, а какой-то вялой, сонной. Не был он похож на здоровую в человеческом плане страну. Особенно, когда все происходящее в стране отражалось на лицах воплощений... Дети согласились, снова обняв папу, пока тот не ушел в свою комнату, и разбрелись по дому. Россия неожиданно покинул дом, сказав что-то наподобие: «я гулять». Украина утащил Казахстана за руку из кухни, оглядываясь на Рейха и что-то шепча брату на ухо. И только Беларусь осталась на кухне. Она молча приставила табуреточку к мойке и начала мыть посуду. Рейх не переставал удивляться. Неужели у русских и правда принято, что всё хозяйство держится на женских плечах?... Третий Рейх с детства работал по дому. С тех пор как ему исполнилось «достаточно для самостоятельности», отец уволил гувернера и заставил сына выполнять обязанности прислуги. Это на западе не слишком смотрели, кто выполняет грязную работу. Но Наци все равно всегда уважал работающих женщин. Он полностью осознавал их судьбу и отношение к ним общества… Наверное поэтому женщины никогда не привлекали его. Но об этом чуть позже. Сейчас мужчина поднялся из-за стола и предложил малышке помощь. Табурет, на котором девочка стояла, дабы дотягиваться до крана, был неустойчивым, а потому договорились, что посуду моет Рейх. Белочка стерла со стола крошки и начала выставлять чистую посуду, когда немец решил задать вопрос. – Беларусь… Скажи, неужели ты по дому делаешь все сама? – немец спрашивал осторожно и тихо. – Ну, – девочка задумчиво надула губу, – заставить моих братьев помогать очень сложно. Поэтому да, все сама. Рейх вздохнул. Как это у Союза и нет при себе хозяйки? В их юности каких только барышень у Советов не было… В те времена Рейху часто приходилось ревновать его к очередной… Но, видимо, сейчас подружки у него тоже нет. Это весьма удивляло, так как домашнее хозяйство явно не маленькое. (Для более низменных потребностей у Советов всегда был Америка. Так что от одиночества вояка не страдал.) Зато неудивительно, что дом был неухожен. Конечно, Рейх видел мало комнат этого дома, но по одной только кухне было понятно, что женской руки тут не хватало. А девчачьи ручки Беларуси уж больно малы. То тут, то там висела паутина, лежала пыль, маралась мебель. Беспорядок и небрежность в обращении с большими предметами… Рейх задумчиво вздохнул и понял, что скучать в этом доме ему не придется.