Зона Комфорта

      Две недели пролетели весьма быстро.       За это время случилось много интересных вещей, о которых читатель непременно должен знать. Например, глава семьи болел достаточно долго, и только сейчас пошёл на поправку. Неудивительно, что благодаря вынужденной заботе немца он и начал выздоравливать. Союз притерпелся к заботе Рейха и даже перестал ворчать всякий раз, когда к нему заходил наци. Хотя, со стороны всё это было похоже на дешёвый театр.       Сначала Рейх молча приходил, проверял температуру и изредка приносил что-нибудь из еды, приготовленное им же на обед, и так же молча уходил. Затем они стали понемногу разговаривать. В основном о детях, так как в отсутствие родителя им было интересно, что с папой, и наоборот. Конечно, дети часто сидели рядом с Союзом, рассказывали ему всякое, играли. Но силы Союза быстро кончались. Его страна только-только вышла из какого-то шока и начинала возрождаться.        Рейх две недели не сидел просто так, он успел вылизать дом сверху донизу, что оказалось для него ну очень любопытным занятием. Даже ненавистный чердак оказался тёплым и красивым местом на самом деле. Да, с пауками, да, грязный, но после приложенных усилий Третьего здесь стало весьма уютно. Стоял какой-то старый диванчик, отмытый сейчас от тонны пыли, небольшой стол, которым не пользовались, вероятно, потому что он не вмещал всех членов семьи и прочие интересные штуки, которые делали чердак ещё одной весьма жилой комнатой. Например, детская деревянная люлька. Наверняка в ней спали всё дети Союза... Даже Россия такой суровый и мрачный здесь ещё младенцем лежал и звал отца. Умилительно. Но сейчас за ненадобностью, она поселилась здесь.        Далее, после чердака через полторы недели была разобрана и кладовая. Тогда Рейху помогали дети, и именно они нашли себе новое развлечение... Сломанный велосипед с красной эмблемой номер "5". Раритет со сломанными колёсами и педалями. Оказалось, его дарили когда-то Казахстану, но после его поломки у отца так и не дошли руки его починить. Увы, немец не знал, как править велосипеды (у него никогда таких не было), но детского энтузиазма хватило найти на чердаке инструменты в кожаном мешочке и весь день копаться с ремонтом.        В кладовке обнаружилось много другого хлама: сервиз с большим чайником, какие-то весьма неплохие шторы, коробки с непонятными тряпками, швейный набор в виде чемоданчика, детские вещи и игрушки, коляска в не лучшем виде, какие-то деревянные балки, как раз заинтересовавшие немца. В голове промелькнула мысль сделать мольберт. А что? Наци уже делал себе подобное. И эти брусья подошли бы идеально... Но нет, не время.        И в последний момент обнаружились садовые инструменты. Не слишком ржавые, добротные. А рядом старые семена: цветы, овощи и травы. Весна уже кончилась. Первый день лета совсем скоро, а это значит, что скоро сад разрастётся и в него будет не попасть. А очень хотелось.       Вечером Третий спросил Совета, можно ли ему попасть в сад. Его смерили каким-то суровым и уставшим взглядом. (Хотя другого у Советов явно не было. Сходил бы на курсы актёрского что-ли?) Но на следующий день утром, за завтраком, Совет, дабы не заметили дети, приобнял Наци, зажав ему меж пальцев ключ. В тот момент Рейх был слишком обескуражен недо-объятиями со спины, что не сразу сообразил, что держит в ладони холодный металл.       Тем же днём, откопав в кладовой перчатки и взяв с собой инструменты, Рейх наконец-то оказался в саду. Железная калитка со скрипом отошла, ломая несчастный кустик, препятствующий проходу.       Сад был и правда большой, огибал часть дома буквой "г". Высокие неухоженные кустарники, развалившиеся клумбы, замёрзшие деревья с мёртвыми сухими ветвями... Здесь было над чем работать. И над покосившимся забором, и над сломанной столешницей стоящего под деревом стола. И, конечно, над растениями.       Немец провозился в саду весь день, явно не замечая времени. Занятие сильно увлекло его, а свежий воздух поднял настроение. Он порой сам себе удивлялся, как такое грязное занятие может приносить удовольствие... Но да, приносило, и очень много. В воздухе пахло весной, а воображение творческого человека рисовало план, сколько всего красивого тут можно сделать. Конечно, в какой-то момент он отвлекался, помогая детям, да и сходив на обед, но так же продолжал работать до самого вечера.        За ним в приоткрытое окно изредка наблюдал Союз. Последние полчаса он, подперев щеку кулаком, смотрел со второго этажа вниз, зависнув на тоненькой фигурке немца, копошащейся у очередной клумбы за рыхлением земли.       Совету было исключительно не понятно, почему Рейх занимается каждодневной уборкой, так заинтересовался садом и общением с детьми. В этом явно был большой-большой подвох. Хотя русский в итоге не находил ответа и просто оправдывал Наци тем, что ему банально скучно. Ну а что бы вы делали в четырёх стенах каждый день?..        Так хоть его жизнь ему принадлежит. Он может делать то, что ему хочется в пределах этого дома. И хорошо, что это касается хозяйства. Когда они виделись во время военных переговоров, немца затыкали собственные люди, не давали отвечать, держали рядом, как собаку, и манипулировали, как могли. Не похож он был ни на страну, ни на человека. Натуральный ходячий труп, неспособный на человеческую речь за отсутствием рта. Он был таким же пленником, как и сейчас. Единственное, глаза выдавали. Они просили о помощи без слов. Возможно, из этой жалости Совет и не убил его. Сейчас же Рейх свободнее, чем когда-либо, пусть и по факту и одному единственному документу пленник. Странно, правда?       За этими размышлениями Совет не заметил, как Рейх в ответ уставился на него. Со смешком ариец улыбнулся уголком губ и склонил голову вбок. Кажется, он заметил пристальное внимание на себе, пока пытался сбить землю из клумбы в кучу, поэтому руки были заняты инструментами. Союз наконец очнулся и даже словил легкое смущение. Шторка была задвинута, а Союз вздохнул. Вот и задуматься о нем нельзя, а… Улыбается в ответ сидит. Хм, улыбаться ему не свойственно.

****

       К вечеру весьма уставший немец вернулся в дом. В теле распласталась какая-то сладостная нега, приумножившаяся после душа. Смывать грязь и усталость было весьма приятно. Мысли были наполнены знаниями о работе с растениями, а настроение стало каким-то нежным и умиротворенным. Чистая одежда и теплый ужин задобрили окончательно. Хотя Наци смахивал все на усталость.       Весь ужин Совет с Рейхом как-то молча переглядывались, слушая разговоры детей об их походе на рыбалку. Конечно, ребята поймали немного, но эмоций через край. Союз улыбался, ведь сам когда-то учил детей вязать узлы и правильно забрасывать, а Рейх слушал, так как ни разу в жизни не был на рыбалке.        Потом пошли разговоры о желанном велосипеде, который Союз пытался починить сегодня, а затем все выслушали немца с его предложением завтра помочь ему в саду, а позже там устроить пикник. Как-никак завтра первое июня… Дети заинтересовались, а вот Союз задумался. Правда, решал не он. Ребята поддержали идею, тем более что сад был закрыт для них на пять лет.       Немец улыбнулся, уже весьма привычно отправляясь укладывать детей. С ними он тоже сдружился. Меньше чем за месяц пребывания здесь его перестали остерегаться и все чаще относились, как к хорошей няне. Это успокаивало и даже радовало. Беларусь часто помогала ему, жалела даже. Украина и Казахстан любили с ним болтать или утягивали в игру ненадолго. А Россия… По крайней мере, он перестал огрызаться и материться в его сторону. В основном они просто избегали друг друга.       Сейчас уже довольно поздно, а Украина снова разбесился. Пришлось изводить мальчишку щекоткой, пока тот не устал и спрятался под одеяло. Неожиданным был вид Совета, прислонившегося плечом к двери. Наверняка он услышал смех, потому и пришел, но Союз никак не ожидал увидеть хихикающих детей и весьма веселого немца, кутающего Украину в одеяло. Это вызвало улыбку, теплую, без злобы. Что бы Рейх и нянчился с детьми? Давно в его доме не было подобной идиллии.       Все улеглись спать. Свет был погашен, и в доме стало тихо. Взрослые – единственные, кто не спал. Они стояли в коридоре второго этажа перед комнатой Советов и тихо разговаривали. Точнее пытались, разговор как-то не шел. Они оба как-то мялись, замолкали, кивали, а потом просто разошлись, пожелав спокойной ночи. Но чувство незаконченного разговора повисло в воздухе.       Ночь была спокойной ясной. Немец бы и проспал так сладко до утра, если бы не голос малышки, пытающийся разбудить его. Очнулся мужчина из-за того, что его трясли за руку, прося проснуться. Спросонья Рейх не сразу разглядел в темноте Беларусь. Девочка в своей ночной сорочке стояла рядом с его кроватью и тихо плакала. —…Бел, что случилось? – Третий сел на кровати, немного потерев лицо, дабы проснуться. Он не знал, сколько сейчас времени, но явно не утро. А потому резкое пробуждение далось с трудом и неприятными мурашками по всему телу. — Дядя Рейх.. – Девочка теребила в ручках свою сорочку, стоя посреди темной комнаты. – м-мне приснился кошмар... А папина дверь... З-закрыта – Она всхлипнула и вздрогнула, неожиданно переходя на родной язык, бормоча сквозь слезы. - Там былі монстры і... Палохалі мяне. Мне страшно. Обними меня…        И без того маленькое сердце немца сжалось от слез напуганной кошмарами девочки. Рейх выдохнул, окончательно проснувшись. Девочка оказалась у него на руках, тихо всхлипывая и прижимаясь к груди. Насколько же детские эмоции интересная вещь. Кошмары из давней юности могут пугать гораздо больше, чем кошмары, приснившиеся во взрослом возрасте. Но, когда ты взрослый, кошмары окружают тебя, ты к ним привык. А будучи малышом все кажется страшным, особенно, когда сознание играет с тобой в недобрые игры. Вспомните любой свой недавний кошмар... Не получается? Что ж, зато у каждого есть такой детский кошмар, какой он не забудет никогда…        Рейх, рассуждая об этом, аккуратно гладил девочку по белокурым волосам. Она не смогла попасть к Союзу в комнату, но зато пришла к нему. Это было так необычно, что немец невольно задумался. Мог бы его отец в свое время вот так, посреди ночи принять его в объятия и успокаивать? Хотя, у Рейха никогда не хватало смелости в такие моменты даже подойти к двери отцовской спальни… Папа. — Пойдем... – Рейх поднялся, ступая босиком на деревянный пол. Девочку он держал на руках, ласково прижав к своему плечу. Они поднялись по лестнице и постучали в дверь. Наверняка Союз спал, но на удивление открыл скоро. Вид его после болезни был помятым, но сейчас в халате и пижамных штанах он выглядел даже мило. Единственное, взгляд при виде дочери на руках нациста сначала стал изумленным, а потом едва озадаченным. — Кошмар. – коротко пояснил немец, медленно кивнув на Беларусь. Девочка, развернувшись, утерла слезы и потянулась к отцу, чтобы тот забрал ее. Третий остался на пороге, нервно помявшись. Стоит ли ждать чего-то еще? Наверное, ему стоит уйти, ведь о большем не просили. Но Совет, взяв девочку, смерил немца взглядом и совсем тихо позвал: — заходи.        Вот так просто все трое устроились на широкой и теплой кровати. Здесь было темно и уютно. Мужчины по краям лежали на боку, а Беларусь посередине, укрытая обоими взрослыми одеялом. Конечно, она жалась в большинстве к отцу и, успокаивая слезы, пересказывала свой сон на родном языке. Наречие показалось Рейху забавным, мурлыкающим и очень нежным. Будто милый диалект русского, коим мог ругаться, петь и смеяться Союз. Последний сейчас, пусть и сонно, слушал дочурку, и гладил ее по голове, изредка что-то отвечая бархатным от низкого голоса шепотом, а затем и вовсе рассказывая что-то отвлеченное.       Малышка вскоре успокоилась, перестав всхлипывать. Взрослые даже не сразу поняли, что девочка уснула, обняв одеяло. Хотя, не уснуть было сложно. Даже Рейх, слушая шепот мужчины напротив и тихое лепетание девочки, задремал, подперев голову рукой. Наверное, он и не хотел этого, но неожиданное спокойствие и чувство безопасности сморит любого. Союз закончил свой рассказ и поднял глаза. Он убедился, что Белочка спит, а вот Рейх... Что ж, он молодец. Русский опустил чужую руку и голову на подушку. Враг безмятежен, когда спит.       Морфей явно поколдовал в этой комнате, раз спать втроем показалось Союзу так тепло, приятно и… Правильно. Союз коротко улыбнулся, рассмотрев черты спящих рядом. И было в них обоих что-то по-настоящему родное, близкое. Но наверняка он задумается об этом только утром. А пока крепкий здоровый сон.