Прости...

*** Утром Паша отвёл сына в садик и пошёл к Ольге. – Красавица моя, доброе утро! Как ты? – Паша, меня выпишут через неделю, а вот дочку ещё три недели продержат тут. Меня к ней не пускают, кормить не дают, а я не могу так. – Почему не пускают? Ты идти можешь? – Могу. – гордо ответила она, потому что к дочке ей очень хотелось. – Пойдём. Оля на ослабленных ногах подошла к Паше, он держал её под руки, и они неторопливо шли к реанимации новорождённых. Каждый шаг Ольги откликался болью, но вопреки всему она должна была увидеть дочку. Они подошли к стеклянным дверям и рассматривали малышку. – Интубирована верно. Слава Богу. На тебя похожа, Оль. – Спасибо, Пашка. Как мы её назовём? – Олюшка, думаю, ей нужно сильное имя. – Тогда Вероника. Они вышли из коридора, в палату Олю Паша нёс на руках. *** Наконец, Вероничку выписывают домой. Очень волнительным оказался день встречи с дочкой для Оли. Она осторожно взяла её на руки, майский ветер приветливо ласкал Олины кудри. – Павлик, смотри, это твоя сестрёнка, Вероника. – Паша поднял сыночка на руки, и тот смотрел на кукольное личико сестрёнки. – Касиая... – от удивления и тзумления малыш раскрыл рот. – как мама! – Как же я тебя люблю, мой мальчик! Павлик, в действительности, её сын с первого взгляда, с первого прикосновения. Быть может, его она любит чуть больше, чем Вероничку, хотя, вероятнее всего, так ей только кажется. Марина Леонидовна была за рулём, потому смогла рассмотреть крошечную внучку лишь по приезду домой. Оля положила малышку на кровать и раскрыла конверт. На неё смотрела абсолютная её копия: темноволосая голубоглазая девчонка с курносым носиком и алыми губами. – Ты моё счастье... Марина постучала в спальню, и получив положительный ответ, вошла. – Какая она маленькая, Олечка, а какая хорошенькая... Чудо, а не ребёнок! Оле было очень боязно, потому что за время разлуки с дочкой молоко у неё пропало, у малышки были некоторые проблемы со здоровьем, и теперь нужно тщательно обследоваться у невролога. Павлик тоже требовал к себе внимания, и частенько приносил из садика ОРВИ. – Мам, я не понимаю, что с ней делать. У меня не было времени влиться в мамскую рутину в роддоме. Я сейчас словно без крыльев, абсолютно белый лист. – Оля, у тебя есть я, есть Паша. Мы всегда тебе поможем. Что сейчас тебя тревожит, расскажи. – Я не могу её кормить, у меня молока почти не осталось. В роддоме и в больнице категорически запрещали давать ей грудь, она питалась исключительно через систему капельниц. Ей ставят перинатальную энцефалопатию и пирамидную недостаточность, и это не считая того, что я боюсь её сломать. – Оленька, ну кто тебе сказал, что ты её не можешь кормить? Я у Паши спрашивала, он консультировался, лактацию ещё можно установить. Относительно состояния здоровья – всё корректируется, вы ответственные родители, и будете делать всё для блага детей. Не сломаешь ты её — пустяки. Тебе сейчас помощь нужна? – Угу, я боюсь её переодевать. Так страшно. – Ну, всё-всё. Сейчас. – Марина растегнула бодик, сняла его, поменяла Вероничке подгузник и надела лёгкую распашонку и ползунки. – Держи свою красавицу. – Спасибо, мам... Вероника уснула, Оля в гостиной играла с Павликом, тот уже научился собирать пирамидку в порядке возрастания, увлечённо рассказывал маме про то, какого цвета колечки. Ольга, наконец, была спокойна.