Halkegenia Online v2.0

      В светской жизни молодого аристократа связи — это всё. То, в каких кругах человек вращается, на какие мероприятия его приглашают — имеет первостепенное значение. Это Гиш усвоил с юных лет.       Приглашение на королевский приём будет главным событием в календаре любого дворянина. Приглашение в качестве почётного гостя для получения личной благодарности Короны за оказанные услуги может стать определяющим моментом всей жизни. Такое событие будет воспринято влиятельными людьми и отмечено лордами как знак того, что карьере суждено далеко пойти. В военных кругах — возможно, вплоть до генеральского звания.       Вскормленный рассказами о храбрости и героизме, наполовину от отца, наполовину от братьев, Гиш давно мечтал создать себе репутацию поступками рыцарственными и благородными. Достижениями, которыми можно гордиться. Чем могла бы гордиться его семья.       И вот, казалось бы, совершенно случайно, эти мечтания исполнились. Ему предстояло получить почести за то, что он, пусть и скромно, поучаствовал в спасении жизни принцу Уэльсу Тюдору и, благодаря своей наблюдательности, выведал боевой порядок флота, стоявшего у Йорка. Даже его родные братья, предельно идеальные благородные офицеры Тристейна, не могли похвастаться подобным.       Но теперь, когда он добился тех похвалы и восхищения, на которые так надеялся, — всё это казалось донельзя фальшивым. Да, он заслуживал почестей, как и его отец, как и другие, сражавшиеся при Ньюкасле и Йорке. Но его поступки вряд ли можно было назвать истинно героическими.       К своему стыду, Гиш не участвовал в сражении. К ещё большему стыду — он был этому позорно рад.       На самом деле, обстоятельства сложились так, что его величайший вклад заключался в том, что он просто влипал из одной проблемы в другую — когда не трясся от страха за спиной у девушки ниже его на полголовы. В основном, всё, что он смог, — это выжить, и то, по правде, случайно. И всё же его поздравляли — да ещё сама принцесса!       Одно дело — получать награды за свои достижения, будучи уверенным в том, что заслужил их. Совсем другое дело — знать, что недостоин. Но все остальные воспринимали это иначе.       Ещё несколько недель назад Гиш сказал бы, что это не имеет значения, — лишь бы миссия была выполнена хорошо. Он с радостью принял бы похвалу — так он думал. Но с тех пор он видел так много людей, более достойных, чем он сам, — солдат, которые понимали, что идут навстречу смерти. И он видел… её.       И всё же, признался он себе с чувством вины, Грамон даже не знал её судьбы. Как, похоже, и никто другой — ведь все его попытки выяснить местонахождение госпожи Мидори ни к чему не привели. Если она и выжила — то снова скрылась в тех же тенях, из которых появилась, а ему досталась несправедливая награда за их миссию.       Это без конца грызло его последние недели. Сначала это было терпимо. Он мог не обращать на это внимания до тех пор, пока не упоминался Ньюкасл… Что было достаточно сложно, поскольку его друзья хотели услышать все подробности его приключений. Здесь же, на балу, избежать этого было невозможно — и он боялся этого.       С момента прибытия во дворец Гиш словно потускнел, он вяло отвечал на вопросы, с неохотой принимал поздравления от друзей и политических союзников своей семьи. Монморанси это, конечно, злило, она постоянно была рядом — ведь такой шанс выпадает раз в жизни, а он явно не использует его в полной мере. Отец заметил меланхолию своего младшего сына почти с того момента, как они ступили на территорию дворца, прибыв по специальному распоряжению Короны. Железные кони-големы рысили в унисон под управлением своего мага-ведущего до самых ворот.       Барон, обычно строгий со своим младшим сыном, немного смягчился с тех пор, как Гиш вернулся после своего первого боевого крещения:       — Встряхнись, парень! — твёрдо приказал Грамон-старший. — Сегодня день веселья, прекрасного вина, прекрасной еды и прекрасных женщин, — добавил отец, оценивающе глядя на старших дочерей барона Мальвина, которые собрались со своими подругами в ближнем углу дворцовой лужайки. Они были необычайно красивы, контрастные брюнетка и блондинка, с одинаковыми аппетитными фигурами. Гиш был уверен, что мог бы придумать под этот контраст что-нибудь поэтическое и красивое… Но сегодня его сердце было занято не этим.       — Я думал — это возможность заняться политикой? — подумал он вслух.       Монмон, конечно же, так и говорила, всегда прекрасно в этом разбираясь, как и её собственный отец и старшие братья и сёстры, когда дело касалось общественных мероприятий. Именно это позволило Монморанси восстановить то влияние, которое они имели после катастрофического провала предыдущих поколений, и сейчас — с появлением города-крепости Гаддан прямо в сердце их родовых владений — это было необходимо как никогда.       Его отец нахмурился.       — Ну, это тоже, — согласился он, бросив последний тоскливый взгляд на Мальвинов. — Полагаю, время ещё есть, возможно, прогулка по территории пойдёт тебе на пользу.       Гиш слабо улыбнулся, но не потому, что ему так хотелось, а потому, что этого ждали, и он не мог допустить, чтобы его отец был недоволен в тот день, когда он должен быть счастлив.       — Конечно, ты прав, — сказал он. — Если ты не возражаешь, отец, я последую этому совету.       Он покинул общество отца так быстро, как только осмелился, нашёл Монморанси и выхватил её из толпы других благородных дочерей. Поначалу она сердилась, что её уводят, но, когда они быстро нашли тихое местечко вдали от других посетителей вечеринки — возмущение улеглось.       Вечерние мероприятия начнутся ещё нескоро, для начала — прогулки на свежем воздухе. Конечно же, будут еда и музыка, а также специальный фейерверк, устроенный как столичными алхимиками, так и фейри, которые утверждали, что придумали несколько новых рецептов, чтобы поразить и удивить народ. Такие вещи нравились как знатным, так и простолюдинам, поэтому большинство ждали с восторженным нетерпением.       Только с наступлением вечера всё переместилось в большой бальный зал, где должно было состояться выступление королевы Марианны. Никто, похоже, не знал точной сути предстоящего обращения, только то, что оно должно было стать кульминацией вечерних празднеств. Это было достаточно интригующе, чтобы вывести Гиш из ступора.       — Ты слушаешь?       — Хм? — Гиш поморгал, возвращаясь в реальность.       — Я сказала… — Монморанси бросила на него гневный взгляд. — Ты услышал хоть слово из того, что я сказала? — Выражение её лица смягчилось. — Ты о чём вообще думаешь?       Он опять отвлёкся? Наверное, да. Что последнее он помнил из сказанного ею? Что-то о… о бутонах роз? Он рассмеялся, что заставило Монморанси посмотреть на него с искренним беспокойством.       Она потянулась, осторожно коснувшись его плеча.       — Ты уверен, что с тобой всё в порядке?       Ах, милая Монмон, такая чуткая… Когда не вспыхивает гневом так, что впору звать пожарных служителей!       Сейчас они находились далеко от большинства гостей, и шли по тропинке, частично скрытой среди деревьев. Слабое шипение далёкого фонтана и щебетание птиц были единственными звуками.       — Конечно! — быстро заверил Гиш. — Конечно, я… я… — Он снова прервался, отвернувшись от неё. — …Я просто такой чертовски ничтожный дурак — вот и всё. Дурак, и трус, и…       Тёплые руки обхватили его сзади, голова уперлась в спину. Он застыл на месте — не столько от силы её объятий, сколько от самого ощущения.       — Тогда замолчи.       И он так и сделал, только слушал и дышал, пока хватка на его талии не ослабла, и руки Монмон не поднялись выше. Она повернула его к себе и улыбнулась, обхватив его лицо ладонями.       — Гиш де Грамон. Ты самый жалкий и двуличный бабник и обманщик, которого я когда-либо имела несчастье видеть в своей компании. Но ты не дурак и не трус.       — О… правда? — пробормотал Гиш. — И откуда ты знаешь — трус я или нет?       Он отвёл взгляд. Он не хотел смотреть в её глаза, не хотел видеть ожидание, которое там было.       — Это просто, — заверила его Монмон. — Ты не можешь быть дураком просто из-за того, что боишься смерти, и…       — Так всё-таки я трус?       Он всё ещё просыпался ночью с криком, изнемогая от ужаса. Вид капитана Варда, пронзающего своим мечом принца Уэльса, эта крикливая, улыбающаяся мерзость на пристани…       Блондинка хмыкнула.       — Как я собиралась сказать, пока ты меня не прервал — ты не можешь быть трусом, потому что ты всё ещё стоишь на ногах, даже если твои коленки трясутся.       Гиш медленно покачал головой. Неужели она действительно думала, что это делает его храбрым?       — Вряд ли. Это просто то, чего от меня ждут. Отец не хотел бы, чтобы было иначе.       Он потянулся вниз, поправляя манжету пиджака. На манжете золотой нитью были вышиты стилизованные буквы А и Б — знак «Ауч и Бенолит», портных, услугами которых его отец пользовался с тех пор, как сам был юношей, почти религиозно рекомендуя своим знакомым.       Сама Монморанси была одета во всё самое лучшее: жемчужные браслеты и ожерелья, бальное платье белого и нежно-бирюзового цвета, которое собиралось на талии, а затем ниспадало переливающимся водопадом юбок. Гиша же отец нарядил подобающе военным традициям рода.       Записавшись добровольцем, вернее, будучи записанным в армию, Гиш получил разрешение носить форму благородного офицера. Это было зрелище, которое наполняло гордостью его отца, пока его сын стоял перед зеркалом портного, который мастерски подгонял его первый в жизни мундир по тонкой фигуре. Когда портные, наконец, закончили работу, он выглядел молодой копией своего отца.       Мундир застёгнут, ножны на боку, меча нет — пока, хотя мундир ему разрешили, но этот символ офицера-мага должен был подождать, пока он не закончит сокращённые курсы обучения на Марсовом Поле. Это будет ещё не скоро, только через несколько дней они начнутся, когда первые молодые аристократы соберутся в столице.       Хотя будущее оставалось неопределенным — создание армии стало первостепенной задачей Короны. Уже были выделены средства для найма вольных рот для усиления гарнизонов или, реже, для полевых войск, а флот был приведён в состояние наивысшей готовности — каждый корабль был полностью укомплектован и готов отправиться в путь менее чем через шесть часов.       Внезапное расширение армии требовало офицеров. Офицеры для руководства и офицеры для управления — в основном не хватало самых низших чинов. По традиции дворянства молодые аристократы были призваны своим государем на службу для защиты королевства — и этот призыв был услышан.       Гиш уже получил письма от своих школьных друзей, Маликорна и Рейнарда, о том, что они прибудут на тренировку одними из первых. Он сомневался, что они будут готовы к… этому.        А готов ли он сам? Гиш знал, что нет. Теперь, когда он побывал так близко к смерти, одна мысль вгоняла его в ступор. Но, как он и говорил Монмон, — его ноги шагали вперёд не по его воле, и он шёл навстречу своей смерти. Потому что именно этого от него сейчас ждали.       — Нет.       — Прости? — Гиш могнул.       — Я сказала «нет». Дело не в том, чего от тебя ждут, не совсем, — твёрдо сказала Монморанси. — Что же в тебе изменилось, Гиш? — спросила она, как будто у него мог быть ответ. — В последние несколько недель ты был таким тихим, без твоих обычных глупостей…       Он тихонько хихикнул.       — Я думал, что ты должна этому радоваться?       — Я буду радоваться, — оттолкнулась от него Монмон, — когда мой парень станет самим собой! Что случилось? Я знаю, что ты не всё мне рассказываешь.       Наконец он посмотрел ей в глаза и понял, что она не собирается принимать «нет» в качестве ответа, и, к сожалению, у него не осталось сил на уклончивость. Возможно, ему действительно стоит сказать правду? Это будет для него чем-то новым. Конечно, он всегда был честным человеком… Если считать отсутствие прямой лжи честностью.       — Тебе не понравится ответ, который я дам, — предупредил он.       — Посмотрим.       Она смотрела на него таким взглядом, каким, по словам его отца, смотрят все женщины. О Основатель, сегодня она решительна, не так ли?       — Это также трудно объяснить.       — У нас есть немного времени, — сказала Монмон, усаживаясь на скамейку рядом с тропинкой. — Они позвонят в колокол перед началом событий.       Похоже, ему не сбежать. Гиш скорчил гримасу, последовав примеру подруги.       — Что ж, начнём с того, что это связано с девушкой. — Он зажмурил глаза, ожидая неизбежного катаклизма. И был очень удивлён, когда того не последовало. — Монмон?       — Продолжай, — сказала она мягко. Он был поражён полным отсутствием гнева в её голосе и выражении лица. — Что?       — Разве ты не…       Монморанси наклонила голову.       — Злюсь? — Её рука играла с прядью волос, пока она обдумывала свой ответ. — Хм, скажем так — я пока не знаю. Для тебя проблема в девушке — это нормально, но то, как ты с этим справляешься — нет… Так что продолжай говорить, а я стукну тебя, когда решу, что для этого появилась причина.       — Х-хорошо. — Он вздрогнул от этой мысли. Монмон очень тщательно подошла к выбору своей бижутерии — на ней было довольно много колец.       К счастью для него, Монморанси так не решила, что он заслужил взбучку, пока Гиш объяснял, что произошло во время его путешествия и что произошло между ним и Мидори. Некоторые вещи носили секретный характер, и он не мог упоминать о них никому рангом ниже своего отца и лорда Мортимера — но в остальном он ничего не упустил. Монмон молчала, пока он не закончил, и даже некоторое время после этого.       — Итак… — Монморанси позволила слову немного повисеть в воздухе. — Она красивая?       — П-прости?       — Ты слышал меня, — она бросила взгляд, полный раздражения. — Просто ответь честно.       Она красивая? Он не мог забыть эту полупрозрачную кожу, блестящие чёрные волосы, хрупкие черты лица, а больше всего — выражение абсолютной сосредоточенности в её глазах.       — Д-да, госпожа Мидори действительно прекрасна! — чуть заикаясь, сказал он и тут же поправился: — Я хотел сказать, что она — прекрасный человек, да! — Да, так было лучше сказать. Она была… была доброй и снисходительной даже к такому, как он, который влез в войну, не имея ни малейшего представления о том, что значит сражаться и умирать. — Очень…       — Прекрасней меня?       Гиш покраснел, глядя на Монмон. Водная волшебница, сидевшая рядом с ним, подперев голову одной рукой и поигрывая пальцами другой, улыбалась в ожидании ответа на свой невозможный вопрос.       — А… О… конечно… нет…       — Не лги, — предупредила его Монмон.       Она действительно усложняет ему задачу. Ну что ж.       — Не буду лгать, сыновья благородных семей в Академии вылезут из кожи, чтобы поухаживать за ней. — Глаза Монмон расширились, и, возможно, только его прямота удержала её от того, чтобы ударить его. — Она была не просто красива, она была очень необычной, я думаю, может быть, родом из Руб Аль`Кхали… Скорее всего, полукровка. — Гиш покачал головой. — Но… я не думаю, что ты мне поверишь… — Он глубоко вздохнул. — Она меня… не привлекает.       Расправа была столь же быстрой, сколь и болезненной. В глазах резко потемнело — а затем вспыхнуло болезненными искрами.       — Аййй, — Он поднёс руку к виску. — Ну за что?!       Монморанси громко хмыкнула.       — За ложь, — ответ был краток.       — Но я не… я… — Рука угрожающе поднялась и сжалась в кулак. Гиш быстро сглотнул. — Да, я считал госпожу Мидори красивой, но… Она была замужем…       — И это вдруг сделало её непривлекательной? — не поверила Монмон.       — Ну, нет, — признал Гиш, сморщившись, когда её кулак снова сжался. — Я полагаю, что с самого начала она казалась мне привлекательной, но когда я узнал о ней немного больше — это показалось мне неправильным.       Не слишком правдоподобно, да? Он снова зажмурился, но следующего удара так и не последовало.       Монморанси выглядела задумчивой. Он не мог понять, что могло прийти ей в голову в этот момент. Взгляд Гиша на женщин в лучшие времена был… механистическим — он знал, какие рычаги нужно использовать, чтобы добиться желаемого результата. Это работало достаточно хорошо… пока не наступали моменты, подобные вот этому, когда он понятия не имел, что происходит.       Он как раз собирался спросить, когда она заговорила:       — Что с ней случилось?       — Я… я не знаю, — признался Гиш. — Последний раз я видел её в ночь перед эвакуацией Ньюкасла. Но с тех пор я не получал от неё никаких вестей.       Не то чтобы ему следовало ожидать — для такой, как Мидори, он, несомненно, был просто помехой, которая появилась в её жизни, а затем быстро покинула её.       Но для такой, как Мидори, агента Короны, да ещё и тайного, отсутствие могло просто означать, что она уже получила следующее задание. Или же… Или же она лежала мёртвая в руинах Ньюкасла, ещё одна безымянная жертва, а он получал почести за то, что его походя сбили с ног и бросили умирать.       Если это было правдой, если судьба заставит его пересечься с супругом Мидори, если она умерла, а он остался жив… Как он сможет встретиться с ним лицом к лицу? Как сможет сказать ему, что он радостно спрятался, пока его жена умирала — и что он был вознаграждён за это?       — Сегодня ночью меня будут чествовать за то, что прибежал и сказал предателю, что его грифона украли. — Гиш прижал ладонь ко лбу, патетически хихикнув. — Это мисс Мидори быстро сообразила дать принцу то зелье фейри, и она отважилась сделать это, пока король Альбиона держал жезл у её головы. — И если другие слухи были правдивы — то ещё до этой ночи она использовала какое-то заклинание или артефакт, чтобы подчинить себе какого-то монстра и пробить себе путь через осаду вокруг Ньюкасла. Вместе с леди Асуной из фейри она снова спасла принца Уэльса. — Из нас двоих — именно она была героем. — Но отец доволен, мои братья довольны. Почему же я не доволен? — Это сводило его с ума — а Монморанси ещё рассмеялась?! — Что?! Что это такое, что видят все остальные?! — выкрикнул Гиш во всю глотку. — Что тут смешного вообще?       Неужели она не видит, что с ним происходит?       — Прости, ох, мне действительно жаль! — ответила Монмон, даже не прекращая хихикать. — Просто… Это должно быть так очевидно. Но я никогда не ожидала, что у такого беззаботного человека, как ты, может быть такая проблема, Гиш.       — Тогда, пожалуйста, объясни мне, — проворчал он.       Монморанси, всё ещё улыбаясь, положила свою ладонь на его руку.       — Гиш. Я не думаю, что ты пытаешься оправдать ожидания своего отца или братьев.       — Не оправдываю? — Ну, это было дня него не новостью. — Подожди! Тогда… Матери?       Она хотела, чтобы он обратил свой талант к скульптуре и големостроению, как это делал прадед…       Улыбка Монмон стала чуть кривой.       — Нет… Гиш… Ожидания, которым ты пытаешься соответствовать, — твои собственные. Или, скорее, госпожи Мидори.       — Что? — Он покачал головой. — Монмон, это чушь! Я же сказал тебе, что ничего к ней не чувствую! — К тому же, пусть она и отнеслась к нему доброжелательно, но надо быть дураком, чтобы убедить себя в том, что Мидори ожидала от него чего-либо, кроме как чтобы он держал язык за зубами. — А… Монмон?! — Он слишком поздно понял, что её улыбка стала грустной. — Что я сказал, любимая? — Действительно, что он сказал?! — Я хотел сказать, что не люблю её!       — Я знаю, — тоскливо сказала Монморанси. — Точнее, я знаю, что ты не любишь её… так. Но она тебе нравится. Ты уважаешь её, восхищаешься ею. Ты не можешь делать ни того, ни другого, не любя её по-своему…       — Я…       Звук колокола эхом разнёсся по освещённым полуденным солнцем садам, возвещая о начале бала.       Зная Монмон, он понимал, что она поспешит вернуться, когда прибудет больше людей. Будучи приглашённой сопровождать его от имени своей семьи, младшая дочь Монморанси имела свои собственные амбициозные планы на сегодняшний вечер. И, естественно, встав, Монмон расправила юбки и протянула ему руку.       — Идём?       И всё же это терзало его, пока они шли обратно. Отец был твердо убеждён, что женщины — высшие существа, когда речь идет о делах ума и сердца, и так же воспитывал своих детей. Гиш покачал головой — дело было не в этом, а в том, что Монмон имела в виду, говоря, что он уважает Мидори. Как будто он не уважал и Монмон?       Женское целомудрие, достоинство и честь всегда были в высшем почете. Их никогда нельзя было оскорблять. Будь то Монмон, Мидори или его собственная мать. Конечно, в случае с Мидори, ему не пришлось бы её защищать, поскольку сила характера и исключительное мастерство фехтовальщицы вряд ли позволили возникнуть такой необходимости.       Но даже если Монмон в чём-то права — а так часто бывало, что она и в самом деле была права, — что толку от этого? Что Мидори может ожидать от него?       Времени на раздумья оставалось не так много, когда они вернулись на бал. За то короткое время, что они отсутствовали, число гостей почти удвоилось. То, что начиналось как несколько скромных групп, разбросанных по территории, теперь превратилось в сплошные скопления, постоянно теряющие и приобретающие людей по мере того, как собравшиеся аристократы перемещались по лужайке.       Для Гиша это был первый бал, его отец участвовал в нескольких в прошлом, но сам он тогда был слишком мал. Всё было примерно так, как он и ожидал. Здесь было представлено большинство представителей старой знати: влиятельные семьи Вальеров, Эгилонов, Шале и Тремуа, а также менее влиятельные, вроде Монморанси и Грамонов.       Рядом с ними находились представители младшего дворянства — люди, поднявшиеся до привилегированного положения в течение последних одного-двух поколений. Их статус обеспечивался личными способностями, проявленными настолько явно и ярко, что их невозможно было отрицать, несмотря на отсутствие великой родословной. Вскоре они должны были вступить в брак с представителями высшей знати, привнося свежую кровь в аристократию Тристейна, что было их долгом на протяжении многих поколений.       Так же присутствовали граф Вест и королевский посланник лорд Мотт, а также другие представители военной аристократии, рыцари драконьих орденов и военные офицеры, такие как граф Ла Рами. Формально семья Гиша тоже относилась к этой последней группе, но старая кровь и политическая надёжность всё же имели большее значение, чем простая военная служба.       Всё было так, как он и ожидал, за исключением одной детали — фейри. Их было достаточно легко найти — просто поискав тех, кто больше всего выделялся. Леди Алисия, заметная намного сильней, чем предполагал её скромный рост, с удовольствием общалась с большой группой людей, лорд Рут вполголоса беседовал с графом Вестом, а леди Паков Зия была видна на дальнем конце лужайки, недалеко от места, где расположились музыканты, и что-то обсуждала с герцогом де Ла Вальером.       Как вообще можно охарактеризовать фейри? Разве они не присягали на службу по воле своего народа? Тогда они не были настоящими дворянами?       — О, Гиш! — Голос отца заставил его повернуть голову. — Надеюсь, свежий воздух пошел тебе на пользу.       Грамон-старший поманил его, стоя вместе с графом Ла Рами и генералом Юджином — огромный саламандр выглядел совершенно органично в офицерском мундире Тристейна, хотя и было заметно, что тот пришлось подгонять.       Ну, этого следовало ожидать. В полевых условиях, конечно, действовали практические соображения, но, поскольку и генерал Юджин, и лорд Мортимер были приняты в ряды офицеров тристейнской армии, — от них ожидалось присутствие на официальных мероприятиях в качестве представителей, обязанных продемонстрировать верность Короне, и это распространялось и на ношение подобающего мундира. И поэтому саламандру, как и Гишу, пришлось пострадать, чтобы эта проклятая форма была подогнана должным образом.       Рука Монморанси незаметно поймала его собственную и ободряюще сжала.       — Да, мне стало лучше, — подтвердил Гиш, улыбаясь чуть более решительно, чем раньше.       — Ну, тогда почему бы тебе не присоединиться к нам на минутку? — Его отец махнул рукой. — Я уверен, ты помнишь Эрена, он бывал у нас в гостях.       — Да, отец, — Гиш кивнул графу Ла Рами. Он действительно помнил графа, но несколько лет назад тот был куда менее серьёзным. — Но я тогда был ещё мальчишкой.       — А сейчас — прекрасный юноша, — заметил Ла Рами. — С прекрасной девушкой под руку. Мадемуазель… Монморанси, я полагаю?       — Монморанси ла Фере де Монморанси, — Монмон изящно исполнила книксен. — Это честь для меня, адмирал. Скажите… моя матушка упоминала… Ваша жена и младший сын хорошо себя чувствуют?       Брови Ла Рами поднялись.       — Да, оба здоровы. У нас были некоторые опасения этой зимой, но малыш справился. Крепкий, весь в дедушку.       — Тогда я рада за них обоих.       Монмон улыбнулась, и Гиш ещё раз вспомнил, почему мать и отец так высоко её оценили.       И раз уж речь зашла о семье… Он огляделся.       — Прошу прощения, но смею ли я спросить, где может быть ваш брат, генерал Юджин?       Он не видел никаких признаков лорда, что само по себе было тревожным событием. Он, конечно, слышал о новостях, что негодяй, причастный к убийству помощника леди Сакуи и двух офицеров стражи фейри, оказался бывшим агентом предводителя Саламандр, но то, как это было воспринято остальным дворянством, было, мягко говоря, неоднозначно.       Некоторые призывали Корону лишить его титула, в то время как его сторонники среди военных, включая Грамонов, поддерживали его до последнего. Между этими двумя крайностями остальные дворяне, казалось, заняли наблюдательную позицию. Возможно, Монмон сможет лучше разобраться в этом?       — Он скоро прибудет. — Генерал хмыкнул. — Дело, переданное ему капитаном Ифи из городской стражи Арруна, потребовало его личного внимания в последний момент. Он должен быть здесь в течение часа.       — Я ожидаю этого, — сказал барон. — Сегодня вечером он должен получить благодарность Короны. Надеюсь, это напомнит некоторым из этих скептиков о той великой услуге, которую он уже оказал нам, — Грамон-старший открыто улыбнулся. — Конечно, мы тоже постарались.       — Генерал армии — неплохое повышение для отставного офицера, — сказал Ла Рами.       — Я предпочитаю считать, что берёг силы для последней войны, — сказал барон. — Гиш, я также хотел упомянуть…       — Да?       — Я подумал, что должен предупредить тебя заранее. — Его отец ухмыльнулся. — Твои братья прибыли, как и ожидалось. Полагаю, они поджидают тебя где-то здесь.       — О… — Гиш грустно выдохнул, настроение резко упало.       Его отец сочувственно кивнул.       — Не волнуйся так сильно, парень, наконец-то у тебя есть своя собственная военная история. Может быть, теперь тебе станет проще.       Несмотря на годы отца, хлопок на плечу оказался гораздо чувствительней, чем Гиш мог ожидать.       — Что ж, тогда я лучше пойду и найду их, — решил он.       Лучше так, чем если они найдут его.       — Я не понимаю, — прошептала ему на ухо Монмон. — Я думала, ты хорошо ладишь со своими братьями.       — Так и есть! — согласился Гиш. — Райнхард научил меня правильно ездить на драконе, когда мне было десять лет, уроки Акселя — причина, по которой я знаю хоть что-то о том, как выжить и сориентироваться в дикой природе, а Эрвин показал мне все, что я знаю о собл… Поединках, — Гиш поправил себя на полуслове.       — Прости? — Глаза Монмон сузились.       — Я сказал — «о поединках»! — Конечно, Эрвин учил его и этому — но другая тема была намного веселей. Он вздохнул. — Проблема не в том, что они злые, скорее…       — Неужели мои глаза обманывают меня? — Громовой голос заставил Гиша вздрогнуть. — Или я правда вижу нашего малыша?!       Этот рык мог исходить только из медвежьей груди среднего из его старших братьев.       — Аксель. — Гиш заставил себя улыбнуться, когда его чуть не сбили с ног и не переломали кости объятиями. Монморанси была ошеломлена: в одно мгновение её друг был рядом, в следующее — в десятке мейлов в стороне, его немного поболтали в воздухе и наконец вернули наземь. — Всегда рад видеть тебя, брат, — выдохнул Гиш.       — Ты наконец-то ты выполз из колыбели? — спросил его самый старший брат, Райнхард, нахмурив густые светлые брови на Монморанси. — Мне кажется, наш брат стал немного мужественнее, только посмотрите на эти ручки! — он указал на Монмон и коротко хрюкнул от боли, когда Эрвин, младший из его старших братьев, хлопнул его по бедру жезлом.       — Ты не настолько слеп, дурак, и эта шутка изжила себя ещё в первый раз, когда ты использовал её на Акселе, — сказал он, обойдя своего пострадавшего родственника и нежно поцеловав руку Монмон. — Польщён знакомством, миледи, и не обращайте внимания на этого старого пустобрёха.       — Для вас — КАПИТАН Старый Пустобрёх! — гордо возгласил Райнхард. — И вам лучше запомнить это, ЛЕЙТЕНАНТ!       — Лейтенант Рыцарей Дракона! — поправил Эрвин. — Это ставит меня вровень с таким топтателем палубы, как ты!       Райнхард рассмеялся.       — Разве что только на том свете!       В отличие от Гиша, который был копией своего стройного и невысокого отца, его старшие братья удались в своего деда по материнской линии. Все трое мужчин были велики — как и их репутация.       «Треугольник» Ветра, капитан Райнхард де Грамон, командующий гарнизоном форта де Арлан.       «Линия» Воды, капитан Аксель де Грамон, капитан Корабля Её Величества фрегата «Сибриз».       «Линия» Огня, Эрвин де Грамон, лейтенант третьей эскадрильи Корпуса Драконьих Рыцарей.       Сыновья генерала Грамона, каждый из них — живое доказательство того, что боевая доблесть линии Грамонов сохранится ещё не одно поколение.       Гиш гордился своими братьями, гордился яростно, и, естественно, был связан узами братской любви с каждым из них. Он только предпочёл бы испытать эти узы по очереди, как это задумал Основатель. Когда все трое находятся в одном месте — это может быть… ошеломляющим.       — И кто бы это мог быть? Прекрасная Монмон? — Аксель поклонился Монморанси.       — Монмон? — Райнхард нахмурился. — Ах, Монморанси! Я помню, как усаживал тебя к себе на колени, когда я был ещё мальчишкой — а ты была ещё совсем крошкой! Ты стала прекрасной девушкой, и я понимаю, почему отец хотел вбить в голову нашего брата немного здравого смысла и заставить его жениться!       — Это потому, что с тобой, брат, ему этого не удалось, — заметил Аксель, фыркнув. — Но, конечно, мы забываем о наших манерах, братья, мы едва видели малышку Монмон с того дня — и вряд ли мы можем ожидать, что она вспомнит нас.       — Конечно, — сказал Эрвин.       — Конечно! — согласился Райнхард, слегка подталкивая Гиша под ребра.       — Я не собираюсь этого делать. — Гиш сузил глаза. Он не собирался.       — Что делать? — Монмон выглядела так, словно не могла выбрать между замешательством и весельем.       — Конечно, — сказал Аксель.       — Конечно, — сказал Эрвин следом.       — Конечно, — Райнхард ещё раз подтолкнул Гиша.       Грамон-самый-младший вздохнул.       — Лошадь![1] — сказал он громким голосом, почти крикнул, молясь, чтобы эхо не ушло слишком далеко и не было услышано его друзьями.       Его братья рухнули друг на друга от смеха, даже Монмон захихикала, хотя он сомневался, что она знает причину, почему его братья нашли это таким забавным. На самом деле, он молился, чтобы она не знала и не узнала никогда.       И, естественно, в этом-то была проблема с его братьями. Они все любили его — и были вечно убеждены, что он по прежнему их маленький братик, вечно в пелёнках и с большим пальцем во рту. Хотя, по его мнению, в этом был определенный смысл. Так и было, когда они в последний раз жили в одном доме, до того, как Райнхард, а за ним и Аксель, были отправлены в Академию. Возможно, именно поэтому Эрвин был самым разумным из всех. Большую часть времени.       Возобновив знакомство, они раздобыли напитки и принялись рассказывать о том, чем занимались с тех пор, как он слышал о них в последний раз. Естественно, их истории были намного смешнее, когда они рассказывались вот так, когда все четыре брата могли комментировать и подтрунивать в свое удовольствие. Райнхарду досталась незавидная задача — помочь привести в боевую форму третью и седьмую роты Сил Самообороны фейри, добровольцев-ундин — и эта задача оказалась сложнее, чем он надеялся. Аксель жаловался на то, что его корабль стал пристанищем для сильфов, патрулирующих окрестности Сильвейна. А у Эрвина были рассказы о том, как он обучал драгун кайт ши полёту в составе смешанных формирований.       А потом наступило время того, чего Гиш так надеялся избежать. Настала его очередь рассказать о том, чем он занимался. Конечно, они всё знали — а значит избежать этого было невозможно. Поэтому лучше было преувеличить и дать им возможность самим разобраться в правде и вымысле.       И он преувеличивал и даже откровенно лгал: Предатель всё это время был гадкой крысой, вонь от галлийцев позволила им учуять бандитов раньше, чем они их увидели, еда в Альбионе была хорошей…       Единственное, чего он не смог сделать — так это преувеличить насчет Мидори. Потому что преувеличение звучало бы не так нелепо.       Сверхчеловечески сильная девушка. Несравненная фехтовальщица, которая смогла сразить целую команду магов, не проронив ни единого заклинания. Пробившаяся через осаду Ньюкасла пешком и, не дрогнув, столкнувшаяся с разъярённым королем Альбиона, чтобы спасти его сына. Это всё ещё звучало нереально, даже если повторить снова.       Его братья всё это время смеялись. Он не думал, что они смеялись бы, если бы знали, что это правда.       — Так скажи мне тогда — эта маленькая девушка прогнала всех противных членов Реконкисты подальше от нашего маленького братика? — весело просюсюкал Аксель.       — Все было не так… — пробурчал Гиш.       Нет, все было совсем не так.       — Я не понимаю, как эта девушка должна была сражаться на мечах с целой армией бандитов, — задумчиво сказал Эрвин. — Эта часть кажется немного чересчур.       — Это был всего лишь небольшой отряд…       С которым она справилась мастерски, почти в одиночку, не причинив вреда ни единой душе.       — Я считаю, что самым невероятным было то, что наш брат оказался в присутствии такой красавицы и попытался ухаживать за ней только один раз, — сказал Райнхард.       — Она была замужем!       Они все знали это правило.       — И муж отпустил её воевать? — спросил Эрвин.       Все три брата глубокомысленно кивнули головой.       — Должен сказать, — Райнхард погладил свой подбородок, — эта история была бы более правдоподобной, если бы речь шла о прадедушке.       Трое оставшихся братьев дружно поморщились, особенно Аксель, потому что он имел большое несчастье быть названным в честь этого прадеда, или, если говорить совсем честно, прабабки. Аксель де Грамон, единственная женщина, когда-либо носившая фамилию, притворившись мужчиной. Эта хитрость была великолепно исполнена в основном благодаря тому, что она была настолько тучной, что никто не узнал правды до тех пор, пока через некоторое время после её смерти её сыновья-бастарды не выросли и не стали титулованными офицерами.       — Это объяснило бы, почему наш младший прекратил свои попытки, — согласился Эрвин, незлобиво усмехаясь. Взяв у проходящего мимо слуги бокал со свежим шампанским, он начал подносить рифлёный бокал к губам — но его остановил взмах руки в чёрной перчатке.       — Прошу прощения. Но я могу поручиться, что всё, сказанное вашим братом — чистая правда.       Когда этот мягкий голос донёсся до ушей подавленного Гиша — он замер. Медленно, так медленно он повернулся лицом к брату — и призраку, появившемуся, словно по волшебству, рядом с тем. Он был настолько потрясён, что ему потребовалось несколько секунд, чтобы заметить принцессу Генриетту, в полном бальном облачении стоявшую в нескольких шагах, пряча улыбку за поднятой рукой.       Впечатление было одно — чистая полночь. Стройные руки украшали длинные чёрные перчатки, которые заканчивались чуть ниже её великолепно обнаженных плеч. Тонкую шею обрамлял чёрный жемчуг. Кто-то сделал ей причёску — судя по всему, очень опытный мастер, волосы были уложены в свободной манере, которая только начинала набирать популярность.       Платье из чёрного же шёлка, наложенные друг на друга слои ткани создавали эффект перехода между абсолютно непрозрачным верхом и вуалью из густого дыма у её ног. В качестве последнего художественного акцента был пояс, завязанный в огромный бант-бабочку. Общий эффект получился весьма причудливым.       Райнхард уставился.       Аксель уставился.       Гиш уставился.       Эрвин уставился… и упустил свой бокал с шампанским. Тот успел упасть едва на палец, прежде чем девушка взяла его из воздуха и поднесла к губам. Она загадочно улыбнулась, прищурив тёмные глаза с золотыми прожилками.       — М-мисс… Мидори…       Гишу показалось, что мир вокруг него померк.       Привидение кивнуло.       — Как дела, Гиш?       Монмон словно клещами вцепилась в его руку.       — Ты не говорил мне, что она НАСТОЛЬКО красива! — прошипела она себе под нос.

***

      Бедный Гиш. У него роман, а он даже не знает об этом.       Бедный Кирито, колода с его платоническим гаремом только что перевернулась.       ______________________________________________________________       [1] Мдя. Of course — A horse! Чуется мне здесь очень смущающая семейная история в исполнении тогда ещё совсем маленького Гиша.