***
В мутных глубинах под Тристанией, в забытых катакомбах и канализациях, они рыскали, как крысы, невидимые и неслышимые. Но, в отличие от крыс, в эту ночь у них была цель. Они не гордились тем, кем были, дарованными им навыками или необычными способностями, отточенными лишь для одной цели. Пробуждение в этом мире, понимание, что они могут никогда не вернуться домой, сопровождались и более мрачным осознанием того, что невольно было вытравлено в их собственной плоти, запретных знаний, которые вползли в их разум. Ни одна техника не была чем-то особенным, ни один навык не был губителен сам по себе, но если собрать всё вместе, все их знания о ядах и Тьме, все их навыки обращения с ножами и арбалетами, все их умения прокрадываться и выслеживать… Всю специфику арсенала чёрной магии и иллюзорных трюков, который они собрали… И, наконец, их знания об ОХОТЕ. В ALO они были ассасинами, никогда не встречаясь лицом к лицу с противниками, всегда чувствуя себя наиболее комфортно в тенях и тьме. Их правилом было нарушение правил, бесчестье было их честью. Это было целую жизнь назад, в фантазии, в которой они никогда не проливали настоящей крови. Другие после Перехода смотрели на них косо. Ассасины и ганкеры, такие как они, всегда пользовались дурной славой, даже сейчас… ОСОБЕННО сейчас, в этом реальном мире, где каждая жизнь была конечна и драгоценна. Масла в огонь подлил их отказ распустить гильдию. Два месяца назад они были игроками, которые наслаждались членством в одной из самых безжалостных гильдий ассасинов «Альфхейма». Теперь же их окружали истории и слухи о «красных гильдиях» SAO. Клеймо, которого они не заслужили, но которое не желало сходить. Те, кто не мог вынести того, во что они превратились, уходили, бежали, чтобы найти новую цель в этом мире. В этом не было ничего постыдного. Те, кто ушел, были смелее. Они хотели попробовать что-то новое, а не цепляться за то, что дал им Переход, за последних знакомых в этом странном новом мире. Остаться — означало обречь себя на то, что им может понадобиться использовать эти навыки по назначению. Отчаяние. Горе. Они не были убийцами! Почему они должны были отрекаться от своих немногочисленных друзей, чтобы доказать это? Но их таланты не подходили ни к чему другому, они без устали специализировались на ПК! Они были опытной гильдией, одной из лучших в своем деле. Теперь же к ним относились с подозрением и презрением, их гордость была растоптана, не осталось ничего, что могло бы подкрепить их решимость. Многим смерть казалась выходом. У них были знания, они могли сделать это быстро. Перерезать запястья или горло, принять нужную дозу нужных веществ… Они хорошо знали, как приносить смерть, пусть даже и себе. И только в самой глубине отчаяния пришло спасение, постучавшись однажды вечером в дверь их гильдхолла с распятием и «Библией» — и с вопросом, не нужно ли им чего-нибудь, и чем могут помочь они сами? «Все они должны внести свой вклад, помочь друг другу в это трудное время», — сказал он. Посетитель выслушал их, их лидера, их проблемы, их отчаяние и бесцельность. А затем он сказал им добрые слова, которые некоторые из них услышали впервые за несколько недель. Он сказал им, что нет ничего постыдного в том, что им дано, и что они хорошие люди и могут высоко держать голову. Они ответили ему, что могут быть только мечами. Единственное, для чего они пригодны в этом мире, — это убивать. Он сказал им, что меч может не только убивать. Он может блокировать и парировать, может отвести убийственный удар. Если насилия нельзя избежать — клинок может как оборвать жизнь, так и спасти её. Он сказал им, что очень скоро им всем могут понадобиться люди, способные сделать и то, и другое. И если у них хватит смелости и убеждённости, то он поклялся никогда не просить их лишать жизни без необходимости. Тихий, мягко говорящий человек, называвший себя Зольфом, сдержал своё слово. Он вывел их из тьмы, пристыдил тех, кто из страха загнал их туда. Он вернул им их гордость — а взамен они стали его силой. Этот мир был опасным местом, трудным и неумолимым, ему нужна была доброта, ему нужны были такие, как их лорд. И сейчас они выполняли данное ему обещание, жертвуя частью себя ради спасения других жизней. Скрыв лица за масками, они бежали по канализации, проскальзывая сквозь щели и трещины, скользя от точки к точке с помощью магии тьмы или кратких вспышек своих крыльев[1]. Тьма была для них была как день, и в подземельях они чувствовали себя как дома. Часовые замолчали, ловушки были обезврежены, путь был обозначен для тех, кто следовал за ними. Наконец они достигли места, где обшарпанные стены туннелей уступали место гладкому камню старых проходов погребённой крепости, бывшей когда-то тюрьмой Ла Форас. Они жались к этим стенам, сочились по ним, карабкались и протискивались сквозь узкие шахты и щели. Тёмная магия тянула их вверх, позволяла ориентироваться даже здесь, перепрыгивая с уступа на уступ, спасаясь от смертельных падений. Когда-то это место было неприступным. Давным-давно. Теперь оно было на грани краха. О нём не заботились, оно обветшало, и только секретность обеспечивала ему хоть какую-то безопасность; секретность — и люди внутри, готовые убить всех до единого фейри этого мира, если это будет угодно их хозяевам. Они нашли себе места, на уступах и под арками, заглядывая внутрь через железные решетки, считая головы и запоминая местность. Это была главная опухоль заговора, их тайная база под столицей, средоточие коррупции, поразившей Тристейн, — и вот теперь её предстояло вскрыть. Они сделали то, о чем их просили — они расчистили путь. Они молча молились о благосклонности удачи, наблюдая с высоты за уступами внешней тюрьмы, где когда-то стражники следили за ныне несуществующей подземной магистралью — дорогой, которая когда-то приводила заключенных в это место, которое им уже было не суждено покинуть. Они пристально наблюдали, как бесшумно продвигается появившаяся из темноты процессия: королевские рыцари в полном снаряжении, не парадном, но боевом, столь же бронированные саламандры и легковооружённые сильфы и кайт ши, группа поддержки паков, играющих «песнь тишины», и спригганов, собирающих темноту, чтобы скрыть всех до последнего момента. Высоко вверху, над воротами тюрьмы, в клубах потеснившегося воздуха и чёрного дыма возник последний имп. Хогей-сен наблюдал из-за стёкол маски, как леди Алисия, облачённая в облегающие золотые доспехи, вышла на передний план, держа на кончиках пальцев крошечную искорку света…***
Тюрьма Ла Форас. Те, кто знал её название, всегда произносили его шёпотом, со страхом и затаённой злобой. Темница Эшкрофта, обитель мучителей, логово безумцев и приговорённых, построенная для содержания самых опасных преступников, самых развращённых еретиков. Здесь редко удавалось продержать их долго. Из-за чудовищных условий содержания и ежедневных пыток, направленных на получение признаний, отправка в Ла Форас была смертным приговором. Попав сюда, заключенные уже никогда не покидали тюрьму. Даже после смерти их кости зарывали здесь же, чтобы они стали частью фундамента, вросшего в коренные породы. Некоторые подозревали, что таков был замысел лорда Эшкрофта, построившего тюрьму под своими владениями, чтобы он мог лично следить за теми, кого приговорил, единолично заменяя судью и присяжных, иногда на самых сомнительных основаниях. Даже после смерти первого лорда-судьи (при столь же сомнительных обстоятельствах) тюрьма сохранила свое мрачное предназначение. Другие лорды-судьи приходили и уходили, каждый, в свою очередь, находил применение Ла Форас, каждый вносил свои дополнения, изменения, расширял подземелья, галереи и арсенал пыточных. С поверхности были прорыты скрытые вентиляционные шахты, поставлены насосы для выемки грунта на ещё более глубоких уровнях ниже линии воды. Жилые помещения для стражников и надзирателей строились и дополнялись, некоторые из них соперничали по роскоши с поместьем лорда-судьи. Год за годом, десятилетие за десятилетием крепость росла, как опухоль, под городом, её медленно опускающиеся стены пробивались сквозь старые туннели и катакомбы, вбирая в себя те части, которые попадали под её власть, запечатывая их занавесом из вылепленного магами Земли камня, окружавшим центральную шахту, которая, казалось, намеревалась прорыть путь в ад. Крепость Юридической Коллегии, построенная под улицами столицы, словно мрачный перевёрнутый замок, служила немым свидетельством уродства и жестокости, скрывающихся под фасадом просвещённой цивилизации Тристании. Укомплектованная ротами жандармов и дознавателями самого лорда-судьи, когда-то она могла с насмешкой отнестись к любой попытке бегства изнутри или проникновения извне. Заключённые, лишенные магии и даже простого благословения света, были вынуждены копошиться в тьме, ослепляемые даже проходом стражников с фонарями. Если у узника даже хватало сил каким-то чудом освободиться от оков, миновать стражу и найти брешь в стенах, щель в легендарной броне тюрьмы, — он оказывался заживо погребённым в бесконечном лабиринте. Любые попытки проникнуть внутрь снаружи были также обречены на провал. Просто найти тюрьму было достаточно сложно, если не знать её местоположение. Стены Ла Форас тщательно охранялись, а окружающие туннели были хорошо изучены, подходы к ним были под присмотром, и любые предполагаемые нарушители утыкались в несколько легко обороняемых застав задолго до того, как достигали самой тюрьмы. А если бы всё остальное не помогло, то те же самые насосы, которые вычерпывали воду с самых нижних уровней, можно было бы использовать для подачи горючих масел в окружающее подземелье, сжигая всех, кто оказался за стенами тюрьмы, и удушая всех выживших. Даже сейчас, спустя годы после её закрытия по приказу принца-регента, приказа, который не смог опротестовать даже предыдущий лорд-судья, всё ещё оставались признаки былой неприступности разрушающейся тюрьмы. Великие стены могли потрескаться и ослабнуть, их магия рассеялась, а самые нижние уровни вновь вернула себе вода — но большая часть монумента жестокости осталась. Отголоски прошлого жили в рядах заброшенных камер, окружавших центральную шахту высотой в десятки уровней, в посту охраны — деревянной клетке, подвешенной на тяжёлых железных цепях к потолку, с магическими фонарями в отражателях из полированной латуни, в бесчисленных железных дверях и воротах с маленькими зарешеченными окошками, коридорах, ведущих всё дальше и дальше в лабиринт допросных и пыточных. Всё это напоминало о былой дурной репутации Ла Форас и страхе, который всё ещё вызывало её имя. Самые низкие глубины шахты, некогда служившие последним пристанищем для самых страшных преступников Тристейна, теперь были потеряны в мутных неспокойных водах неизвестной глубины. Глядя на то, что осталось от главной шахты и верхних этажей, которые всё ещё находились над уровнем воды, особенно на массивные железные ворота, расположенные на самом верхнем ярусе, где стражники наблюдали за тюрьмой внизу, Феликс де Абертней, третий сын барона Абертнея, был спокоен, радуясь, что они нашли такое заброшенное место для своего убежища. Даже в таком жалком состоянии Ла Форас мог приютить их на несколько недель, если потребуется, пока они будут ждать, когда поиски утихнут на поверхности. Или, если до них дойдут вести о приближении королевской гвардии, они смогут воспользоваться туннелями для побега. Он посмотрел в сторону зарешеченного окна того, что когда-то было кабинетом начальника тюрьмы, и вернулся к причине всего этого, к их призу, сидящей на деревянной скамье у задней стены. Она выглядела такой угрюмой, руки сложены на коленях, губы сжаты. Прекрасное бальное платье было испачкано и порвано во время их рывка по подземному ходу, но большая часть его былого величия всё ещё была видна — и оно бледнело перед девушкой, носившей его. Мелкие, тонкие черты лица, тёмные волосы и тонкие губы, глаза самого королевского оттенка синего. Принцесса Генриетта де Тристейн была образцом традиционной тристейнской красоты. Такое гниющее место, как этот кабинет, было непригодно для её пребывания, не говоря уже о развалившейся комнате для допросов позади неё, где её следовало бы поместить. Не то чтобы у них были планы допросить её, нет, они, конечно, не тронули бы и волоска на голове принцессы. Даже сейчас она продолжала быть королевской особой и, значит, заслуживала определенные привилегии. Такие привилегии, как свобода двигаться и говорить. После того как у неё забрали палочку и обыскали на предмет других инструментов или оружия, ей развязали руки и вынули кляп изо рта. Повязка на глаза также была снята — из вежливости. Тем, кто имел дело непосредственно с принцессой, было велено надеть маски. Они принесли еду и питье, не с королевской кухни, но и не крестьянские харчи, и разместили её высочество в жилых помещениях главного надзирателя на верхних уровнях. Ни одно из этих действий не улучшило её настроение, и они удостоились лишь угрюмого обвиняющего взгляда наследной принцессы. Хотя им и не следовало ожидать, что эти подношения заставят её разговаривать. В конце концов, они совершили предательство, независимо от того, насколько оправданным был их путь. Принцесса и так слишком сердечно относилась к этим фейкам, и слишком быстро они стали её фаворитами. А как же её верность истинным сыновьям и дочерям Тристейна? Как же их заботы, страхи и потерянные земли предков? Они с королевой уже сделали предводителя саламандр (Феликс отказывался титуловать это существо «лордом») официальным советником армии. А как насчёт той фейри, которая всегда была в её обществе? Предводительница сильфов? По крайней мере, эта не доставит им больше неприятностей… Жаль. Ему было не совсем по себе от того, что произойдёт дальше, совсем не по себе. До него начали доходить слухи, что в рядах Реконкисты есть сильный некромант. Мастер запретной магии, к которому, скорее всего, доставят женщину-фейри. Кто знал, чем ещё могут владеть новые хозяева Альбиона… Но жизни принцессы вряд ли угрожала опасность. Королевская особа была ценнее живой, чем мёртвой, а такие грубые меры были бы быстро обнаружены. Нет, нужна более тонкая форма манипуляции. Возможно, именно поэтому фейри оставили в живых, какой бы неприятной ни была её дальнейшая судьба. Нет, всё это было необходимо сейчас, чтобы сдержать изменения, навязанные Короной, до того, как Тристейн, для защиты которого он был взращён, превратится в нечто совершенно неузнаваемое. Принцесса была молода и плохо разбиралась в жизни, и можно было надеяться, что её удастся вернуть на верный путь, убедить в здравом смысле. Однако её регенту Мазарини и королеве было за что отвечать. С принцессой в качестве разменной монеты и фейри, ввергнутыми в хаос потерей двух своих лидеров, одна из которых стала жертвой предательства её собственной гвардии, а другой обратился по собственной воле (ещё одно доказательство их врождённого вероломства) у Короны не будет выбора, кроме как капитулировать перед их требованиями. Остальное пришло бы само собой. Отец и остальные поймут, когда всё будет сделано, что он действовал исключительно в интересах семьи и королевства. Даже если эти интересы на какое-то время приведут Тристейн под власть Альбиона — это влияние никогда не продлится долго, но пока оно будет, Тристейн станет весьма непривлекательным местом для проживания этих вторженцев. И если всё будет сделано правильно, как обещали заговорщики, то ни одна из сторон не прольёт много крови, только то, что необходимо. Даже фейри могли бы спастись, во всяком случае, большинство из них, если поймут своё место рядом с человечеством после изгнания в иные страны. Это был хороший и правильный образ действий, трудный, но верный выбор для Тристейна. Он твердил себе это — но обвиняющий взгляд принцессы говорил об обратном. При мерцающем свете масляных ламп, установленных перед маленькими латунными отражателями, он видел, как она ёрзает, как пальцы переплетаются в странные узоры, как она что-то бормочет себе под нос. Что бы она ни хотела сделать — он знал, что лучше ничего не говорить. Но, несмотря на это, их миссия была сопряжена с опасностью, и не было никакой уверенности в том, что он останется в живых по её окончании. В любом случае, возможность обратиться к своей принцессе вряд ли когда-нибудь ещё представится. — Ваше высочество, — тихо прошептал он, не уверенный, слышит ли она его. Если нет, то он не будет продолжать. — Со всем уважением. Что вы думаете о своём нынешнем положении? Он очень надеялся, что она не услышала, чтобы он мог снова молча стоять на страже, он и двое других, одинаково безликих под масками. Но таков был путь заговора — союз незнакомцев, которые не знали ничего, кроме общих мотивов. — Заткнись, — пробормотал охранник, стоявший с другой стороны от окна. — Да ладно тебе, — возразил третий. — Пусть поговорит. Не поднимая глаз, едва шевеля губами, принцесса ответила: — Мне нечего сказать. Похоже, всё уже сказано и сделано, так или иначе. Это безразличие, бездумность удивили его больше всего. Феликс знал, что королевских особ, настоящих королевских особ, учат мало думать о себе и только о королевстве, но такая отстранённость от собственной судьбы была совершенно неожиданной. — При всём уважении, ваше высочество, разве вы не видите, что произошло сегодня вечером? Разве вы не осознаёте, что фейри вас предали? — Её собственный советник выступил против неё, чуть не убил принца Уэльса и позволил устроить диверсию, которая привела к её пленению. — Вождь саламандр? Глаза принцессы расширились, как блюдца, а затем она медленно покачала головой: — Это… не лорд Мортимер. Мужчины дружно и недоверчиво фыркнули. Нелепое предположение. Кто ещё это мог быть? Бал был организован самой Короной, королевская гвардия обеспечивала безопасность, проверяя присутствовавших на любую форму иллюзии, любую маскировку, которая могла бы скрыть лазутчика. Если это был не лорд Саламандр — то маскировка была настолько совершенной, что не поддавалась никакой, даже самой сильной магии. Да и как можно было бы применить эту магию к существу, которое охранялось так же тщательно, как любой принц или герцог? Нет, чтобы застать его врасплох, пришлось бы приложить слишком много усилий. Проще было поступить так, как сказали им их предводители. Мортимер не был дураком, он видел, что ветры войны не будут благоприятствовать Тристейну вечно, и что грядущая борьба уничтожит немногочисленное население фейри. Он принял самое щедрое предложение Реконкисты, сделанное после того, как те увидели его таланты в Ньюкасле и Йорке. Саламандрам будет позволено сохранить свои владения в Тристейне в обмен на их верность делу. Эта новость стала известна им только сегодня вечером, как раз когда они начали действовать. Она объясняла многое из того, что произошло за последние недели. Убийства, совершённые спригганом, агентом лорда Мортимера, несмотря на его публичные заявления об обратном, и приобретение фейри плащей-невидимок и дротиков паралича, которые сыграли важную роль в похищении принцессы и леди Сильфов. Она так же демонстрировала и то, что они уже все знали, то, что фейри не так уж едины, как кажется на первый взгляд. — Боюсь, что это маловероятно, ваше высочество, — мягко сказал Феликс и поведал всё, что им рассказали. Он знал, что это будет трудно воспринять. Представительницы слабого пола могут и вовсе отказаться. — О? — Глаза принцессы Генриетты сверкнули в свете фонаря. — Я знаю лорда Мортимера и его подданных, и он никогда бы не предал нас так, как вы описываете. Вы действительно верите, что он будет думать только о саламандрах, а не о других фейри? Вы ведь знаете, что все фейри — один народ, не так ли? Нет, на вечеринке это была подделка. А когда придёт настоящий — надеюсь, вы успеете извиниться. — Неплохие слова для такого момента, ваше высочество. — За своей маской Феликс грустно улыбнулся. При других обстоятельствах из неё получилась бы великолепная королева. — Вы храбры, безусловно. Есть ли причина, по которой вы придерживаетесь своих убеждений, ваше высочество, или это просто слепая вера? Небольшой наклон головы, а затем подрагивание губ: — Полагаю, и то, и другое, мой дорогой. Скорее, я хотела бы знать, почему вы верите всему, что вам говорят люди в масках? Вы хотя бы знаете имена этих двоих? — спросила она, жестом указывая на пару охранников, стоящих по бокам от двери. — Как много информации вам вообще доверяют? Феликс нахмурился ещё больше. Ему не нравилось, к чему всё идет. Он не ожидал такого быстрого поворота разговора. Он потратил много времени на принятие решения. То, что последует дальше, было его выбором, и последствия он должен был нести сам. Он не мог позволить себе сомневаться в эти последние часы. Его внимание привлекли слабые крики, доносившиеся из маленького окна, выходившего из комнаты для допросов на главную шахту тюрьмы. Что-то привлекло внимание часовых, стоявших на страже, что-то, что их очень встревожило. — Какого дьявола? — прошептал Феликс. — Эй, что там? — спросил один из охранников, пытаясь отодвинуть его плечом, чтобы посмотреть через крошечный проём. Они были как раз на уровне входных врат — и что-то было не так. Он прищурился, и в полумраке его взгляд привлекло тусклое свечение, распространяющееся по поверхности больших железных створок. Но щуриться было больше не нужно, его глаза расширились, когда он понял, что свечение становится все более ярким, меняя цвет с тускло-багрового на вишнёвый, а затем на оранжево-жёлтый. Маг огня? Кто-то прожигал врата насквозь! Невозможно, для того, чтобы получить такое жаркое пламя вне печи и так быстро нагреть такое количество железа — нужен «квадрат»! Ужас охватил его, когда он понял, что это должно означать. Худшее становилось явью. Их обнаружили! Нет! Паниковать было некогда. У них были запасные варианты на этот случай. На случай, если их обнаружат патрули, ищущие принцессу. Или, возможно, кто-то из их дозорных был схвачен, допрошен и быстро сломлен. Что ж, именно поэтому знания так строго контролировались, чтобы они не раскрыли слишком много о реальной силе заговора. Зазвенел тревожный колокол, крики донеслись до нижних этажей, стражники у ворот достали жезлы и приготовились к тому, что должно было произойти. Полдюжины стояли наготове на верхнем уровне, и вдвое большее число спешило с нижних этажей по сигналу тревоги. Вокруг ворот образовался неплотный полукруг, жезлы наготове, магические щиты уже заранее возведены. Маги Огня и Ветра были в первых рядах, маги Земли укрылись в стороне, готовые переломить ход битвы в своих владениях. По ту сторону ворот не могло быть ничего, с чем бы они не справились. Местность благоприятствовала им, все их враги будут вынуждены скучиться в одном проходе. Как же он ошибался, думая так. Свечение становилось всё ярче и ярче, ворота застонали на своих петлях, раздуваясь и проседая внутрь. А затем… Нет, они не расплавились, стекая вниз, как он ожидал. Вместо этого они катастрофически взорвались. Феликс охнул, отшатнувшись в сторону, когда крики перешли в вопль агонии и внезапно смолкли. В центре оранжево светящегося металла появилась точка чистого белого света, железо из оранжевого превратилось в ярко-желтое, а затем изверглось белым гейзером жидкого металла. Свет в центре этого инферно был настолько ярким, что Феликс прикрыл глаза, чувствуя, как жар скручивает волоски на лице. Земля дрожала, воздух ревел, как баньши, и ничто на пути расплавленной волны даже не замедлило её движения. Пара стражников, укрывавшихся за баррикадой прямо перед воротами, просто перестала существовать: расплавленный металл хлынул, как струя воды, но настолько тяжелее, что просто снёс земляную баррикаду, как кучку сухого песка. Плоть воспламенилась, а затем в одно мгновение сгорела в пепел, вместе с остальными обломками вылетев за край шахты, врезавшись в дальнюю стену во взрыве искр и огня и каскадом обрушившись в воду внизу, где вознеслась в струях пара с диким шипением. В ушах звенело, в глазах плавали цветные пятна. Феликса трясли — один из его напарников, пытаясь перекричать новые вопли: — Атака! Нас атакуют! — Занять ворота! На свои позиции! Снова звон тревожного колокола, всего пара ударов, затем оборвался. У них не было лишних людей, чтобы тратить их время на бессмысленное дёргание за верёвку, — звуки битвы и так подняли на ноги всех. — Ты, эй! Ты слушаешь?! Он едва слышал его, его глаза блуждали по руинам, видневшимся сквозь окошко. Железных ворот, способных шутя выдержать залп осадных пушек, больше не было. Несколько кусков ещё висели на петлях, светясь ярко-вишневым, но, по большей части, там, где были ворота, теперь была только дыра, и из неё выплеснулись кошмары. Он видел их, казалось, тёмные фигуры в чумных масках были неподвижны, перемещаясь в промежутках между морганиями глаз, исчезали и вновь появлялись в клубах чёрного дыма. Единственный признак движения — их левые руки, заполненные кучей клубящихся рун, протягивающиеся вперёд — а затем словно дёргающие мир на себя. В их сторону посыпались заклинания, но исчезали — и появлялись снова, позади оборонявшихся, обрушившись на спины выпустивших их. Сверху на подкрепление, появившееся из боковой галереи, обрушились ещё, выбивая жизнь из магов, застигнутых врасплох. А потом появились другие, ужасающие по-своему. Там, где тёмные наваждения нельзя было поразить — этих других было невозможно остановить. Огонь заклинаний заполнил брешь, где стояли ворота, град магических снарядов такой плотности, что любая плоть была бы раздроблена, искромсана, сожжена в пыль и развеяна по ветру в одно мгновение, — лишь для того, чтобы весь этот яростный шторм стихий был отброшен назад, всего на миг, но этого хватило, чтобы они прошли. Сверкающие доспехи с гербом Тристейна — рыцари-маги Королевской Гвардии возглавляли атаку, с клинками наготове, чтобы рубить и разить, — они делали и то, и другое. Тускло-алые доспехи, с которых магия стекала подобно дождевой воде двигались с ними плечо к плечу. Офицер-маг, кавалерист, присоединившийся к их делу, с рёвом бросился на предводителя красных воинов. Их клинки так и не соприкоснулись — тяжёлый двуручный меч в руках алого фейри прошёл сквозь жезломеч, как сквозь туман, позволив оружию рыцаря отскочить от тяжёлых доспехов, когда невозможный клинок вновь обрёл твёрдость, отрубив руку мага у плеча. Авангард обгоняли более стремительные фигуры, спрыгивая с высоты, сверкающие металлические когти впивались в стены, чтобы замедлить падение. Их возглавляла маленькая фигурка, похожая на ребёнка, с ног до головы облачённая в идеально подогнанные золотые доспехи. Одетые в зелёное фейрийские маги добавили ко всему этому ураганные порывы магии Ветра. И тут, на острие атаки, опережая даже рыцарей-магов, появились три создания, два чёрных и одно белое, пронзая ряды стражи и уничтожая всё на своем пути. Они не мигали, как чёрные призраки, а просто двигались, но так невероятно быстро, что разница была невелика. Та, что была белого цвета, откинув назад крылья, обрушила шквал ударов серебристого клинка, сокрушая магический барьер одного из стражей. Маг ветра прицелился в неясную женскую фигуру, но на него обрушилась одетое в чёрное девушка, орудовавшая сразу двумя мечами так, словно они были продолжением её собственных рук, нанося удары снова и снова, пробивая ветровые щиты, а затем разрубив жезломеч в кровавых брызгах от сжимавшей его руки. С противоположного фланга третья фигура, к которой присоединились четыре её точные копии, остановила защитников, пробившихся с нижних галерей, оттесняя их назад, даже когда один из двойников был разорван клинком ветра и растворился в облаке тёмного дыма. Один из магов направил свой жезл на невозможных существ, но застыл и упал, из его виска брызнула кровь, когда быстрая стрела с чёрным наконечником пробила голову насквозь и улетела дальше, вонзившись в камень дальней стены. Это было невозможно! Они были тщательно отобраны! Среди них были военные офицеры и обученные альбионские бойцы! То, что их одолела мощь столичных войск, было вполне ожидаемо, но… Но они были обязаны продержаться какое-то время, достаточно долгое, чтобы… чтобы… Человек в маске, трясший Феликса, отвесил ему пощёчину, чтобы привлечь внимание. — Слушай меня, чёрт возьми! Мы должны забрать принцессу и… Хватка на воротнике ослабла, руки упали вниз, маг мешком рухнул на колени, а затем на пол. Над его телом с самым злобным выражением на лице стояла её высочество. И вдруг, до тошноты ясно, Феликс увидел ещё одно тело в углу и понял значение маленького облачка крутящихся рун в руке «принцессы». — Ты… — Не принцесса? — Лже-Генриетта зловеще усмехнулась. — Я в курсе, мой дорогой. Я передам привет магам воды за то, что они создали для меня эту форму. А теперь… — Рука, словно тиски, сжала его плечо, невероятно сильная для такого маленького и хрупкого тела. Веселье исчезло из её глаз. — Кажется, я слышала, что кто-то упоминал леди Сильфов? _________________________________________ [1] Расовая фишка импов — они могут летать в подземельях, в отличие от всех остальных фейри.