Halkegenia Online v2.0

      Дворцовые садовники как раз заканчивали свою работу по устранению ущерба, нанесённого нападением на бал. Цветы были пересажены, деревья, поражённые фейерверками, убраны, а повреждённые статуи, стены и фонтаны отремонтированы или заменены. Не осталось и следа, говорящего о том, что чуть больше недели назад здесь был настоящий разгром.       Она не знала — нравится ей это или нет. Да, уродливые обломки сменились красивым фасадом, — но это было то же самое, что заменить правду ложью. Они не должны так легко забывать о том, что произошло, иначе это снова сделает их беспечными.       Было и кое-что другое.       «Весна заканчивается, летняя жара в этом году наступит рано».       Рабочие уже надели свои широкие соломенные шляпы, чтобы защититься от жара полуденного солнца. Весенний ливень был последним проявлением изобилия уходящего сезона — теперь начинались летние месяцы с их редкими дождями и долгими жаркими днями.       Конечно, вода для посевов не будет проблемой. Тристейн всегда страдал от противоположного — множество прудов и дамб, разбросанных по сельской местности, были призваны осушать болота и прибрежные низины под сельское хозяйство. Переход, конечно, доставил немало проблем, но маги Тристейна были опытны в мелиорации земель и ремонте сложных ирригационных систем, которые их предки создали и совершенствовали на протяжении веков.       На этот раз даже хитроумный механистический ум главного исследователя Хьюги из Королевского Института Науки и Технологий Тристейна не смог предложить никаких улучшений. Хотя было много другого, что лепреконка и её сотрудники стремились улучшить, — если её последние письма и просьбы о финансировании были обоснованными. Фейри искали меценатов для своих хитроумных изобретений, ей нужно только подождать ещё немного, чтобы увидеть плоды тристейнского мастерства и изобретательности иномирян.       Она глубоко погрузилась в свои мысли — недавние события придали ей уверенности, решимости воплотить свою волю в действие, но теперь, казалось, совсем не было времени побыть самой собой. Так много того, о чём нужно побеспокоиться, так много соображений, требующих ее внимания!       Что же, пора вернуться к насущным делам.       — В этом деликатном вопросе у наших следователей есть что-нибудь ещё? — спросила Генриетта де Тристейн, наследная принцесса Тристейна и, в недалёком будущем, королева своего народа, мужчину, стоявшего рядом с ней, всё так же смотря в окно.       Кардинал Мазарини, старый регент, выглядевший сегодня ещё старше, провёл рукой по своим редким седым волосам.       — Боюсь, что нет, ваше высочество. Наши разведчики широко раскинули сети, вплоть до самой восточной границы Германии и на север вплоть до гор Тирн и Каркус, но пока никаких новостей об обнаружении нет. — Её советник сделал паузу в своём мрачном отчете, пытаясь казаться более уверенным. — Цербсты, кажется, искренне стремятся помочь нам. Не бойтесь, принцесса, если они всё ещё в Германии — мы их найдём.       — Если они всё ещё в Германии… — задумчиво повторила Генриетта.       — Да. — Мазарини медленно кивнул. — Если.       Она старалась не поддаваться пораженческим мыслям — но это уже казалось крайне маловероятным. Не из-за того, что они не старались — знакомая Луизы по Академии, Кирхе фон Цербст, оказалась очень полезной в этом отношении. Германку разыскали, как только новости достигли столицы. Опасаясь худшего, они не могли исключить, что она могла иметь какое-то отношение к похищению Луизы или… дезертирству…       Нет. Генриетта помотала головой. Она отказалась принимать на веру столь клеветническое утверждение. Луиза была не из тех, кто способен на подобное. В душе этой девушки не было ни капли предательства или эгоизма. Если кто-то и убедил ее пойти добровольно — то не иначе как заставив поверить, что это в интересах Тристейна и её семьи.       Мисс Цербст думала так же, и — редкий случай сотрудничества между двумя издревле враждующими семьями — дочь Цербстов передала в руки Короны официальное письмо, в котором умоляла своего отца, главу её дома, использовать его влияние, чтобы позволить следователям Тристейна въехать в страну.       Были опасения, высказанные герцогиней де Ла Вальер, что в письме могло содержаться какое-то секретное послание, — но она, похоже, сама в этом сомневалась. Неудача с благополучной доставкой своей дочери домой что-то сделала с Шквальным Ветром. Она… смягчилась, каким-то странным образом, который Генриетта ещё не могла понять. Всё столь же резкая, жёстко держащая всё, включая себя, под контролем, — но как-то нерешительно. Видеть подобное в ком-то вроде неё было необычно.       Генриетта приказала использовать письмо в любом случае, несмотря на просьбу герцогини поступить иначе, — у них просто не было достаточно времени, чтобы искать иные способы и, кроме того, у неё была некоторая уверенность, что германская волшебница действовала искренне. Если отбросить их бурный нрав — фон Цербстам хаос нужен был не больше, чем Короне или лордам фейри.       Что оставляло только вопрос о том, кто это сделал и почему.       — Как обстоят дела с вашими контактами в Церкви? — спросила Генриетта, сочувственно улыбнувшись, когда Мазарини поморщился. Конечно, он не хотел плохо думать о воспитавшей его организации. В конце концов, не было никакой гарантии, что это была Церковь, но если это правда было так — Тристейн никак не смог бы ей противостоять.       У Генриетты были свои подозрения, как и у Мазарини, и у герцогини. Это был действительно очень короткий список, в который могли входить только люди, знавшие о причастности Луизы к призыву Альфхейма. Либо германские шпионы, возможно, через мисс Цербст, либо каким-то образом выжившие сторонники Реконкисты, которые, возможно, были свидетелями того, как Луиза использовала магию фейри, либо… Церковь Бримира.       Из этих трёх у каждого могли быть веские причины и, возможно, ресурсы.       Германия, очевидно, всё ещё чувствует себя оскорблённой причиной разрыва брачного соглашения. Если Кирхе фон Цербст действовала не совсем искренне — возможно, ей удалось бы отправить тайное послание домой. Послание, которое могло бы заинтересовать Северное Королевство, если бы они увидели возможность использовать Луизу для политического или экономического давления.       Выжившие и непойманные участники заговора Реконкисты в Тристейне, некоторые из которых могли быть свидетелями того, как Луиза использовала магию фейри в ночь бала, и доложить своим хозяевам. Любые оставшиеся агенты Альбиона, несомненно, будут стремиться хоть как-то искупить свою вину за катастрофический провал, особенно если они намеревались бежать из страны теперь, понимая, что охота начинается всерьёз, — а Белый Остров, безусловно, мог бы предоставить умелых магов-штурмовиков, если миссия была признана достаточно важной…       Но не так быстро. Генриетта была уверена в этом.       Последний вариант, пожалуй, был самым тревожным. У Ромалии, Святого Королевства, было бы достаточно причин опасаться Луизы. Как подозреваемая в ереси и, что ещё хуже, как та, кто воспользовался нечеловеческой магией, она была угрозой основе власти Церкви — магии человеческой, исходящей от Основателя. Войны велись и из-за меньшего.       Могло ли это быть неверное решение отдельного агента Церкви?       Церковь хотела, чтобы Луиза была в безопасности под их опекой, где она не представляла бы никакой угрозы и могла быть изучена на досуге, что давало возможный мотив. Но сколько бы Генриетта об этом не размышляла — ей это казалось невероятным. Если это и было делом рук Церкви — то это было никак не простое заключение под стражу подозреваемого в ереси.       — Ритуал установления связи. — Генриетта вспомнила отчёт Кирито и герцогини де Ла Вальер. Попытка завершить призыв и сформировать связь между фамильяром и мастером. Если предположить, что Мировое Древо действительно было фамильяром Луизы, — то это могла быть даже попытка связать весь Альфхейм!       Безумный ход — но результаты могли бы многое рассказать и о мастере, и о фамильяре. Генриетта поняла, что могла бы даже предложить это сама, — если бы не думала, что лорды отвергнут эту идею.       — Я знаю епископа Рубейса много лет, — медленно ответил Мазарини. — Я бы понял, если бы он солгал. Так что я могу сказать, что, по крайней мере, он точно не в курсе… Хотя…       — «Хотя»?       Мазарини выглядел недовольным.       — Ни его, ни меня бы не удивило, если бы это всё же было делом рук Церкви.       Генриетта поморщилась — это было не то, что она хотела услышать. Гораздо приятнее было верить, что это Германия или Альбион. Но если всё-таки допустить, что Луиза ушла добровольно, — то только Церковь могла бы убедить её сделать это.       Ромалия могла предложить Луизе нечто большее, чем просто безопасность для неё самой или отпущение её грехов — полную амнистию. В отличие от Альбиона, который занимал неприступное положение над поверхностью мира и поэтому даже сейчас мог пренебрежительно относиться к мнению Святейшего Престола, другие королевства Халкегении всё ещё были очень зависимы от влияния Церкви.       Галлия, из-за территориальной близости и тесных экономических связей, Германия, из-за её хаотичной политики наследования и знатных домов, всегда борющихся за престол, и Тристейн, как из-за размера, так и из-за нынешнего состояния монархии.       Хотя Церковь редко вмешивалась в светские дела — она была вовлечена в жизнь каждого мужчины, женщины и ребенка, от самого высокого члена королевской семьи до самого низкого крестьянина, и оказывала соразмерное влияние — до тех пор, пока этим влиянием пользовались умеренно. А нынешний папа действительно был скрягой!       Церковь могла бы простить Луизу за её предполагаемые проступки, признать её оправданной за грех использования фейрийской магии и снять угрозу наказания с её семьи и фейри. Это было бы сильное предложение, политическое предложение, — и если ценой была назначена лишь передача себя под опеку Церкви…       Но даже этого было бы недостаточно, не так ли? Что Церковь могла ещё ей пообещать? Может быть, помочь?       Луиза лучше, чем кто-либо другой, знала, как мало фейри на самом деле знают о своей магии. И точно так же Переход был беспрецедентным событием, и чтобы разобраться во всём этом — требовалось больше знаний, чем было у Академии Тристейна.       Во всей Халкегении не было государства, более сведущего в магии, чем Ромалия. Говорили, что Святое Королевство собирало свитки, книги и магические артефакты с тех времен, когда ещё живы были сыновья Основателя, храня их глубоко под землёй в прохладных, сухих катакомбах и в хранилищах Святого Города.       Так что Ромалия казалась естественным выбором, чтобы помочь изучить Луизу и Переход.       И тогда она поняла суть, причину, по которой ей так не хотелось верить, что это была Церковь. Она просто НЕ ХОТЕЛА верить. Скоро она будет коронована, уже очень скоро — мысль о том, что Церковь и Ромалия вовлечены в это похищение, подрывала доверие, ставя её в очень трудное положение как монарха.       Ибо в этот самый момент Ромалия тратила силы и средства на патрулирование западного побережья Тристейна, помогая защититься от набегов и проникновения разведчиков альбионцев. Святое Королевство выделило средства в казну Тристейна и вело переговоры с Германией для облегчения найма вольных рот.       Хотя Ромалия ещё не взяла на себя обязательства прямого участия в войне с Альбионом — Тристейн остро нуждался в её помощи для укрепления обороны. И её участие было бы необходимо, если Генриетта когда-нибудь решит удовлетворить амбиции своих кузенов и отвоевать их королевство у мятежников.       Если всё дело было в Луизе — то Генриетта должна была с горечью признать, что она и Тристейн склонились бы перед высшей, хоть и вряд ли божественной, силой.       Но дело было не только в Луизе. Принцесса прикусила губу.       Лорды фейри, особенно Сакуя, на удивление спокойно восприняли эту новость. Генриетта ожидала гнева — и гнев был, она ожидала возмущения — и возмущения было сколько угодно. Были выдвинуты требования, обвинения в некомпетентности и ненадёжности.       Но встреча не переросла в скандал, который мог бы стать поводом для вражды. Фейри понимали так же хорошо, как и любой представитель знати, что открытая конфронтация с Церковью не принесёт ничего, кроме крови.       На данный момент лорды фейри согласились выступать единым фронтом вместе с Короной. Сведения об участии Луизы в призыве Альфхейма будут доступны только тем, кто уже знал, — и все они поклялись хранить тайну даже ценой жизни.       Все ещё оставался шанс, что, если к этому вопросу подойти деликатно и не допустить его разрастания, то его можно будет решить политическим путем. Тот факт, что заговорщики стремились действовать в тайне, несомненно, наводил на мысль о том, что они не хотели огласки. Генриетта прислушалась к совету своего регента и решила подстраховаться на этот счёт — они не собирались двигаться дальше или обвинять в чём либо Церковь, пока не соберут доказательства, или пока Ромалия сама не проявит инициативу.       И если не политически, то, она надеялась, с минимальным количеством крови. Мать поставила её в известность о некоторых… ресурсах… припасённых Короной на крайний случай. И, без сомнения, фейри могли бы также предложить помощь, когда придёт время.       Это было бы трудно. До сих пор улики были косвенными, и останки, найденные на месте сражения, были… более, чем просто повреждёнными. Их было невозможно опознать, — но не из-за полученных ран, а из-за чего-то, просто выжегшего их изнутри, оставив лишь остатки обугленной кожи.       Это лишило их имён — но это сказало им кое-что еще. Специальные агенты, маги, особо обученные для участия в секретных операциях, — лишь они были настолько озабочены сокрытием улик, что пользовались подобными средствами.       — Принцесса, — тихо позвал Мазарини тоном, который он приберегал только для тех случаев, когда хотел сказать что-то особенно неприятное. Например, сейчас: — Генриетта, я хотел бы, чтобы вы обдумали ещё кое-что касательно этого вопроса.       — О?       — Последняя просьба мисс Вальер… — Мазарини позволил словам повиснуть в воздухе. Трюк, который сам по себе был почти волшебным.       — О, — немного глуповато повторила она, когда поняла, о чём речь.       — Я считаю, учитывая обстоятельства, о которых нам стало известно, что нам нужно взглянуть на это в более критическом свете. — Её регент опустил взгляд на пол у своих ног, держа руки за спиной. — Я думал, что в то время мисс Вальер обращалась с простой просьбой. Но теперь мне приходит в голову, что она, возможно, уже тогда приняла своё решение.       — Я понимаю. — Генриетта закрыла глаза. — Вы хотите сказать, Луиза хотела отделить свою семью от последствий её действий.       — Именно так. — Мазарини вздохнул. — Ваше высочество, я думаю… На данный момент нам следует рассмотреть возможность удовлетворения этой просьбы.       Разум Генриетты взбунтовался. Это означало… лишить Луизу её имени, её личности и её прав как дочери семьи Вальер. Просто Луиза-Франсуаза.       Лишение титула — наказание, предназначенное для худших преступников и предателей, но также и способ предоставить определённую защиту их семьям. Если она уже тогда собиралась добровольно сдаться Церкви — не было бы необходимости защищать дом Вальер от обвинения в ереси, но могли быть все основания защитить их от их собратьев среди знати, если подробности когда-нибудь просочатся.       Отвергнутая, «ничья» дочь не могла больше навредить репутации своей семьи. Это наводило на мысль о другой печальной правде — если бегство Луизы было более обдуманным, менее поспешным, чем они предполагали ранее, то, возможно, она искала убежища в Церкви по собственной воле.       Вырвавшись из лап фейри и знати, она лишала топлива ту огненную бурю, которая вспыхнет, если правда о Переходе когда-либо будет раскрыта.       Более того, Ромалия была обязана предоставить ей убежище до тех пор, пока она подчинялась их приказам. Это была не просто вежливость — но императив Церкви. Поступить иначе означало бы поставить под сомнение Право Церкви даровать прощение.       Или, по крайней мере, Генриетта была уверена, что так она думала. Мысли девушки, которая на самом деле не понимала мир.       «О, Луиза».       Что же решила сделать её самая первая подруга? В чём именно её так убедили?       И ещё хуже было осознание того, что, что бы ни случилось дальше, Генриетта не сможет защитить её. Принцесса потеряла это право с того мига, когда слова магии фейри слетели с губ Луизы.       — Я пока приму это к сведению, — ответила Генриетта. — Но я не могу сказать, что меня устраивает это… это…       — «Бессилие»? — мягко предложил Мазарини.       Она чуть кивнула.       — Бессилие.       Да, это было подходящее слово. Они остановились в конце коридора, Генриетта оглянулась через плечо на Восточное крыло. На данный момент им не хватало силы — но так будет не всегда. Так что она подождёт и соберется с силами, чтобы действовать, когда придет время.       — Такова природа обладания властью, принцесса. Решение любой проблемы дает больше власти, — но всегда есть нечто, недостижимое даже для королей.       — Нет, — тихо сказала Генриетта, заставив Мазарини отшатнуться в лёгком удивлении.       Старый регент покачал головой:       — Прошу прощения, ваше высочество?       — Власть… Возможно, сила сама по себе не является решением проблемы, но она нам всё равно нужна, иначе мы ничего не сможем добиться.       — Мудро сказано. Тогда, мне кажется, я знаю, как вы пожелаете действовать дальше.       Генриетта тихо вздохнула. Не прошло и получаса, как капитан Хэммонд и лейтенант Агнес доложили, что они, наконец, готовы. Расследование пошло быстрее с помощью того, что было обнаружено в ночь бала. Больше не было никаких причин удерживать их.       Их сеть поймала всё, что могла — и оставалось только вытащить её и самим увидеть улов.       — Я считаю, что нам давно пора было сделать это объявление. Я буду готовиться к церемонии.       Возможно, Сакуя могла бы помочь ей с составлением речи.       Мазарини склонил голову.       — Да, ваше высочество… — сухие старческие губы дрогнули: — …или, скорее, ваше величество.       Генриетта отвела взгляд.       — Я ещё не королева. — Первый шаг к обретению власти над собой и своим Королевством. Наконец-то она сделает его. — Тогда, если вы будете так добры, кардинал, передайте капитану Хэммонду, что ему разрешено действовать немедленно. Теперь, когда мы знаем их гнёзда до последнего, пришло время очистить страну от этих вредителей.       Гончих спустили с поводка.              ***              Это началось как волна. Распространяясь от стен Королевского дворца вниз по улицам столицы, протекая по переулкам, похожим на каналы, прежде чем вернуться на главные улицы, пока не осталось места, где можно было бы спрятаться, укрыться. Оттуда оно просочилось наружу, в окружающую сельскую местность, а затем к другим городам, небольшим усадьбам и крупным поместьям по дорогам и речным путям.       Приказ, возможно, слишком долго откладывавшийся, наконец был отдан сейчас, когда он будет иметь самый разрушительный эффект.       Предательство виконта де Варда предупредило Корону об опасности, о предателях, которые могли существовать даже в её непосредственном окружении. После битвы при Ньюкасле Гвардия по приказу королевы была тщательно проверена, от первого до последнего, от командира до самого юного новобранца-мушкетёра. Их сочли лояльными, но в ходе расследования были обнаружены другие лица — клерки и слуги — которые вели себя подозрительно.       Логичнее было бы взять их под стражу, допросить и выяснить у них личности прочих заговорщиков. Но, по итогам совещаний, было решено этого не делать. На самом деле, пока вообще ничего с ними не делать.       Гвардия бездействовала — в то же время наблюдая и слушая. За подозреваемыми незаметно следили, выясняя пути тайных сообщений, передаваемых через тайники, или в задних комнатках таверн, отслеживались тайные курьеры и контрабандисты. Не раз след терялся — но на каждую потерянную ниточку находилась другая.       Контрабандистов выследили, их имена стали известны, а пути проникновения и связи выявлены. Выяснено, где они хранили свои запасы, где были их убежища. И снова Гвардия почти ничего не сделала, отловив только кое-кого из тех, кто не считался «жизненно важным» для Реконкисты. За остальными внимательно наблюдали, даже помогали, отвлекая нежелательное внимание.       Мушкетёров и магов помельче посылали под прикрытием налаживать «деловые связи», покупать товары и услуги и узнавать, откуда они и как поступают. Изучались прочие клиенты, часто посещавшие «чёрный рынок».       Они узнали всё, что могли, о незаконной сети, — и всё это привело к Реконкисте и заговорщикам в Тристейне.       Были выведаны личности многих благородных сыновей. Изучались их семьи, их связи, их преступления против Короны — пока не осталось никаких сомнений в виновности. Многим придётся, если повезёт, провести остаток своих дней в цепях, отбывая каторжные работы в качестве наказания. А если им повезет меньше — то они с концами «исчезнут» в тюремных застенках.       И всё то, что они обнаружили — повергло их в смятение. Паутина тянулась широко и глубоко. Гниль, которая превратила ход расследования в черепашье ползание, поскольку они были вынуждены скрывать свои действия с ещё большей тщательностью.       И всё же Гвардия бездействовала — время ещё не пришло. Это лишь младшие сыновья, вечно вторые и третьи, бастарды и приёмыши. Туда же лишившиеся титула, которым нечего терять. Их хозяева легко сбросят их в отбой. Они будут принесены в жертву, чтобы спасти настоящих заговорщиков, и те по прежнему будут продолжать плести свою паутину в сердце страны.       Если всех этих подручных захватить — их придётся рассаживать по тюрьмам и казнить в таком масштабе, какового Корона в тот момент просто не могла себе позволить. И поэтому они снова ждали, ждали, пока не будут выявлены самые верхи заговора.       Среди них был высокопоставленный налоговый инспектор, на которого навёл его подчинённый-контрабандист. Его связи при дворе были хорошо известны — но, тем не менее, их нужно было проверять и перепроверять, подтверждая то, что было изучено. Лучшая зацепка, которую они нашли до сих пор, путь к центру паутины.       Затем — почти катастрофа, заговор, раскрытый случайно, усилия заговорщиков были вложены в один завершающий, обезглавливающий удар, нацеленный на захват трона. Подозревали ли заговорщики что-то? Знали ли они?!       Нет, всё это было задумано слишком давно и сейчас только обрело форму. Заговорщики действительно опасались — но только в общих чертах, ничего конкретного.       Но время ещё не пришло. Ударь они сейчас — и потеряют всё, будучи вынуждены начать всё заново против врага, который знает об этом, или же начать охоту на ведьм, которая загонит дворянство в объятия Реконкисты.       И снова они ждали, терпеливо собирая свои силы в преддверии шторма. Цели были известны, вероятное время и местоположение можно было предположить почти с уверенностью. По крайней мере, так считалось.       Когда на следующий день после торжества взошло солнце — столица была разрушена, королевская церемония была прервана в том самом месте, где Корона должна была быть в наибольшей безопасности. Поначалу было неясно — не ошиблись ли они изначально? Конечно, было бы лучше положить конец заговору раньше, пока их усилия не стали не только известны — но и известны как фарс. Они должны были сделать всё, что могли, и смириться с тем, что им никогда не удастся выжечь весь рак.       И всё же гамбит принёс такие дивиденды, каких они и представить себе не могли.       Две базы были найдены и зачищены, десятки пленных взяты и допрошены, изъяты записные книжки и письма, переданные в руки ожидающих шпионов и аналитиков, — и те творили свою обыденную магию, копаясь в добыче, просматривая заметки и изучая шифровки, чтобы собрать всё воедино. Ни один фрагмент не был уличающим сам по себе, ни один из них не рассказал всю историю целиком — но, взятые вместе с тем, что уже было изучено, они давали очень много кусочков большой головоломки.       Достаточно много, чтобы теперь они смогли увидеть всю картину. И когда это было сделано, когда пред ними предстало гноящееся сердце заговора, — у них больше не было причин ждать.       Вся, как один, Королевская Гвардия ударила, продвигаясь вниз по списку в порядке, прямо противоположном тому, которого ожидали главари заговора. Первыми были схвачены теневые лидеры, не получив возможности дать отпор или послать предупреждение своим сообщникам, мечи были приставлены к их спинам, когда они выходили из экипажей, клинки касались их глоток в гостиных их собственных особняков. Солдаты брали под арест собственных товарищей, а порой и командиров, повинуясь приказам, подписанным лично королевой.       Некоторые пытались бороться — их убивали на улицах, как бешеных собак. Некоторые пытались бежать — пешком или по воздуху, чтобы обнаружить за своей спиной погоню. Некоторые испытали величайшее унижение, будучи захваченными фейри, или, что ещё хуже, простолюдинами, их выводили из домов под дулами пистолетов.       Только когда скелет заговора был вырван, расследование переключило своё внимание на медленный процесс выслеживания оставшихся участников заговора, растерянных, разрозненных, оставшихся без руководства. Это превратилось в большую охоту, которая продолжалась целую неделю, пока последние не были загнаны в угол или не бежали из страны. Их имена и проступки стали достоянием общественности, их сила была сломлена. Не было смысла преследовать их дальше — вред, который они могли бы принести, не стоил усилий по их поимке. Возможно, Альбион позаботится о них.       И теперь Гвардия разбиралась с последствиями. Что делать с тысячами людей, которые были неопровержимо признаны виновными?       Фокусы были конфискованы, звания и титулы — временно лишены силы в рамках подготовки к судебным процессам, где, если подсудимых признают виновными, их отберут навсегда.       Если бы это было проделано постепенно и без веских доказательств — Корона столкнулась бы с жесточайшей смутой. Но внезапно, и с подавляющим весом доказательств — это разрушило заговор и оставило лишь язычки лояльной оппозиции, в шоке наблюдавшей за происходящим.       Глубина заговора потрясла и возмутила многих, поставив под сомнение авторитет Короны — но на этот счёт тоже были планы. Когда ренегаты были разгромлены, королева Марианна публично заявила о своём намерении в искупление своих ошибок отречься от трона в пользу своей дочери, которая сыграла важную роль в переговорах о мире с фейри и в доведении расследования до конца.       Не имело значения — было ли это полной правдой, важно только, чтобы люди в это поверили. И они это сделали. В это неопределённое время всё, что было известно о Генриетте де Тристейн, это то, что она была политически ловкой, преданной своей стране и другом фейри. Её репутация была настолько хороша, насколько только мог надеяться любой молодой монарх.       Принцесса Генриетта де Тристейн, вскоре ставшая королевой, в первый же день своего правления получила величайшее преимущество перед своими врагами — возмущение народа, преданного своими соотечественниками и сплотившегося, хотя и ненадолго, вокруг символа Короны.       Решение, конечно, не было идеальным, гниль распространилась так глубоко и широко, что само количество «изъятых» предателей едва не остановило механизм правительства. Это замедлило подготовку к войне — по крайней мере, на время, пока всё не будет улажено, пока не будут составлены новые планы по замене того, что могло быть украдено, пока не закончатся экстренные ревизии по проверке казны.       И, конечно же… пройдёт очень много времени, прежде чем каждый из предателей будет предан суду и приговорён. Ибо Лорд Юридической Коллегии просто исчез…