Черные ангелы

      Первые минут двадцать Чонгук молчал. Его конь шел чуть поодаль от кобылы Чимина, и Гук радовался некому одиночеству. В голове было слишком много мыслей, а тело все еще не отошло от пережитых впечатлений. Лошадь Чимина вышагивала вперед уверенно и грациозно. Она следовала сквозь туман, будто была его хозяйкой, и ее наездник был под стать. Чимин сидел ровно и царственно, смотрел спокойно, управлял уверенно. На Чонгука он не оборачивался, и тот мог беспрепятственно разглядывать изящную шею и пугающий плащ. Черный, дорогой, с капюшоном, он закрывал все тело и свисал с крупа лошади.       — Первой будет твоя деревня, так как она одна из ближайших, — произнес Чимин, и Чонгука удивили его холодность и сосредоточенность. От прежней игривости не осталось и следа, Чимин настроился на работу.       Однако Гука мысль о посещении родины сбила с толку. Почему-то, предлагая помощь в сборе дани, он и не подумал, что ему придется собирать ее в собственном поселении. От этого стало ужасно неспокойно, и даже конь, ощутив настрой всадника, слегка замедлился.       — Не волнуйся, все пройдет хорошо. — Чимин слегка обернулся, и Чонгук невольно зацепился за еле заметную теплоту во взгляде. — Если захочешь, сможешь увидеться с близкими. Если нет — просто не обращай ни на что внимания. Жители привыкли к сбору, они нас опасаются. Никто не посмеет ничего тебе сделать. Теперь ты один из жителей замка.       В этом и был весь ужас. Чонгук так усердно старался им не стать, что явиться в качестве представителя власти было признанием поражения. Предательством всего, во что верили они с отцом. Стыд снова прокрадывался в сердце тонкой едкой струйкой.       — Ты пока не до конца научился защищаться, но мы вернемся уже сегодня вечером, Намджун поможет закончить тренировку.       — Надеюсь, мне не придется снова измываться над тобой, — с отчаянной надеждой проговорил Чонгук, и Чимин ласково улыбнулся.       У него была невероятно красивая и теплая улыбка. Чонгук сразу заметил, ведь именно поведение Чимина и его нежность располагали к нему всех обитателей замка, но сейчас она казалась особенно прекрасной. Его глаза блестели, а взгляд был спокойным и заботливым.       Чимин точно был кем-то невероятным... Так подкупал одной лишь улыбкой…       — Это ради нас всех. Твоя сила — наша сила. Так что не переживай, меня это не беспокоит.       Оставшееся время они почти не говорили. Чонгук много думал, а Чимин казался уставшим, хоть и не показывал этого.       Однако стоило поселению выглянуть из-за холма, все внутри встрепенулось, и Чонгук заерзал.       — Капюшоны, — скомандовал Чимин и надел свой, оглядываясь на стражей. Те были облачены в обычную кольчугу, но тут же сосредоточились и будто подготовились к чему-то. Чонгук тоже накинул глубокий капюшон и спрятал лицо. — Не переживай. Будь увереннее.       Чимин приподнял брови и подбородок, настраивая на нужный лад, и это действительно немного помогло. Он словно верил в Чонгука, а поддержка была необходима.       Группа спустилась с холма неспешно, и Чонгук заметил, как жители засуетились, оповещая остальных о прибытии чернородников. Никто не был им рад, отчего Гук боролся с желанием извиниться и повернуть обратно. Он не понимал, как оказался здесь, по другую сторону.       Люди глазели на них, перешептываясь и пряча детей, но Чимин был настолько безмятежен, что Чонгук следовал его примеру. Лошади вышагивали по главной улице, повозки ехали следом, и вскоре гости оказалась на центральной площади, где им уже успели подготовить стол.       Чимин спешился и прошел к своему месту. Его лицо почти полностью было скрыто, и никто не видел на нем ни малейших эмоций, отчего мог нафантазировать все, что угодно. Раньше Чонгук делал так же, но, надо признать, Чимин, и правда, выглядел устрашающе.       Выудив из сумки тетрадь и перо с чернилами, Чимин уселся на стул, а стража рассредоточилась, равномерно охраняя его и повозку. Чонгук присел рядом.       — Если кому-то понадобится помощь лекаря, этим можешь заняться ты. В конце концов, это твой дом, который теперь остался без чернородника, — шепнул Чимин.       Так и случилось. Жители покорно приносили дань, которую стража укладывала в повозку, а Чимин регистрировал, Чонгук же высматривал родителей. Но заметил он их лишь тогда, когда оказывал помощь немолодой женщине, страдающей от боли в спине. Из толпы прозвенел голос матери, и она прорвалась на площадь.       — Чонгук!       Отец вышел следом. Гук не знал, как именно они его узнали, но это было неважно. В глазах мамы стояли слезы, и чернородник бросился к родителям. Они обняли крепко, напоминая о доме, и щеки тут же намокли, а нос покраснел. Хотелось разрыдаться в объятьях мамы, выплескивая все переживания, но Чонгук теперь не мог себе этого позволить. Поэтому плакал тихо и еле заметно.       — Ты как, милый? — целуя лицо, спрашивала мать, пока отец пристально разглядывал.       — Почему ты ушел? — спросил он. Строго, но взволнованно.       — Простите! — истерика прорывалась все усерднее. — Я не хотел, но я… — Чонгук запнулся. Стыд накрыл с головой. — Я ранил Тэ.       Мама прикрыла рот рукой, а отец кивнул. Они догадывались, но надеялись, что были неправы.       — Я все исправлю, обещаю, — будто умоляя о прощении, сказал Чонгук, а затем замер. Мысль о том, что рядом находился Чимин, который мог помочь, пришла внезапно и почти оглушила. И почему он раньше не подумал попросить другого чернородника? Ну и балбес же!..       Взгляд метнулся к старшему, но тот был занят, поэтому Чонгук решил дождаться окончания сбора дани. Все оставшееся время он рассказывал родителям новости, упуская все, что заставляло его смущаться или чувствовать себя виноватым. Он заверял их, что жизнь в замке не так плоха, как они думали, но отец был насторожен и подозрителен.       Наконец люди начали расходиться. Стража закрепляла последние мешки в повозке, Чимин складывал учетную книгу в сумку. Чонгук же, собравшись с духом и сжав кулаки, направился к чернороднику.       — Чимин, — заговорил Гук неловко и, стоило тому поднять взгляд, тут же пожалел о своей затее. Но Тэхен был важнее его гордости, комфорта или еще чего-то, недостаток чего заставлял Чонгука чувствовать себя столь неуютно. — Мой друг… которого я ранил… Ты можешь помочь ему?       Чимин вздохнул и серьезно посмотрел на Гука.       — Если у тебя не получилось, не получится и у меня. Я не сильнее тебя в излечении. К тому же, будет лучше, если ты сам исправишь свою ошибку.       Спины кто-то коснулся, и Чонгук резко развернулся, после чего заметил стоящих рядом родителей. Тело вдруг бросило в жар, и Гук ощутил, как лицо и шея заливаются краской. Он перебросился с Чимином парой слов, но чувствовал, будто они сделали что-то непристойное прямо на глазах семьи. Сердце забилось так быстро, что Чонгуку пришлось сдержать порыв схватиться за него.       — Здравствуйте, — Чимин неловко и скромно поклонился, переводя почти что напуганный взгляд на Чонгука. Таким он представал впервые. Неуверенность в себе не была ему свойственна, а растерянность казалась чужеродной. Но Чимин тушевался, не зная, как себя вести.       Родители окинули его оценивающими взглядами, и Чонгука одолело желание вступиться за чернородника.       — Это Чимин, мой друг, — проговорил он самое уместное, что пришло в голову. В другое время он бы и не подумал назвать себя с Чимином друзьями, но в тот момент это показалось верным. — Чимин, мои родители.       Мама скупо улыбнулась, взволнованно поглядывая на сына, отец нахмурил густые брови. Чимин, все понимая, отошел к повозке. Чонгука же вдруг пронзила резкая обида. Не на родителей, за него. За то, что его осудили, даже не узнав. Это было неприятно.       — Надеюсь, ты помнишь все, о чем мы говорили. — Отец слегка сжал плечи Гука и вдохнул, готовясь к важным словам. — Я верю в тебя, сынок. Верю, что еще не поздно. Что у тебя получится стать не таким, как они.       В тот момент Чонгук хотел сделать все возможное, чтобы не разочаровать папу. Он будто снова вернулся к их вечерам перед камином или на рыбалке, когда они обсуждали будущее и планировали совместную борьбу с темнотой. Тогда Чонгук ощущал поддержку и гордость, исходящие от отца, и невероятно сильная связь, что была между ними, всегда давала ему силы.       Группа отправилась в обратный путь спустя несколько минут, и Чонгук ощущал на своих плечах груз всего мира.       — У тебя прекрасная семья, — произнес Чимин, равняя их лошадей, а Чонгук, несмотря на то, что был согласен, хотел извиниться. Почему? Когда самочувствие Чимина стало для него настолько значимым, что он начал расходиться во мнении с родителями? Неужели все дело было в той ночи? Подобная причина казалась недостойной. Низкой. Он не мог позабыть обо всем на свете из-за физической близости. Он же был человеком, в конце концов, а не похотливым животным! Поэтому Чонгук ничего не ответил, соглашаясь со словами.       Они вернулись в замок ближе к ночи, и на этот раз Чонгук был уверен, что Чимин к нему не придет. Между ними не было ничего особенного: ни понимания, ни теплоты, ни дружбы. Почти всю дорогу они молчали, отчего Гук ярче прежнего ощутил себя ничем не значащей игрушкой. Просто очередным человеком, павшим под чарами Чимина. И он не готов был становиться зависимым из-за простого физического наслаждения, поэтому решил выкинуть чернородника из головы.       Почти получилось. В ту ночь он всего лишь ему приснился.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      Следующие несколько дней Чимин был по-прежнему серьезным. И если подобное настроение в первый раз было можно списать на усталость, теперь Чонгук начал задаваться вопросом, не навевает ли он на Чимина скуку. Что-то внутри противно бунтовало от этой мысли, и со временем Чонгук, словно недовольный ребенок, надувался все больше. Он не ждал от Чимина ничего (более того, было даже лучше ничего не получать), но все равно чувствовал себя неуверенно и растерянно, будто был недостаточно хорош, чтобы заставить его хоть раз рассмеяться.       Сбор дани проходил успешно. Они посещали деревни в нескольких часах езды от замка и возвращались к ужину. Намджун тренировал Чонгука, продолжая погружать в темноту, Чимин шел к Шихеку. Лидер был милосерднее, чем безжалостный и острый, будто летящая в цель стрела, Юнги. Он помог Чонгуку свыкнуться с мыслью, что использовать свою силу предстоит лишь в защиту, и дал возможность приспособиться. Чонгук учился быстро. Даже здесь его таланты проявляли себя во всей красе. Что Чонгук пока не умел совершенно — это драться, но у них имелась стража, и необходимости в сражениях не было никакой. В конце концов, Чонгук не раз думал, что лучше умрет сам, чем причинит вред человеку.       На пятый день их путешествий Чонгук начал непреодолимо скучать по улыбке Чимина. Они укладывали последние мешки в повозку, когда Чимин, уворачиваясь от идущего с тяжестью стражника, случайно столкнулся с Чонгуком. Они коснулись бедрами, идя в одном направлении, и Чимин уже собирался извиниться, когда Чонгук с улыбкой легонько толкнул в ответ. Ему хотелось расшевелить Чимина. Показать, что не стоит всегда быть настолько серьезным. Боги, Чонгук поверить не мог, что Чимин вел себя серьезнее его! Скажи ему кто-то об этом неделю назад, ни за что бы не поверил! Казалось, чернородник был неразлучен с соблазнительной улыбкой и сладким завлекающим тоном. Он был таким со всеми. Ласковым, заботливым, услужливым, сейчас же превратился в сосредоточенного, непререкаемого лидера, и Чонгук его не узнавал. В таком Чимине была своя прелесть. Да что говорить, Чонгук нередко засматривался на него, когда тот величественно шествовал на лошади через толпы людей или отдавал указания стражам, но Чонгуку безумно хотелось снова заставить его улыбнуться. Серьезный Чимин будто нес на себе груз.       Чимина же подобный неожиданный поступок удивил, отчего он округлил глаза и вскинул брови. Чонгук толкнул еще раз, также поводя бровью. Он не знал, откуда взялась подобная игривость, она была ему несвойственна, но, как было уже не в первый раз, рядом с Чимином раскрывались новые грани Чонгука. И первого это очевидно радовало. Возможно, льстило, поэтому он пихнул в ответ, одаривая легкой шаловливой улыбкой. Чонгук засиял. Внутри что-то дернулось и приятно всколыхнулось, заставляя прирасти взглядом к нежному лицу.       Они покинули деревню через пять минут и отправились в следующую по течению реки. Ехать пришлось почти три часа, поэтому на середине пути путешественники остановились на обед. Стражи разожгли костер и с жаждой запустили руки в мешки с едой. Все были голодные и уставшие. Чимин нашел корзину с фруктами и вытащил пару яблок. Чонгук понял, что он кинул одно ему, только когда поймал летящий в лицо фрукт в самый последний момент.       — Неплохая реакция, — похвалил Чимин, и уголок его губ пополз вверх. Настоящий лис. Чонгук же, почти недовольный тем, что яблоко чуть не прилетело ему в нос, схватил помидор и швырнул в ответ. — Нечестно! — запротестовал Чимин, смеясь, и Чонгук ответил тем же. Он просто не мог сдерживаться, видя подобного Чимина. В этой его детской непосредственности, невозможным образом сочетающейся с сильнейшей мужской привлекательностью и силой, было что-то невероятно милое. — Если бы я не поймал, ты бы испортил мне одежду.       — Ты в себе сомневаешься? — парировал Гук.       — Сомневаюсь в твоем благоразумии, — швыряя еще одно яблоко, округлил глаза Чимин. Он наигранно злился, удивляясь несвойственному Чонгуку поведению. Гук же довольно смеялся. Хотелось парить от того, что ему удалось развеселить сурового господина.       Чимин оперся спиной о повозку и подозрительно посмотрел на Чонгука, прищуриваясь.       — Что с тобой? Ты какой-то игривый сегодня.       — Что с тобой? Ты никогда не был таким серьезным. Мы поменялись ролями?       Глаза Чимина блеснули, и сердце Гука тут же отозвалось, забившись быстрее.       — Меняться ролями иногда весело, — ответил негромко старший и повел головой, не сводя пристального взгляда с собеседника. Такого Чимина Чонгук узнавал. И его тело незамедлительно отреагировало. Воспоминания больно ударили, и смущение снова взяло в плен.       — Тебе обязательно все сводить к пошлым шуточкам? — смеясь и закатывая глаза, покачал головой Гук. Он из последних сил старался не краснеть.       — Мне? О чем ты?! Я ничего такого не имел в виду! — фальшиво изумился Чимин. — Как ты можешь так обо мне думать?! И вообще, о чем ты подумал? Можно поподробнее, что за нечестивые мысли бродят в твоей голове?       Чонгук был почти уверен, что Чимин издевается над ним, но все равно стушевался. Ему действительно было непривычно говорить на подобные темы даже в шутку, поэтому он поспешил все исправить.       — Хорошо, значит, я неправильно тебя понял.       Чимин расплылся в самодовольной улыбке и, прихватив сумку с рисовыми пирожками, двинулся к костру.       — Все ты правильно понял, — шепнул он Чонгуку на ухо, на пару секунд остановившись, и подмигнул. Тело привычно окатило жаром.       Они прибыли в деревню во второй половине дня. Расположились на ее окраине на выделенном им месте и быстро собрали дань. Поселение было небольшим и спокойным. Люди покорно приносили положенную часть урожая и просили об исцелении. Кто-то бросал на чернородников презрительные взгляды, но к подобному гости были уже привычны.       Когда сборы почти закончились, из расходящейся толпы неторопливо вышла девушка и сделала неуверенные шаги к повозке, у которой стоял Чимин. Чонгук и стражи насторожились, но она даже не обратила на них внимания: ее взгляд был прикован к старшему чернороднику, который копался с сумками и стоял к ней спиной.       — Чимин? — прозвучало слегка жалобно. С какой-то еле уловимой, но нерушимой надеждой. Чернородник замер и развернулся только через несколько секунд, будто счел наваждением.       — Мими? — голос сорвался, и у Чонгука внутри что-то дрогнуло. Подобной уязвимости он у Чимина еще не видел.       Улыбка девушки коснулась наполненных слезами глаз, после чего она раскрыла руки и бросилась к Чимину. Он обнял ее крепко, жадно, словно все еще не веря во встречу, а потом принялся целовать щеки и лоб. Чонгук пораженно смотрел и не знал, что думать.       — Почему ты здесь? Почему? — начал шептать Чимин, оторвавшись. В его голосе звучали слезы. – Я же специально не поехал в нашу деревню.       — А я надеялась тебя увидеть. Как только узнала, что прибыли сборщики дани, сразу побежала. Я словно чувствовала, что ты будешь среди них!       — Но почему ты здесь? — растерянно повторил вопрос Чимин.       — Брат женится. Мы приехали за его невестой.       Чимин печально усмехнулся, но улыбка его была искренней и теплой.       — Ты стала такой большой, — Чимин отстранился и, держа девушку за плечи, осмотрел с ног до головы. — Моя сестренка — просто красавица!       Сестренка? Чонгук изумленно всмотрелся в незнакомку и вдруг действительно заметил схожие черты: тонкий маленький носик, пухлые губы. Лишь глаза у нее были совсем другими.       — Я так скучала по тебе! — девушка снова прижалась к брату, и тот ласково поцеловал в волосы.       — А я боялся, что ты меня уже забыла, — усмехнулся Чимин, пытаясь перевести горькие слова в шутку.       — Как я забуду тебя, братик? Ближе тебя у меня никогда никого не было. Даже будучи вдали, ты понимал меня лучше, чем вся наша семья.       Чимин печально потрепал сестру по голове и отстранился. Его взгляд упал на Чонгука, и тот несмело подошел.       — Чонгук, это моя сестра Минджу, — представил чернородник с гордостью, и Чонгук приветливо улыбнулся. На вид девушке было около четырнадцати, и она превращалась в невероятно милую и прелестную женщину. — Мими, это мой друг Чонгук.       Троица проговорила еще около получаса. Точнее, говорили Чимин с Минджу, а Чонгук лишь изредка поддакивал. Он проводил свое время, любуясь братом и сестрой. Их схожестью и нежностью по отношению друг к другу. С ней Чимин был невероятно заботливым и ласковым. Любовь буквально сочилась из него, отражаясь в каждом сказанном слове, каждом движении или взгляде. И Чонгук понял, что то, как чернородник ведет себя с другими обитателями замка, не идет ни в какое сравнение. Казалось, за Минджу Чимин был готов отдать жизнь, а другие чернородники лишь были ему выгодны. Во время того разговора Чонгук осознал, что отныне всегда сможет отличить того, кто по-настоящему дорог Чимину.       — Мне пора, — нервно оглянувшись и вцепившись руками в платье, произнесла Минджу, — боюсь, родители хватятся.       Взгляд Чимина сменился. В него скользнули тоска и обреченность, отчего Чонгуку пришлось сжать кулак, дабы не обнять. Чимин снова грустил, и Гуку снова хотелось стереть с его лица все, что не было связано с радостью.       Родственники прощались долго. Минджу умоляла не забывать и приходить, Чимин обещал и просил прощения за долгое отсутствие. А потом чернородники взобрались на лошадей и покинули деревню. Только тогда Чонгук понял, что Чимин назвал лошадь в честь сестры, чтобы иметь хоть какую-то Мими рядом.       — Она похожа на тебя, — проговорил Гук после двадцати минут молчания. Путники неспешно двигались по дороге средь желтых полей.       — Боги, надеюсь, что нет, — ответил Чимин, заставив Чонгука растеряться.       — Что ты имеешь в виду?       — Девушке точно стоит быть красивой, — обеспокоенно сказал старший, чем заставил Гука нахмуриться больше. Он полностью поравнял их лошадей и всмотрелся в Чимина, пытаясь понять, не шутит ли тот. Но нет, на лице не было и тени улыбки.       — Что ты имеешь в виду? Ты ведь красивый.       Не мог же Чимин сомневаться в своей привлекательности. Он прекрасно знал, какой властью обладал над всеми, с кем общался. Его чары действовали на женщин, мужчин, детей и даже животных. Однако Чимин на слова Чонгука лишь усмехнулся, но не довольно — так, будто сказанное было чушью.       Чонгук уже обдумывал то, как поднять настроение (а заодно и самооценку Чимина), когда тот будто очнулся и надел свою привычную соблазняющую улыбку.       — А ты что, считаешь меня красивым?       Фальшиво. Чонгук теперь видел маски Чимина насквозь и поражался, насколько тот может быть обеспокоенным, несчастным и неуверенным в себе. Поэтому совершенно не захотел отнекиваться.       — Да, — просто ответил он, прямо смотря на чернородника, чем впервые за все время смутил его. Чимин растерялся и опустил глаза, слегка заливаясь краской, и этот вид показался Чонгуку самым милым из всех.       Не успевая к ужину, через несколько часов группа остановилась на очередной привал и решила перекусить.       Стражи собрались вокруг костра, а Чимин присел в темноте под деревом у кромки леса. Он задумчиво покручивал в руках желтый лист, когда Чонгук обеспокоенно опустился рядом, протягивая чернороднику тарелку с едой.       — Скучаешь по семье? — предположил младший, всматриваясь в лицо Чимина, на которое попадали отблески костра. Глаза от этого блестели, и Чонгуку на секунду показалось, что в них стоят слезы. Но это было не так.       — По Минджу, — ответил Чимин, напрягаясь. — Другой семьи у меня нет.       — Но она сказала про родителей… — не понял Гук и заметил, как заиграли желваки Чимина. Шея того напряглась, а взгляд стал острым, словно кинжал. Что-то здесь было не так.       — Они не моя семья. Они отказались от меня и выставили за дверь из-за того, кем я родился. Только она продолжает любить.       Внутри похолодело. Чонгук покачал головой, не желая верить в подобное, и отшатнулся, чтобы окинуть Чимина взглядом.       — Как такое возможно? — проронил он в недоумении. — Они же твоя семья… Что может быть дороже близкого человека?       — Не все семьи принимают нас, — процедил сквозь зубы Чимин, поворачиваясь и пронзая злобным взглядом. Но злился он не на Чонгука, и тот это знал. — Тебе говорили, что люди жестоки. Не все такие, как твои родители. Многие убивают младенцев, поняв их сущность. Кто-то использует как дойных коров, как Хосока. Кто-то просто выгоняет!       — Сколько тебе было лет? — прошептал, еле шевеля губами, Чонгук. Ему становилось страшно. Он внезапно вспомнил, что познакомился с Чимином в лесу.       — Мне было десять. Я четыре года жил в лесу с зайцем в качестве единственного друга! — прошипел Чимин, ударяя Чонгука льющейся из него обидой и болью. — Чуть до смерти не замерз в первую зиму! Никому не было до меня дела! Никому, кроме злобных чернородников, которых ты так презираешь! Лишь они меня приняли! Шихек принял! Так что только они моя семья!       Чонгук не мог вздохнуть. Боль Чимина будто прошла сквозь него, сковывая и безжалостно окуная в реальный мир. Горло сдавило, голова гудела. Чудовищная несправедливость поражала настолько, что ярость начала волнами проходить по всему телу.       Но нельзя было поддаваться гневу: тот не мог ничем помочь. Ни Чонгуку, ни Чимину. Второму нужно было совсем не это: плохого в его жизни было достаточно.       — Теперь все изменилось, — ласково прошептал Чонгук, придвигаясь ближе к старшему. Он опустил руку на его предплечье и всмотрелся в лицо, пока взор того был обращен к костру. Даже в таком состоянии Чимин был невероятно красивым и притягательным, и Чонгук не мог этого не отметить, пусть ему и стало стыдно. — Ты важен, тебя ценят.       Чимин усмехнулся, и в этом было столько сарказма, что по спине пробежал холодок.       — Пока я полезен. Но так ведь всегда и везде, правда? Никому не нужен бесполезный или вредящий человек.       — Нет, — Чонгук закачал головой, не желая пускать в разум Чимина подобные мысли. — Это не так. Близкие должны любить просто за то, что ты есть. Таким, какой есть. Если не ради любви, то ради чего жить?       Чимин удивленно повернулся и заглянул в глаза, пристально изучая. Он будто с опаской искал что-то, одновременно желая и боясь найти.       — Вот ты, например, не бросаешь ведь Шихека, — продолжал Чонгук.       — Я делаю это не потому что люблю его. А потому что если ему будет плохо, плохо будет всем, — цинично ответил Чимин, но Гук не готов был сдаваться.       — Но он дорог тебе, ты сам говорил. — Чимин устало кивнул, признавая правоту. — И ты не бросил его. Ты не бросаешь близких в отличие от своих родителей. И твоя сестра тебя не бросила.       Чимин опустил голову, ничего не говоря, и Чонгук сильнее придвинулся, держа чернородника за руку выше локтя. У него сердце болело за него, и все, что хотелось, — это поддержать и доказать, что не все люди жестоки и пусты. Они так и сидели, плечом к плечу, смотря на огонь, пока привал не кончился и группа не отправилась домой.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      Следующий день был предпоследним. Им осталось посетить всего две находящиеся вдали друг от друга деревни, и Чонгук не мог понять, радовался ли он окончанию похода или нет. С одной стороны, не обирать больше людей очевидно будет приятнее, с другой же, он уже привык находиться рядом с Чимином весь день. Даже когда они не говорили, он мог смотреть и слушать, но и разговоры их были значимы. Они сблизились. По-настоящему, не так, как прежде. Между ними будто протянулась некая нить, существование которой Чонгук ощущал каждый раз, когда они встречались взглядами. Появилось некое понимание, тепло, словно они делили тайну, и от этого к Чимину тянуло еще сильнее. Теперь простое прикосновение могло поднять настроение на несколько часов, хотелось видеть улыбку, слушать голос, просто быть рядом. Хотелось поддерживать. Хотелось дарить ласку. Целовать.       Сдерживаться каждый раз становилось все труднее. Чонгук замечал, как теряется в Чимине, как постоянно думает о нем, оживляя в памяти их близость. Ему хотелось ощутить ее снова, и от этого стыд накрывал с головой. Но сила его постепенно становилась все меньше. Да, так было неправильно, но имело ли это в действительности большое значение, если они доставляли друг другу радость? Была ли подобная радость грешна?       Поселение встретило гостей недружелюбно. Никто не обратился за помощью, никто не одарил ни единым вежливым словом. Жители просто покорно принесли урожай и разошлись. Было неприятно, но нестрашно. На них никто не нападал, даже не грубил, поэтому Чонгук старался не думать о том, насколько все это неправильно.       — Почему мы вообще это делаем? — спросил он раздосадовано, подойдя к Чимину. — Неужели обязательно обирать крестьян?       Чимин подобному вопросу удивился, но не раздражился, понимая его причины.       — Мы правители этих земель, Чонгук. А значит, что отвечаем за них. Мы торгуем с соседями и обеспечиваем безопасность. Так было всегда. Или ты думаешь, что короли древности не…       Внезапный свист заставил резко обернуться, и в следующий же миг мимо Чонгука пролетела стрела. Чимин вскрикнул от боли.