Черные ангелы

      Как только двор опустел, Чонгук выдернул руку из хватки Хосока. В его глазах стояло недоумение.       — Почему никто ничего не сделал?       — А что ты бы сделал? — раздраженно парировал Хосок. Он тоже был напряжен и не желал разбираться с обвинениями ребенка. — Пошел против старшего чернородника? Ты бы только больше разозлил его. Никто из нас не может противостоять ему! Никто, кроме Чимина.       — Чимин ничего не делал!       — Он старался его успокоить! И у него получилось.       — После того, как тот вырубил его! — Чонгука разрывало изнутри. Он исхаживал конюшню, то всплескивая руками, то опуская их и сжимая кулаки. Ощущал себя, как запертый в клетке голодный волк. Чимин снова ушел с Шикехом. Чернородником, который с наслаждением лишил того чувств. — Как кто-то вообще думает, что Чимину безопасно рядом с ним? А если в следующий раз он его не исцелит?       — Что ты предлагаешь? Убить его? — прошипел Хосок. — Потому что никто, кроме Чимина, не может достучаться до Шихека!       От подобных слов Чонгук замер. Он никогда в жизни не пожелал бы никому смерти, особенно, учитывая, что Шихек пока не нанес особого вреда. Но разве жертвовать Чимином было правильно?       — Если бы кто-то из нас начал действовать, мы бы только больше его разозлили, — продолжил старший чуть спокойнее. — Он бы воспринял это как вмешательство в его жизнь и отношения. А такого он точно не потерпит. Хочешь спровоцировать его на убийство? Думаешь, Чимин скажет тебе за это «спасибо»?       — Конечно, нет, — отступил Чонгук. Он опустил глаза и покачал головой. — Но неужели действительно ничего нельзя сделать?       — Мне тоже все это не нравится. — Хосок вздохнул и скрестил руки на груди. — Но пока нам остается лишь поддерживать Чимина.       Поддерживать Чимина. Чонгук был бы рад, но после того, как тот ушел с Шихеком, он больше его не видел. На ужин Чимин не спустился, а Гуку кусок в горло не лез. Он не мог места себе найти, стуча ногой и нервно смотря по сторонам. Разговоры с Намджуном и Юнги тоже не помогли. Все твердили лишь успокоиться и верить в то, что все будет хорошо, а Чонгука это безумно раздражало. Раздражало его бессилие. Он даже не знал, где находится комната Шихека, но решил, что это к лучшему: Чонгук не был уверен, что сможет сдержаться, если услышит что-то волнующее.       Всю ночь он не спал. Сначала ходил из угла в угол, потом принес из библиотеки книги. В результате с утра чувствовал себя отвратительно. Выглядел не лучше. Его съедали страх, недоумение и ревность, и он совершенно ничего не мог с этим поделать.       Чимин спустился на завтрак. Уставший, но спокойный. На его лице, как обычно, играла беззаботная легкая улыбка, но в глазах виднелось столько переживаний, что Чонгук чуть не подавился ими.       — Ты в порядке? — вскочив с места и подойдя к Чимину, спросил он. Чимин улыбнулся шире и коснулся плеча Гука.       — Да, все хорошо. Ты волновался что ли? Не стоит.       Он попытался отшутиться и пройти к столу, но Чонгуку это показное спокойствие было уже поперек горла, поэтому он преградил Чимину дорогу и повторил вопрос, пристально изучая выражение лица. Он ловил каждое малейшее движение, каждую эмоцию, что проскальзывала во взгляде. Ему надо было понять, что творилось на самом деле.       — Да конечно, — снова повторил, посмеиваясь, Чимин, чем заставил Гука лишь сильнее нахмуриться. Он все еще не пускал старшего к столу, и за спиной Чонгука возник Намджун. Он аккуратно опустил руку тому на плечо и слегка сжал, удерживая от движений. А потом поприветствовал Чимина.       — Не дави на него, — сказал лидер, усаживая Чонгука обратно на скамью, и вернулся на свое место. Чимин направился к другому столу, за которым сидел чаще всего в компании Юнги и женщины-чернородника по имени Юна.       Все оставшееся время завтрака Чонгук не отрывал глаз от Чимина. Он изучал его, стараясь найти ответы в движениях, но нервничал не меньше. Когда старший доел и встал, Гук подорвался с места. Внезапно его ошарашило осознание, что Чимин сейчас вернется к Шихеку, и он буквально побежал за ним по лестнице.       Чонгук остановил Чимина сразу за дверью, в полутемном коридоре, и схватил за локоть. Прикосновение на миг принесло успокоение, и Чонгук сжал сильнее, понимая, что не хочет отпускать.       — Что с тобой? Отпусти, — возмутился Чимин.       — Почему ты не сказал ему о своем ранении? Мы ведь не просто так вернулись на следующий день!       Тяжело вздохнув, Чимин уперся Чонгуку в грудь и затолкнул в одну из комнат. Она оказалась небольшой, но светлой, с огромными окнами, парой дорогих диванов и изящным столиком между ними. Походила на какую-то приемную.       — Что с тобой? Внезапно возомнил, что знаешь лучше других, как нам себя вести? — недовольно сказал Чимин. Его нахмуренные брови и полное отсутствие какого-либо намека на улыбку выбило из легких Чонгука ведь воздух, и он ощутил себя нашкодившим ребенком. Отвратительное чувство. — Это бы только больше его разозлило, и он обрушил бы свой гнев на деревни. Не подумал?       Не подумал. Чонгук правда не подумал, насколько далеко может зайти Шикех. Знал лишь, что с Чимином тот обращался незаслуженно.       — А так он обрушил его на тебя, — будто извиняясь, пояснил Чонгук грустно, и Чимин смягчился.       — Я могу его принять. Я привык.       — Но так не должно быть! — снова вздернул прежде опущенный взгляд Гук. — Чимин, он же… Ты же его боишься!       На секунду Чонгуку показалось, что Чимин хотел его обнять. Лицо того выражало такую нежность, что сердце защемило, но потом чернородник опомнился.       — Успокойся, пожалуйста, не заставляй меня жалеть о том, что я доверился тебе.       Слова ударили хлестко и неожиданно больно. Будто ледяная волна, накрывающая с головой. Оставляющая дезориентированным и задыхающимся.       Чонгук не смог выдавить ответ. Он лишь моргал, потеряно смотря на Чимина, который поджал губы и покинул комнату.       Было больно. От слов, от жестокой реальности, от мерзкого бессилия. Чонгука возмущало положение Чимина, но что он мог сделать? Ничего. Лишь бегать, как маленький, капризный ребенок, и просить вернуть ему игрушку. Он не мог защитить дорогого ему человека. Не мог даже уберечь от стрелы. Он был абсолютно бесполезен.       Отвращение к себе впилось в тело иглами, и Чонгук вышел, хлопнул дверью.       — Я хочу научиться сражаться, — сказал он решительно, подойдя к Юнги. Тот тренировал Чимина, так что Гук решил, что стоило обратиться именно к нему. Чернородник обладал изумляющей смесью силы и спокойствия: был отменным воином и целителем. Как такое было возможно, Чонгук пока не понимал. Но хотел научиться.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      Теперь свои дни Чонгук проводил за двумя занятиями: утром утопал в книгах, после обеда — тренировался во дворе, после ужина снова возвращался к историям. Количество непрочитанных томов стремительно уменьшалось, и вскоре Чонгук должен был приступить к иным занятиям. После теории начиналась практика, и Гук всем сердцем боялся и желал ее. Его главной причиной возвращения в замок было стремление научиться управлять своей силой и исцелить лучшего друга. Однако управление силой имело цену. Ту самую, которую ему показали перед началом сбора дани. Пока, однако, Чонгук старался об этом не думать. Он выплескивал волнение на занятиях с мечом, и, пусть пока получалось у него откровенно неважно, Чонгуку нравилось направлять энергию в нужное русло.       — Ты слишком осторожен, — сказал Юнги, ударяя Гука по спине деревянным мечом. — Если будешь бояться поранить противника, лучше сразу сдайся: сэкономишь силы и время.       Чонгук рыкнул. Ему не нравилось быть ни на что не способным, но Юнги был прав: он боялся. То, что он делал, шло против его базовых принципов, впитываемых с молоком матери. Он должен был быть воплощением добра и заботы. Меч совершенно не вязался с этим образом. Но иногда, если добро не защищать, останется лишь зло. Чонгук понял это.       Однако нападать все еще было трудно. Приходилось пересиливать себя, буквально выжимать.       Чонгук снова замахнулся, но когда противник пресек выпад, побоялся ответить и атаковать живот. Оружия со стуком скрестились, и Юнги нахмурился.       — Хватит, — он сделал шаг назад и опустил меч. Чонгук растерялся. — Так не пойдет. Ты сдерживаешься. Джун, конечно, молодец, что хотел все делать последовательно, но, видимо, так не работает. За мной.       Юнги махнул головой и бросил деревянный меч к стене. Они направились на один из верхних этажей замка. По узким коридорам, винтовым лестницам. Шли несколько минут, оказываясь в местах, где прежде Чонгук не бывал, и очутились на вершине башни. Комната была крохотной, но залитой солнцем. Весь туман остался внизу. И если в библиотеке свет был более приглушенным, это место, казалось, располагалось прямо у звезды.       Посередине был огромный круглый ковер, у стены — старый изысканный стол, на полу по периметру — различные мелочи от свечей до книг.       Юнги уселся в середину ковра и велел ученику сделать то же самое. Волнение уже начало прокрадываться в сердце, но в комнате было слишком тепло и светло, чтобы думать о плохом.       — Закрой глаза, — тихо произнес старший, и Гук повиновался. — Глубоко вдохни и неспешно выдохни. Почувствуй свое тело. Найди каждую конечность, каждый шрамик или волосок. Ощути себя.       С этим Чонгук справился легко. Он не раз делал подобное, стараясь успокоиться и усмирить чувства. Отец научил его, и это всегда помогало.       — Хорошо, — прошептал Юнги еле слышно. — А теперь загляни внутрь. Осознай каждый орган. Услышь биение сердца. Усмири дыхание. Позволь мыслям литься, словно ручей. Беспрепятственно, свободно. Все, что приходит тебе в голову, — просто отпускай. Смотри и провожай дальше. Все переживания, невзгоды, надежды… Позволь им прилететь, но не хватайся за них. Пусть будут вольны, будто перышко на ветру.       Это было уже сложнее. Эмоции грузили, сковывали разум, словно тиски, сжимая и не позволяя расслабиться. Чонгук пробовал снова и снова, но у него ушло около двадцати минут лишь на то, чтобы отпустить мысли о Чимине. Разочарование собой, досаду, разбитые надежды.       Но Юнги терпеливо ждал. Он изредка направлял своим голосом, но не пресекал ни одно действие. Не злился. В комнате царило удивительное умиротворение.       — Ты принял свои мысли, а теперь прими свои эмоции, — заговорил вдруг он, и сердце Чонгука забилось быстрее. Он распахнул глаза, но наставник поспешил успокоить. — Нечего бояться. Ты также лишь посмотришь на них и ничего больше.       — Я боюсь их увидеть, — севшим голосом прошептал Гук.       — Они не поглотят тебя, — все так же спокойно продолжал Юнги. — Они покружат и осядут, как поднятая повозкой дорожная пыль. Где ты их хранишь? Не запирай их больше. Открой и выпусти.       — Я не могу.       — Позволь. Чонгук, чем сильнее сжимать пружину, тем выше она подпрыгнет. Чем больше ты сдавливаешь себя, тем страшнее будет выплеск. Здесь безопасно. Здесь ты никому не причинишь вреда. Никому. Я рядом. Я помогу. Ты просто увидишь, больше ничего.       Чонгук все еще чувствовал себя довольно напряженным, но в словах наставника был смысл, он знал. В конце концов, в замке не было никого, кто управлял бы силой лучше, чем Юнги. Чонгук мог ему довериться. Поэтому, пусть и с опаской, он нашел мешочек и потянул за веревку. Эмоции роились там, стремясь выплеснуться наружу, и страх нарастал все больше. Но Чонгук упрямо хотел послушаться и сделать все правильно.       Что-то полилось. Будто свет. Но такой, какой врезался в тело и не отпускал. Охватывал каждый миллиметр и подчинял своей воле. Стало страшно. Чонгук мысленно подался назад, желая отстраниться от хищных чувств, но не мог даже пошевелиться. Они настойчиво продолжали выбираться из своей темницы.       Обида. Много-много обиды. На себя, на Чимина, на Тэхена, на мир, даже на родителей. Копимая годами, с отвращением впихиваемая в клетку и игнорируемая. Оказывается, она была. Она появлялась, но Чонгук не позволял себе ее замечать.       Страх. Всепоглощающий. Перекрывающий дыхание. За свою жизнь, за жизни своих близких. Начавшийся в самом детстве и не кончающийся до сих пор.       Похоть. Она ударила Чонгука с такой силой, что в глазах потемнело. Он понял причину своей обиды на Тэхена. Осознал причину вспышки гнева.       Стыд. За все самые низкие чувства, разочаровывающие себя и близких.       Желания. Нужда в свободе, потребность в выражении себя, мечты о том, что будущее будет тем, каким хочется. А хотелось так многого. И ярче всех сиял Чимин. Но было нельзя.       Отчаяние. Оно впивалось остриями в сердце, пытаясь остановить его биение; в грудь, не позволяя дышать; в ноги и руки, мешая шевелиться. Оно делало безвольной куклой и пробуждало такую мощную силу, что она, казалось, была способна покорить мир.       Ногти впились в ковер, глаза зажмурились, сердце колотилось, отдаваясь в ушах. Эмоции охватывали, подчиняли, сокрушали. По щекам текли слезы, тело раздирало изнутри, и Чонгук закричал. Закричал от бессилия и от собственной силы, таящейся внутри. Казалось, его разорвет. Голова кружилась, а второй мешочек, где была его сила, дрожал, как кипящий котел. Крик стал громче, и вдруг будто взрывная волна хлынула во все стороны, сражая все на своем пути.       Когда Чонгук открыл глаза, Юнги сидел за лежащим на боку столом, а стоящие прежде на полу вещи неаккуратно валялись, словно их сдуло порывом ветра. Было тихо. Невероятно тихо, что Чонгук даже на пару секунд подумал, что оглох. Но звуки постепенно вернулись. Юнги пошевелился и выглянул из-за крышки стола.       — Что случилось? — Голос не слушался, но слова вроде все же получались.       — Ты познакомился со своими эмоциями, — улыбнулся одобрительно Юнги. — Ты познакомился с собой.       Чонгук прислушался к себе. Как и сказал наставник, эмоции, словно пыль, неспешно оседали. Какие-то еще кружили, но больше не атаковали своего хозяина. Им дали свободу, и они наслаждались.       — Но… что я сделал?       — Многие из нас через это проходили, не переживай. Этот стол повидал и не такое, — подмигнул Юнги, приводя Гука в замешательство. Пусть он был знаком с ним не так давно, но уже понял, что это не тот человек, который будет делать подобное. — Не запирай их больше. Если нужна будет помощь, иди ко мне, я научу справляться. В этом я спец, спроси любого. Но не запирай, если не хочешь, чтобы потом они рванули пуще этого. Если бы не этот стол… ты бы убил меня, Чонгук. Но я ожидал.       Юнги беззаботно улыбнулся и выбрался из своего укрытия.       — Убил? — Страх снова начал налипать, будто грязь.       — Вот поэтому так важно контролировать свои эмоции, а не подавлять. — Похлопав по плечу, Юнги опустился на ковер напротив. В его глазах не было ничего, кроме доброты и одобрения. Чонгук не понимал их, но знал, что наконец-то сделал что-то правильно.       Он еще долго приходил в себя и пытался ужиться с обилием самых разных эмоций. Их отголоски были у него всегда, но он никогда не позволял себе ощутить всю мощь. Она ошеломляла. И делала все яснее. Его желания были четче, рамки слабее.       Приближалось время ужина. Чонгук неспешно спускался из библиотеки, когда вдруг увидел впереди Чимина. Тот вывернул из-за угла и тоже шел вниз. И теперь Чонгук не смог укрыться от чувств. Ускорив шаг, он схватил Чимина за локоть и затащил в ближайшую комнату. Она оказалась кладовой. Повсюду стояли сундуки, но внутри было совсем темно, поэтому Чонгук схватил из коридора факел.       — Что такое? — Чимин растерянно смотрел округлившимися глазами. Самыми прекрасными во всем мире. И Чонгук не нашел лучшего способа объяснить, чем припасть к мягким губам и притянуть руками за талию, сталкивая тела.       Чимин был ему так нужен… Казалось, Гук задохнется, если не ощутит его запах, не коснется светлой кожи, не почувствует тепло тела. Он так безумно скучал по нему. Просто видеть было мало. Хотелось дотронуться, поцеловать, прошептать то, какую власть тот обрел над ним. Но она больше не пугала. Чонгук наслаждался замирающим сердцем, трясущимися руками, бегущими по всему телу мурашками. Ему нравилось то, как все оживало, стоило Чимину улыбнуться ему, и как он будто парил в облаках, пробуя на вкус его губы.       Потребность вылилась в небывалый прежде напор. Дикую жажду, требовательность. Чонгук исследовал руками все тело Чимина. Зарывался в волосы, слегка оттягивая и дразня, а потом снова углубляя поцелуй. Ему нужно было показать, как сильно он хотел быть с ним. Потому настойчиво ласкал язык и губы, заставляя Чимина задыхаться от жара и нехватки воздуха. Проводил по шее, играя с короткими прядями у самой кромки волос. Затем чуть сжимал мышцы. Опускал руку по спине, захватывая в кулак тонкую рубашку. Скользил на ягодицы, обхватывая половинки и приподнимая. Переносил ладони на бедра и сжимал напряженный член, срывая стон за стоном. Чимин изумлялся, но Чонгук не давал ему возможности что-либо сказать. Он целовал шею, заставляя закидывать голову назад и больше подставляться под мягкие мокрые прикосновения; атаковал губы, спускался вниз.       Когда Чимин ощутил поцелуй на нижней части живота, открытой задранной рубашкой, то распахнул глаза и посмотрел вниз. Он не понимал, что происходит, но не мог остановить Чонгука. Он просто таял от уверенных, сильных прикосновений так, что ноги подгибались, а руки хватались за металлический крюк на стене, и у Чонгука от этой власти кружилась голова. Видеть, как Чимин теряет разум от его ласк, было невероятно опьяняюще. Он ощущал себя всемогущим, ведь что еще надо было, если самый потрясающий человек был с ним?       Ему хотелось доставить тому удовольствие. Порадовать и сделать так, чтобы Чимин больше не смог отказаться от него. Не смог даже помыслить об этом.       Чонгук развязал пояс и приспустил штаны Чимина. Налившийся член стоял колом, готовый к ласкам, и Чонгук улыбнулся. Сердце заходилось в ударах. Он плохо знал, что делать, никогда даже не был так близко к чужому органу, но в этом парне его привлекало все и целовать хотелось каждый миллиметр, поэтому он обхватил губами головку и провел языком, срывая протяжный писклявый стон с губ Чимина.       — Что ты делаешь? Где ты так научился? — еле выговорил Чимин, невольно толкаясь в рот. Чонгук лишь улыбнулся. Ему не хотелось говорить, он был настроен совсем на другое, а потому начал посасывать член, насаживаясь на него и помогая рукой. Чимин впился пальцами в плечо Гука и расслабился, отдаваясь наслаждению.       Желание все нарастало, и удовольствие Чимина разливалось теплом по телу Чонгука. Он тоже чувствовал возбуждение, но в тот момент не думал о себе: все мысли занимал Чимин и его совершенное тело. Чонгуку нравилось делать то, что он творил. Нравилось быть тем, кто был секретным удовольствием, тайным желанием и истинным партнером. Другого в тот момент ему было не надо. Поэтому когда Чимин излился с низким стоном, Чонгук довольно облизал губы и поднялся. Все внутри тряслось и бурлило.       — В библиотеке есть книжки не только по истории, — ответил он на давний вопрос и, быстро чмокнув Чимина в губы, покинул комнату.       Теперь он сделал это первым. Удивил и оставил растерянного размякшего от удовольствия Чимина. Ушел, заставив мечтать о продолжении.       Поэтому в тот день Чонгук даже дрался иначе. Юнги списал все на их занятие накануне, и по сути все было именно так, но не только освобождение чувств помогло Чонгуку почувствовать себя увереннее. Чимин был большой частью этого. То, насколько Гук был желаем и успешен в интимной близости, приносило ему осознание своей силы. Силы, которую Чонгук больше не боялся.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      Чонгук замахнулся и со свистом рассек воздух. Его движения становились увереннее, но в руках по-прежнему был детский деревянный меч. То, с чем ребята расставались еще в совсем юном возрасте, было с ним в семнадцать, и Гук не мог не укорять себя. Он знал, почему отказывался учиться драться, и понимал, что не мог принять иное решение, но все равно каждый раз сокрушался, что потерял столько времени. Поэтому тренировался каждую свободную минуту. С книгами наконец было покончено, и теперь занятия с Юнги были основаны на владении силой. Они выматывали эмоционально настолько, что физических сил на тренировки часто не оставалось, но Гук не мог позволить себе сдаться. Он слишком хорошо помнил звук летящей в Чимина стрелы. Все тело по-прежнему сжималось от колкого воспоминания.       В общем, получалось у Чонгука все еще плохо, но настроен он был решительно. А себя Гук узнавал все лучше и лучше, позволяя раскрываться чертам характера и признавая факты, которых прежде стыдился. Он был талантлив и упорен. Он упивался победами и ненавидел быть хуже. Других или лучшей версии себя. А потому готов был на все, чтобы показать, чего стоит.       Взгляд упал на балкон, выходящий во двор, и Чонгук заметил стоящего у колонны Чимина. Сердце тут же подскочило и захотело к нему. Старший чернородник спокойно наблюдал с довольной улыбкой сытого кота, и мысли тут же вернули Чонгука к их ласкам. В последние несколько дней их было много. Чонгук больше не ждал, когда Чимин проявит инициативу, и каждый раз, как чернородники встречались, они использовали отведенные им минуты. Чонгуку становилось все труднее отпускать от себя Чимина. Он хотел быть с ним постоянно: засыпать, просыпаться, есть, сидеть, стоять… Он хотел все, но Чимин каждый раз уходил, и ядовитая ревность жалила все противнее, хоть Чонгук и пытался подавить ее.       Внезапно во двор сбежались люди. Чонгук растерялся и прижался к стене, стараясь никому не мешать. Он взглянул на Чимина и увидел, как тот смотрит вдаль. Взгляд его был серьезным и сосредоточенным. Холодным.       Ворота раскрылись, и во внутреннем дворе показалась делегация. Шестеро всадников на породистых лошадях. Высоких, грациозных, с длинными блестящими гривами. Верхом, облаченные в дорогие одеяния, были гости: трое стражей в доспехах, двое слуг и во главе он — молодой мужчина, сияющий, словно драгоценный камень. Одежда его, пусть дорожная, казалась богаче любой из всего, что видел Гук, волосы лежали в аккуратной прическе, а лицо было таким, которое не забывается.       Чонгук сразу понял, кто прибыл. Гостем был чернородник из Высокого замка.