~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Весь остальной день прошел как в тумане. Чонгук очнулся уже вечером, найдя себя сидящим в палатке вместе с остальным чернородниками. Его руки упирались в колени, а голова свисала, прячась за довольно длинными волосами. Голоса других людей постепенно врывались в сознание, и суровая реальность выглядывала из кошмарного сна. Намджун был мертв. Их лидер, умный, справедливый, честный человек, который открыл Чонгуку мир чернородников и позаботился о том, чтобы ему было там комфортно. Чонгук не был с ним близок, но, несомненно, уважал. Он бы даже сказал, что только недавно начал по-настоящему узнавать его, рассматривая разные стороны этого многогранного человека, но теперь те знания — все, с чем он оставался. Больше шанса узнать Намджуна не было. Чимин чувствовал себя иначе. Он прекратил плакать довольно быстро, потому что пришлось собраться. Натянул одну из своих масок и принялся останавливать начинающийся хаос. Чонгук плохо помнил, что именно тот говорил, но понял, что Чимину удалось успокоить разбушевавшуюся толпу. С убийцей расправились тут же. Схвативший его Хосок лишил того жизни тихо и незаметно, и даже не думал извиняться за свой поступок. Окружающие насторожились. В чьих-то глазах был страх, в чьих-то — презрение, где-то — понимание, но Чимин смог убедить мужчин, что переживать не стоит. Он пообещал, что отряды отправятся на юг уже на следующий день, а затем долго отвечал на возражения. И вот они были здесь, спустя несколько часов, в полутьме и тепле палатки, где каждый сидел в своем углу. Теперь их было только четверо. — Мы даже не сможем похоронить его в саду, — произнесла Юна, не поднимая головы. — Найдем место получше, — мягко заверил Чимин, и его взгляд тут же скользнул к Чонгуку. — Есть одно. Гук сразу понял, о чем именно говорит старший, и одобрительно кивнул. На высокой скале, с которой открывался вид на простор, лидеру было самое место. — И церемонии тоже проведем завтра. — Юна говорила так, словно каждое слово давалось ей невероятно трудно, и так, Чонгук уверен, и было. Она всегда была сосредоточенной на деле и серьезной, но мягкой и доброй. Сильная, но невероятно сострадательная женщина, которая вызывала только восхищение. Гуку нередко казалось, что Юна была сильнее любого другого чернородника, которого он знал, и видеть ее настолько усталой и придавленной болью было тяжело. — Церемонии? — через несколько секунд все же переспросил Чимин. — Похороны и вступление в права нового лидера. — Тогда надо выбрать, — вздохнул Чимин. Ему, видимо, подобная спешка казалась неуместной, но в их ситуации медлить было нельзя. — Не думаю, что нам нужно выбирать, — распрямилась Юна и провела рукой по кончикам своих коротких волос, задерживая ладонь на шее. — Все и так ясно. — Ясно? — Чимин перевел взгляд сначала на Хосока, а потом на Чонгука, думая, что, очевидно, что-то пропустил. Но Гук выглядел не менее растерянным. — Чимин, разве у нас есть варианты? Но тот в ответ только нахмурился. — Есть, конечно, — все же заговорил Чимин через несколько секунд, видимо, начиная понимать, к чему клонит женщина. — Юнги… — Юнги никогда не захочет стать лидером, ты же знаешь. — Низкий голос Хосока прогремел из угла, заставив вздрогнуть. — А ты… — Я? — усмехнулся старший. — Ты же это несерьезно, Чимин? — Тогда… — Ты уже лидер, — мягко заговорила Юна, и сердце Чонгука что-то будто проткнуло. — И являешься им давно. Все привыкли к тебе, доверяют, полагаются. Сомнений нет, Чимин. Чимин — лидер? Растерянный, Чонгук распрямился и насторожился, будто навостривший уши заяц. Чимин? Что же это все значило? Опять столько ответственности на его плечах… Чонгук скривился, думая о том, как сильно будут давить маски. Нужной свободы становилось все меньше. Но Чимин понимал, что они правы. Раскрыв рот, он так и не проронил ни звука. Лишь окинул взглядом комнату и вздохнул. Выбора у него не было. Так было нужно. В ту ночь Чонгук долго не мог уснуть. Перед глазами всплывали изображения раненого Намджуна и его последних отчаянных вдохов, заставляющие слезы бежать по щекам. Сердце сжималось от боли и волнения. Мысль о том, какая теперь ждет жизнь Чимина, не позволяла расслабиться ни на минуту. Быть лидером в мирное время — сложно (Чонгук помнил, как мало у Намджуна было свободы), но быть им в войну… Страшно. Он не хотел этой опасности и этих ран Чимину. А раны будут, Гук знал, потому что каждое принятое решение будет грузом ложиться на его совесть. Ответственность за тысячи жизней… Чонгук почти не услышал приближающиеся шаги. Лишь когда рядом с ним что-то положили, Гук подскочил и оглянулся. Чимин сидел на корточках, держа в руках свое одеяло. Волосы его были взъерошены, лицо уставшее и несчастное. — Можно? — шепнул он с искренней мольбой, и Чонгук с энтузиазмом потеснился, позволяя придвинуть второй настил и подушку. Он был очень рад приходу Чимина, жалел лишь, что все равно не сможет защитить его от остального мира. Они легли лицом друг к другу, оставив между собой лишь несколько сантиметров. Других людей в палатке было мало, но шуметь все же не хотелось, поэтому Чонгук и Чимин закрылись сбоку одеялами и подушками, создавая свой маленький мирок. — Можно я просто посплю сегодня тут? — прошептал Чимин, и Чонгук впервые увидел его настолько открытым и ранимым. Он походил на грустного ребенка, просящего родителей успокоить его после кошмара. Ничего от прежнего лидера или соблазнителя. Чонгук лишь улыбнулся и опустил руку на плечо старшего, легонько поглаживая в поддерживающем жесте. Слезы вырвались из глаз Чимина, и он тихо всхлипнул. Чонгук тоже не смог сдержаться. — Я рядом, — прошептал он. — Спасибо, — пробормотал Чимин и придвинулся ближе, обнимая и утыкаясь лицом в грудь Чонгука. Тот сильнее обхватил старшего руками, притягивая к себе так, будто заслонял от опасности. Они лежали молча около пятнадцати минут, и Чонгук уже подумал, что Чимин уснул, когда тот в очередной раз шмыгнул носом. — Вы были хорошими друзьями? — пробормотал Гук куда-то в волосы Чимина, и тот несколько раз кивнул. — Он никогда не подпускал меня близко, но сам всегда был рядом. Настоящим лидером, настоящим старшим братом, которого у меня никогда толком не было. Он был мне ближе всей моей семьи, не считая Минджу. Я понятия не имею, как смогу занять его место. Мне так больно и страшно, Чонгук… Я не уверен, что смогу. — Сможешь, — коснулся губами макушки Гук. — Ты справишься со всем, я уверен. Ты ведь такой сильный, Чимин… — Я совсем не сильный. — Сильный, — ласково протянул младший, вдыхая любимый запах и плотнее прижимая чернородника к себе. — Ты самый сильный из всех, кого я знаю, и я ни на секунду в тебе не сомневаюсь. — А если я приму неверное решение? Я не знаю, как смогу с этим жить. — У тебя все получится. Кроме того, это ведь ненадолго. Война закончится, и тебе больше не придется быть предводителем тысяч людей. Если не захочешь, не будешь вообще ничьим лидером. Мы снова отдадим власть людям, а сами будем жить так, как пожелаем, не связанные обязательствами. — Мне всегда хотелось иметь свой дом, — задумчиво произнес Чимин. — Свой сад, животных… — Да? Я бы к тебе приходил, — оживился Гук. — Очень. Часто. Или не приходил бы. Чонгук всмотрелся в темные глаза Чимина, думая лишь о том, что он никогда не хотел бы уходить. И Чимин понял его правильно. — Чонгук… — прошептал он ласково, своими теплым взглядом и голосом пуская мурашки по спине Гука. — Я шучу. Они договорились быть друзьями, и подобные речи были неуместны. Надо было напоминать себе об этом почаще. — Я бы очень этого хотел, — вдруг грустно произнес Чимин, и Чонгук распахнул глаза. Сердце пустилось вскачь. — Да? — Надежда опять заерзала в груди. Но Чимин лишь кивнул и снова обнял, глубоко вздыхая. Тем временем его руки скользнули по спине Чонгука, воспламеняя даже через рубаху. Младшему ужасно хотелось сказать Чимину, что он будет рядом и поддержит, но впервые Гук не мог дать такого обещания. Ему необходимо было вернуться домой. Все мечты приходилось отложить на потом. — Теперь ты, видимо, не поедешь со мной, — пробормотал он, стараясь говорить спокойно и не показывать, как обливается кровью его сердце при мысли о том, что им придется разлучиться в столь сложное время. Но Чимин вдруг отстранился и посмотрел прямо на Гука. — Поеду. — То есть? Разве ты не должен будешь остаться здесь? — Я отправляю в Хентоши половину нашей армии. Так кто сказал, что мне нужно быть именно с той половиной, что останется здесь? — Сердце Гука подскочило, и он отдалился еще больше, стараясь получше рассмотреть Чимина. — Ты серьезно? Правда поедешь со мной? — Конечно. — Мягкая улыбка снова коснулась губ, и Чонгуку пришлось приложить усилие, чтобы не коснуться их своими. — Здесь останутся Хосок и Юна, а скоро вернется и Юнги. Этого достаточно. — Спасибо, — почти пропищал Гук и снова притянул Чимина к себе. — Пожалуйста, зайчик.~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Во время церемонии Чимин был прекрасен. Даже в довольно простой одежде, с кругами под глазами, он выражал силу и мудрость лидера, идя мимо палаток с поднятой головой. В нем всегда это было. Удивительно, как в одном человеке умудрялось сочетаться такое количество разных качеств, но Чонгук и прежде видел эту сторону Чимина. Когда надо, тот мог быть нежным и заботливым, в иное время — игривым, после — серьезным и сосредоточенным. Он был умным и добрым, умел быстро ориентироваться и подстраиваться под ситуацию, и Гук понимал, что чернородники выбрали правильно. Чимин станет прекрасным лидером. Но сердце Гука разрывалось от цены, которую старшему придется заплатить. Чимин становился самым властным и ответственным чернородником земель. Чимин, который обожал шутить и заигрывать, который хотел быть любимым и ужасно сильно умел любить сам. Который сжимался от тяжести обязательств, запирая себя и будто переставая дышать. Все это было страшно и волнительно одновременно. То, как Чимин умел надевать маски и становиться тем, кем его хотели видеть, кем должен был быть. Поэтому Чонгук смотрел не отрываясь. Следил за каждым шагом, каждым жестом, будто впитывая их, и сердце его то и дело замирало от переживаний. Чимин остановился в центре лагеря и осмотрелся. Вокруг, чуть поодаль, стояли солдаты, пристально наблюдающие за церемонией, которую обычно людям не показывают. А ближе к чернороднику, как готовые поклясться в верности подданные, были Хосок, Юна и Чонгук. Рядом с Чимином располагалась большая узорчатая чаша для костра, выкованная лучшими мастерами, и Чонгук, будучи сыном кузнеца, мог по достоинству оценить работу. Изображение деревьев и гор как никогда подходило ситуации, отдавая дань месту упокоения прошлого лидера, а играющий внутри огонь напоминал о продолжающейся жизни. О новом начале. Чимин неторопливо взял приготовленный для него факел и перевел внимание на других чернородников. — Никто из нас не ожидал, что потребность в новом лидере возникнет так рано. Я с радостью продолжил бы считать им Намджуна, и он навсегда останется для меня наставником. Я безмерно благодарен ему и никогда не забуду, что он для нас сделал. Но сегодня я занимаю его место. Место почетное и ответственное. Место предводителя невероятных людей — чернородников. И я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы мир стал лучше. Обещаю стараться не ударить в грязь лицом и быть достойным приемником Намджуна. Обещаю вести вас сквозь темноту и стать вашим светом. — Чимин опустил конец факела в огонь. — Поддерживать вас в хороших начинаниях и уводить с неверных дорог. Быть другом, братом и отцом. Оставаться справедливым, честным и добрым, не запятнанным алчностью и злобой. И уйти тогда, когда мой путь станет темным. Взяв горящий факел, Чимин сделал пару шагов по направлению к Юне, которая слегка склонила голову и подставила свой незажженный факел меньшего размера. — Я буду вашим светом, — произнес чернородник, зажигая факел Юны. — Ты будешь нашим светом, — вторили остальные, пока Чимин подходил поочередно к Хосоку и Чонгуку. У последнего перехватило дыхание, стоило взглядам встретиться, и осознание, что больше ничего не будет как прежде, накрыло с головой. — Я буду вашей опорой. — Ты будешь нашей опорой. — Я буду вашим голосом. — Ты будешь нашим голосом. — Да станете вы моими корнями, — закончил Чимин, и трое чернородников взялись за руки, оставляя лидера в центре круга. Закрыв глаза, они позволили искоркам заскользить по их телам, перелетая в другие, позволяя тем бежать свободно и беспрепятственно, пока круг не замкнулся и сила не начала возрастать. Чонгук чувствовал, будто наполняется светом. Ярким, слепящим настолько, что его хотелось выплеснуть, и когда терпеть стало уже невозможно, чернородники разорвали связь и опустили руки на плечи Чимина. Всю накопленную силу они передавали ему, как самому важному из них, будучи его преданными подданными. Эмоции переполняли. Чонгуку описали церемонию заранее, рассказав, что нужно делать, но не предупредили о том, что он будет задыхаться от чувств, что слезы будут жечь глаза, а ком стоять в горле. Он не знал, почему именно испытывал это. Были ли причиной чувства к Чимину, боль от утраты Намджуна, важность церемонии или боязнь будущего, но Гук ощущал такую всепоглощающую преданность, что она граничила с отчаянием. Казалось, он был готов умереть за Чимина, лишь бы тот оставался в безопасности, и это пугало. Он все еще не смирился с тем, что для него столько значил человек, который не испытывал и половины тех же эмоций. Нужно было быть более гордым и думать о собственном благополучии, но сущность чернородника не помогала: она кричала сделать все ради другого, а ради любимого — даже больше. Любимого. Чонгук вздрогнул. Он уже давно понимал, что испытывает к Чимину, но не смел облечь это в слова, а сейчас правда ударила его по голове, не спросив разрешения. Она была настолько массивной, что не выдержала. Любил. Он его любил. Это осознание принесло даже некое облегчение. Словно последние решетки и без того шатающейся клетки, наконец, развалились, и Чонгук смог глубоко вздохнуть. Что поделать?! Он любил его. Оставалось это только принять.