~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Дорога заняла почти двое суток. Останавливались лишь раз, пройдя большую половину пути, потому что понимали, что, вполне возможно, по прибытии сразу придется вступить в бой. Лошадей было мало, и почти все солдаты шли пешком, а потому быстро вымотались, но все равно упрямо находили силы. Они направлялись домой защищать родных и не желали прохлаждаться. Когда до Хентоши оставалось около трех часов, Чимин, прежде ехавший молча, обратился к Чонгуку. Его темные брови сошлись на переносице, а в глазах свернула боль. — Ты же понимаешь, что тебе придется убивать? Чонгук тут же напрягся, и сердце болезненно сжало тисками. Он покосился на Чимина жалобным взглядом, словно просил помощи, но ничего не сказал. — Если ты будешь лишь вырубать противника, он продолжит бороться, и во всем этом не будет смысла, — говорил старший чернородник. — Понимаешь же? — Я понимаю, — строго кивнул Чонгук. Он понимал. Понимал, что, как бы сильно ни старался избежать подобных действий, шла война, и выбора просто не было. Он или враг. Его семья или враг. Его народ или враг. Разве мог Чонгук подвергнуть опасности близких только потому, что старался сохранить свой свет? Нет, если Гук готов был на жертвы, жертвовать как раз нужно было своей невинностью. Кроме того, Чонгуку было стыдно себе в этом признаться, но он не хотел закончить, как Джису. Не хотел просто отдать жизнь ради того, чтобы не причинять вред жестоким мерзавцам. А он хотел жить. Пусть это было грешно. Пусть неправильно. Но он хотел. У него были причины. Он был молод, силен и… влюблен. И не готов был расставаться со всем, что давали эти качества. Может, Чонгука уже потихоньку поглощала темнота, но он больше не желал сдаваться. Впереди послышалось громкое ржание лошади, и Чонгук заметил разведчика, быстро скачущего к лидеру. — Впереди армия, — выкрикнул он, потягивая за вожжи. Конь притормозил и начал гарцевать перед Чимином. — Тысячи две, не меньше. Чимин насторожился. Он обернулся на солдат и вдруг направил лошадь вдоль их рядов. — Враг впереди! — прокричал лидер, остановившись по центру. — Пришло время отвоевать наши земли! Вы готовы? Мужчины подняли руки с оружием и закричали, а Чонгук изумился необычной мужественности и агрессивности Чимина. Прежде он никогда не походил на матерого воина, теперь же вел себя так, словно прошел уже не одну войну. Голос его был низок, рука крепко сжимала меч, а глаза смотрели остро, как у выискивающего добычу сокола. Тело Чонгука покрылось мурашками, и он осознал, что время пришло. Пора было становиться воином. Он все же был неумел. Когда враги побежали друг на друга, занося мечи в попытке убить, сердце Чонгука стучало так, что тряслось все тело. Стук в ушах почти заглушал окружающие крики, а пальцы впивались в рукоять меча, будто ища опору. Он не умел справляться с волнением или сомнениями. Не умел подбегать к человеку и без раздумий закалывать его. Он несколько раз просто уворачивался, но когда меч противника оказался непозволительно близко к горлу, рука сама нашла плечо, и мужчина рухнул на землю, будто пораженный молнией. Чонгук еще недолго смотрел на него. Стоял, округлив глаза и пытаясь осознать, что натворил, но позволить себе он смог лишь пару секунд, потому что в следующее же мгновение услышал чей-то крик: «Чонгук!» — и обернулся на несущегося на него абмала. Он не знал, на что это было похоже. На бурлящую в котле кашу, на кишащих червей, на раскаты грома. Крики и лязг мечей оглушали. Трупы лежали прямо под ногами, мешая двигаться, кровь заливала одежду и лицо. Все казалось странным сном, даже недостаточно реалистичным, чтобы быть страшным. А кровь будто кипела. Движения были резкими, точными, жестокими. Чонгук знал, что нужно делать, чтобы защитить себя. Даже не задумывался. Прежде он волновался, что не получится, но тело все делало само. Оно сражалось там, где он не мог. Убивало там, где совесть замерла бы на пороге. Гук не мог понять, сколько продолжался бой. Казалось, он шел бесконечно, сливаясь в неразличимую полосу крови, боли и смерти. Чонгук периодически старался найти Чимина, но людей вокруг было слишком много. Они убивали, они умирали. С криками падали, со стонами лежали, хватаясь за ноги. А он не мог помочь. Вся его сущность замерла, уступая место кому-то другому. Чему-то другому. Постепенно силы начали оставлять. Чонгук спотыкался, с трудом поднимал оружие. Внутри все еще горело, тело не сдавалось, но действия давались уже сложнее. Настолько, что иногда казалось трудным вдохнуть. И потом вдруг он сделал что-то новое. Коснувшись очередного противника, Чонгук повел себя не так, как прежде. Не вытянул и выбросил его живительную силу, а забрал себе. Потянул резко, быстро, и вдруг будто подавился воздухом, а внутри что-то воспламенилось. Прошибло больно. Осознание. Мощь. Страх. Но худшим было чувство довольства, будто наконец наелся после дней голодовки. Как жадное животное, убившее ради своего выживания. Затем пронзила боль. Резкая, горячая, перекрывающая дыхание. Рука сама метнулась к правому боку, и пальцы тут же окрасились в красный. Ноги подкосились, и накрыла волна темноты. Все силы, прежде безжалостно похищенные у солдата, исчезли, как вылившаяся из ведра вода. Вместе с кровью ушли и они. И лишь на секунду мелькнула мысль, что это справедливый конец. Чимин не знал, что именно заставило его посмотреть в ту сторону. Может, предчувствие, может, чей-то крик, но когда глаза нашли Чонгука, тот уже оседал на землю, теряя сознание, и все будто обрушилось. Чимин застыл, и все вокруг замедлилось. Звуки стихли, картинка стерлась, и было впереди только одно — лежащий за земле, умирающий Чонгук. Чимин не понял, как пошел к нему. Словно в трансе, расталкивая всех перед собой. Кажется, если бы в тот момент ему попался бы собственный подданный, он убил бы и его. Просто потому что не разбирал. Не видел. Ничего, кроме него. Ничего, кроме Чонгука. Весь его мир сосредоточился только на нем. Чимин рухнул рядом и окинул взглядом мертвецки бледное тело с огромной кровоточащей раной. Чонгук уже не смотрел. Глаза его были закрыты, а сам он — покорный и тихий. Пугающие смирившийся. Но Чимин смириться не мог. Только не Гук. Если погибнет еще и Чонгук, Чимин, казалось, просто не сможет дышать. Не будет смысла, и вина наконец раздавит. Расплющит, словно лепешку, и выбросит на растерзание волкам. Они умрут вместе. Мысль о заслуженном спокойствии мелькнула лишь на миг, а потом стрельнуло осознание. Да, Чимин заслужил смерти, но он, Чонгук, — нет. Он не заслужил. Ни за что. Накрыв руками рану и надавив на нее в попытке остановить кровь, Чимин закрыл глаза и сосредоточил все силы на исцелении. Рядом падали люди, бегали и вопили солдаты, но он лишь сидел. — Чимин! — раздался отчаянный голос сзади. — Чимин! Брось его, он не жилец! Чимин, ты нам нужен! Но он не бросал. Вместо этого наклонился, накрывая живот Чонгука своим телом, и заглушил окружающий мир. Все было неважно. Если не будет его… все будет неважно. Если бы Чимин мог в тот момент думать, он бы понял, что поступает неправильно. Он бы взял себя в руки и пожертвовал одной жизнью ради сотен. Но он не мог. Мысли натыкались на железную дверь, не пускающую в маленький мирок, где все существовало для того, чтобы исцелить Чонгука. Такие ранения не лечили. Если бы было можно, спасли бы и Намджуна, и Джису. Но когда кровь отчаянно хлещет из открытой раны, помогать уже поздно. Требовалось слишком многое. Сосредоточенность и почти все жизненные силы, чтобы сначала остановить кровотечение, а потом залатать дыру. Часы непрерывной работы без права на малейшую ошибку. И именно воспоминание об этом объяснении Шихека давало Чимину надежду. Если требовалось столько сил, значит шанс был. Значит, еще не все было потеряно. — Чимин! — снова завопил голос где-то на подкорке, но Чимин не пустил его в сознание.~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
На небольшой столик рядом опустилась чашка, и Чимин вздрогнул. Запах бульона донесся до носа, но внимание тут же вернулось к Чонгуку. — Попей, — прозвучал ласковый женский голос, — тебе нужны силы. Если ты оторвешься от него на минутку, ничего не случится. Он в порядке, Чимин. Миен стояла за спиной, пристально смотря на лежащего на кровати сына и сидячего на полу чернородника, что ни на миг не отпускал его руку. В комнате было тихо. Впервые за много дней. И впервые страх понемногу оседал. Ее мальчик был дома, а сам дом цел. Ей повезло. Их семье повезло. Большая часть поселения была совершенно в другом состоянии. Впрочем, Миен тоже не могла спокойно вздохнуть. Чимин не отреагировал. Услышал, она заметила, но чашку не взял. Вместо этого сильнее сжал руку Чонгука и снова сосредоточился. Миен знала, что скоро он потеряет сознание. Такое уже случалось, и Чимин снова был болезненно бледным, но больше она не волновалась. Рана сына почти полностью затянулась, и его жизни ничего не угрожало. Однако в себя он все еще не пришел. Прошло около четырех часов. Когда армия победно подошла к поселению, Чимин с Чонгуком были в повозке. После младшего перенесли в дом, а остальные солдаты отправились помогать местным жителям. Они отстояли. Они выиграли. Но какой ценой… — Почему он еще не пришел в себя? — все же слегка взволнованно поинтересовалась Миен. Она не сомневалась в силах чернородников, но за последние несколько дней ее жизнь уже перевернулась с ног на голову несколько раз. Все еще было сложно поверить… — Я не позволяю. Чтобы он не тратил силы, — ответил устало Чимин. Он передавал энергию Чонгуку еще около десяти минут, а потом голова Чимина все же упала на кровать. Миен вздохнула и присела рядом. Она коснулась лба сына и ласково провела по лицу, надеясь, что он скоро очнется. Будто услышав ее просьбу, Чонгук пошевелился. Его брови сошлись, а затем резкий вдох и распахнутые глаза напомнили о пережитом им ужасе. — Милый! — Миен взяла сына за свободную руку. — Сынок мой… Слезы потекли по щекам, а Чонгук растерянно заморгал. — Мама? — удивился он, всматриваясь в неверии. — Я думал, что умру… Только произнеся страшные слова, Чонгук заметил держащего его за руку Чимина. — Он меня спас? — поразился чернородник. Он помнил свою рану. Помнил то, как стремительно жизненные силы покидали его тело. Как готов был оставить этот мир. Он не рассчитывал на то, что кто-то придет ему на помощь. Верил, что вытащить его с этого обрыва будет возможно. — Да, он ни на секунду от тебя не отходил, — всхлипнула Миен. — Несколько часов делал все, чтобы излечить. Чонгук приподнял одеяло и отодвинул бинт, осматривая рану. На светлой ровной коже остался лишь широкий затянувшийся порез. Сколько же сил понадобилось Чимину!.. Он спас ему жизнь. От осознания этого сердце застучало чаще, а грудь наполнилась чем-то теплым и щемящим. Странным ощущением смеси благодарности и благоговения. Разве это было не слишком? Чонгук и без того восхищался Чимином настолько, что почти превратился в его навязчивого поклонника. Ловил каждый жест, каждую улыбку, каждое слово… Его сердце и без того замирало, стоило Чимину лишь обратить на него внимание. Ведь старший не хотел подобного. Точнее, Чонгук уже не мог понять, чего именно Чимин хотел. Его слова и действия были слишком неоднозначными, но Гук точно знал, что если попробует снова сблизиться, Чимин оттолкнет. А теперь тот спас ему жизнь. И как прикажете благодарить и не сойти с ума? Взгляд упал на соединенные руки, и Чонгук подумал, что никогда не хочет отпускать. Он бы многое отдал за то, чтобы просто всегда держать Чимина за руку. Идти с ним рядом, не боясь снова потерять, ведь даже простое прикосновение создавало внутри весну. Мама встала, чтобы протянуть Чонгуку чашку с бульоном, и освободившаяся рука тут же коснулась волос Чимина, поправляя упавшие на глаза пряди. Он был таким изможденным… Почти серым. Поэтому Чонгук поднялся и уложил бессознательного Чимина на свое место, после чего принял кружку из рук Миен и сделал глоток, подходя к окну. — Что случилось? Как бой? Где папа? Миен тяжело вздохнула и приложила руку в груди, успокаивая сжимающееся сердце. — Мы выиграли, но… — Она замолчала, не зная, как сообщить сыну новости, и Чонгук испугался. Он редко видел маму столь растерянной. Она всегда была сильной и упорной, но сейчас смотрела, словно потерявшийся в лесу ребенок. В ее глазах стояли слезы. — Мама… — Мы несколько дней удерживали поселение. Восстановили стену, как только услышали о высадке армии Высокого замка. Все поселение работало не покладая рук. Мы делали все, чтобы враг не мог захватить наш дом. Но потом мы вспомнили про мост и разделились. Часть людей отправилась туда. Они разлили перед мостом масло и жгли его три дня, не подпуская врага. И у нас получалось. Видимо, слишком хорошо. Они перестали пытаться попасть в поселение. Вместо этого взяли нашу идею… Миен прикрыла рот рукой и закрыла глаза, стараясь сдержать рвущиеся наружи эмоции, а Чонгук рванул к двери. Руки и ноги дрожали, когда он взялся за ручку и вышел на улицу, но Чонгук не мог даже представить того, что увидит. Не мог себя подготовить. Такое зрелище, пугающее своей мощью, он не видел даже в кошмарах, но тут же понял, что оно надолго поселится там. Его поселение, место, где он знал каждый дом и почти каждого человека; где вырос, бегая на речку и на рынок, теперь было в руинах. Лишь редкие дома на окраинах стояли нетронутыми. От других остались лишь огарки: торчащие обуглившиеся столбы да каменные колодцы. Из некоторых мест все еще устало тянулась тонкая струйка дыма. Теперь Хентоши был пепелищем.