Черные ангелы

      — Где отец? — Чонгук метнул дикий взгляд к маме. Миен стояла позади и держала руку на плече сына.       — Он жив, — ответила она, однако в ее тоне не было ни капли радости. — Но отец остался тушить… поэтому…       — Что с ним? — волнение скребло изнутри, словно напуганная кошка, и Чонгук не мог стоять спокойно. Он заламывал пальцы и старался не упасть в обморок от переживаний. В ушах начало гудеть, а тени будто обволакивали глаза.       — Он обгорел. Сильно. Лекарь сделал все, что мог, он спас ему жизнь, но без чернородника он долго не протянет… Поэтому хорошо, что ты здесь. — Мама сжала плечо Чонгука и резко вдохнула, будто стараясь себя успокоить.       — Он дома? — Чонгук побежал внутрь, в дальнюю комнату, где была спальня родителей. Распахнул дверь, забыв о том, что лучше не шуметь, и застыл на пороге. Отец действительно был внутри. В темном, тихом помещении, неподвижный и тяжело дышащий.       В случившееся было трудно поверить. Чонгук не мог осознать. Он лишь сделал несколько шагов к кровати и рухнул на пол. Слезы побежали по щекам, руки затряслись. Чернородник боялся даже дотронуться. Большая часть тела отца, включая лицо, была покрыта тяжелыми ожогами.       — Папа, — пробормотал Гук еле слышно. — Папа, я здесь.       Он протянул руку к нетронутой части шеи и опустил ладонь на кожу, тут же посылая искорки здоровья отцу. Чонгук знал, что подобное не вылечить быстро, но готов был провести у кровати любимого человека недели. Сделать все, не жалея себя.       Мама не стала звать его. Она прикрыла дверь, оставляя Чонгука с Хонсоном, а сама отправилась помогать соседям. Дел в разрушенном поселении было невпроворот: найти еду и вещи первой необходимости, помочь с разборами завалов, подготовить стройку.       Чонгук же сосредоточился на исцелении. Он опустил голову на кровать и прислушался к дыханию отца. Он улавливал малейшее изменение, пытался понять внутренние проблемы, и вскоре мужчина успокоился. Пугающе прерывистые хрипы, смешанные с сипом, сменились на ровные, размеренные вдохи.       Чонгук не знал, сколько времени прошло, когда дверь робко приоткрылась, и на пороге показался Чимин. Видимо, он догадался, где искать Чонгука, и младший тут же подскочил. Слезы с новой силой рванули из глаз, и Чонгук бросился в объятья чернородника. Почему-то именно в его поддержке он нуждался. Словно Чимин мог понять его, как никто другой, словно знал, что именно ему нужно. Старший притянул Гука с силой, уткнулся носом в изгиб шеи и выдохнул с таким облегчением, что у младшего дрогнуло сердце.       Чимин не отпускал. Держал крепко, то и дело резко сжимая, словно вспоминал обо всех ужасах и хватался за реальность. Они простояли так около минуты, ощущая тепло друг друга и успокаиваясь. Просто дыша запахом друг друга.       — Ты как? — наконец отстраняясь, спросил Чимин. Его руки все еще были на плечах Чонгука, а взгляд придирчиво бегал по телу. — Как себя чувствуешь? Как рана?       — Я в порядке, — еле заметно улыбнулся Гук. Такой грустной, но невероятно милой улыбкой, что Чимин наклонил голову вбок и поджал губы. — Но мой отец…       Чимин посмотрел за Чонгука, на кровать, где лежал мужчина, и тут же прошел внутрь комнаты. Он опустился на пол и взял Хонсона за руку. Гук молча присел рядом и вернул ладонь к шее. Сам он выбрал это место как наименее затронутое огнем, но благодаря его силе, руки тоже уже начали понемногу заживать. По крайней мере, теперь они не выглядели так, что начнут кровоточить, стоит только коснуться.       Чонгук знал, что Чимину следует отдыхать, но не смог отказаться от помощи. Поэтому они начали работать вместе. Закрыли глаза, опустили головы и взялись за руки — не ради большей мощи, а в качестве немой поддержки.       Лишь когда Чимин снова начал бледнеть, Чонгук решил ненадолго прерваться. Он повесил в камин остывший суп, и чернородники опустились на стулья у огня. Чимин придвинулся поближе, а Гук оперся локтями о колени, наклоняясь к старшему.       Чимин взял его за руки почти сразу. Не выдержал. Внутри было слишком темно, холодно и жутко, и лишь тепло Чонгука могло согреть. Чимину было необходимо испытать его, почувствовать биение сердца, ощутить, что Гук рядом, живой и уже почти здоровый. Он молча сидел, касаясь своими пальцами его и лишь иногда водя по огрубевшей коже, и думал о том, что чуть не случилось.       Он мог его потерять. Лишь от одной мысли страх накатывал такой, что становилось трудно дышать, и руки сильнее сжимали чужие. Ведь Чонгук такой чудесный… Такой красивый. Чимин иногда поднимал взгляд и всматривался в темные, глубокие глаза, лучащиеся невероятной добротой. Его волосы отросли уже почти до плеч и совсем немного вились. Тело было крепким и юным. Он был поистине прекрасным.       — Я так испугался, — вырвалось шепотом, и Чимин поджал губы. Он не должен был так говорить. Не должен был жаловаться, когда все, что происходило, было его виной. Все без исключения. Разрушение деревень, убийства людей, ранение Чонгука. Он отнял у него родину и чуть не лишил жизни. Чимин не имел права сокрушаться из-за своих переживаний. Он заслужил их.       — Я тоже, — вдруг честно признался Гук, усиливая хватку. — И, Чимин, они разрушили мое поселение. Ты видел?       Старший кивнул.       Ему хотелось покаяться, молить о прощении сутками напролет, показать, насколько ему жалко, но он не заслуживал ничего подобного. Ни капли доброты, хоть и пользовался ею бесстыдно.       — Я отправил половину армии вслед за врагами, — собрался Чимин. Он распрямился на стуле и заставил боль исчезнуть из взгляда. Он не мог быть жалким, от его стойкости зависело будущее. — Пусть или добьют этих меравцев, или убедятся, что те убрались.       Подобные речи со стороны Чимина были непривычны, но доброта стремительно ускользала с каждой новой жертвой. Дом Чонгука был одним из немногих уцелевших, потому что находился на окраине, но за сохранность здания расплатился здоровьем отец. Чимин не знал, как смотреть Чонгуку в глаза, но все равно нагло присасывался к свету этого невинного мальчишки, подобно паразиту.       Днем он и вторая половина армии помогали в восстановлении поселения, а вечером Чимин присоединился к ужину. Он слушал рассказы Миен о детстве Чонгука, принимал из ее рук блюда и смел улыбаться, скрывая свою мерзкую сущность. После чернородники снова исцеляли Хонсона, который ненадолго открыл глаза и, увидев сына, выдохнул так, что Чимин понял: стой тот на ногах, рухнул бы. Чонгук был его единственным ребенком, наследником, надеждой, и Чимину было трудно представить, что испытывали родители, чей сын жил среди чернородников.       Ночью они постелили на полу, потому что кровать Чонгука была слишком узкой для двоих, а спать отдельно он не хотел, и устроились перед камином. Чонгук уснул почти сразу, утомленный тяжелейшим днем, а Чимин не мог сомкнуть глаз, хоть и был обессилен. Он долго размышлял, а потом уткнулся в затылок Гуку, заполняя легкие его запахом, обвил руками тело и закрыл глаза, на несколько минут представляя, что они живут совсем иной жизнью. Что вокруг мир, а они вместе и счастливы. Что нет вины, боли и темноты. Только любовь, все больше расцветающая в сердце, несмотря на все преграды. Она — словно пробивающееся через камень растение — упрямая, сильная и красивая. Не желающая покоряться негостеприимной окружающей среде.       — Прости, — еле слышно прошептал Чимин и с трудом вдохнул. Горло сдавливало, глаза горели, грудь разрывалась от тяжести. Кулаки сжали одеяло, и Чимин уткнулся в спину Чонгука, позволяя себе тихо заплакать. Только сейчас, только так, пока никто не видит.       Следующее утро началось рано. Жители, проведшие ночь в тесных помещениях, встали с рассветом и принялись восстанавливать поселение, Миен же поставила на стол третью чашку риса и опустилась на стул, переводя взгляд на сына. Чонгук, все еще сонный, с чудесно взъерошенными волосами, неторопливо пережевывал яичный рулет.       — Сынок, — заговорила женщина несмело и мельком бросила взгляд на Чимина, — что ты собираешься делать дальше?       Чонгук замер. Он тоже покосился на Чимина и уткнулся глазами в плошку матери.       — Я пока останусь. Так правильно. Я должен помочь папе и поселению.       Он слегка повернулся к старшему чернороднику, со страхом ожидая ответа. Чимина же его слова не удивили. Он не предполагал ничего иного, и пока мог позволить себя быть рядом, не видел повода для расстройства.       — Если вы не против, я тоже задержусь на время, — сказал лидер. — Думаю, армия поможет восстановить Хентоши быстрее.       Миен вздернула удивленный взгляд на Чимина, и благодарность расплылась на ее лице.       — Никто не называл так наше поселение уже… больше ста лет, наверное.       — Знаю. — Чимин нежно улыбнулся. Миен очень ему нравилась. Она была прекрасным человеком и заботливой матерью, такой, о какой он всегда мечтал, поэтому сердце забилось быстрее лишь от того, что удалось ее порадовать. Хотя Чимин прекрасно понимал, что, знай она всю правду, плюнула бы ему в лицо.       — Еще я подумывала приютить Хэсу с семьей, — продолжила Миен осторожно, и Чонгук снова застыл. Чимин непонимающе повернул голову, наблюдая за тем, как брови младшего все больше стремились друг к другу. — Сейчас она ютится у знакомых, но там совсем мало места. Не лучше ли, если она останется у нас? И вы друг друга узнаете…       Рука Чонгука сжала палочки, и внутри Чимина что-то больно кольнуло. Испуганный взгляд Гука метнулся к старшему чернороднику, еще больше убеждая того в его догадке. Неужели они планировали женить Чонгука?       Отобрать его.       Чимин не имел ни малейшего права на подобные мысли. Он знал это, но они, тем не менее, проскользнули быстро и больно, заряжая страхом и яростью. Желанием защитить свое.       Чонгук не был его. Не был. Чимин обязан был себе об этом напомнить. Но сердце не желало ничего слушать. Поэтому челюсти сжались, и взгляд уперся в стоящее на столе блюдо. Казалось, брось Чимин его на человека, тот тут же сжался бы от ужаса.       Но Миен не замечала. Она продолжала говорить, с каждым словом вонзая новый кинжал в Чимина.       — Она такая прелестная девушка. Ты так ей нравишься… Я же говорила тебе, что…       — Мама, мы почти не знакомы! — произнес вдруг Чонгук. — Да и кто знает, что будет потом? Я не смогу ничего ей обещать…       — Мы же уже обсуждали это. Ничего страшного, мы позаботимся. Она ведь совсем одна со своими братьями и сестрами. Особенно сейчас, когда они остались без дома!..       Чонгук чувствовал себя неуютно. Чимин это видел. Тот весь сжался, то и дело порываясь сказать что-то резкое и однозначное, но не решался из-за своей доброты. Он не мог отказать матери, и Чимин на секунду возненавидел его светлую сущность. Он пожелал, чтобы тот был более эгоистичным, но напомнил себе, что его собственного эгоизма за этим столом было предостаточно.       — Ты ведь все равно пока поживешь здесь, вы узнаете друг друга получше, а потом сможете и пожениться, завести семью. Чонгук, неужели ты не хочешь? В конце концов, разве она не красивая?       — Красивая, конечно, — промямлил Гук, и Чимин резко отодвинул стул.       — Простите, — пробормотал он, выходя из-за стола, — живот скрутило.       Он выбежал из дома и зашел за угол, стараясь отдышаться. Остановился в саду и сжал кулаки. Глупое поведение! Нечестное, мерзкое! Он вел себя, как избалованный ребенок, но ничего не мог с собой поделать. Чимину казалось, что если бы он не вышел, то сказал или сделал бы что-то неуместное. Грубое.       — Все правильно, — прошипел чернородник, убеждая себя. Он зажал голову кулаками и опустился на корточки. Хотелось выдавить из себя эту ядовитую ревность. Она разъедала его изнутри. — Так и должно быть. Хорошо, если у него будет семья. Хорошо, если у него будет жена.       Хорошо ведь.       Хорошо.       Но сколько бы Чимин ни твердил, верить не начинал. Не мог себе внушить. Конечно, все было так, и он желал Гуку добра и счастья, но отдавать не хотел. Вот так жестоко и эгоистично.       Он хотел, чтобы Чонгук любил его.       Вот и все. Да, хотел! И плевать на все остальное. Неправильно? Да! Несправедливо? Да! Он даже не сможет ответить на эту любовь, а потому никогда не станет и просить, но разве он сам, в конце концов, не имел права чувствовать?! Он хотел этого! Да! Х-О-Т-Е-Л и не собирался больше себе лгать. Не получит только. Никогда не получит и даже стараться не будет ради получения, но хотеть-то хотя бы мог?       Имел право сгорать в этой агонии? Разве это было не то самое наказание, которое он заслужил?       Улыбка показалась на губах, и Чимин засмеялся, срываясь в истерику. Вот оно — наказание. Понимать, что желаемое близко, только руку протяни, но самому от него отказываться. Собственноручно убивать мечту — что могло быть большим мучением?       Чимин зарылся пальцами в волосы и сжал до боли.       Казалось, он сходит с ума. Может, так и зарождалась власть темноты? С боли, отчаяния и эгоизма. Разве не благодатная почва? Наверное, Шихек начинал с того же. С бессилия и ненависти. И вот где закончил — убитый собственными людьми. В конце концов, такова была судьба почти любого темного чернородника.       — Чимин? — раздался позади обеспокоенный голос Чонгука, и старший подскочил на ноги. Он не оборачивался, лишь судорожно старался прийти в себя, чтобы лицо больше не перекашивало от накатывающей истерики. — Тебе плохо?       Да, проклятье, ему было дерьмово!       — Нет, я… — замялся Чимин и вдруг осознал, что его голос дрожит. Не мог даже что-то внятное из себя выдавить!       Чонгук настороженно обошел и наконец взглянул на избегающего взгляда друга.       — Что такое? — произнес Гук с такой нежностью, что горло снова сдавило. Этого еще не хватало! Уж чего-чего, а плакать Чимин себе позволить не мог. Не по такому поводу, не при нем.       — Все нормально.       — Это из-за разговора?       Проницательный какой! И когда успел стать?       Чимин судорожно покачал головой, изо всех сил стараясь заверить, но получилось отвратительно. Где все его былые маски? Почему он не мог натянуть ни одну? Они ведь были так привычны.       — Чимин… — Снова показалась эта невыносимая ласка.       — Ты правда собираешься на ней жениться? — не выдержал старший. Он поднял глаза на Гука и тут же пожалел, понимая, что в тот момент младший, наверняка, мог прочесть в них все. Видеть все потаенные мысли и чувства да ужасаться. Но спросить почему-то показалось нормальным. Ведь Чимин просто интересовался о предстоящих планах, ничего больше. По крайней мере, так казалось в момент произнесения вопроса. Ни секундой позже.       — Нет, я не хочу на ней жениться. Я ее даже не знаю, — объяснил мягко Гук.       — Но ведь это выгодно. Твои родители просят, и девушка красивая, и это выгодно для всех… — переступая с ноги на ногу, бормотал Чимин.       — Да, — вдруг прозвенело ледяным тоном, и в животе что-то оборвалось. — А что? Ты ведь все равно не хочешь отношений со мной.       Чонгук опять выпустил когти. Осознал лицемерие и эгоизм Чимина и справедливо давал отпор. Рассматривал, наконец, его мерзкую сущность. И Чимину от этого хотелось выть.       Он снова встретился с Чонгуком взглядом и ощутил себя полностью открытым. Будто уже не мог спрятать ни единой мысли. Бессильным, жалким, мелким. Но упрямо просящем пощады.       — Я не понимаю, Чимин! Ты ревнуешь, но боишься даже себе в этом признаться?       Да. Точнее, нет. Он уже признался. Давно признался. Себе-то было можно. Ему нельзя. Чонгуку. Человеку, который имел к этому прямое отношение. Которого эти слова могли порадовать, подарить надежду и объяснить, наконец, нелепое поведение. Но нет, Чимин собирался и дальше издеваться над ним.       — Ты все еще хочешь, чтобы я любил тебя?       Понял. Он все понял.       Чимин кивнул. Слезы жгли глаза, тело дрожало, и он больше не мог врать. Совсем. Чонгук раскрывал его, устанавливая свою власть, с которой старший не мог сделать ничего.       — Чтобы готов был спалить ради тебя весь мир?       И снова кивок.       Да, он хотел бы. Больше всего на свете хотел бы, чтобы его любил тот, кого любит он. Чтобы хотя бы один человек, которому Чимин невольно отдал сердце, не бросил его и боролся до конца.       — Тогда ладно.       — Что? — Чимин растерялся настолько, что даже смог проронить слово.       — Я правда тебя не понимаю. Совсем не понимаю. Ты не хочешь быть со мной, но и не хочешь, чтобы я был с кем-то другим. Это жестоко, Чимин. Но ты все равно получишь желаемое, хочешь того или нет. Спи спокойно.       С этими словами немного разозленный Чонгук развернулся и направился обратно в дом, а Чимин чуть не рухнул. Гадко, нагло, но он испытывал облегчение. Вину за то, что делал, но радость из-за слов Чонгука. Ну и пусть. Он больше не готов был запрещать себе чувствовать.       В ту ночь Чимин обвил руками талию Чонгука и уткнулся ему в затылок, когда тот еще даже не уснул. Он больше ничего не объяснял, просто делал. И Чонгук не в силах был противиться. Не в силах защищать свое сердце. Он лишь ощущал, как мурашки бегут по всему телу, пульс ускоряется, а в паху тяжелеет, но не пытался избежать этих чувств. В конце концов, он тоже был зависимым. От этого тепла, от этой ласки и манящей мечты, которая не обещала ничего хорошего. Несколько раз Чонгук думал о том, чтобы просто соблазнить Чимина. Он знал, что получится. Тому нравилась близость с ним, в этом сомнений не было, но Чонгук не решался, потому что понимал, что потом Чимин снова оттолкнет. Ему снова будет больно. Пока у них все было хорошо. Странно, очень странно, но спокойно. Они были друзьями, и этим Чонгук рисковать не мог.       Так прошло несколько дней. Отцу Чонгука становилось все лучше, завалы и пепелища разобрали и начали строить новые дома, армия помогала и отдыхала, а природа просыпалась. Показывалась первая трава. Солнце светило все ярче, птицы щебетали, и мир снова наполнялся запахами.       Отец все больше времени проводил в сознании. Даже познакомился поближе с Чимином, который быстро умудрился расположить к себе и его. Чонгук волновался, надо признать, но отец потеплел к чернороднику быстрее, чем на то можно было надеяться. Его тело постепенно заживало, и Чонгук стал уделять время собственным занятиям. Теперь его способности были особенно важны, поэтому он желал стать лучшим. Если не могущественнее Юнги (о таком мечтать было высокомерно), но уж точно не хуже. Поэтому он осваивал медитацию и тренировал силы на раненых в боях людях. Залечивал оставшиеся несерьезные раны и каждый раз старался сделать это быстрее. Сосредотачивался на анализе ранения, учился находить причину на глубинном уровне.       Тэхена Чонгук не встречал. Лишь один раз заметил издали, но подойти не решился. Пока ему нечего было тому предложить. Пока он не был в состоянии исправить свою оплошность.       Жители поселения относились к чернородникам настороженно. Они уже не могли позволить себе выказывать неприязнь, так как понимали, что перед ними больше не невинные мальчишки. Чонгук помнил, как в первый же день один из мужчин огрызнулся на Чимина, на что тому надо было лишь взглянуть. Мужчина подался назад и, бормоча что-то себе под нос, пошел выполнять поручение. Чимин не позволял никому сомневаться в своем авторитете, а потому не давал возможности неуважительно относиться и к Чонгуку. Гук не знал, как на это реагировать. Его перестали обижать, но делали это не потому что поняли, наконец, свои ошибки, а из страха. Сам Чонгук понимал теперь, что делать, если ему захотят причинить вред. Он больше не собирался терпеть, и люди это чувствовали. Они не уважали его, но слушались, потому что другого выхода не было.       Однако по прошествии пары дней один из жителей заговорил с Чимином. Он подошел, когда тот закончил беседу с армейским командиром, и без страха потребовал разъяснить ситуацию. Чонгук, находящийся в то время в нескольких метрах от них, тут же приблизился. Это не ускользнуло от внимания мужчины, которого Чонгук помнил как Чинёна, но тот лишь бросил на младшего слегка нервный взгляд.       — Вы сказали, что после войны отдадите власть нам. Это так?       — Все верно. — Чимин медленно кивнул без доли смущения. — Но сначала ее нужно выиграть.       — Выиграем, не волнуйтесь. — Чинен сделал шаг вперед, приподнимая подбородок. — Мы сделаем все, чтобы избавиться от вас.       Он был старше Чимина больше, чем в два раза, но, несмотря на возраст, не мог того смутить. Чернородник смотрел прямо и уверенно, как настоящий правитель. У Чонгука от этого по спине бежали мурашки, а в голове стучала мысль, что он готов пойти за этим человеком хоть на край света.       — Надеюсь, править будет не этот петух, — бросил Чимин, когда они с Чонгуком шли обратно к дому. — Я наблюдал за ним последнюю пару дней и прямо скажу: не лучшая кандидатура.       — Ты думаешь, он хочет стать лидером? — удивился Гук. Он на расстановку сил внимания не обращал, привык, что в этом месте его не любит никто, кроме семьи.       — Не знаю. Но людей вокруг себя собирает. Не заметил, как они стояли и наблюдали?       Чонгук покачал головой. Он Чинена не знал и не мог сказать, насколько тому свойственны лидерские амбиции. Гук лишь пару раз приходил в его семью: сначала, чтобы вылечить сына, потом для помощи жене. У Чинена была довольно большая семья. Шестеро сыновей и две дочери. Больше о нем Чонгук ничего не знал.       — И вообще, разве не твой отец должен бы стать правителем? — продолжил Чимин. Они быстро шли по слякотной дороге, мимо трудящихся жителей, бегающих детей и прогуливающегося скота.       — Откуда ты знаешь? — удивился Чонгук.       — О том, что ты принц? — усмехнулся старший и хитро покосился на Гука. Тот скривился и толкнул в плечо. — Ты думаешь, мы пускаем в наш замок не понятно кого?       — Думал, вы отбираете по принципу наглости и самодовольства, — парировал Гук, прищуриваясь.       — Тогда как ты к нам попал? — наигранно изумился Чимин. Он раскрыл рот, округлил глаза и остановился.       — А я тоже умею быть наглым. — Гук распрямился и скрестил руки на груди, одаривая Чимина самоуверенным взглядом. Тот тут же усмехнулся и опустил голову, немного краснея. Сердце младшего забилось быстрее, разнося по телу желание. Чонгук все еще изумлялся невероятной многогранности старшего. Тому, как он сочетал в себе железную стойкость, мудрость лидера, хитрость соблазнителя и наивность подростка. И Чонгук даже не мог понять, какой Чимин нравится ему больше.       Но когда он так краснел, Чонгуку хотелось притянуть его к себе, заключить в объятья и показать, каким наглым он может быть. Боги, он бы столько всего хотел с ним сделать! Ему так нужно было дотронуться до его кожи, провести по лицу, ощутить на губах жаркое дыхание, воспламеняющее тело… Чонгук вспомнил, каким раскрасневшимся, запыхавшимся и покорным Чимин был во время их близости, и мысли унесли его далеко от реальности. В паху потяжелело, и Чонгук сглотнул.       — Чимин! — раздался голос слева, и Чонгук с Чимином повернулись к бегущему в их сторону солдату. — Гонец прибыл!       Чимин тут же побежал к лагерю армии, который расположился на рыночной площади. Чонгук поспешил за ним.       Гонец стоял у жадно пьющей лошади и осматривался в поисках лидера. Только завидев его, он подбежал к Чимину и вручил письмо. Чонгук застыл в ожидании. Сердце отбивало внутри, словно барабан: тяжело, громко и быстро. Что-то случилось. Что-то, что, возможно, отберет у него Чимина. От одной лишь мысли в груди щемило, поэтому Гук никак не мог успокоиться: он нервно покусывал губу и теребил пальцы, внимательно смотря на руки Чимина, держащие письмо.       Лидер быстро пробежал глазами по строкам и тяжело вздохнул, глядя вперед и опуская руку.       — Армия Высокого замка перешла границу. — Чонгук молчал. Он не знал, что сказать, понимал лишь, что война продолжается. Боль, риски, страх и лишения продолжаются. — Они не оставят нас в покое. Нам нужно ехать. Юнги пишет, что воинов много, почти в два раза больше, чем у нас. Я должен ехать, Чонгук.       Чимин вдруг повернулся к Гуку, и тот заметил в его взгляде такие растерянность и беспомощность, что тут же захотелось обнять, поэтому схватил Чимина за кисть и завел в ближайшую подходящую палатку.       Остановился. Взял за руки выше локтя и всмотрелся, не зная, что сказать. Не хотелось отпускать. Страх быстро расползался по всему телу, и желание прирасти к Чимину стало невыносимым. Как он попрощается с ним? Как останется здесь, отправляя в жерло опасности? Но ведь Гук не мог бросить отца. Тому необходима была помощь. Его поселению необходима была помощь, пусть они и не признавали. Кроме того, оставлять огромную часть земель без чернородника больше не казалось хорошей идеей. Никто уже не знал, что будет завтра.       — Чимин, я… — не мог собрать слова в предложения Гук. Он судорожно хватался за друга и делал крохотные шаги ближе. Отчаяние прорывалось, обещая заполонить.       И Чимин будто понял. Он сам притянул Чонгука к себе и крепко обнял, зарываясь носом в волосы. Держал так, будто боялся отпустить, и Чонгук ощутил его настроение. Его дикую, почти до дрожи, потребность.       — Все будет нормально, да? — прошептал Чонгук, и Чимин отстранился, беря его лицо в ладони. Провел большими пальцами по щекам, пробежал взволнованным взглядом, но так и не смог выдавить из себя улыбку. В его глазах стояла тоска. Он выглядел таким несчастным, что все существо Чонгука требовало защитить любимого человека. Он не мог оставить все так. Это было невыносимо.       — Ты ведь справишься? Все будет хорошо.       — Да не обо мне думай! Я тут при чем? Это ты отправляешься воевать!       — Переживаешь за меня? — все же появилась легкая насмешливая улыбка. — Не переживай. Я справлюсь.       — Обещаешь? — Чонгук взял Чимина за руку и с мольбой всмотрелся в лицо. Ему нужно было увидеть уверенность, но он видел лишь печаль. Губы приникли к костяшкам чужих пальцев и оставили долгий поцелуй на прохладной коже. Чимин не отрываясь наблюдал за действием. Чонгуку же хотелось плакать. Ему становилось все труднее сдерживать эмоции, но если Чимин не мог дать ему опору, значит, сам нуждался в ней. Значит, Гук должен был быть сильным и давать силу Чимину. — Обещай, что будешь в порядке. Что останешься в живых, чего бы это ни стоило. Понял?       Чимин замялся, удивленный подобным требованием, но в Чонгуке вдруг появилась настойчивость. Он смотрел твердо, не принимая возражений.       — Я серьезно, Чимин. Чего бы это ни стоило. Мне все равно, понял? Делай, что надо, только вернись. Вернись ко мне.       В этой просьбе было столько отчаяния и решимости, что Чимин не смог спорить. Он согласно кивнул, давая обещание выжить во что бы то ни стало. Пойти против всего мира, лишь бы только снова встретиться с Гуком. И это казалось ему правильным.       — Я вернусь, — заверил он серьезно. Веля самому себе. — Я вернусь к тебе.       Чимину было все равно, сможет ли он быть с Гуком или нет. Главным было просто снова увидеть его. Просто снова посмотреть в эти глаза и стать свидетелем кроличьей, лучезарной улыбки. Все остальное казалось неважным.       Они выступили почти сразу же. Быстро собрались, попрощались с жителями поселения и отправились в новый бой, оставляя позади своих любимых.