Черные ангелы

      Чонгук запустил руки в прохладную воду реки и окатил ей разгоряченное лицо. Капли упали на обнаженную грудь, принося облегчение, и стекли до легких штанов. Солнце было еще невысоко, но жара уже началась. Гомон насекомых оглушал, но Чонгук предпочитал его шумным разговорам жителей, поэтому любил заниматься на поляне у реки на самом краю поселения. Сначала он медитировал и тренировал силу, потом отжимался и иногда практиковался с мечом. Там было спокойно, и каждое утро Чонгук искал в этом месте убежище.       Собрав волосы в хвост, чернородник поднял с травы рубаху и неторопливо накинул ее. Влезать в одежду не хотелось, но и расхаживать обнаженным по улицам он не мог, хоть его тело уже и не выглядело хиленьким. Чонгуку нравилось качаться. Он находил в этом успокоение. Тогда мысли не атаковали, а сам он не испытывал привычную беспомощность. Поводов для нее в последнее время было мало, но тревога за Чимина не отступала, даже когда Гук получал от него очередное письмо. Они переписывались постоянно, оповещая друг друга об успехах и неудачах, но не могли отправлять гонца лишь по своему желанию. Однако в последнее время все изменилось. Теперь для отправки весточки не нужен был всадник.       Чонгук поднялся по холму и слился с толпой деревенских жителей. Женщины носили воду и стирали, мужчины рубили дрова и достраивали дома. Теперь поселение выглядело совершенно иначе. Все сверкало новизной: от домов до заборов, и настроение людей все чаще было приподнятым. Они победили. Они отстояли. Они возродились. Ради большей безопасности теперь заканчивали крепостную стену. Она и прежде обрамляла поселение, но сильно прохудилась, не используемая по назначению больше сотни лет. Теперь же была крепкой и высокой, со сторожевыми башнями и бойницами. Стена, готовая остановить врага.       Когда Чонгук свернул на главную площадь, несколько встретившихся ему по пути мужчин приветливо кивнули, и внутри щекотливо подпрыгнуло. Чонгук все еще не мог привыкнуть к подобному отношению. Многие по-прежнему сторонились его, некоторые — откровенно презирали, но теперь в поселении были и те, кто уважал. Они называли его «господин» и смотрели с добротой и почтением, а Чонгук каждый раз удивлялся.       — Доброе утро! — поприветствовал он несколько человек, зайдя в темное прохладное помещение. Оно тоже было лишь недавно отстроено, а оттого пропитано чарующим ароматом древесины. Чонгук опустился на скамью, прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Он предпочитал не смотреть, потому что в этом месте всегда находились те, кто напоминал ему о былой жизни изгоя.       — Все вроде собрались? Можно начинать? — осмотревшись, заключил пожилой мужчина. Всего в комнате было восемь присутствующих. Они сидели на скамьях и стульях, кто у стены, а кто за большим столом по центру.       — Принц, как всегда, пришел последним. Высокородных особ должны ждать, не так ли? — съязвил Чинен.       — Прошу прощения, — без доли смущения ответил Гук, — но я пришел к назначенному времени. Если вам пришлось меня ждать, значит, вы пришли раньше. Возможно, вам удобнее будет поменять время встречи?       Мужчина лет двадцати пяти, что сидел у стены, криво улыбнулся. Чинен лишь поджал губы.       — Важно то, что мы все наконец здесь. Так давайте приступим, — снова заговорил пожилой. — Хенсу, вы хотели обсудить распределение рабочей силы?       — Да, — встал крепкий мужчина около сорока. — Я руковожу строительством стены, и в последнее время у нас не хватает рук. Около тридцати мужчин отправились по поручению Чонгука. Я считаю, что закончить стену — первоочередная задача.       — Все мои люди — добровольцы, — ответил Чонгук. — Я никого не забирал из ваших рядов. К тому же, мы все согласились на строительство дозорных башен.       — Которые сейчас используются вместо почтовых голубей! — возмутился Хенсу. — Люди шлют друг другу поздравления со свадьбой, а стена стоит недостроенной!       — Их основное назначение не в этом, вы же знаете, — с почтением, но непоколебимой уверенностью отвечал Чонгук. — Дозорные посты нужны для поддержания безопасности. Мы не можем себе позволить снова оказаться в неведении о надвигающейся армии.       — Мы? Тебя здесь даже не было, когда мы отбивались. Однако отбились!       — И вы хотите повторить те жертвы?       — Нет, — замялся Хенсу. — Я говорю не об этом. А о том, что если армия Высокого замка вернется, дозорные посты нас не спасут. Они дадут нам знать, но защитить сможет только стена.       — А что насчет переправы? — прозвучал сладкий голос Чинена из угла. — Разве мы не начали строить там крепость? Разве не это основная точка защиты? Если бы мы не остановили врага от пересечения реки, он бы погубил еще десятки деревень.       — У меня есть люди, готовые предоставить древесину, — раздался голос еще одного мужчины.       Чонгук всех их видел не впервые. Они собирались пару раз в неделю, обсуждали дальнейшие планы, спорили, а потом расходились, довольные своей властью или ущемленные ее отсутствием. Чонгук ничего не понимал в политике, но учился. Он осознавал, что, пока война не закончится, является ответственным за свое поселение, признавали это другие или нет. И каким-то образом ему удалось заставить слышать свой голос. Предложенные им дозорные посты стояли по всему юго-восточному побережью и рядом с каждой деревней неподалеку. Гук надеялся поставить их на всей территории земель Черного замка, чтобы новости долетали мгновенно, но, пока посты не показали свою значимость, некоторым они казались мелочью. Чонгук же гордился системой передачи информации, которую выстроил. Находящиеся близко посты оповещали друг друга об опасности зажженным огнем, а те, что были далеко — использовали птиц. В каждой башне была своя пара, которая мгновенно добиралась до соседней. И именно благодаря постам жители могли быть уверены в том, что к ним не подбирается враг с юго-востока.       С севера же он подбирался безустанно. Чимин в каждом письме писал про бои и отбитые атаки. Сообщал, что армии Высокого замка сражаются до последнего, даже теряя почти всех бойцов. Они не сдавались, что бы ни случилось, и это пугало. Они бежали на земли Чимина, не замечая ничего вокруг, словно позади был больший ужас, чем тот, что ждал их на вражеской территории.       Чонгук тяжело вздохнул и поднял голову, которая прежде лежала на ладони. Споры мужчин уже были сравнимы с жужжанием насекомых, но ему не нравилось видеть пререкающихся соседей.       — Главные посты уже готовы, так что, полагаю, мы можем отложить строительство остальных до тех пор, пока не закончим стену и крепость на переправе. Думаю, вы правы, они важнее, — сказал Гук, и Чинен удивленно покосился на чернородника.       Мужчина его не любил и никогда этого не скрывал. Поэтому Чонгуку даже доставляло удовольствие отнимать у него повод для очередной нападки. Но подобной наглостью Чинен отличался лишь на собраниях. С остальными жителями он был неизменно вежлив, и Чонгук не мог понять, являлся ли мужчина отменным лицемером или просто не переваривал именно эту компанию.       Когда собрание закончилось, Чонгук вышел абсолютно опустошенным. Голова гудела, сил не было. Он провел внутри не больше часа, но казалось, что почти весь день. Солнце уже вовсю пекло, и Гук зажмурился, неспешно отправляясь в сторону дома.       — Как ты их выдерживаешь?! — прозвучал слева голос, и Чонгук улыбнулся. Ыну был тем самым двадцатипятилетним мужчиной, что отсиживался у стены и посмеивался над балаганом. Старший сын самой зажиточной семьи поселения, он представлял на совете деньги своего отца, за что все с трудом его выносили. Они не могли с ним спорить, но и считаться с мнением избалованного юнца казалось им ниже их достоинства. Поэтому Ыну просто наблюдал, не вставляя обычно ни слова.       Все слова он говорил позже своему отцу, который нередко решал судьбу деревни в тишине своего дома. Чонгук в Ыну, совершенно не похожем на него, каким-то образом все же видел себя — осужденного за одно лишь существование, а потому не разделял всеобщего отношения к избалованному богачу. Для него он был совершенно другим человеком: добрым, умным и мудрым не по годам.       — Привык, — опустил голову Гук. — Меня всю жизнь окружали презрение и крики.       — Точно, — свел брови Ыну и опустил руку на плечо Чонгука. — Говоришь, все же есть плюсы в том, чтобы быть изгоем?       — Не мне тебе о них говорить, серый кардинал, — усмехнулся Гук в ответ на подшучивание нового друга.       — Кстати о лицемерах. Если Чинен действительно построит крепость на переправе, это значительно увеличит его шансы на правление.       — Знаю.       — И что? Ты не собираешься ничего с этим делать?       — А что я могу с этим сделать? — поджал губы Чонгук.       — Он не позволит тебе остаться здесь, ты же понимаешь?       — Конечно. — Чернородник остановился на развилке и повернулся к Ыну всем телом. — Но мне и без того нет здесь места, Ыну.       — А я думаю, что тебе здесь самое место, — уверенно ответил парень, после чего одарил друга хитрой улыбкой и, махнув на прощание, направился к дому. Чонгук пошел по второй дорожке.       Близился обед, а Гук еще толком не позавтракал: стащил одно яйцо из-под курицы да налил компота. Но уже хотелось есть, поэтому чернородник спешил к маме.       Она встретила его привычной теплой улыбкой и сладко поцеловала в щеку, оторвавшись от готовки.       — С днем рождения, сынок! — закинув полотенце на плечо, произнесла Миен.       — Сегодня? — Гук опешил. Со всеми делами он совершенно потерял счет дням, а оказывается, ему исполнилось восемнадцать.       — Совсем заработался, — усмехнулась мама и указала на накрытый стол. На нем были запеченная курица с рисом и любимый пирог с вишней. — Отец не дождался тебя, ушел в кузницу.       — Ничего. — Чонгук, преисполненный энтузиазма, сел за стол и схватил палочки. Запах стоял невероятный, и во рту уже выделялась слюна. — Я вообще забыл.       Гук принялся с аппетитом уплетать еду, а мама села напротив и, подперев голову рукой, наблюдала за сыном. Ее взгляд — понимающий, ласковый — окутывал, словно теплое одеяло в холодную ночь, и Чонгук улыбнулся. Он всегда ценил своих родителей, но после расставания и того, что случилось с отцом, упивался каждым моментом. Простые разговоры с папой или ласка мамы теперь казались ценнейшими подарками. Их забота и поддержка, как оказалось, редкие среди семей чернородников, были тем, за что Чонгук был благодарен больше всего. Из-за них у него были тыл, самоуважение и чистое сердце, в котором не жила обида на самых близких людей. Чонгук был счастлив дома.       Но скучал. Безумно скучал по Чимину.       Они не виделись почти полгода, и каждый день был невыносимым. Письма скрашивали одиночество, но в них не было запаха Чимина, его улыбки или смеха. В них были лишь его слова, по которым Чонгук даже не всегда мог понять настроение. Поэтому волновался. Боялся, что Чимин не рассказывает ему всего. Кто знал, что ему приходилось переживать?!       И теперь, когда все устаканилось, быть вдали от него казалось совсем неправильным. Неестественным. Чонгук не хотел, чтобы жизнь без Чимина становилась нормой. Они должны были проходить через все вместе, делить радости и горести, пусть даже как друзья.       Он хотел вернуться. Все естество рвалось туда, пусть в опасное место с еженедельными боями, но рядом с Чимином. Но прежде Гуку нужно было уладить дела. Он сделал уже почти все: вылечил отца (да так, что не осталось и намека на былые раны), построил посты для охраны земель, изучил все подходящие книги. В последние месяцы Гук залез в запасы семьи, оставшиеся еще со времен правления, и прочитал каждое произведение по стратегии и военному делу. Он сделал все, чтобы быть полезным в этой войне. И теперь оставалось лишь одно. Незавершенное дело, беспокоящее Чонгука уже год. Ставшее причиной столь многих событий. То, исполнение чего он откладывал, дабы быть уверенным, что справится. Тэхен. Чонгук должен был вернуть своему другу былое здоровье.       Гук упорно тренировал силу каждый день. Проводил по несколько часов в медитации и самосовершенствовании и действительно узнал себя и свои способности лучше. Как и сказал Юнги, для тренировки ему необязательно было иметь партнера. Он мог расти и сам.       И теперь, спустя месяцы учебы, пришла пора экзамена. Момент, когда Чонгуку предстояло исправить свою позорную ошибку. Сегодня, в день его рождения, время казалось подходящим. Нужно было переступить этот порог. Отпустить и вступить в новую пору, стремясь туда, куда звало сердце.       Чонгук отправился к Тэхену сразу после обеда и быстро нашел того в саду его дома. Тэ лежал в гамаке и плел корзину, задумчиво рассматривая деревья. Заметив его, Гук остановился. Сделать новый шаг вдруг стало трудно, и тело не хотело слушаться. От волнения стало мутить, и Чонгук протер потные руки о штаны.       Нужно было идти. Показаться на глаза и принять на себя ответственность. Как бы стыдно и страшно ни было. Покусывая губы, Чонгук все же заставил себя приблизиться к другу, и тот повернул голову на звук.       — Чонгук? — изумился он. Без злости, но и совершенно не дружелюбно. Однако Гук радовался и отсутствию страха. — Почему ты здесь?       Чернородник остановился, смотря на Тэхена, который спокойно лежал, выполняя монотонную работу. Рядом было все необходимое, и если бы не необычная близость предметов, продуманная до мелочей, никто бы и не подумал, что этот молодой красивый парень не мог встать с места.       — Я пришел все исправить.       Тэхен нахмурился. Он отвел взгляд, и Гуку показалось, что внутри того боролись два желания: отказаться от помощи мерзавца и излечиться. Гордость и обида сражались с естественной потребностью вернуться к нормальной жизни, и Чонгук решил облегчить дилемму.       Он подошел и схватил Тэхена за руку. Тот вскинул разъяренный взгляд, но руку дернул лишь слегка, будто прикосновение было неприятно. Чонгук прекрасно его понимал и не мог винить. Они были друзьями много лет, Тэ был единственным, кто поддерживал его, помимо родителей, но в качестве платы получил лишь неспособность ходить.       Поэтому, собрав все силы, Чонгук опустился на колени и сильнее сжал руку Тэхена, посылая по телу того живительную энергию. Теперь он знал, что именно должен делать. Сначала изучил состояние друга, нашел проблему, а потом принялся исправлять. И все оказалось до смешного просто. Небыстро, но совершенно нетрудно. Стоило лишь понять, куда именно нужно направить силы.       Все те десять минут, что Чонгук усердно старался все исправить, бывшие друзья даже не смотрели друг на друга. Гук сидел с закрытыми глазами, а Тэхен отвернулся к дереву, не желая ни видеть чернородника, ни показывать своих эмоций.       И вот, все кончилось. Чонгук убрал руку и с волнением поднялся на ноги. Сердце стучало так быстро, что кружилась голова, но Гук был уверен, что все сделал правильно.       — Тэ… Я закончил, — несмело промямлил Чонгук, и Тэхен с опаской повернулся. Его рука скользнула на край гамака, а взгляд устремился к ноге, которая неторопливо поднялась. Резкий выдох слетел с губ, и слезы заструились по щекам.       Тэхен не отрывал взгляда от своих ног, которые теперь шевелились и упирались в ткань. Чонгука он игнорировал. И лишь его красное заплаканное лицо и дрожащее тело выражали всю бурю эмоций.       — Прости меня, Тэхен, — произнес Чонгук, когда Тэ развернулся и сел, касаясь ступнями земли. — Я никогда не хотел причинять тебе вред. Тогда я не мог контролировать себя, но теперь научился. Я знаю, что прошедший год не вернешь. Знаю, что ты, должно быть, меня ненавидишь, но я просто хочу сказать тебе «спасибо» за то, что всегда был на моей стороне. Прости.       С этими словами Чонгук поджал губы в некоем подобии скромной улыбки и развернулся, чтобы покинуть сад.       — Я никогда не ненавидел тебя, — заговорил вдруг Тэхен. В его тоне все еще звучала обида, но неприязни, и правда, не было. — Я знал, что ты сделал это не специально, но никогда не мог понять почему.       Чонгук снова развернулся и глубоко вздохнул. Он знал, что однажды ему придется объяснить, но открывать всю правду считал неправильным. Представать перед другом еще более странным, чем он уже казался, не было хорошей идеей.       — В тот день я впервые вернулся от чернородников, — объяснил Чонгук, делая шаг к Тэхену. — Выпрыгнул из окна и прибежал домой. Я был напуган и растерян, а ты даже не заметил, что меня не было. И мне стало обидно, что единственный человек, который был мне другом, так быстро нашел мне замену.       Тэхен раскрыл рот и округлил глаза, отталкиваясь ногами от земли и невольно приближаясь к Чонгуку.       — Я… — Он не знал, что сказать, но Гуку не нужны были оправдания.       — Я был глуп. Конечно, откуда ты мог знать? Винить тебя было неправильно, но тогда я не смог совладать со своими чувствами. Я просто слишком сильно нуждался в тебе, но даже не предполагал, что сделаю что-то подобное. Прости. — Чонгук опустился на колени и взял друга за руки, мягко сжимая. — Прости, пожалуйста.       Тэхен, все еще заплаканный и переполненный эмоциями, сжал в ответ, но больше ничего не сказал. Только кивнул и слабо, еле заметно улыбнулся.       Домой Чонгук возвращался неспешно. Он чувствовал себя опустошенным и уставшим, словно провел весь день за строительством. Ноги еле шли, и хотелось рухнуть на траву около реки. Но дышалось легче. Улыбка то и дело касалась губ, а глаза вздымались к причудливым облакам, неторопливо проплывающим по небу.       В тот же день Чонгук сообщил родителям о своем решении вернуться. Они встретили его с непониманием. Отец изумился желанию вновь оказаться рядом с чернородниками, а мама сказала, что Чонгук нужен в деревне. И он понимал все их доводы. Знал, что они правдивы и разумны, но сердце рвалось к Чимину, поэтому Чонгук собрался и уже на следующий день покинул родное поселение.       Теперь его место было не там. Не в тепле и уюте родительского дома, а в холоде и опасности военного лагеря. Теперь его дом был рядом с другими чернородниками и их лидером, и было совершенно неважно, в каких условиях пришлось бы жить.       На этот раз в лагере было спокойно. Привыкшие к частым боям, солдаты научились быстро расправляться с их последствиями и возвращаться к обычной жизни с ее радостями и заботами. Люди встретили Чонгука приветливыми улыбками, а Хосок даже раскрыл для прибывшего свои объятья.       — Какие люди! — прокричал он, расплываясь в довольной улыбке. Чонгук спешился и подошел к чернороднику, который, на его удивление, действительно обнял младшего и похлопал по спине. — Какими судьбами? Чимин не говорил, что ты приедешь.       — Я не предупреждал. Сам решил только пару дней назад.       — Ты останешься или вернешься? — Хосок, все еще держащий руки на плечах Гука, окинул того взглядом с ног до голову. — Ничего себе ты вымахал!       — Да нет же, — смутился Гук, и старший снова одобрительно похлопал его по накаченному бицепсу.       — Чонгук, — раздался голос Юны, и женщина довольно кивнула чернороднику. Рядом с ней стоял уставший, но радостный Юнги. Не было только Чимина, и Чонгук глазами искал его, осматривая собравшихся. Вокруг было много народу, а потому найти лидера было непросто, но он все равно рыскал взглядом, пытаясь зацепиться за знакомые черты.       И вдруг нашел.       Вывернувший из-за палатки, Чимин остановился, заметив Чонгука, и окружающие слегка расступились, пропуская лидера. Сердце дрогнуло, и все вдруг стало правильно. Тепло. Спокойно. Чонгук наконец был дома.       Глаза Чимина, такие красивые, темные, полные ласки, смотрели на него с нескрываемым изумлением, и Чонгук купался в этой нежности. В этой растерянной радости.       Чимин сделал пару неуверенных шагов вперед, поглощая Гука взглядом, и тому показалось, что чернородник сейчас бросится к нему и обнимет, но Чимин вдруг дернулся и, позволив уголкам губ только слегка приподняться, скрылся в палатке. Гук растерялся. Он взглянул на Хосока, безмолвно прося объяснений, но тот лишь пожал плечами.       — Голодный, наверное? — сказал старший чернородник, опуская ладонь за загривок, и повел к костру. — Как раз время обеда.       Но Чонгук не мог думать о еде. Страх снова охватывал его цепкими ледяными когтями, и воспоминания о первых трех месяцах в лагере настойчиво вторглись в разум. Неужели снова будет так? Чимин опять будет его игнорировать? Сделает вид, что они никогда не были близки?       — Проклятье, что это такое?! — вскрикнул вдруг Чонгук, отшвыривая пока еще пустую плошку. Она упала на землю, и стоящие неподалеку солдаты покосились на чернородника.       — Успокойся, — настойчиво произнес Хосок низким голосом. Он умел быть властным и убедительным. Даже пугающим, и Чонгук бы послушал, если бы поведение Чимина не волновало его в миллион раз сильнее.       — Почему он снова ведет себя со мной так? Что случилось, Хосок?! — воскликнул Гук отчаянно и двинулся в сторону палатки, куда ушел лидер. — Мне нужно поговорить с ним.       — Стой. — Рука крепкой хваткой легла выше кисти, и Гук вскинул на старшего возмущенный взгляд. — Не спеши так. Позволь мне. Ешь.       Хосок с силой усадил Чонгука на бревно и велел солдату положить ему еды. Сам же ушел к Чимину.       Но Чонгук не мог усидеть на месте. Ему хотелось вопить и пинать все вокруг. Стоило им расстаться, и Чимин снова забыл его? Даже дружбу? Снова стал безразличен настолько, что не одарил ни единым словом?       Правда потерял всякий интерес?       Слезы навернулись на глаза, и Чонгук опустил голову, окунаясь в свой страх. Он ничего не понимал. В письмах Чимин всегда отвечал охотно, делился переживаниями и интересовался его делами, а теперь… Может, он что-то понял не так? Может, Чимин куда-то спешил?       Но, как бы там ни было, сидеть и ждать Чонгук не мог. Не мог позволять другим разбираться в их делах. Поэтому, так и не приняв еду, он поднялся и направился в палатку.       Хосок, как и обещал, был внутри. Стоял напротив Чимина и что-то говорил ему, когда Чонгук решительно вошел внутрь.       — Выйди, — бросил он Хосоку, и тот округлил глаза. Приказывать чернородникам мог только их лидер, а разговор в таком тоне со старшим выражал неуважение, но Чонгук нарушил оба правила, и Хосок, смотря на его состояние и считая, что парням действительно стоит поговорить, послушался.       Чимин и Чонгук остались одни. Впервые за почти полгода они дышали одним воздухом, смотрели друг другу в глаза и видели мельчайшие изменения. Чонгук возмужал, Чимин еще больше расцвел. У первого отросли волосы, появились мускулы, слегка заострились черты лица, у второго — наоборот стали мягче. Он не поправился, но необычным образом излучал властную заботу. Нежность уверенного в себе и своей правоте правителя. Чонгук хотел выяснить причину холодного к нему отношения, но в тот момент, стоя так близко, пожелал лишь одного — обнять.       Сделав три больших резких шага, Гук притянул Чимина к себе и заключил в крепкие жадные объятья. Уткнулся носом в шею, вдохнул теплом расплывающийся по телу запах и наконец расслабился. Чимин удивился, но не оттолкнул. Тоже обнял в ответ. Чуть слабее, но не менее искренне. Ощутил всю мощь держащего его парня и на несколько секунд позволил себе в ней потеряться. Просто отдаться этому ощущению безопасности и защиты одновременно. Это был его Гук — прелестный мальчишка с круглыми глазами и кроличьими зубами. Его зайчик, его друг. И в то же время, это был Чонгук — растущий не по дням, а по часам, превращающийся в мужчину, от которого кружилась голова. Чье сильное тело, властные руки и чарующий запах заставляли подгибаться колени.       Чонгук отстранился с трудом. Ему все еще хотелось быть рядом. Не спорить, не отдаляться, а просто обнять и не отпускать. Быть вместе, забывая обо всем остальном.       Но оторваться пришлось. Увидеть взгляд быстро закрывающегося от тебя человека и сделать ненавистный шаг назад.       — Мог хотя бы «Привет» сказать.       — Привет, — ответил Чимин, поднимая полный неловкости взгляд. Его что-то смущало. Терзало, не давало открыться. Он снова натягивал одну из своих масок, но для Чонгука, знающего его слишком хорошо, она была почти прозрачной.       Гук горько усмехнулся в ответ. Совсем не такой он представлял их встречу, и обида всколыхнулась с новой силой.       — Что опять? — с претензией произнес он. Злость и ощущение несправедливости из последних сил помогали справиться с болью. Разбитыми надеждами и сердцем.       — Я занят, Чонгук.       — Так занят, что даже не можешь уделить пару минут другу?       — Да.       Чимин отвернулся и прошел к столу, на котором лежала материя для бинтов. Он принялся рвать ее, не глядя на Гука, а тот лишь ошарашено смотрел в спину. Перед ним словно была стена. Мог ли он расшевелить этого человека, заставить все же дать ему ответ?       Но почему же снова должен был просить о внимании?!       — Ладно, — буркнул Гук и вышел.       Он не хотел унижаться.       В груди горело недоумение, кулаки сжимались, ноги не слушались, слезы жгли глаза. Он так скучал, а получил… что получил.       Наверняка, причина была. Нормальная причина, которую Чонгук сможет понять и принять. Наверняка, Чимин придет в себя, и все наладится. Стоило думать так. Но в тот момент было лишь больно.       Чонгук все же поел. Вернулся к костру, извинился перед солдатом, который уже третий раз старался для него, а потом нашел Юнги. С ним он обсудил дела, военные успехи и проигрыши, поговорил про урожай, погоду и свои тренировки. Рассказал о том, что исправил ошибку, совершенную по отношению к Тэхену.       — Я заметил, у нас много пленных. — Чонгук повернул голову к клеткам, где за решетками сидели солдаты армии Высокого замка. Все они выглядели неплохо. Казались здоровыми и накормленными, только грязными. Почти как он после двух дней езды.       — Да, я переманиваю их на нашу сторону, — хитро ответил Юнги, и Гук удивленно приподнял брови. — Объясняю, что если они присоединятся к нам, то смогут остаться на этих землях.       — И они соглашаются?       — Кто-то, но в основном пока боятся. Они опасаются, что если их сторона выиграет, будут казнены как предатели.       — Понимаю, — вздохнул Гук, но идея ему казалась отличной. Если людей можно будет просто переманить, все кончится малыми потерями. — Удачи с этим!       Ближе к вечеру Чонгук, чувствующий себя еще более грязным, отправился купаться. Неподалеку от лагеря было озеро, и в лучах неторопливо заходящего солнце оно смотрелось особенно прекрасно. Вокруг росли высокие камыши, в которых летали насекомые, и Гук прошел вдоль, подыскивая подходящий спуск.       Вода, прогревшаяся за день, была теплой, но все же приятно охлаждающей после жары. Сняв одежду, Чонгук неторопливо зашел на глубину и опустился с головой, погружаясь в подводное царство тишины и спокойствия. Оттуда проблемы казались чуть дальше, и чернородник позволил себе расслабиться и отдаться мощи природы. Он поднял ноги, распрямил руки и откинулся назад, чувствуя, как вода выталкивает его на поверхность. Солнышко приятно припекало, лаская мокрую кожу, и Чонгук немного отплыл на спине, смотря на голубое безоблачное небо. Бескрайнее, мирное, великое. Под ним все их ссоры и войны казались лишь пустяками, ничего не значащими в масштабе истории. Однажды они умрут, их потомки забудут о том, что когда-то на этой земле проливалась кровь, а оно все еще будет, неизменно огромное и спокойное. Не тронутое никакими невзгодами.       Выбравшись на берег, Чонгук упал на траву и, подложив руку под голову, закрыл глаза, погружаясь в сон. Он не заметил, как оказался не один. Как справа неторопливо подошел человек и опустился рядом, безотрывно смотря на прикрытого одним небольшим полотенцем Гука. Он спал некрепко, но сладко, убаюканный теплом солнца, прохладой озера и нежностью травы. И Чимин, находящийся рядом, любовался им.       Его крепким загорелым телом, взрослеющим лицом и легкой улыбкой, длинными раскинувшимися по руке волосами, необычно пышными ресницами. Он смотрел, и в груди щемило от перехватывающих дыхание нежности и любви. Взгляд скользил по крупному носу, розовым губам и крепкой шее. Безумно хотелось припасть к ней и оставить поцелуй. Чимину было слишком трудно сдержаться, поэтому дыхание утяжелилось, а рука все же потянулась к Гуку. Коснулась щеки и пробежала по слегка шершавой коже.       Чонгук поймал ладонь, не открывая глаз, и притянул к себе, несильно сжимая. А потом все же нахмурился и повернулся.       — Чимин? — произнес он растерянно, заметив старшего чернородника. Тот убрал руку и прокашлялся, ерзая на земле. Чонгук сел и тут же осознал, что почти полностью голый. Несчастный кусок материи, что прикрывал его, казался крохотным, и взгляд Чимина обжигал кожу.       — Почему ты вернулся?       Гук горько усмехнулся и опустил голову. Вопрос звучал с недовольством. А он ожидал, что ему будут рады… Глупый.       Но если Чимин не боялся быть жестоким, то и Гук больше не желал кого-то из себя строить. Поэтому он прямо посмотрел на старшего и ответил с легким вызовом:       — Скучал.       Чимин резко выдохнул. Так, словно его резали без ножа. Словно издевались. Чонгук не мог понять его эмоций.       — Чонгук… — с некоей мольбой во взгляде произнес Чимин.       — Что? Я скучал по тебе! Не имел права? В следующий раз предупреждай, что мне не рады.       — Не в этом дело.       — А в чем? — повысил голос младший. — Почему ты снова ведешь себя со мной, как с чужаком?       Чимин тяжело вздохнул и протер лицо руками, думая о том, как объяснить. А Чонгук больше не мог выдерживать. Не мог ждать своего приговора.       — Потому что ты меня отвлекаешь.       — Я тебя отвлекаю? — опешил Гук. Такого он не ожидал. — Мы не виделись последние полгода!       — Да. Но когда видимся, я забываю обо всем остальном, — ответил Чимин, и Чонгук растерянно подался назад, в неверии смотря на старшего. — Я не вижу никого, кроме тебя, Чонгук! — произнес Чимин, вдруг придвигаясь. Его рука легла на согнутую коленку, а лицо оказалось совсем близко. Так, что дыхание сбилось, и пульс участился. — А мне нельзя. Я не могу думать только о тебе. Под моей ответственностью тысячи жизней, и если я отвлекусь, если поставлю тебя выше, они заплатят за это. Когда тебя ранили…       Чимин потупил взгляд, но не отстранился. Чонгук все еще чувствовал исходящий от его тела жар, и это сводило с ума.       — … я бросился спасать тебя, оставив остальных. Мне не было дела до того, кто там поранится или умрет, меня волновал только ты.       — Ты жалеешь, что?..       — Не смей так говорить! — перебил Чимин вопрос, окончание которого уже знал и не мог позволить произнести, поэтому легонько шлепнул по ноге и оказался еще ближе. — Ты меня не слышишь? Нет никого важнее тебя, понимаешь? Никого! Но так не должно быть! Я лидер, от меня зависят люди. Я не могу бросать их из-за собственных чувств. Не могу не видеть их, потому что ты всех затмеваешь. Ты как солнце, Чонгук. Когда оно светит, других звезд не видно.       Чонгук молчал. Он не мог поверить в то, что слышал. Для Чимина не было никого важнее него? Неужели?.. Но мог ли он радоваться, если это означало подобную холодность? Что вообще это означало?       — Поэтому прошу тебя, Чонгук, уезжай. — Словно прочитав его мысли, сказал чернородник. — Возвращайся домой и позволь мне быть лидером, который заботится о своих людях.       — Уехать? — грустно переспросил Гук, хмуря брови и надуваясь, будто ребенок. — Но я только приехал.       Рука Чимина легла на щеку младшего, и от любви в глазах по спине побежали мурашки. Чонгук не помнил, чтобы Чимин когда-нибудь смотрел на него так. Да, он видел игривость, заинтересованность, нежность, восторг, но этой щемящей любви не видел, и от этого сердце еще больше тянулось к старшему. Хотелось бросить все и быть вместе, сделать так, чтобы он был счастлив. Он был готов на что угодно. Это пугало, но и завораживало одновременно. Чудесный водоворот чувств, который утягивал все глубже.       — Пожалуйста, — серьезно попросил лидер, легонько проводя большим пальцем по коже. Гук закрыл глаза и уткнулся в ладонь, ловя редкий момент близости. Сердце разрывалось. Он опять останется без Чимина? Как выдержит?       Но если он просил, значит, так было надо. Поэтому Чонгук покорно кивнул и обхватил кисть Чимина, прикладывая руку того к своим губам.       — У меня, между прочим, два дня назад был день рождения, а ты прогоняешь, — закапризничал Чонгук. Он знал, что через несколько минут придется снова стать ответственным взрослым, но пока, рядом с Чимином, хотел не прятаться.       — Правда? — На лице старшего показалась улыбка, и Чонгук невольно подался вперед. Он остановился, лишь когда их носы почти коснулись друг друга, а глаза безотрывно смотрели в глаза. — И что ты хочешь в подарок?       Разве это был не глупый вопрос? Разве Чимин не знал? Разве поведение Гука не кричало громче любых слов? Говорить было не надо, все и так было понятно. И Чимин понял тоже. Понял по искоркам, что свернули в шоколадной бездне и по краснеющим щекам. Понял и подался назад.       — Прости, — ответил Чонгук виновато. Было больно, но он знал, чего ожидать. — Мы же договорились, что…       Но Чимин не дал закончить. Вместо этого он переложил ладонь на шею и притянул Гука к себе, накрывая его губы своими. Так нежно, но страстно, что все тело Чонгука прошибло потребностью, и когда между ними снова появилось расстояние, желание его сократить стало пыткой. Чонгук так давно не целовал Чимина… Слишком давно. Вкус его губ остался в далеком прошлом, будто во сне, но, стоило снова ощутить его, показалось, что всех месяцев дружбы и разлуки просто не было. Не могло быть, ведь они принадлежали друг другу.       Быть вместе было естественно, поэтому Чонгук с жаждой приоткрыл губы, углубляя поцелуй и сплетая языки. Впился пальцами в волосы, притянул сильнее, будто желая удержать Чимина рядом с собой, и исследовал его рот, становясь все наглее с каждой секундой. Выцеловывая, облизывая, покусывая, улыбаясь и не отпуская от себя. И реакция Чимина сводила с ума. Он поддавался. Растекался, словно расплавленное масло, отвечая с не меньшей потребностью и совершенно не противясь. Не отталкивал. Наоборот, Чонгук ощутил, как тот начал слегка дрожать, и это передалось и ему.       Рука Чимина скользнула по гладкой коже груди, на талию, под полотенце, и Чонгук изумился подобной прыти после почти года отсутствия близости. Чимин же этот год ощущал слишком ярко. Прожил его, выстрадал, и теперь время тратить не мог. Он мечтал о Чонгуке слишком долго, и когда тот оказался в его власти почти полностью обнаженным и готовым ко всему, рамок не осталось.       Чонгук резко выдохнул в губы, когда рука Чимина властно прошлась по его члену, и почти заскулил от потребности. Слишком давно они не были вместе. Слишком долго ждали.       Губы спустились на шею, особенно чувствительную у Гука, и чернородник выгнулся навстречу, очередным сладким звуком одобряя действие. Чимин же не мог насытиться его сладкой загорелой кожей, ее теплом и запахом. Целовал, упиваясь реакцией, и сам заводился настолько, что хотелось прикоснуться к себе. Вместо этого он взял руку Чонгука и опустил на свои штаны, позволяя немного сжать поднимающийся бугорок. Давая знать, что желание Гука не было безответным.       Младший чернородник тут же подхватил инициативу. Принялся массировать, сбивая дыхание Чимина и наслаждаясь видом того, как он терялся в ощущениях. Как подавался вперед, постанывал и дрожал. Это кружило голову. Поэтому, когда Чимин повалил Чонгука на траву, тот не воспротивился. Сил не было. Он мог сосредотачиваться только на горячих поцелуях Чимина, которые опускались по его груди, касались впалого живота и без стеснения оказывались на бедрах, оставляя за собой бесстыдные мокрые дорожки. Когда Чимин взял в рот его напряженный член, Чонгук изогнулся и проронил гортанный звук, сжимая в кулаке траву.       Пока руки Чимина жадно оглаживали тело, его рот умело двигался на члене, наращивая темп и выбивая из головы Чонгука последние мысли. Чимин хотел бы продлить момент их близости. Поцеловать каждый миллиметр любимого тела, показывая Чонгуку, насколько тот драгоценен, но не мог ждать. Тело требовало обратить внимание на потребности, и теряющий разум от прикосновений Гук точно не помогал оттянуть момент. Он выглядел таким податливым, покорный, что Чимину захотелось взять его, но в тот день приходилось довольствоваться лишь наружными ласками. К другому их тела готовы не были. Кроме того, он даже не знал, как бы Чонгук отреагировал на такое предложение, ведь раньше всегда именно он был в активной роли. Правда, в тот момент Чимину казалось, что Гук согласился бы на все, и это делало его член невероятно твердым. Но он не трогал себя. Ему хватало вкуса во рту и вида перед собой. Ему невероятно нравилось, что он делал Чонгука таким. Зависимым, податливым, задыхающимся от желания, морщащимся от накатывающего наслаждения. Ему нравилось, что он делал его таким. Он его таким сделал. И таким он был только с ним. Его.       Его…       Чимин старался усердно, вспоминая все свои трюки. Игриво посасывал головку, водил рукой по стволу, сжимал яички, расслаблял горло. Он делал все, что умел, чтобы доставить удовольствие, и поэтому много времени на это не ушло. В очередной раз громко выдохнув, Чонгук зажал в кулаке волосы Чимина и обильно излился в его рот.       Чимин улыбнулся. Он взглянул на все еще тяжело дышащего парня и чмокнул того в живот.       — Ты просто невероятный… — усмехнулся Гук, зарываясь рукой в волосы. — И как после такого я должен уехать?       — Чтобы было, что вспомнить, — сощурился Чимин, расплываясь в хитрой улыбке.       — Так, значит? — Гук резко сел, угрожающе сверкая взглядом, и притянул Чимина к себе за руку. Крепко удерживая, он запустил вторую руку ему в штаны и удовлетворенно прикусил губу, когда старший ахнул. Чимин всегда был очень отзывчивым, и Гук решил насладиться этим по полной. Вместо того, чтобы продолжить свое действие, он вытащил руку и скользнул ей под рубаху, оглаживая спину и сильнее приближая Чимина. Их лица снова оказались совсем близко друг к другу, но Чонгук не поцеловал. Вместо этого он коснулся губами уха, тут же пуская по телу Чимина мурашки. Лизнул раковину и взял в рот мочку, слегка посасывая и ощущая, как Чимин жмется к нему. Рука скользнула на грудь и нашла горошинку соска, после чего слегка покрутила ее под пальцем. Чимин жарко выдохнул.       — Значит, решил помучить меня? — спросил Чонгук, отпустив ухо, и Чимин снова задрожал от этой подчиняющей властности в голосе. Раньше он таким не был. Не таким.       — Нет, я… — проронил лидер шепотом, теряясь под прикосновениями, когда губы спустились к основанию шеи, а рука нашла живот. Но она лишь дразнила. Пальчики водили по низу то поднимаясь, то снова опускаясь. Но больше не касалась того, что так жаждало внимания.       — Нет? Уверен?       Вопрос прозвучал почти угрожающе, и Чимин приник грудью к груди, обнимая Гука и снова утыкаясь ему носом в шею. Он был так ему нужен… Так нужен, что это было невыносимо. Эмоции начинали разрывать изнутри.       Чимин попробовал прикоснуться к себе сам, но Чонгук укорительно покачал головой и завел его руки за спину. Так уверенно и непререкаемо, что Чимин не решился протестовать. Хотя отсутствие внимания к его члену было почти болезненно, особенно когда Чонгук как бы невзначай задел его. Чимин заскулил.       — Что важный лидер, большой начальник, любишь покомандовать? — спросил Гук. Чимин же в тот момент совершенно не походил на описанного младшим. И тот этим наслаждался. — А как насчет того, чтобы подчиниться?       От этих слов член Чимина снова дернулся, и он попытался поднять удерживаемые руки. Несильно, лишь в знак протеста, но Гуку не понравилось и это. Он продолжал пытать легкими прикосновениями и сладкими поцелуями.       — Гук, пожалуйста, — тяжело дыша, прошептал Чимин.       — Если бы я так же легко получил то, что хочу… — сокрушаясь, ответил Чонгук и поцеловал. Страстно, требовательно, глубоко. Не позволяя вздохнуть, пропуская внутрь язык и покусывая губы. И рука в тот момент наконец сжалась на напряженном члене и начала движения резко, часто. Так, что воздух застрял в горле, и Чимин отстранился, сходя с ума от ощущений. Чонгук был почти безжалостен, но в то же время так нежен, что лидер впился ногтями в собственную кожу, изогнулся и кончил с несдержанным стоном, роняя голову на плечо Чонгука.       Он еще долго пытался отдышаться. Перед глазами плыли тени, а тело норовило размякнуть. Чонгук оставил последний долгий поцелуй на щеке и вдруг крепко обнял.       — Я люблю тебя, Чимин, — произнес он со слезами. Еле слышно, но сердце старшего все равно дрогнуло. Так сильно, что это выбило почву из-под ног.       И мир, кажется, пообещал больше никогда не стать прежним.