Черные ангелы

      Зима уже подходила к концу, но земля все еще была промерзшей. Лошади ступали по неровной поверхности, устало бредя домой, и Чимин, сгорбившись, старался не уснуть прямо в седле. Очередной бой. Какой уже по счету, он не знал. Очередное нападение, которое они отбили с потерями. Пленные брели за оставшимися солдатами, и можно было радоваться, но у Чимина уже не было сил ни на что. Смеркалось. Он устал.       Тактика Высокого замка была странной. Враги нападали малыми группами на деревни поблизости, и армия спешила разбить противника. Чаще всего выигрывала довольно быстро, но враги неизменно забирали с собой несколько жизней. Они грабили поселения, иногда похищали женщин и детей, устраивали ловушки для солдат, а потом сбегали. Бывало, даже не вступали в бой, и Чимину казалось, что он, как дурак, вел своих людей ровно туда, где их хотел видеть неприятель. Но ничего другого он сделать не мог. Оставить деревни беззащитными было недопустимо. Поэтому они ловили, кого успевали. Обычно брали в плен, а если те упрямо бились, — убивали.       Потом пленных приводили в лагерь, где Юнги старался убедить их присоединиться к рядам армии Черного замка. В последнее время получалось все чаще. И это радовало, пока не случалось очередное нападение.       Они были нескончаемы, и Чимин это ненавидел. Ненавидел, что ничего не мог сделать. Они даже построили дозорные посты вдоль границы, но эти подонки все равно умудрялись проникать на их земли. Как крысы. Они бежали сожрать их запасы и уничтожить все, что встречалось на пути.       Чимин слез с лошади, вручил вожжи подошедшему солдату, отдал несколько поручений и отправился в свою палатку. Как лидер, теперь он жил один. В просторном, теплом помещении, которое стало его домом. Лагерь редко переезжал, и вещи множились, а палатки становились все уютнее. Это Чимину тоже не нравилось. Он не хотел, чтобы подобная жизнь становилась нормой.       Рухнув на стул у стола, чернородник взял в руки грифель и разложил лист бумаги.       «Я так устал воевать, — начал писать он без приветствия или иного введения. Это казалось пустым. — Я уже хочу домик в деревне и кур. Наш домик».       Чимин откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул, поднимая голову к потолку. Сможет ли когда-нибудь этот домик стать реальным? Не останется ли лишь мечтой старого солдата? Старого… Чимин усмехнулся. Осенью ему исполнилось двадцать, но чувствовал он себя на все сорок.       Может, в этом все было дело? Он был слишком молод, чтобы управлять целой армией и определять судьбы людей? Кто решил, что только потому, что он чернородник, из него получится хороший лидер? Кто был так глуп?       Он часто писал Чонгуку. В последнее время короткие письма стали для него настоящей отдушиной. Читая о простой жизни в возрождающемся Хентоши, Чимин словно переносился в прекрасный сон, где не было места смерти и боли. Где прекрасное будущее стояло с протянутой в ожидании рукой.       Однажды Чонгук вместо письма прислал ему рисунок. Портрет Чимина, выполненный по памяти, который теперь висел у изголовья кровати, убаюкивая вояку мыслями о любви и надежде. Ему хотелось, чтобы Гук нарисовал их мечту. Дом, где будут мир, спокойствие и любовь, но он не смел просить.       Даже это письмо не отправил. Лишь свернул и убрал в небольшую коробочку, где хранились такие же неуместные послания. Волновать Чонгука не стоило. Питать его надеждами тоже. Чимин воевал почти каждую неделю. Он постоянно рисковал жизнью и не мог быть уверен, что увидит мирное время. Его уже три раза ранили. Чернородники всегда успевали помочь, но каждый раз был напоминанием о том, что он вовсе не бессмертен. Он мог быть лидером невероятных существ, но не был богом. Ни один из них не был. Хосока ранили четыре раза, однажды он чуть не погиб, Юну — один, и то, потому что она держалась подальше от основных боевых действий, Юнги — два, что для столь умелого воина было много. Чимин уже привык бояться за их жизни, и это очень его изматывало. Он не хотел больше терять людей: Намджуна, Джису и множества солдат было достаточно.       Также Чимин устал убивать. К счастью, в последнее время он чаще вырубал противников, чтобы потом Юнги уговаривал их сменить сторону, но так получалось не с каждым. От спокойного сна по этой причине не осталось почти ничего. Даже если ему снилось что-то хорошее, оно все чаще сменялось на ужасы войны.       Чимин с тяжелым выдохом поднялся со стула и принялся раздеваться. В палатке было довольно тепло. В чаше по центру, потрескивая, горел огонь, и взгляд упал на манящую мягкую кровать. Надо было бы помыться, но даже на это сил не хватало, поэтому Чимин лишь обтерся, смывая грязь и кровь.       — Чимин? — раздался голос Хосока у входа в палатку.       — Да?       Хосок показался из-за полога и, заметив друга, ступил внутрь.       — Ты не ел? — Чимин покачал головой. — Составишь компанию?       Старший чернородник, держащий в руках две плошки, подал одну лидеру, а сам развернул стул к огню. На ужин (или обед?) был рис с рыбой, и Чимин, только завидев еду, вспомнил, насколько был голоден. Хосок, должно быть, тоже, но младший не разглядел в его потухшем взгляде аппетита. Лишь волнение и какой-то ужас, словно тот отчаянно желал завести разговор, но боялся.       — Устал? — начал издалека Чимин. Конечно, они все устали, о таком даже спрашивать было не нужно, но это казалось правильной темой. Все равно, Хосок скоро не сдержится. В этом он был довольно импульсивен. Выпаливал правду, чтобы ни случилось, особенно если был в окружении друзей.       — Чимин… — Старший замер. Он опустил руки, держа плошку с едой, к которой так и не притронулся, и с опаской покосился на лидера. Тот смотрел с теплотой и готовностью выслушать. — Сегодня я сделал кое-что…       — Что ты сделал?       Хосок отставил еду на стол позади и переплел пальцы. Чимин даже со стороны ощущал, как быстро колотилось сердце его друга, но не понимал, чего тот так боялся. Он же должен был знать, что Чимин его всегда поддержит.       — Когда мы сражались… я не просто убил противника… Я вытянул из него силу. Ты… знаешь, что это такое? Ты когда-нибудь так делал?       Чимин вздохнул и встал с кровати, чтобы присесть у ног Хосока и взять того за руку. Старший дрогнул, и волна облегчения прошла по его телу так заметно, что аж плечи опустились.       — Я нет, — честно ответил Чимин. — Но Чонгук делал.       Этого Хосок не ожидал. Он вскинул взгляд на лидера, округляя глаза в недоумении. Чонгук? Тот самый невинный (ну, почти) Чонгук?       — Это естественно для некоторых из нас, — продолжил лидер. — Особенно когда мы измождены и злы. У наших тел есть способность брать себе энергию, и они хватаются за нее, когда это нужно.       — Но это страшно, — нахмурился Хосок, и Чимин крепче сжал руку. — Страшно то, насколько это опьяняет. Эта сила… Она так манит…       Старший чернородник стыдливо опустил голову.       — Я знаю, что никогда не жалел врагов…       — А я знаю, что это неправда, — перебил лидер, и Хосок поджал губы.       — Я смирился с тем, что должен делать. Я злился на них. Меня не мучила совесть. — Чимин в неверии склонил голову, но друг продолжал. — Но это… Мне страшно, Чимин. Я чувствую, как темнота подбирается ко мне.       — Послушай, — снисходительно вздохнул Чимин, будто Хосок переживал больше, чем следовало. — Как я уже сказал, Чонгук тоже так сделал. Поверь мне, темнота далека от него, как ночь от солнца. Так что это вовсе не значит…       — Но я чувствую ее. Я злюсь. Все чаще злюсь без причины.       — Война идет, Хосок! Без какой причины? Ты думаешь, люди не злятся?!       — Чимин, о чем ты? — воскликнул старший и поднялся. Он прошел вглубь палатки и остановился, смотря в стену. Наверное, ему казалось, что его никто не понимает.       — Ты говорил с Юнги?       — Говорил. — Хосок обернулся. — Но ему не понять. Он лучше всех нас владеет собой, поэтому считает, что и мне будет просто. А я… не хочу его разочаровывать.       — Ты не разочаруешь, — постарался заверить Чимин, но видел, что Хосок не верит. Он смотрел несчастным, напуганным взглядом. Взглядом одиночки.       Чимин подошел к нему и опустил руки на плечи, предлагая обнять, если друг того захочет.       — Я стоял сейчас рядом с солдатом и чувствовал… — Хосок сделал шаг назад, закусывая губу и морщась. Чимин нахмурился. Он старался не показывать своего волнения, но понимал, что Хосок беспокоится не без причины, — что хочу высосать из него силу. Меня прямо тянуло…       — Ты просто устал, — произнес как можно спокойнее Чимин, но его переживания не укрылись от старшего.       — Так ведь редко бывает, да? — Чимин не ответил, и Хосок сделал шаг назад, в отчаянии хватаясь за голову. — Я какой-то монстр…       — Нет, нет! — Лидер вмиг сократил расстояние до друга и притянут перепуганного чернородника к себе. Тот обнял крепко, словно Чимин был последней соломинкой. — Не смей так говорить о моем лучшем друге. Одно то, что ты переживаешь, означает, что ты не позволишь тьме взять верх.       — Я думаю, дело в моем детстве, — устало пробормотал Хосок, когда они с Чимином опустились на кровать. Старший чернородник лежал, пялясь в потолок, а лидер сидел рядом и водил пальцем по его плечу. — Я не был бы таким, если бы они не сделали этого со мной. Если бы дали жить, как нормальному человеку. Они сами вырыли себя могилу. Сами виноваты.       Чимин буквально услышал, как изменилось настроение друга на последних двух предложениях. Голос стал низким и угрожающим, страх и сожаление пропали. Пришла злость. Стоило Хосоку вспомнить о том, как с ним обращались в детстве, темнота снова показала свои когти.       И у нее были все основания. Чимин помнил, как друг рассказывал о своем прошлом. Тогда Чимину впервые его собственная история показалась не такой уж и плохой. Его выставили из дома, но не заперли в сарае в клетке, не унижали и не использовали ради лечения, каждый день издеваясь и моря голодом. Он был свободен. Хосока освободила злость. Ей в его жизни уже давно была проложена дорога. Хосоку никто не дал шанса подольше остаться невинным.       — Мне было четырнадцать, когда я впервые убил человека, — продолжал безэмоционально чернородник. — И чтобы усмирить совесть, я убедил себя в том, что это нормально. Что защищаться — нормально.       — Так и есть.       — Нет. Убивая, ты уничтожаешь себя, Чимин. Наверное, у меня никогда не было шанса.       — Пожалуйста, хватит! — Лидер лег рядом и обвил друга руками и ногами, устраивая голову у него подмышкой. — Мы дали тебе шанс. И будем давать, сколько потребуется. Мы всегда будем бороться за тебя, понял? И ты не смей отчаиваться! Не смей! — Чимин поднял голову и нашел глаза Хосока. — Приказ лидера.       Старший легонько усмехнулся и сильнее притянул Чимина к себе, закрывая глаза. Сил делать что-то еще не было у обоих, поэтому они просто уснули, убаюканные теплом костра и друг друга.       Их разбудил крик солдата, ворвавшегося в палатку. Сначала голос показался отдаленным, с трудом пробивающимся в сон, но затем осознание смысла ударило мощным разрядом.       — Нападение!       — Что? Опять? — Лидер подскочил, пытаясь прийти в себя и разобрать слова подчиненного. Хосок нахмурился и тоже привстал.       — Да, новость пришла с соседнего поста. Армия перешла границу и движется к нам!       — Ясно, спасибо. — Чимин отослал солдата, а сам повернулся к Хосоку и простонал: — Но бой же только что закончился!       Он позволил себе быть измотанным двадцатилетним парнем лишь на пять секунд, а затем снова стал лидером земель Черного замка: быстро оделся и покинул палатку.       В лагере все уже суетились. Многие солдаты не успели разобрать вещи после приезда, но усталость сказывалась на каждом. Прошлый бой был далеко, они много времени провели в дороге и не успели даже отдохнуть.       Чимин запрыгнул на лошадь и осмотрелся. Солдаты быстро выстраивались, другие чернородники тоже взбирались на лошадей.       — Что за хрень творится? — проворчал Юнги, приближаясь к Чимину, но тот лишь пожал плечами.       Выступили скоро и поспешили к границе, стремясь остановить противника как можно ближе к его собственной территории. Соседний пост, с которого пришла весть, располагался всего в получасе езды, поэтому враг встретился уже скоро. Он показался из-за деревьев, затаившись в начинающемся после поля лесу, и Чимин насторожился. Что-то было не так. Обычно бой вели на открытой местности, среди деревьев сражаться было неудобно, и первым желанием было выманить армию неприятеля. Но что бы воины ни делали, враги не выходили. Лучники засели за кустами и деревьями и поражали приближающихся солдат.       Выставив вперед щиты, армия направилась к лесу и вскоре вступила в полномасштабный бой. Крики и лязг металла знакомо ударил по ушам, и Чимин взглянул на чернородников, что держались поодаль. Пока среди врага были лучники, они не могли приблизиться. Но солдаты бились отчаянно, расчищая дорогу и защищая свою территорию. Шли вперед, уходя все глубже, и чернородники спешились. Взяв все необходимое, они пошли за своими людьми.       — Что-то мне тревожно, — проговорил Юнги, настороженно осматриваясь, и Чимин лишь кивнул.       Они остались почти одни. Спешили за солдатами, но те быстро пропадали в чаще, оставляя за собой только тела и кровь. Юна и Чимин осматривали раненых, Хосок почти бежал вперед, а Юнги ступал осторожно, словно в любой момент в них могла прилететь стрела.       Так и случилось. Свист остался почти незаметным, и лишь возглас Юнги, схватившегося за ногу, привлек внимание окружающих. Раненый тут же спрятался за щитом, и остальные стали осматриваться.       — Деревья! — крикнул Чимин, замечая врага на одной из высоких ветвей, и сердце тут уже ушло в пятки. Сколько еще их было? Он и его друзья были как на ладони. Вторая стрела впилась в щит. Третья пролетела рядом с быстро уклонившейся Юной. — Проклятье! Отступаем!       Чимин ненавидел стрелы. Всей душой ненавидел. Потому что защиты от них было мало. Они могли закрыться щитами со всех сторон, но биться так все равно бы не получилось. От них не было пользы, и Чимин впервые ощутил себя настолько жалким. Они даже не могли защитить своих подданных.       Никчемные, мерзкие чернородники…       Чимин отвлекся на выкрик Хосока и заметил, как тот метнулся к Юнги. Последний был прикрыт щитом лишь с одной стороны, второй же прижимался к дереву, но оно было слишком узким, чтобы защитить. Поэтому когда атака произошла именно туда, Хосок забеспокоился. Он бросился на помощь, но, стоило ему только выйти из собственного укрытия, как новая стрела поразила уже его. Она угодила в плечо, и щит выпал, тяжелой деревяшкой опускаясь на пожухлую траву.       «Нет», — промелькнуло в голове Чимина, перед глазами которого все словно замедлилось. Он наблюдал за тем, как его друг лишился защиты, оставаясь открытым для врагов, и лишь крикнул: «Хосок, щит!». Отчаянно, бесполезно. Тот не мог поднять. Лишь схватился за плечо и опустился к Юнги, прикрывая того.       Защищая.       Чимин не мог поверить в то, что видел. Ему казалось страшным сном, что его друзья оказались в ловушке и внезапно стали абсолютно беззащитными. Юнги собрал последние силы и вытянул вперед руку, направляя ее куда-то вверх, и затем оттуда рухнул солдат. Он слетел, задевая ветви, и упал на землю в одно время с потерявшим сознание Юнги.       Чимин бросился к ним. Надо было помочь. Закрыть. Сделать хоть что-то. Он побежал, преодолевая несчастные несколько метров, которые казались самым большим расстоянием в жизни, и вдруг увидел, как в горло Хосока влетела стрела.       Чимин застыл.       Прямо на месте, как вкопанный. Выпустил из рук щит и только смотрел, как его друг оседает на землю. Мучительно медленно, отпечатываясь в памяти каждым движением. Взглядом.       Это не могло быть правдой. Не могло происходить. Все было насмешкой. Глупым сном, издевкой судьбы, которая так извращенно играла с ним. Ведь а как иначе?! Не мог же он терять еще одного друга. Не мог же еще один близкий покидать его по его вине.       Чимин рухнул рядом с Хосоком, каким-то чудом оказавшись рядом, и положил голову того себе на колени. Окровавленные руки дрожали, перед глазами плыло, дышать не получалось. Он хотел что-то сказать, но не мог. Слова застряли в горле, забыв, что существует голос. Забыв, что вообще что-то существует. И лишь глаза впивались в лицо лучшего друга, который схватил Чимина за руку и сжал, словно говоря что-то. И Чимин каким-то образом точно знал, что.       «Так лучше».       Чимину захотелось завопить.       Хосок не мог… не мог сдаваться. Только не он. Не его сильный, упрямый, смелый друг, который всегда умудрялся находить поводы для смеха и улыбки. Но он сдавался. Он каким-то образом решил, что отдать жизнь за другого будет правильно. Потому что сам не справлялся. Считал себя чудовищем. Не мог проживать жизнь, которая становилась для него слишком темной. Которая всегда была для него несправедливо темной.       Когда впереди показались люди, Чимин даже не задумался, чьими они были. Он не мог реагировать, потому что ничто, казалось, уже не имело смысла. Зачем биться, если конец у всего один? Смерти, смерти и еще смерти? Если люди погибали, жестоко погубленные непонятным врагом. Тем, кто напал, решая какие-то свои вопросы. Из-за него.       Зачем ему было бороться за свою жизнь?       Когда плечо пронзила обжигающая боль, Чимин уже ни о чем не волновался. В ушах звенело, перед глазами темнело, а разум обволакивало что-то тягучее и непонятное. Прозвучал голос Чонгука. Где-то в воспоминании, и рука Хосока перестала держать.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      Земля покачивалась. Что-то стучало. Тупая боль раздражала плечо. Чимин приходил в себя медленно, невольно. Он мечтал остаться в теплой темноте забытья, но холод реальности упрямо вытягивал наружу, призывая болью. Но стук был странный. Словно колес. Чимин разлепил глаза и нахмурился: он лежал внутри просторного ящика с двумя крохотными оконцами по бокам. Руки и ноги были связаны.       Он был в плену?       Чимин кое-как сел, опираясь спиной на стену, и получше осмотрелся, но разглядывать было нечего: он был один, в ящике было пусто. Рана на плече уже не кровоточила, но все еще болела. Чимин поднял руки и тронул дырку в заляпанной кровью одежде. Шрам останется. Его подлечили, но лишь достаточно для того, чтобы он не умер от потери крови, о комфорте никто не позаботился. А это, учитывая, что он в плену, было даже странно. Зачем вообще его подлечили? Почему не бросили умирать?       Умирать…       Воспоминания атаковали резко, и Чимин шумно втянул воздух, приходя в ужас.       Хосок.       Боль пронзила все тело, и Чимин скрутился, стараясь выдавить картинки из разума. Но не получалось. Вспомнившиеся, они не собирались покидать его и настойчиво маячили.       Его друг был мертв.       Еще один человек погиб из-за него.       Чимин уперся лбом в пол и застонал, отчаянно желая раздавить себя и лишить мир подобного монстра.       Были ли живы остальные? Он не знал. Юнги был ранен, Юна находилась рядом. А потом его забрали. Если смогли добраться до него, значит, противник оказался близко к его товарищам. Получается, и они могли быть мертвы?       И для чего тогда ему было жить? От него были одни неприятности. Он не мог ничего нормально сделать. Ничего. Глупый, вредоносный ребенок.       Прошла еще пара часов. Чимин дрожал всем телом, но заметил, лишь когда вырвался из очередного омута размышлений. Вырвался, потому что безумно хотелось по нужде, но останавливаться ради него уж точно никто бы не стал.       Чимин подполз к одному из окошек и наконец взглянул наружу. Вокруг были горы. Высокие, заснеженные горы и редкие деревья. Слышался топот лошадей, раздавались голоса солдат. Они были на территории Высокого замка.       Зачем его взяли в плен? Собирались обменять на своих людей? Шантажировать ради победы в войне? Ничто из этого Чимин не допустит. Убьют — пусть убивают, он будет рад избавить, наконец, от себя мир.       Ехали они еще долго. Бесконечно долго. За это время горы сменились полями, затем бурными реками, а потом снова горами. Они петляли по склонам, с которых открывался вид на воду и подвесные домики, и Чимин, ни разу не видевший земли Высокого замка, понял, почему их жители бьются так отчаянно. Юнги объяснял, но теперь Чимин осознал: вокруг были голод, разруха и нищета. Люди жили рыболовством и выращиванием риса. Лесов было мало, поэтому и животных разводить удавалось плохо. Малочисленные поля утопали в снегу. Люди выглядели изможденными, голодными и замерзшими.       Чимин сам ужасно устал. Он был голоден, хотел пить, руки, ноги и бока затекли. Но все это было лишь ничего не значащей мелочью на фоне настоящих страданий. На фоне его собственных боли и чувства вины.       В последний раз он выглянул в окно, когда стало шумно. Колеса въехали на что-то твердое и ужасно неровное, отчего трясти стало так, что Чимин не мог найти безболезненную позицию. Теперь за окном был город. Все еще в горах, со множеством отвесных склонов и мостов, но постройки сменились на каменные, одежда людей из рванья превратилась во что-то достойное, и вскоре в окне показался замок. Высокий и величественный. Тоненький, стремящийся вверх вместе с вершиной горы. Невероятно изящный и красивый. С башенками, сводами и статуями. По истине великолепный.       На его территории все было иначе: богато одетые люди, просторные дома, множество украшенных фонариками деревьев. Это место было уютным и красивым. Тем самым, о котором рассказывал Сокчон.       Еще через несколько минут все остановилось. Вокруг послышалось копошение, громче зазвучали голоса. Люди бегали мимо кибитки Чимина, если так можно было назвать этот ящик, и вскоре дверь распахнулась.       — Выходи! — скомандовал какой-то мужчина, и Чимин заметил нескольких лучников, пристально смотрящих на него и ожидающих действий. Он послушался. Выбрался на улицу, стараясь не застонать от боли в спине и конечностях, и огляделся. Вокруг были крепостные стены, больше рассмотреть не удалось, так как Чимина ткнули в спину какой-то палкой, и пятеро лучников, держащихся на одинаковом расстоянии от чернородника, направились с ним в замок.       Чимина завели в темный коридор и повели вперед, идя уверенно и спешно. Его же глаза никак не могли привыкнуть к темноте, поэтому когда впереди наконец показались окна, Чимин искренне обрадовался, что не наткнется случайно на чью-то стрелу.       Они оказались в холе. Довольно просторном и светлом, с большими окнами и красивой каменной лестницей. Все вокруг было серым, холодным, но каким-то образом от этого только более изысканным. Чимин невольно вспоминал описания Сокчона и понимал, что чернородник был прав: замок был прекрасен. И чем больше Чимин любовался, тем больше его мутило от контраста с жизнью обычных людей.       На верхних этажах появились картины. Выполненные на бумаге и дереве. Изображающие жизнь крестьян, природу и забавы господ. Красивых женщин, облаченных в разноцветные ханбоки, играющих на инструментах мужчин, луну, поля и горы. Чимин никогда в жизни не видел столько предметов искусства, сколько встретил за время короткого похода по коридорам Высокого замка. Под ногами лежали дорогие ковры, на столах из редкой древесины стояли фарфоровые вазы.       А затем Чимину приказали остановиться у двери, пока о его появлении объявляли. Это было так странно и почти нелепо, что хотелось рассмеяться. Его представляли, как важную особу, в то время как он был их пленником. Хотя, возможно, они лишь морально подготавливали правителей к его виду.       Внутри было просторно и свежо. Не холодно, но и не душно. Пахло благовоньями, которые изумительно сочетались с приглушенным из-за витражей светом. На огромных окнах спереди были изображения рек и гор, а между ними, на небольшом подиуме, протянулся стол, за которым сидело четверо чернородников. Посередине — мужчина лет пятидесяти, рядом с ним женщина лишь чуть моложе, по правую руку — молодой красивый мужчина, а по левую, рядом с женщиной — девушка.       — Чимин! — заговорил довольно мужчина, и его маленькие глазки загорелись энтузиазмом. Чимин распрямился. По всей видимости, именно эти люди были правителями данных земель. Той самой семьей чернородников, чьего наследника убил Шихек. — Рад приветствовать тебя в землях Высокого замка. Я Джэён, это моя жена Сунджон, сын Сокджин и дочь Мирэ. Еще с одним моим сыном ты был знаком. Сокчон.       Глаза Джэена сверкнули яростью, и Чимин осознал, что его не ждет ничего хорошего. Он понимал это и раньше, но теперь увидел отчетливо. Его ненавидели. Настолько, что с радостью бы освежевали. Но почему-то оставляли в живых.       — Зачем вы притащили меня сюда? — потребовал ответа Чимин. Голос не слушался, выходил хрипом, но чернородник держался уверенно. Терять ему было уже нечего. Бояться тоже.       — Подумал, что пора сесть за стол переговоров.       — Переговоров? — изумился Чимин. — Вы тащили меня сюда в клетке, как какое-то животное, чтобы провести переговоры?       — Твои люди умирают десятками. Скоро уже сражаться будет некому. Не хочешь закончить эту войну? — насмешливо изрек Джэен. Чимину казалось, его держали за ребенка, и пусть он сам не так давно корил себя за это, в тот момент он им не был. Он был лидером земель Черного замка, от которого зависели жизни его людей.       — Ничего, к нам присоединяются ваши, — прищурился самодовольно Чимин и заметил, как Джэен сжал кулаки. Снаружи он был почти спокоен, но это была лишь маска, а уж в них он хорошо разбирался. Все присутствующие были в них, и все представляли любопытное зрелище, но в тот момент Чимину было не до этого. — Или вы не в курсе, что они с радостью меняют сторону?       — Мы теряем людей, — согласился лидер. — Вы теряете людей. Так что, хочешь узнать, у кого первого закончатся?       Удар был сильным и справедливым, сбивающим спесь. Чимин не мог позволить себе горделиво отказываться и показывать достоинство, которого, по сути, у него не осталось. Поэтому приходилось признать правоту противника.       — Нет, — ответил он, смиряясь. Джэен довольно улыбнулся.       — Тогда у меня есть для тебя предложение.