~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Чимин прогуливался по саду, подставляя лицо ветерку и смотря на неспешно проплывающие по небу облака. Его уложенные волосы даже не колыхались, тяжелая одежда лишь слегка подрагивала. В горах было немного прохладнее, чем внизу, а в замке и вовсе даже летом не бывало жары. Его держащая под руку супруга была одета полегче, но множество слоев спасали от прохлады каменных стен и ее. Золотой узор вился вокруг подола, обрамляя ярко-красную юбку, а рукава были украшены дорогим кружевом. — И все же жаль, что отец не взял меня с собой! — протянула она писклявым голосом, слегка повисая на руке, будто капризный ребенок. — Он же знает, насколько я обожаю Красивый замок! Архитектура, предметы искусства, сады!.. Наш дом кажется лачугой в сравнении с ним. — Поэтому ты позвала ювелира? — Если я не могу гостить среди роскоши, то хотя бы буду блистать здесь, — вздернула подбородок Мирэ. — Так что пойдем быстрее! Мне не терпится их увидеть. Слуга, сообщивший несколькими минутами ранее о прибытии ювелира, учтиво кивнул, пропуская супружескую пару внутрь замка. Мирэ поспешила, подталкивая Чимина вперед, и каблуки их туфель в унисон застучали по каменному полу. Ювелир ждал в маленькой гостиной, одной из самых изысканных комнат замка. Обитая дорогой тканью мебель, фарфоровые вазы, картины в золотых рамах — все кричало о богатстве владельцев этого места. Мужчина лет пятидесяти поклонился и улыбнулся, завидев частых покупателей. — Госпожа, вы сегодня необычайно прелестны, — проговорил он, и Мире наигранно засмущалась, прикрывая рот рукой. Она тут же подбежала к столу, на котором были разложены украшения, и принялась с жадностью их рассматривать. — Чудесно, — протянула она, приподнимая ожерелье, — но вы обещали мне изумруды. Я их не вижу. — Простите меня, госпожа, произошли заминки с доставкой. — Неужели? — Брови Мирэ взметнулись вверх, а тон тут же стал острым и придирчивым. — Хотите сказать, что дали мне обещание, которое не смогли сдержать? — Госпожа… — проронил мужчина, сделав шаг назад. На его лбу тут же выступили капли пота, а глаза забегали по комнате, пытаясь найти поддержку. Но ни в Чимине, ни в трех присутствующих стражах он найти ее не смог. — На наших землях нет изумрудов, а договориться с… — Я не хочу слушать ваши отговорки! — отрезала Мирэ решительно. Ее звонкий голос и удар каблука заставили ювелира вздрогнуть. — Вы считаете меня деревенской девчонкой, которой можно пудрить мозги? — Боги, ни в коем случае! — ужаснулся мужчина. — Тогда как вы смели обнадежить меня? Я ждала изумруды! — И я обязательно вам их доставлю, — заметно дрожа, продолжал ювелир. — А пока взгляните на эти чудесные гребни! — Пожалуй, — вздохнула чернородница, поправляя платье. Пик ее злости уже прошел, решение было принято. — Они будут неплохой компенсацией за нанесенный мне урон. Но ваше преступление не может остаться безнаказанным. Ювелир постарался снова что-то сказать, когда трое стражей, повинуясь простому кивку Мирэ, направились к нему и схватили. Мужчина осел в их руках, с мольбой смотря на Чимина, но тот лишь холодно отвел взгляд, даже не оборачиваясь, когда того выволакивали из комнаты. — Ну, неплохо, — придирчиво осматривая украшения, проговорила супруга. Чимин подошел и тоже взглянул. Для него ювелир приготовил немало: кольца, серьги, пояса. Почти все из золота, прямо как Чимин всегда выбирал. Он пробежался пальцами по ряду колец и тут же надел одно из них. — Как тебе? — Мило, — пожала плечами Мирэ. — Жаль, придется найти нового ювелира. — Ты можешь со временем простить и этого. Думаю, после недели в темнице он быстро доставит тебе все изумруды мира, — усмехнулся Чимин, на что Мирэ надула губы. — Не знаю. Но пока я очень зла. Она принялась примерять ожерелье, когда в комнату постучали, и вошел взволнованный слуга. — Господа! — Он, кажется, не знал, как донести подобную весть. — Под окном снова собрались дети. — Дети? — переспросил Чимин. — Сироты, господин. Голодранцы. Они протянули руки и взывают к вашей милости. — Ай, Чимин, все из-за того негодника, которому ты кинул монету! — возмутилась Мирэ. — Теперь мы от них не отобьемся! — Не волнуйся, милая, — ласково улыбнулся чернородник, касаясь руки супруги. — Не будет ничего подобного. Если им больше нечем заняться, так пусть хоть пользу принесут. Отправьте их работать на поля. — На поля, господин? — Да. Надо найти местечко поотдаленнее, чтобы они забыли сюда дорогу. Пусть работают. — Как прикажете. — Слуга поклонился и покинул комнату, а Мирэ и Чимин вернулись к украшениям.~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Чонгук встрепенулся, когда с грохотом открылся железный засов, и тут же коснулся беспокоящей раны. Сокджин залечил ее достаточно, чтобы она прекратила кровоточить, но недостаточно, чтобы прошла боль. Кроме того, лежание на жестком холодном полу явно не помогало поправиться быстрее. Под Чонгуком находилось сено, но оно было таким грязным, что он иногда предпочитал голый пол. Гук и предположить не мог, что будет замерзать летом, но именно так чувствовал себя в этой проклятой сырой темнице. Происходящее все еще казалось сном. В соседнюю камеру бросили человека, который не переставал просить стражей о милости, и даже когда за ним закрылась дверь, тут же кинулся к решетке. — Прошу, передайте госпоже Мирэ, что я достану ей лучшие изумруды! Ей с супругом всегда нравились мои украшения! Они же не могут наказывать меня на один проступок! Прошу! Но стражи не слушали. Привыкшие к подобному, они и ухом не повели, и вскоре сосед Чонгука понял, что кричать бесполезно. Он с ужасом окинул взглядом камеру и на дрожащих ногах прошел в угол. А потом заметил Чонгука. — Боги! — Глаза его округлились, а руки взметнулись к сердцу. Он явно не знал, как реагировать. Наверняка, ему никогда даже не приходилось слышать о чернородниках в темнице, не то, что видеть. Разве эти существа не были на землях Высокого замка подобны божествам? — Г… г… Господин? Чонгук горько усмехнулся. — Зови меня Чонгук. — Шоку мужчины эти слова, однако, не помогли. — Я с земель Черного замка. Так что здесь никто. — Вы враг, значит? — Враг? — Чонгук задумался. Ему было больно от одного только слова, ведь это значило, что Чимин считал его оным. — Наверное. Но я просто попросил убежище. Хотя… даже и этого не просил. С губ слетел новый смешок. Может, пора было сорваться на истерику? Кажется, было в самый раз. Но если и грустить, то только от своей дурости. Ведь какой еще человек будет тепло относиться к бросившему его в темницу? — А вы почему здесь? — спросил чернородник. — Изумруды, — рассеянно пробормотал мужчина. — Госпожа Мирэ хотела изумруды, но я не смог найти поставщика. Понимаете ли, на наших землях нет изумрудов. Их нужно доставлять из-за границы. Сначала я договорился с человеком, был уверен, что все получится, но он перестал выходить на связь… Конечно, я сам виноват. Нельзя было обещать госпоже Мирэ! Мужчина ударил себя по голове, и Чонгук придвинулся. Он протянул руку через решетку, хотя до ювелира было несколько метров. — Она бросила вас в темницу из-за несдержанного обещания? — приходя в ужас, уточнил Чонгук, и собеседник кивнул. — А ее супруг? Он тоже был с ней? Вы что-то сказали… — Да, он тоже. — Последняя надежда больно рухнула. Оборвалась и улетела в пропасть. Чонгук сжал кулаки. — Он даже не обращал на меня внимания. Я подвел их обоих. — Вы не заслужили этого, — покачал головой Чонгук. — Видимо, заслужил. И теперь тоже окажусь в яме. — Слезы навернулись на глаза ювелира. — В яме? — Да, а вы не знаете? Рядом с замком есть яма, куда сбрасывают трупы. Нищие часто ходят туда поживиться, ведь иногда можно снять обувь или даже найти что-то ценное. Если стражи не разграбят раньше, конечно. — Она рядом с замком? — Да, за ним. Ее не видно, конечно. Из замка ни одного окна на нее не выходит, чтобы не портить вид господам. И вонь от нее стоит жуткая. Но чувствуют ее только простые люди. Господ спасают стены и ароматы роз. Сморщившись, Чонгук пытался представить подобный ужас, и с каждой минутой его все больше начинало мутить. Куда он попал? Той ночью он спал ужасно. Ему снились коршуны, яма с трупами и хищно улыбающийся Чимин, который толкал его к мертвым. А на утро его разбудил настойчивый стук по железу. Страж махнул, чтобы Чонгук поднялся и пошел за ним. Все тело болело, в горле пересохло, но хуже всего было возникшее волнение. Куда его вели? Чонгук обернулся на внимательно смотрящего ювелира и последовал за стражем. Было еще рано. За окнами светило нежное солнце, слышалось пение птиц в саду. До завтрака было еще много времени, но Чонгука почему-то куда-то вели. По просторным светлым коридорам, мимо картин и скульптур. У дверей двое стражей окинули его быстрым взглядом и пропустили внутрь чьих-то покоев. Дверь закрылась, Чонгук остался один. В комнате было светло и уютно. Аромат цветов и еды заполнял помещение, на полу лежали старинные ковры, обитая дорогой материей мебель манила присесть, а широкая мягкая кровать вызывала еще большее волнение. Чья это была комната? Зачем в нее привели Чонгука? Вдруг впереди раскрылась небольшая деревянная дверь, и вошел Чимин. На нем были лишь брюки и легкая рубашка, поэтому Гук тут же понял, в чьих покоях оказался. Вот только это его совершенно не радовало. — Чимин? — Располагайся. Думаю, в подвале было не так удобно, — сделав пару шагов навстречу, проговорил старший. Он остановился и окинул Чонгука покровительственным взглядом. По спине от него побежали мурашки, но вовсе не потому, что Гуку подобное нравилось. Нет: это отношение его безумно раздражало. — Зачем я здесь? — скрестил руки на груди Чонгук. — Хотел поговорить. — О чем? — На секунду мелькнула надежда. Может, разговор в зале все же был спектаклем? — Именно об этом. Зачем ты приехал, Чонгук? — И надежда растаяла. — Я уже все рассказал. Меня подстрелили. Твой родственник залечивал мне рану! Ты забыл? Или действительно думаешь, что я шпион? — Чимин пожал плечами. — Я? Ты правда так думаешь обо мне? Ты меня совсем не знаешь? Чонгук начинал кричать. Он поражался, как прошлый Чимин, его друг, его близкий, мог превратиться вот в этого. Конечно, была причина. Жизнь в семье тиранических правителей вряд ли была ежедневным наслаждением, но Чимин же должен был помнить и понимать его! — Прошло пять лет. Конечно, я не знаю тебя, Чонгук. — И правда. Кажется, что все было в другой жизни. — Чонгук бросил грустный взгляд на Чимина. Лишь на секунду он позволил горечи потери ворваться в его сердце. Чимин похудел и побледнел. Он был вымотанным, и Чонгуку хотелось бы защитить его от всех невзгод. Но Чимину не нужна была защита. Теперь Чонгук был для него чужим. Они были чужими. — Так и есть. В другой. Поешь. — Чимин мотнул головой в сторону небольшого круглого стола. Завтрак был роскошен: рис, овощи, яичный рулет, фрукты, мясо, сок. — Думаю, в темнице кормят не особо. — Спасибо. Мне хватает. — Тогда хотя бы ванну прими. — Чимин встал в пол-оборота и указал рукой на дверь, через которую вышел. — Я не стану делать ничего из того, что ты мне говоришь, так что можешь позвать стражей и отправить меня обратно. — Опять ты бунтуешь? — Недовольство в голосе смешалось со смешком, но Чонгук не видел ничего забавного. Внутри него плескались только боль и злость. — Бунтую? — Чонгук приподнял брови. — Нет. Мне не ради чего больше бунтовать. — А ради чего ты раньше бунтовал? — усмехнулся Чимин. Чонгук покачал головой. Он смотрел и не мог понять, где кончалась эта маска. И кончалась ли она вообще? Или она уже вросла в кожу так, что было не снять? Чонгук вглядывался, но не видел ни проблеска прежнего Чимина. — Тебя. Но того Чимина, которого я знал и любил, больше нет. Поэтому мне нечего здесь делать. Что-то мелькнуло. Острое, словно кинжал, но быстро сменилось. На хищное. Видимо, привычное, защитное. — Правда? Чимин сделал еще один шаг вперед. Чонгук — шаг назад. — Тебе не стоит выходить. — Усмехнувшись, Чимин указал рукой на дверь. — Нельзя, чтобы тебя видели разгуливающим по замку. — Прикажи стражам, и меня уведут. — Не. Не? Что значило «не»? Чонгук растерялся, а Чимин сделал еще один шаг вперед. Отступать назад было особо некуда, ведь за дверью были люди Чимина, поэтому Чонгук сменил направление и скользнул к окну. Чимин засмеялся. — Ты так боишься меня? — С чего бы? — парировал почти уверенно Чонгук, слегка ударяясь о стол. Посуда звякнула, и Чимин расплылся в улыбке. Она все еще была безумно красивой. Такой редкой, такой теплой... Чонгук мотнул головой, выгоняя себя из тумана наваждения, и нахмурился. — Говоришь, что любил. — И снова шаг ближе. — Уже не любишь? Чонгук не понимал, что Чимин творит. Зачем? Но сердце его заходилось в бешеных ударах, а ноги делали мелкие шаги от опасности. Когда Чимин начинал использовать свою пленительность, сбежать было почти невозможно. У Чонгука всегда коленки подгибались от его соблазнительного взгляда, и теперь тело реагировало даже не так же. Хуже. Изголодавшееся по нужному вниманию, оно вспыхнуло огнем. В горле пересохло, и взгляд упал на пухлые губы. Но Чонгук снова вырвал себя из плена. Поддаваться он не собирался. Чимин опять играл. Забавлялся с ним без стеснения или жалости, совершенно не думая о будущем, и Чонгук не желал снова становиться жертвой. Отвратительное поведение Чимина должно было Гука отрезвить, помочь излечиться от этой болезни. А Чимин снова расставлял капкан. Какой же жестокий… — Ты больше не тот Чимин, — ответил Чонгук и наткнулся спиной на шкаф. Сердце подскочило и дернуло что-то настолько больно, что Чонгук стал панически осматриваться. А Чимин, тем временем, встал рядом. Совсем рядом. — Так и есть. — А потом коснулся пальцем груди Гука, поддевая ворот рубахи. Чонгук шлепком убрал руку. Становилось страшно, но злость придавала сил. Он должен был Чимина ненавидеть. Презирать за все, что тот ему сделал. Только так был шанс спастись. — И что, таким я тебе не нравлюсь? Бархатный голос прозвучал над ухом, и шея покрылась мурашками. Кровь рванула вниз, сердце еще ускорило биение, руки вспотели. Чонгук с трудом сглотнул. Нужно было оттолкнуть. Не получалось. Вместо этого он замер как вкопанный, не в состоянии пошевелиться. Запах Чимина настойчиво врывался в легкие, запутывая в сетях чернородника, и сил бороться становилось все меньше. Пах он так же… — Если тебе так надо кого-то трахнуть, иди к своей жене, — сквозь зубы пробормотал Гук. Чимин же снова усмехнулся. Чонгук начинал это самодовольное выражение лица ненавидеть. — Ревнуешь? Да этот кретин был просто сумасшедшим! — Ревную? Зачем мне ревновать? Я сам женат. — Чонгук выдавил из себя самую самоуверенную улыбку, на которую был способен, и резко оттолкнулся от шкафа. — Я слышал. — Лед в голосе поразил. Мед сменился на сталь за пару секунд, и Чонгук не успевал адаптироваться. — На той самой, на которой не желал жениться? — Именно. — Чонгук скрестил руки на груди и уже с искренним довольством продолжил. Удивительно, но, кажется, ему удалось задеть Чимина. Задеть то собственничество, которое он когда-то наивно принимал за влюбленность. — И родители были правы: Хэсу — чудесная жена. Чимин чуть ли не заскрипел зубами, и взгляд его впился в шею Гука. — Красавица, прекрасная мать, верная супруга. Никогда не предаст, — продолжал Чонгук. Он надавливал на тонкое место изо всех сил, надеясь, что прорвется и он заметит хоть долю настоящего Чимина. Каким бы тот ни был. — Ага. — Раз — и Чимин снова оказался вплотную к Гуку, прижимая к шкафу и выбивая воздух из легких. — Только вот она никогда не оттрахает тебя так, как мог бы я. Чонгук чуть не задохнулся. Кровь прилила к лицу, шее, паху. Казалось, воспламенилось все тело, и ненависть лопнула, как мыльный пузырь, уступая постыдному желанию. Тем временем рука Чимина скользнула по шее Гука, слегка касаясь, дразня, и тот невольно подался ближе, прикрывая глаза. Жалкий. Мерзкий. Слабый. Такой слабый… Подушечки пальцев скользили невесомо, щекоча, и холодок следом бежал по оставляемой дорожке. Все ниже и ниже: к развязанному вороту рубахи, на грудь под ней. Чонгук задышал чаще и распахнул глаза. — Хочешь? — Чимин предлагал, словно демон. Его горящий взгляд обещал спалить без остатка, и в тот момент Гуку уже начинало казаться, что это не худшая участь. По крайней мере, он умрет собой. — Хочешь. Рука нагло опустилась вниз и накрыла отвечающий на прикосновения член. Чонгук еле сдержал стон. — Не надо, Чимин, — севшим голосом попросил Гук. Его глаза застилала поволока, но тон был абсолютно серьезным. — Почему? — Чернородник усмехнулся. — Ты причинишь мне боль. — Не причиню, обещаю, — произнес сладко Чимин, снова опаляя шепотом ухо, но когда отстранился, чтобы взглянуть на Чонгука, увидел лишь пропитанный болью взгляд. — Причинишь, — заверил Гук, моля, чтобы тот понял и сжалился. Он говорил вовсе не о физической боли. Ее он не боялся. Она по сравнению с тем, что испытывало сердце, была лишь жалким подобием. Он бы сотню раз променял одну на другую. И Чимин понял. Шутливость и довольство объевшегося кота сменились чем-то острым, и чернородник резко отстранился. Он сделал пару шагов назад, а потом направился к двери. Чонгука ударила мерзкая смесь облегчения и разочарования. — Оставайся тут, — скомандовал старший и, выйдя из комнаты, обратился к стражам: — Никого не впускать и не выпускать. Тон его был не терпящим возращений, и Чонгук понял, что оказался в новой клетке. Намного хуже предыдущей.