Черные ангелы

      Когда Чимин в следующий раз вошел в свои покои, было уже темно. Лунный свет падал на замок с другой стороны, поэтому комната была абсолютно черной, однако фигура на кресле у окна все же просматривалась.       Чимин сделал шаг внутрь, придирчиво поджал губы, схватил что-то со столика и вышел в коридор. Он вернулся с горящим древком и принялся неторопливо зажигать свечи. Чонгук даже не шелохнулся. Он сидел у стола, скрестив руки на груди, и смотрел в окно.       — Ты так и не поел? — Взгляд Чимина упал на нетронутую еду, и он недовольно вскинул брови. — В темнице слишком хорошо кормят? И не помылся. Нравится ходить в крови?       — Просто отправь меня уже обратно, — устало произнес Гук, на что Чимин лишь покачал головой. Младший растерялся и еще сильнее возмутился. — Нет? То есть? Ты собираешься оставить меня здесь? Разве это не твоя комната?       — Моя.       — Ты хочешь оставить меня в своей комнате?       — Да. А теперь ешь. Мясо, должно быть, уже испортилось, но остальное выглядит неплохо. — Внимательно рассматривая еду на столе, сказал Чимин.       — Есть желание кому-то указывать, иди к жене, — заявил горделиво Чонгук. Чимин собирался оставить его тут? С ума сошел? Решил окончательно сделать своей игрушкой? Что ж, так, по крайней мере, будет честно. Но от этого не менее мерзко.       — Я только что от нее.       — Прекрасно, — выдавил Гук, прожигая старшего чернородника взглядом. Казалось, он изо всех сил старался проделать в нем дыру, чтобы Чимин, наконец, почувствовал хоть что-то, кроме противного самодовольства. — Поразвлекался с ней, теперь пришел ко мне? Думаешь, получишь что-то хорошее?       — Думаю.       — А зря.       Чонгук снова отвернулся, а Чимин задумчиво бросил взгляд на дверь в соседнюю комнату.       — Вода уже давно остыла. Я подогрею, а ты пока поешь.       — Чимин, ты не понял? — Чонгук развернулся к старшему, всем своим видом пытаясь выражать уверенность и независимость. — Ты можешь быть правителем здесь, но у тебя нет власти надо мной. Ты можешь бросить меня в темницу, но заставить есть или мыться не можешь.       Старший усмехнулся, и Чонгук тут же пожалел о своих словах. Он бросил ему вызов? Совсем мозги спеклись?       Чимин оперся рукой на стол и слегка наклонился, пристально смотря на младшего. На его лицо падал свет от дрожащей свечи, и это принесло слишком много воспоминаний. Они ударили пощечиной, и Чонгук отвернулся.       — Проверим? — Хитрая улыбка расплылась по лицу, и Чонгук усмехнулся подобной надменности. Он изо всех сил старался верить в то, что говорил.       — Я сильнее тебя, Чимин, ты не сможешь меня заставить. — Уверенный взгляд наконец нашел черные в ночи глаза, и что-то внутри дрогнуло.       — Мне не придется с тобой бороться. — Сладкий голос донесся вместе с горячим дыханием. — Я просто сделаю то, что ты не хочешь, чтобы я делал. А точнее, слишком сильно хочешь. — Чонгук недовольно нахмурился. — И мы оба знаем, что мне не придется долго тебя уговаривать.       Пальчик снова скользнул на грудь, касаясь невесомо, подразнивая, но Гук тут же отбросил руку.       — Прекрати! — В голос ворвалась искренняя тревога, и Чонгук с ужасом осознал, что проигрывает.       — Поешь тогда.       — Ладно! — буркнул он, и пока довольный, словно объевшийся сметаной кот, Чимин отправился греть воду, развернулся к еде. Все было уже подсохшим, но от этого не менее аппетитным. Чонгук был жутко голодным. Он схватил палочки и стал с жаждой уплетать рис с овощами, пока Чимин наполнял котел водой из ванны и подвешивал в камин.       Он еще долго не выходил. Ждал, пока согреется котел, выливал воду в ванну, наполнял новый и повторял действие. Чонгук за это время успел отлично наесться рулетом, рисом, овощами и фруктами. Он запил водой и даже глотнул вина, надеясь хоть слегка успокоиться.       — Думаю, готово, — сказал Чимин, проходя в комнату, и Чонгук покорно пошел мыться. Спор был проигран, да и, надо признать, Гука самого изрядно раздражало его состояние: порванные штаны были заляпаны кровью, рубаха красовалась пятнами, а тело покрывал противный слой засохшей грязи.       Поэтому в ванну Чонгук опустился с величайшим удовольствием. Вода была теплой и приятно расслабляла, заставив Гука откинуть голову на край и прикрыть глаза. Хотелось спать. Весь день он просидел, пялясь в окно и размышляя о своей судьбе, но теперь снова нашел ее в руках Чимина. Это была дрянная закономерность. Чонгуку не нравилось быть настолько зависимым, потому что он понимал, что все кончится как и всегда. Отвратительно. И это в лучшем случае, если его вообще отпустят.       Сможет ли Чимин причинить ему реальный вред? Он уже бросил его в темницу и готов был проигнорировать рану. Сможет же оставить пленником или позволить семье расправиться с ним? Вопрос одновременно казался дико нелепым и совершенно логичным. Одна часть возмущалась, что Гук посмел даже предположить подобное, а другая напоминала о прожитых переживаниях. Сколько он вообще был счастлив с Чимином? Месяц-то наберется? Разве не нелепо было расплачиваться за него шестью годами?       Дверь за спиной скрипнула, и Чонгук дернулся. Он тут же напрягся, садясь прямо, и обернулся.       — Я принес одежду, — спокойно произнес Чимин и бесшумно прошел босыми ногами по камню. Чонгук не смог отвести глаз. Ноги у Чимина были невероятно милыми. Небольшими, как и руки. Как и он сам. Он всегда казался хрупким, и поэтому его внутренняя сила так удивляла. Теперь же контраст был и вовсе поражающим. Тигр в шкуре цыпленка.       Чимин опустил одежду на табуретку и развернулся к Гуку, бесстыдно рассматривая его тело. Захотелось прикрыться, но Чонгук решил не доставлять мерзавцу удовольствие демонстрацией своего смущения. Чимин же обнаглел совсем и опустился на край деревянной ванны. Чонгук шумно выдохнул, показывая свое недовольство, а Чимин потянулся к его руке. Младший дернулся, уходя от прикосновения.       — Рана, — протянул Чимин, будто его мотивы были очевидны. — Болит еще, должно быть.       — Тебе не все равно? Ты ее даже лечить не собирался.       — Теперь собираюсь, — приказным тоном ответил Чимин и коснулся руки выше локтя. Ему было сложно противиться. Чонгук никогда не был в этом хорош, теперь же Чимин и вовсе привык к тому, что каждая его прихоть исполняется. Занял законное место в семье тиранов.       Но живительные искорки побежали по телу, унося остатки боли, и Чонгук снова расслабился. Было тепло и хорошо. Спокойно. Он не знал, почему волнение так внезапно ушло, но был ужасно рад. Под закрытыми веками заиграли картинки, и, словно во сне, Гук ощутил прикосновение к своей голове. Пальцы Чимина сплелись с волосами, слегка массируя, и тихий грудной стон несдержанно заполнил комнату.       Руки скользнули на уши, а потом показалось, что шеи коснулись губы, но когда Чонгук раскрыл глаза, Чимин уже выходил из комнаты, веля не засыпать.       Надо было бы возмутиться, но почему-то было спокойно. Чимин что-то сделал с ним, как-то воздействовал на нервы или еще что-то. Чонгук и прежде видел, как чернородники успокаивали друг друга, но сам никогда так не делал. Наверное, это было несложно.       Когда он вышел, в комнате горела лишь одна свеча. Чимин, кажется, уже спал на левой стороне кровати, и Чонгук снова напрягся. Чимин был одет в легкие нижние штаны и рубаху, что было странно, потому что жара не сошла. Комната Чимина располагалась высоко, окна были большими, и весь день через них светило солнце. Ночь принесла лишь слабую прохладу. Легкий ветерок влетал в помещение, но не дарил нужного успокоения. А у Чимина были длинные рукава. Самому Гуку он дал рубаху с короткими и, видимо, самые большие из своих штаны. Чонгук чувствовал себя в его одежде странно, но не смог уговорить себя снова влезть в грязную. К тому же, данные вещи были стиранными и не пахли ничем.       Однако спать с Чимином на одной кровати все еще было за гранью допустимого, поэтому Чонгук сбросил подушку на ковер и собрался лечь, когда Чимин повернулся к нему.       — Ложись рядом, не съем я тебя. Или боишься, что сам не сдержишься? — Хитрая самодовольная улыбка снова загорелась на лице старшего чернородника, и Чонгук фыркнул. Чимин знал, куда давить, и понял, что выиграл, только произнеся слова. Чонгук выругался под нос и вернул подушку на место.       К счастью, кровать была большой. Настолько просторной, что между ними с легкостью поместились бы еще двое, поэтому Чонгук потушил свечу и отвернулся от Чимина.       Он пытался заснуть. Правда пытался. Вода разморила, тело устало, но чернородник не мог забыться. Не мог не ощущать каждой клеточкой, что находится в комнате Чимина. Рядом с Чимином. Все вокруг пахло его запахом. Он удушал.       — Сколько ты собираешься держать меня тут? — разворачиваясь, прошептал Гук. — Пока не надоест в очередной раз развлекаться?       — Ты предпочел бы темницу? — Чимин лег на спину и лишь слегка повернул голову к Чонгуку.       — Да, — горделиво выпалил младший, и Чимин усмехнулся.       — Что ж не ушел тогда? Покорно ждал весь день, — протянул он насмешливо.       — Ты приказал стражам меня не выпускать! — возмутился Гук, ошеломленный подобной наглостью. Чимин что, считал, что ему тут нравится?       — Ты мог бы уйти. — Чимин повернул голову и нашел глазами лицо Гука. Голос его был спокойным и даже почти нежным, что в ночи становилось пыткой. — Или хочешь сказать, что сражавшийся на войне чернородник не справился бы с двумя стражами без луков?       Чонгук опешил. Он пытался подобрать слова, но не мог справиться даже с мыслями. Ведь… Чимин был прав? За весь день он даже не подумал о том, чтобы сбежать, хотя если бы решился, нашел бы способ. Он два раза выпрыгивал из окна замка, его бы не остановила парочка стражей.       Чимин был прав.       Отчего Гук опять ощутил себя тряпкой.       — Я ненавижу тебя, — выдавил он шепотом и снова отвернулся. Чимин ничего не ответил.       Чонгук пытался заглушить чувства, которые не приносили ему ничего, кроме боли. Пытался лгать себе. Не получилось. Он чуть не попрощался с жизнью. Пытался дать безопасный выход, позволяя им захлестывать его на час в неделю во время рисования очередного портрета Чимина. Этого было мало. Как бы он ни анализировал, что бы ни решал, в чем бы ни убеждал себя, Чонгук снова и снова приходил к одному выводу: Чимин был ему нужен. Он стал его первой любовью, навечно отпечатавшейся в сердце, и Чонгук не сумел перекрыть ее никем. Возможно, если бы он не жил в маске, если бы нашел себе мужчину, тогда что-то могло бы измениться. Но пока Чимин оставался символом его свободы и истинных чувств. Он был настоящим Чонгуком.       И так ли важно при этом было то, кем он стал? Мог ли Чонгук осознать, что перед ним уже не прежний добросердечный, заботливый парень? Могло ли это освободить его? Или Чимин прочно пророс в нем, и выкорчевать можно было только с сердцем? Значило ли это теперь, что, что бы тот ни творил, Чонгук готов был это терпеть? Потому что Чимин просто был Чимином? Потому что он был его мечтой, его желаниями, его страстью? Может, Чонгук любил лишь образ? То, что былые чувства делали с ним? Как пробуждали ото сна, показывали мир во всех красках?       Чонгук не заметил, как повернулся и принялся рассматривать лежащего в темноте чернородника. Он не знал, уснул ли тот, но старший дышал размеренно и казался абсолютно спокойным. Его ничего не беспокоило, он никого не беспокоил. Весь мир сжался до размера этой кровати, и жестокость осталась за ее пределами.       Что ему снилось? Видел ли он ужасы борьбы, окунался ли в приятное прошлое или витал в мечтах? Кем был Чимин в мире грез? Безжалостным тираном или ласковым мальчишкой? Кто был рядом с ним?       Пах он так же, и это заставляло что-то внутри рассыпаться. Будто все выстроенные стены оказались лишь песчаными замками, ломающимися под натиском первой же волны. Чонгук ощущал, как сильно его тянет к этому человеку, и от этого хотелось плакать. Он ненавидел его и себя. Ненавидел их жизни и судьбу, в которой они все никак не могли окончательно воссоединиться. Ненавидел и придвигался все ближе, надеясь забыться хоть на минуту. Снова окунуться в спокойствие прошлого, где мог мечтать о домике в деревне чернородников. Ничего из этого уже не могло осуществиться, но Чимин все еще существовал, дразнящий несбыточной мечтой.       Чонгук коснулся аккуратно. Боязно. Дотронулся до руки чуть выше кисти и почувствовал, как что-то словно наполнилось внутри и рухнуло, разливаясь по всему телу.       Больше пяти лет прошло, и вот Чимин снова был рядом. И не его. Совсем не его.       Чонгук придвинулся и уткнулся в плечо, заполняя легкие любимым нежным запахом. Он уже не сочетался с чернородником, но все еще принадлежал ему, напоминая о том самом Чимине, который остался глубоко внутри.       Хотелось уткнуться в шею. Почувствовать под губами тепло кожи, заполнить разум новыми воспоминаниями. Доказать, что это не сон. Их за прошедшие годы было слишком много.       — Все-таки не сдержался?       Чонгук отпрянул резко. Буквально отлетел на другую сторону кровати, сраженный стыдом и отвращением, после чего спешно отвернулся. Наваждение развеялось быстро и больно.       Чимин, тем временем, развернулся к нему и приблизился. Устроился рядом, лежа на боку, и аккуратно провел ладонью по всей длине руки. Мурашки пробежали, словно звездная дорожка, и Чонгук дернулся уже после, и то так вяло, что сам бы рассмеялся. Надо было встать и уйти. Хотя бы в соседнюю комнату. Хотя бы на кресло. На пол. Хоть куда-то. Но тело не слушалось. Оно приросло к кровати и молило о новом прикосновении.       Но так было нельзя. Чонгук знал. Даже если он поддастся на одну ночь, а потом уйдет, станет ли ему лучше?       Нет. Станет хуже.       Рука Чимина коснулась талии, задевая приоткрытый участок кожи, и Чонгук сбросил ее, бесцеремонно схватив и убрав. Но встать сил так и не нашел.       А потом ощутил, как Чимин уткнулся ему головой меж лопаток, и услышал, как тот жадно втянул воздух. Кровь рванула по телу, разжигая потребность и пугая своей мощью. Чонгук тяжело вдохнул и отодвинулся на край кровати.       — Упадешь, — жарко прошептал Чимин ему в шею и крепко притянул к себе, сталкивая их тела. Ягодицы Чонгука уткнулись в пах Чимина, и член призывно дрогнул, напоминая о себе. Все тело окатила горячая волна.       Надо было бежать.       Рука скользнула на живот, который тут же под ней дрогнул, и направилась вверх, проводя ладонью по груди и отбирая последние крохи контроля. Чонгук ощутил себя мягкой глиной. Безвольной и готовой к лепке, но совершенно не знал, что по этому поводу испытывать.       Губы накрыли шею, и тихий стон гонгом прогремел в тихой комнате.       Надо было срочно бежать.       Но было уже поздно.       Уже давным-давно было поздно.       Рука спустилась к кромке штанов и быстро нашла завязки. Чонгук даже не подумал противиться. Кажется, он уже принял свою участь и позволил себе отдаться ощущениям. Когда Чимин обхватил его налившийся кровью член, Чонгук лишь откинул голову назад и слегка выгнулся, желая быть ближе. Мечтая почувствовать Чимина спиной.       Спиной, передом, всем телом.       Неторопливое движение сорвало очередной стон, и когда Чимин убрал руку, все внутри запротестовало. Продолжения хотелось настолько, что Чонгук развернулся и позволил Чимину уложить себя на спину. Их глаза встретились, и взгляд старшего выдернул Гука из реальности. Там было столько довольства, обещания и откровенной похоти, что Чонгук на несколько секунд забыл обо всех причинах не отдавать свою жизнь Чимину. В тот момент он готов был отдать ему все.       Ладонь снова начала оглаживать тело: руки, живот, грудь. Задирая рубаху настолько, что она стала мешать, и Чимин ее стянул. Губы нашли сосок и жадно втянули его в рот, поигрывая языком, пока рука снова скользнула в штаны и принялась массировать напряженный член.       Было хорошо. Так хорошо, что мыслей не оставалось. В голове был только Чимин. Он заполнял ее, вытесняя остальное, подчиняя себе.       Губы спустились на живот, оставили на нем мокрые горячие дорожки, поиграли с пупком, пропуская туда язык, и направились ниже.       — Ты такой податливый. — Чимин одарил довольной улыбкой и пожирающим взглядом. — Знаешь, я ведь могу намного больше. Впустишь меня?       Чонгук замотал головой. Паника немного отрезвила, и Гук слегка отодвинулся.       — Нет, Чимин, пожалуйста, не надо.       — Почему? Тебе понравится, я обещаю.       Он знал.       — Я не хочу, — прозвучал твердый ответ, и, к счастью, Чимин отступил.       Воспользовавшись секундным просветлением, Чонгук лег на бок и подтянул ноги, сжимаясь и закрываясь. Пытаясь защитить себя в последней попытке. Чимин взглянул на это и лег перед ним, пристально смотря в лицо. Чонгук уводил взгляд. Он пытался прийти в себя и заглушить желания. Напомнить себе, почему ему нельзя хотеть Чимина и позволять тому брать верх.       — Пожалуйста, отпусти меня, — прошептал Гук, обхватывая колени руками и впиваясь пальцами в материю штанов. — Позволь покинуть замок или верни в темницу.       — Я этого не сделаю, — твердо и даже как-то обреченно ответил Чимин. От его тона по всему телу пробежала легкая дрожь.       — Как долго? Сколько на этот раз ты нам дашь? Когда снова выбросишь меня?       — Я не знаю.       Ответ был ожидаем, но все равно впился, словно раскаленная игла, подтверждая все, что Чонгук и так знал. Чимин снова откажется от него. Наиграется и отошлет.       — У тебя совсем нет совести. — Это почти не было вопросом, хотя Гук и ждал ответа.       — Честно? Нет. Мне плевать.       — Плевать на меня?       — Нет. — Чимин смутился и хотел начать объяснять, но Гук его перебил.       — Да. Плевать на будущее. На то, что я потом буду умирать без тебя.       — Ты же меня не любишь. — Попытался отшутиться Чимин, но Чонгук не дал ему такой возможности.       — Ты же знаешь, что это не так, — прошептал он, находя глаза старшего. Говоря смело и с болью, надеясь, что до него наконец дойдет! Да, он признавал, потому что пытаться лгать не было смысла: Чимин видел его насквозь. Он понимал все чувства и причины поступков Чонгука. Ему просто было все равно.       Но на удивление Чонгука Чимин отодвинулся, и кровать вдруг показалась холодной. Огромной и пустой.       Оказывается, ему совершенно не нужна была эта свобода.       Да и, проклятье, разве это было тайной?!       Отвернувшись, Чонгук впился руками в подушку и закрыл глаза, изо всех сил стараясь не заплакать.       Утро наступило неожиданно. Просто когда Чонгук в следующий раз открыл глаза, было уже светло, и разум отчаянно начал восстанавливать картинки произошедшего. Спросонья было непонятно, что было реальностью, но нос быстро уловил знакомый запах, и сердце дрогнуло.       Чимин все еще спал рядом. Совсем рядом. Развернувшись к Гуку и придвинувшись настолько близко, что тот мог бы поцеловать, лишь слегка вытянув шею. И выглядел Чимин при этом абсолютно несправедливо. Невинно. Совсем молодо. Почти как ребенок. Беззащитный, теплый, мягкий, слегка помятый. Естественный. Чонгуку безумно захотелось притянуть его к себе, поэтому он резко вдохнул и заставил себя встать с кровати.       Он прошел в соседнюю комнату, налил в миску воду из кувшина и ополоснул лицо, приводя себя в чувства. Сверху висело зеркало, и Чонгук всмотрелся в свое отражение. С каждым днем парень в нем становился все более жалким, но в глазах теперь горела жизнь. Там снова был тот самый проклятый блеск, который вызывал только Чимин.       — Чонгук? — раздался голос из спальни, и что-то заставило застыть на месте. Страх. Паника. Но не внутри. В голосе. — Чонгук?       Чимин ворвался в комнату и замер, найдя Гука взглядом. В его круглых глазах плескалось столько неприкрытых эмоций, что Чонгук сорвался с места и подошел к Чимину. Он обхватил его лицо ладонями и ласково прошептал, смотря сверху вниз на своего любимого:       — Я тут, я здесь, ты чего?       Они были там еще пару секунд: боль, страх, отчаяние — а потом исчезли так ловко, что тут же показались миражом. Будто страница перевернулась, и перед Чонгуком был уже совершенно другой человек. Чернородник опустил руки.       Чимин попытался коснуться, но Гук раздраженно отпрянул.       — Не трогай! — буркнул он.       — Ты же сам только что трогал… — не понял Чимин.       — Не тебя. Тебя я не трогал.       Пока Чонгук шел обратно к миске, чтобы снова ополоснуться, перед глазами все еще стояло выражение лица Чимина. Совсем иное, такое, что перевернуло все внутри Гука. Показавшее, что прошлый Чимин, его Чимин, все еще где-то там. Он не пропал окончательно. Он просто был заперт на сотни замков. Но что заставило его появиться? Он испугался, что Гук ушел? Значило ли это, что младший чернородник все же был ему нужен? Но разве Чонгук не будет последним идиотом, если снова обнадежит себя? Да и, в конце концов, что это вообще изменит? Что бы Чимин ни испытывал, оно было глубоко и никак не влияло на его поступки.       — Скоро придут служанки. Им надо будет прибраться тут, так что тебе придется посидеть в гардеробной, — произнес Чимин.       — Что? — Гук развернулся и нахмурился, не понимая причины. — Мне надо прятаться?       — Им нельзя знать, что ты тут. Они могут доложить другим, — пояснил, потупив взгляд, старший.       — Стражи же знают, — махнул в сторону двери Чонгук.       — Они не скажут. Они немые. Все личные стражи в замке немые.       — То есть? — Он же говорил не серьезно?       — Когда они поступают на службу, им отрезают языки, чтобы предотвратить подобное. — На такое слов даже не нашлось. Чонгук лишь пораженно смотрел и качал головой, изумляясь ужасам этого места. Они уродовали собственным работников, что же делали с другими? — У этого есть причины, Чонгук.       — То есть тебе это кажется нормальным? — возмутился младший.       — Неважно, что мне кажется, — раздраженно бросил Чимин. — Думаешь, меня кто-то спрашивал?       Он вышел из комнаты с ванной и указал последовавшему за ним Чонгуку на другую дверь. Она была лишь слегка правее, в самом углу, недалеко от кровати.       — Сиди там, пока я тебя не позову. Эти служанки туда не заходят.       — А что будет, если твоя семья узнает, что я здесь?       — Они станут использовать тебя в качестве моей болевой точки, — ответил Чимин, и Чонгук осознал, что был прав. Произошедшее в зале было спектаклем. Как бы Чимин ни относился к Чонгуку, он не мог позволить другим чернородникам узнать.       Он не был счастлив в этом замке. Чимин нацепил на себя сотню масок, которые уже вросли в кожу, потому что старался обезопасить себя и адаптироваться. Он сам был пленником этого проклятого места.