Черные ангелы

      — Я не знаю, почему меня привезли сюда, — неловко проговорил Чонгук, поджимая губы. — А где я, кстати?       Он огляделся. Вокруг были зеленые холмы, окаймленные низкими горами и украшенные просторными цветущими лугами. А рядом — небольшой домик с хозяйством, около которого стояла уже взрослая сестра Чимина. Невероятно милая, как и ее брат.       Минджу ласково улыбнулась и оглянулась на выходящего из дома молодого мужчину.       — На землях Красивого замка.       Чонгук округлил глаза и снова осмотрелся, будто надеясь найти подсказку. Он никогда не был на данной территории, даже не знал, как она выглядит. На земли Красивого замка можно было попасть лишь через соседей, а тираны, которые теперь являлись семьей Чимина, не позволяли никому свободно пересекать свои границы.       — Боги, а я и не понял, — пробормотал он, сжимая лицо руками. — Совершенно не следил, куда меня везли. — Но почему я здесь?       — А где еще? — беззаботно ответила Минджу. — Здесь безопасно. На этих землях чернородники живут спокойно. Никому нет до них дела. В правлении лучшие, которых избирает совет. Остальные могут жить, как им вздумается, пока не начнет приближаться темнота. Чимин сказал, что на нашей территории тебе небезопасно.       — Так и есть, — растерянно кивнул Чонгук.       Получается, произошедшее все же было игрой. Чимин позаботился о нем. В своей извращенной, крайне спорной манере, но позаботился. Вытащил из замка, создав впечатление, что Гук умер, и дал свободу, которую сам получить не мог. Привел в безопасность к любимой сестре. От осознания в груди расплылось тепло, и сердце защемило.       — Чимин перевез нас с мужем сюда пару лет назад. Никто не знает, что мы здесь, и не должен узнать. Лидер Высокого замка умеет находить болевые точки.       — Он шантажировал Чимина тобой? — спросил Гук, и Минджу кивнула.       Чонгук прикрыл глаза. Он был прав про клетку. Про ужас, про маски. Про все. Чимин был заперт в этом замке, как в темнице, без возможности что-то предпринять. Он годами искал способы изменить жизнь к лучшему, но находил слишком мало. И, окончательно все понимая, Чонгук пришел к выводу, что не может все так оставить. Даже если захочет, не получится. Он должен сделать все, чтобы дать свободу Чимину и собственному сердцу.       В этом Минджу его безоговорочно поддерживала. Она и ее муж оказались замечательными людьми: добрыми, щедрыми, бескорыстными, но в то же время умными и хитрыми. Они умели находить выходы из непростых ситуаций и располагать к себе нужных людей. Чонгук быстро понял, почему именно Минджу была так близка к Чимину.       Брату она отправляла послания крайне редко. Сказала, что возможность есть, если посылать через несколько постов, путая след, но все равно всегда писала загадками. Кое-как она постаралась дать Чимину понять, что с Чонгуком все хорошо, на что получила в ответ простое «спасибо». Оно сказало чернороднику больше десятка страниц.       В этот раз злости не было, и вместе с тоской в сердце царила свобода. Искренность. Гуку больше не надо было врать себе и запирать свои чувства за замки. Он мог без стеснения скучать и переживать, мог ощущать связь с Чимином, даже находясь от него далеко.       Но помимо Чимина, Чонгук ужасно скучал по сыну. По всей семье, если быть честным, но чернородник понимал, что никогда не сможет перевести сюда всех. Он был даже не уверен, что удастся перевезти Хэсу с Кану. Дорога через земли Высокого замка была закрыта, поэтому оставалось идти с другой стороны: через земли Зеленого и Древнего замков, а Чонгук, к своему стыду, понятия не имел, что собой представляла жизнь на тех территориях. Земли Черного замка были совсем близко. Птицы долетали за несколько часов, но бурная горная река, разделяющая владения, лишала любой возможности попасть напрямую. Переправа была лишь одна: на землях Зеленого замка, где река сужалась до такой степени, что получилось построить мост.       Со временем Чонгук нашел способ связываться и с родными. Он писал семье и Ыну, который посвящал Гука в политические дела. А обстояли они все хуже и хуже. Хенсу упивался властью, строя свое правление на ненависти к чернородникам, и начинал карать всех несогласных, поэтому семье Чонгука пришлось переехать. Они бежали на земли Зеленого замка и остановились почти на самой границе. Ыну остался в Хентоши, медленно собирая вокруг себя противников Хенсу.       Чонгук же сначала тренировал силы. Меньше чем за два года он научился поражать противника на расстоянии и приступил к работе над щитом. Что бы ни случилось, что бы ему ни предстояло, он должен был быть сильным. Больше ему предложить было нечего.       Однако со временем Чонгук тоже сумел собрать вокруг себя людей. Их было немного, но все они имели причины быть рядом с ним: кто-то, как и Гук, искал себя, кто-то был в него влюблен, а кто-то — обязан жизнью. И именно эти умные и преданные люди пошли с ним на земли Древнего замка.       Чонгук не мог оставаться на чужбине, вдали ото всех, кто был ему дорог, долго. Он знал, что на родине его уже не искали, а на землях Высокого замка считали мертвым. Никто не ждал его прихода. О нем почти забыли.       Территория Древнего замка издавна была единственной, где всегда правили люди. Чернородники были почитаемы, но жили отдельно, словно некие далекие божества, дарящие при необходимости свою милость. В связи с этим Чонгук сначала отправился к ним.       Древний замок, располагающийся на скале над морем, к которому вел всего один тонкий мост, напоминал монастырь. Своей отдаленностью, своей неприступностью, своей одухотворенностью. Чонгук еще нигде не чувствовал себя так, как там. В светлых, просторных, вкусно пахнущих помещениях царила неповторимая атмосфера таинства. Древнего знания, искренней доброты, ласковой силы. Чонгук остался с ними еще на два года. Примкнул к ордену, выполнял ритуалы, учился. Он стал своим, тем, кому доверяли, кому готовы были помочь. Именно там он научился делать щит, постиг разные грани своей силы, потрогал темноту и понял, как с ней обращаться. Он жил в полной гармонии с собой, но сердце все равно не могло быть спокойно, зная о том, что происходит за рекой.       Прошло почти пять с лет с тех пор, как Чонгук покинул Чимина, когда правители земель пообещали ему армию, сидя в огромной переговорной и улыбаясь Чонгуку и лидеру чернородников. И в тот день он понял, что у него все же есть шанс что-то изменить.       На землях Зеленого замка устройство правления было схожим с тем, что было на родине в юности Гука, только в замок чернородников брали не всех. Управляли землями только лучшие, прошедшие строгий отбор. Ему тоже пришлось его пройти.       Он встретился с семьей, когда его сыну было уже восемь и тот совсем его не помнил. Чонгук долго плакал, винился и разговаривал с Хэсу. Она все понимала. Он тоже понимал, но простить себя не мог. Он не был отцом своему мальчику, и это тоже собирался исправить.       Чонгук больше не расставался с родными надолго. Уезжал в замок, но стабильно возвращался, чтобы провести время с любимыми. И каждый раз, когда приходилось прощаться, сердце его болело. Кану рос сорванцом. Самоуверенным, умным, избалованным. Обладающим обостренным чувством справедливости. Он долго не принимал отца, обижаясь за его отсутствие, хотя понимал, что такое положение дел было в порядке вещей. Дети, чьи родители были в армии или служили каким-то господам, тоже могли не видеть их годами. Но сердце Кану, огромное и полное любви, как и у Чонгука, не поддавалось разуму.       Свой тридцатый день рождения Чонгук провел с сыном на рыбалке. Ни один из них это занятие не любил, но им нравилось медленно крутиться в лодке, добравшись до центра озера, и спорить обо всем на свете. Они были слишком похожи, чтобы жить мирно.       — Почему ты это делаешь? — спросил Кану, ковыряя лежащую в ведре рыбу. Глаза его были опущены, а пальцы бесцельно поддевали плавник. — Почему столько лет провел вдали? Ты говоришь, что любишь нас, но разве так поступает тот, кто любит?       Чонгук тяжело вздохнул и перевел взгляд на раскидистое дерево, ветви которого свисали почти до самой воды. Свет играл на его листве и воде, насекомые прыгали по озеру. Стоял теплый, солнечный, безмятежный день, но внутри было неспокойно. Чонгук знал, что ему зададут этот вопрос, ведь и сам много раз спрашивал себя об этом. Почему, любя свою семью, столько лет провел отдельно? Неужели предпочел любовника сыну? Любовника, которого не видел годами и который никогда даже не говорил, что его чувства взаимны.       — Потому что одной любви мало. — Чонгук положил весло на колени и стал рассматривать деревяшку, словно искал в ней изъяны. — Ее мало, чтобы защитить и обеспечить счастливую жизнь. Я могу умереть за тебя, Кану, но не позволю тебе умереть из-за меня.       — Но мы же переехали! Никто нас не преследует здесь. Ты тоже мог бы жить с нами.       Чонгук знал, что сын прав. Он мог бы. Мог забыть о прошлой жизни и о тех, кто остался, предоставить их самим себе. Они были способны сами о себе позаботиться. Юнги и Юна все еще помогали на Общих землях. Они лечили всех нуждающихся, но много раз давали понять, что жители не могут свободно покидать земли Высокого замка. На Общие попадали только самые обеспеченные и приближенные к правителям, остальные же удерживались из-за опасения, что все просто сбегут. А это значило, что на территории, где жил Чимин, по-прежнему гибли невинные люди. Умирали от голода, холода и тяжелой работы. От недостатка лечения и жестокости.       А на землях Черного замка все сильнее возносился другой тиран, который тоже проповедовал ненависть и силу. Он рассказывал жителям, что чернородники им не нужны, что они сами создадут больницы, но в реальности не мог обеспечить обучение лекарей, потому что знания за годы правления чернороников были утеряны. Лекарей нашел Чонгук. Именно их труды и знания он добыл на землях Древнего замка, где чернородники всегда были сплетены с людьми во взаимной помощи. Он даже договорился о том, что некоторые отправятся обучать на его родину. Он это сделал. Он. Не Хенсу.       — Ты думаешь, было бы правильнее, если бы я забыл о них? — искренне спросил Чонгук сына, напомнив ему о ситуации. Девятилетний мальчик еще плохо разбирался в делах правителей, но по его хмурому лицу и скромному движению головы Чонгук понял, что сын согласился с его мотивами. — Дедушка всегда говорит тебе, что ты из древнего рода правителей.       — Откуда ты знаешь? — перебил Кану, вскидывая взгляд на отца, и Чонгук усмехнулся.       — Потому что он всегда говорил об этом мне. Так не кажется ли тебе, что мы ответственны за этих людей?       — Не знаю, — пожал плечами сын.       — Я тоже. — Честно признался Чонгук. — Я тоже. Не думаю, что мы им чем-то обязаны, но не могу просто оставить свою родину в лапах этого человека. И не могу знать, что страдают соседи.       Врал ли Чонгук? Нет. Но кривил ли душой? Говоря все эту сыну, он чувствовал, как противный тоненький червячок совести тихо покусывает его от всего одного имени, что безустанно маячило в глубине сознания. Вел бы он себя так же, если бы не Чимин? Был бы таким же альтруистом, пожертвовавшим собственным семейным счастьем? А эгоистом? Хотел бы он так же заполучить эту власть, если бы не осознание шестилетней давности? У Чонгука не было ответов на эти вопросы, потому что он уже давно понял, что самокопание ничего не изменит. Может, он и должен был бросить то, что его не касалось, и заняться своей родней. Может, и должен. Но не мог.       И со временем Кану с ним согласился. Хонсон с радостью пичкал внука заботливо взятыми из дома книжками, рассказывая историю их рода и обучая мальчика всему, что должен был знать юный принц, и тот учился прилежно, поглощая тома с несвойственным его отцу аппетитом.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      В библиотеке редко бывали люди. Небольшое, заполненное книгами и свертками помещение было тихим и спокойным. Стеллажи создавали лабиринты, в которых можно было спрятаться, письменные столы из дорогих пород дерева манили что-нибудь написать, а удобные кресла не позволяли встать. Чимин любил это место. Никто никогда не находил его тут. Но у библиотеки был один существенный недостаток: ее окна выходили на небольшой внутренний двор, откуда, к несчастью, в тот день раздавались голоса.       Услышав спор, Чимин встал и направился к окну, чтобы его закрыть, но в тот момент заметил Мирэ и Севон, которые о чем-то оживленно спорили. До ушей донеслись привычно обидные слова.       — … в таком виде? Серьезно? — пищала Мирэ. Ее высокий голос не изменился даже с возрастом. — Ничего удивительного, что твой муж предпочитает компанию шлюх. Любая из них выглядит лучше на твоем фоне.       Чимин посмотрел на Севон, которая была как обычно одета в скромный темно-синий наряд. Ее волосы были заплетены в простую косу, и да, надо признать, на фоне других дам замка она смотрелась неприметно. Севон никогда не отличалась ослепительной красотой, а с годами и вовсе все больше пряталась за одежду. Чимина это не волновало, но его супруга находила любой повод прицепиться. Ее съедала ревность к молодой чернороднице.       — По крайней мере, мой муж помнит мое имя, в отличие от твоего, — прямо смотря в глаза Мирэ, с вызовом ответила Севон. Их разница в возрасте составляла более десяти лет, но младшую девушку это не смущало. Ее уже давно ничто не смущало.       И это безумно злило Мирэ. Сжав зубы, она замахнулась и ударила Севон по лицу. Та изумленно схватилась за щеку, а потом повернулась и сверкнула взглядом. Там царила ненависть. Такое презрение, волны которого доходили буквально до Чимина. С силой схватив Мирэ за плечо, Севон лишила ее чувств и надменно посмотрела на упавшую женщину.       Чимин был привычен к склокам, но подобная ярость в глазах двадцатидвухлетней Севон его испугала. Выйдя из библиотеки во внутренний двор, он окликнул девушку и подозвал к себе. Они вернулись в умиротворенность библиотеки, и Севон тут же припала к стакану сока, который Чимину принесли слуги.       — Тебе не стоит так себя вести, — опускаясь в кресло, рядом с которым на столе все еще лежала раскрытая книга, сказал Чимин. Чернородница пораженно взглянула на него. — Я знаю, ты думаешь, что защищаешься, но лишь культивируешь этим свою темноту.       — Ух-ты! — усмехнулась Севон и присела в кресло напротив. — И это говоришь мне ты!       Она закинула ногу на ногу и с забавой посмотрела на Чимина.       — Ты думаешь, твоя жизнь здесь ужасна? — понизил голос Чимин. Он смотрел серьезно и слегка разочарованно, будто отчитывал нерадивого ребенка. — Ты не видела ужасную жизнь.       Севон снова усмехнулась и отвернулась. Чимин знал, о чем она думала: ее разлучили с мамой, оставили в семье, где всем было на нее плевать, а потом выдали замуж за мужчину на двадцать лет старше, который также никогда ее не уважал. «Ужасна» было вполне подходящим словом.       — Хочешь сказать, что твоя жизнь ужасна?       — Наверное, нет, — задумчиво проговорил Чимин и на несколько секунд отвернулся к стеллажу. — Но ты же не думаешь, что мы тут счастливы?       — Нет, я не думаю, что хоть кто-то тут счастлив. Все здесь стараются отгородиться от реального мира, не волнуясь о том, что уничтожают в процессе.       Севон смотрела пристально, с впивающейся неприязнью, и настроение Чимина быстро сменилось. Раздражение привычно скользнуло по нервам, и взгляд стал острым.       — У тебя ко мне какие-то претензии?       Чернородница засмеялась. Громко, заливисто, саркастично.       — К тебе? Ну что ты?! Какие к тебе могут быть претензии? Ты живешь, наслаждаясь жизнью, без каких-либо забот, и только иногда, когда просыпается совесть, строишь из себя жертву.       — Что ты несешь? — слова еле пробились из-за сжатых зубов.       — У тебя была одна беда. Одна. Ты хочешь, чтобы я тебя пожалела? Ты убил мою мать.       — Я не… — Чимин растерялся. Слов не нашлось, сердце забилось в три раза быстрее, болью напоминая о прошлом. Он не знал, с чего Севон решила, что ее мать была мертва, но считал, что она, скорее всего, права.       — И снова оправдания, — покачала головой собеседница, кладя сцепленные руки на коленку. — Твои новые лучшие друзья.       — Что ты вообще знаешь о моей жизни? — Ярость вышла шипением, а сам Чимин резко притянул кресло Севон к себе, сокращая между ними расстояние. Дышал он тяжело, ощущая, как пульсирует во всем теле отчаяние. — Ты думаешь, я просто так тебя предал тогда? Думаешь, мне стало скучно, и я передумал воссоединять маленькую девочку с ее матерью?       Севон напряглась. Боль сверкнула в ее взгляде, и она отвела его, продолжая изо всех сил сохранять надменное спокойствие.       — Ты уже больше десяти лет тут. Неужели не знаешь, как все устроено? Ты думаешь, я не пытался ничего изменить? Думаешь, я не пошел на жертвы? Я не получил ничего из того, что хочу! Ничего, поняла меня?! Все мои близкие в опасности из-за меня и должны быть как можно дальше.       — Поэтому ты забросил свою дочь? — приподняла подбородок Севон. — Она скоро лицо твое забудет.       — Мы живем в одном доме, ничего она не забудет.       — Когда ты вообще в последний раз видел Ынджи? Думаешь, кто-то здесь посмеет причинить ей вред? Она наследница этих земель и устроилась лучше, чем ты и я! Меня тошнит от твоих оправданий.       Севон сбросила ладонь Чимина с ручки своего кресла и откинулась на спинку, скрещивая руки на груди. Чимин растерянно смотрел на нее. Уже много лет никто так не окунал его в ледяную воду. Слова были жестоки, надменны, но в них была правда, и это злило больше всего. Севон давила на чувство вины, именно на то, что было больной точкой Чимина. Только отключив его полностью, он мог жить.       — Ей не будет лучше со мной. Я уже не могу дать ей ничего хорошего. Только угрюмого, ворчливого отца, обиженного на весь мир, — проговорил тихо Чимин.       Севон в очередной раз усмехнулась, но на этот раз как-то сочувственно.       — Ее свет сильнее, чем твоя тьма. Но от тебя зависит, в каком мире она будет жить. В мире, где ее предают из страха и никому нельзя верить, или там, где борются до последнего.       — Пафосные речи все толкать горазды. А сама-то ты что делаешь, кроме осуждения всех и вся?       Севон лишь нахмурилась. Ответа не нашлось, и Чимин разочарованно покачал головой. Болото. Это было просто проклятое болото, где никто не собирался ничего делать. Они лишь тонули, тихо возмущаясь, день за днем, день за днем.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      Чимин сидел в парадном зале, невидящим взглядом смотря на мраморную колонну. В ушах звенело. Внутри разверзались пустота и дикий ужас.       — Мы начнем наступление в восемь утра, — говорил Джэен. — Перейдем границу, присоединимся к нашим людям там. Армия собиралась последние месяцы, так что они решат все за пару часов. Нам останется только очертить границы.       — Ради чего здесь все эти годы был я? — сжимая в руке бокал до побелевших костяшек, прорычал Чимин. — У нас было соглашение.       — Которое ты не выполнил, — буркнул Джэен, даже не удостоив зятя взглядом.       — У нас родилось двое детей! — сорвался на крик Чимин, игнорируя колкую боль от упоминания сына. Он погиб в шесть лет, упав с обрыва на охоте. Никому не было дела до мнения Чимина о том, что ему рано туда ехать. Мирэ рядом вздрогнула и покосилась на мужа. — Я не виноват в том, что они люди! Дети Севон тоже люди! Я сказал, что так будет, потому что в замке слишком много чернородников, но меня никто не слушал!       — Мы отправляли вас на другой конец земель! — продолжал недовольно Джэен. Чимина он не выносил. Его раздражало все, начиная от присутствия несостоятельного родственника, до его слов.       — Не помогло! Природа контролирует наше количество, ты сам сказал! Так что я могу сделать?       — Не мешать, — холодно ответил лидер, сжимая кулаки.       Не мешать? Чимин только и делал, что не мешал. Долгие годы он смотрел на то, как Джэен разрушает жизни всех вокруг. Стало ли кому-то от этого лучше?       — Вы не можете просто захватить Общие земли, Хенсу пойдет войной, — воззвал к голосу разума Чимин.       — Пусть попробует. На этих землях, если ты не забыл, должны были править ваши с Мирэ дети-чернородники. Те самые, которых нет, поэтому не смей говорить мне про то, что я могу или нет. Я заберу то, что принадлежит мне!       Опять война? Чимин еще помнил прошлую. Она все еще ему снилась, усыпанная смертями, словно трава — опавшими осенью листьями. И от мысли о начале новой начинало тошнить. Но что он мог сделать? Что вообще в последнее время делал? Закрылся в своей библиотеке и погрузился в иные миры, всеми силами сбегая из настоящего. А в нем, казалось, он уже ничего не чувствовал. Сострадание, боль, надежда атрофировались, и он начал медленно погружаться в сон. Спал с открытыми глазами, передвигаясь по замку, встречаясь с родственниками. Многие из них такими стали. Джин нашел отвлечение в рыбалке. Часто уходил с самого утра за территорию замка на дальнее горное озеро и возвращался только через пару дней. Что именно он там делал, никто не знал. Чимину даже не с кем было поговорить, и он почти разучился. Ему больше это было не нужно. Ему уже ничто было не нужно.       Но война… Мог ли он игнорировать ее?       Он не знал, зачем все еще старается переубедить Джэена. Зачем пошел за ним после общего собрания, утверждая, что это плохое решение. Джэен не слышал. Он верил в то, что получение новых плодородных земель не может быть чем-то вредоносным и цели оправдывают любые средства.       — Все люди смертны. Так не лучше ли, если они умрут за общее благо? — произнес он с беззаботной улыбкой, заходя в кабинет и захлопывая дверь перед носом Чимина. Тот открыл ее и вошел следом.       — Ты же знаешь, что Хенсу ненавидит чернородников. Ты дашь ему повод пойти войной на нас!       — Пусть попробует! — с пугающим азартом в глазах прошипел лидер. — А ты… возвращайся в свою нору и не высовывайся оттуда.       Джэен присел за стол, а Чимин встал перед ним. Впервые за долгое время внутри бурлили возмущение и страх. Он просто не мог допустить осуществления планов этого человека. Он знал, что тот бросит все силы на завоевания. А силы у него были. Выкаченные из простого народа, полученные его трудом и болью. Джэену было все равно, чем еще жертвовать, потому что жертвовал не он. Никогда не он. Этот чернородник даже на поле боя никогда не был. И именно поэтому переубедить его было невозможно. Война для него была лишь игрушкой. Шахматной партией, никак не касающейся жизни.       Чимин попятился и медленно пошел к двери, понимая, что говорить бесполезно. Он должен был придумать что-то другое. Предупредить Юнги с Юной, саботировать наступление… Что угодно.       — Чимин, — окликнул его лидер, когда чернородник уже коснулся тяжелой кованой дверной ручки. Младший замер, и по спине пробежали ледяные мурашки. Плохое предчувствие охватило, будто пробирающий до костей ветер. — Надеюсь, ты помнишь, где твое место.       Чимин обернулся, и рука сжалась на металле. Брови сошлись на переносице.       — Давно мы не говорили о твоей сестре, — неторопливо и с явным удовольствием произнес Джэен. Внутри Чимина все еще сильнее похолодело, и дыхание сбилось. Ему нечего было бояться. Наверное. Но тело начинало подрагивать. — Ты же не думаешь, что из-за того, что перевез ее, теперь можешь творить безрассудства? Ты был умнее все эти годы. Продуманнее. Но и я не дурак. Я не стал лидером этих земель, будучи дураком, которого можно водить за нос.       Чимин перестал что-либо понимать, но сердце его стучало все быстрее и быстрее.       — У меня заняло некоторое время разоблачить твой обман, но ты же не ожидал, что я останусь в неведении? Сымитировать смерть… неплохо. Но недостаточно.       Внутри что-то обрушилось, и вдох застрял в горле.       — Конечно, я нашел твоего путешественника, — усмехнулся Джэен. Он смотрел на бледного Чимина, и улыбка все больше расцветала на его лице. — Пойми, я все проверяю. Даже если все кажется достоверным, я все равно нахожу следы. От и до. Ты представил его еле знакомым товарищем. Чернородника, с которым жил в одном замке. Провозгласил шпионом и предателем. Не перестарался ли, Чимин? Но я допускал это. Что ты мог оказаться ублюдком, а он бессердечным шпионом. — Джэен откровенно смеялся, давая понять, насколько подобное нелепо. — Допускал, пока не узнал, что ты останавливался у его семьи во время войны. Жил с ними в одном доме, лечил его отца. Не стыкуется с плохим знакомством, не так ли? А потом твой мертвый друг вдруг нашелся на территории Зеленого замка. Во дворце, за одним столом с правящими чернородниками. Тот самый погибший от порки Чонгук, чье тело мистически пропало из ямы.       — Выжил, значит. Я ничего об этом не знаю.       — Не держи меня за идиота! — Громкий удар по столу заставил вздрогнуть. Джэен встал и продолжил, повышая голос: — Я говорил тебе не сметь недооценивать меня. Ты думаешь, я ребенок и не знаю сил чернородников? Ты провозгласил его мертвым! Ты! Хочешь сказать, что ошибся? Что не почувствовал в нем жизни? Ты за кого меня принимаешь?       Чимин смотрел в пол и ощущал, как тот уходит из-под ног. Он в очередной раз терял контроль. Те крохи, которые еще питали его вменяемость. Которые не позволяли окончательно рухнуть в отчаяние.       — Думаешь, защитил его? Своих близких? — Глаза Джэена хищно блеснули, пока он снова садился на стул. — Да, твою сестру я не нашел. Пока. А к Чонгуку не подобраться. Этот мерзавец окружил себя такой свитой, что, кажется, скоро организует собственный культ, но его семья… Их достать труда не составит. Его сына, мать — ты же ее помнишь? — отца. Интересно, что будет с любопытным Чонгуком, когда он потеряет всех, кого любит?       — Проверь. Одиннадцать лет прошло. Ты думаешь, мне все еще есть до него какое-то дело? До его семьи? — Чимин попытался усмехнуться. Натягивал маски изо всех сил. Все сразу, чтобы подошла хоть какая-то, но выходило, видимо, плохо, потому что Джэен не верил.       — Ладно. Мне ничего не стоит это сделать, — беззаботно пожал плечами старший чернородник. Он взял перо, обмакнул в чернила и принялся писать письмо. Чимин тут же покосился на сидящего на жердочке сокола.       Джэен писал не спеша. Аккуратно выводил буквы, истязая Чимина, а потом скрутил послание и встал, чтобы привязать к лапе птицы. Лидер сделал шаг к окну, и Чимин шагнул вместе с ним. Его блеф был раскрыт, и он не мог подтвердить свои слова. Не мог на самом деле принести в жертву всю семью Чонгука.       Парня, которого он в последний раз видел одиннадцать лет назад. Мужчины. Семейного, далекого. Нелепо. Кем они были друг другу, чтобы развязывать войну ради благополучия семей? Никем ведь.       Но он не мог. Он слишком хорошо знал, каково терять близких.       — Хорошо, — нервно выпалил Чимин, останавливая Джэена. — Хорошо, я ничего не буду делать. Не надо больше смертей.       — Уверен? — Подразнивая, Джэен приподнял руку, на которой сидел сокол, приближая птицу к окну. Паника пронеслась по телу.       — Да! Да, уверен! Не надо.       — Чтобы ты продолжил думать, что можешь водить меня за нос?       — Я не думаю! Никогда не думал! Ничего я не думаю. — Чимин приближался все больше, вздрагивая от каждого движения тестя. Казалось, еще одно — и сокол взмоет в небо, лишая Чимина возможности что-либо исправить. Подписывая очередной приговор. — Прошу!       — Даже не знаю, — вздохнул лидер задумчиво и склонил голову на бок. Он играл с ним, Чимин это отчетливо видел, но ему было все равно. Себе он играть позволить не мог. Игры в этом доме были насмерть. Подтверждением была целая яма за стеной замка. Та самая, вонь и птичьи крики с которой иногда все же долетали до беззаботного мирка правителей.       — Прошу! Пожалуйста, пожалуйста! — Ноги дрожали, и Чимин рухнул на колени. Он еще никогда не чувствовал себя таким жалким и униженным. Но его гордость была растоптана годы назад. Тогда, когда он сам лично отнял у себя выбор. Поэтому все уже было неважно. — Умоляю.       Уголки губ Джэена взметнулись вверх, и рука отвела сокола от окна. Лидер позволил птице переступить обратно на жердочку, и Чимин чуть не упал от облегчения. Все силы разом будто вылились из него.       — Так уж и быть. В этот раз. Главное, чтобы ты запомнил.       — Я запомню, — поднимаясь, проговорил Чимин севшим голосом. Он медленно поплелся к двери и на этот раз беспрепятственно покинул помещение, однако уши закладывало, и казалось, что даже если его окликнут, он не услышит.       Но никто не остановил, позволив выйти в темный коридор и остановиться за закрывшейся дверью. Пустота и слабость утягивали вниз, но что-то вдали, в глубине, медленно поднималось на поверхность.       Чимин стоял там еще долго. Думая, чувствуя, осознавая. Понимая, что произошло и к чему это приведет. Зная, что больше так продолжаться не может. Хватит смертей. Хватит боли.       Чимин пока не представлял, что делать, но ощущал, что время бездействия прошло. Он поклялся себе, что отныне не будет слабым и больше никогда не станет умолять.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      Ничего не изменилось в замке. Его обитатели по-прежнему наслаждались беззаботной жизнью, одеваясь в дорогие наряды, покупая украшения, лакомясь изысканными блюдами. Чимин снова закрылся в библиотеке, но теперь он больше не старался сбежать из реальности: он читал книги по военному делу, общался со слугами, разрабатывал план.       Он даже не узнал о начале войны, пока не заметил проходящих через двор генералов и не вскочил со стула как ошпаренный. Чимин побежал за ними, проследил до самой комнаты, а потом прошмыгнул в коридор слуг. Чимин не знал, почему обычно осторожный Джэен решил устроить встречу с военными в комнате, в которую выходила дверь из коридора слуг (а следовательно, и крошечное окошко, чтобы работники не вошли не вовремя), но был этому очень рад. Он притаился у решетки и всмотрелся в трех мужчин, ожидающих лидера.       Джэен появился почти сразу. Вошел решительной походкой, принося с собой волнение. Он всегда выглядел угрожающе, и даже пятидесятилетние военные дрожали перед ним, как нашкодившие дети.       Лидер опустился на диван, обитый серо-голубым шелком, положил ногу на ногу, устроив лодыжку на коленке, закинул руку за спинку и велел рассказывать. Чимин надеялся, что они будут обсуждать планы на наступление и он все же сможет как-то им помешать без ведома Джэена, но когда мужчины заговорили, воздух вылетел из легких, и перед глазами на секунду потемнело.       — Наступление проходит хорошо. Собранная на Общих землях армия атаковала ранним утром и уничтожила врага. Поскольку наступление было неожиданным, потерь почти нет. Погибло всего около двухсот наших, но земли мы заняли. Армия выстроилась на границе.       Сердце Чимина стучало так быстро, что было почти больно. Он слушал нелепости про малые жертвы в двести человек и ужасался потерям с обеих сторон. Раньше он был на стороне Черного замка, и ему не приходилось переживать за людей этих земель. Теперь же и они были его подданными. Эти мальчишки, которым никто не оставил выбора, погибли за территории, и так принадлежащие им, но на которые их не пускал Джэен. Зачем ему нужно было окончательно отвоевывать их? Что это дало, ведь народ мог жить там и раньше? Таково было соглашение, которое лидер сам не соблюдал.       Двести человек… Которых толкали угрозы и нужда. А сколько погибло с другой стороны? Мирных, невинных жителей!.. Их назвали врагами, но они ими не были. Они ведь просто жили на землях, на которые претендовал тиран. Если двести человек — это почти ничего, то сколько было «много»?       — Мы будем готовы начать дальнейшее наступление уже завтра.       — Хорошо. Ждите моего приказа.       Командиры кивнули и откланялись, а Чимин прирос к полу. Руки и ноги дрожали. Он не мог поверить. Джэену было мало? Он планировал идти дальше? Нести больше боли и гибели? Хватит уже. Хватит!       Лидер неторопливо встал с дивана, глотнул приготовленный для него напиток, а затем направился к выходу, когда Чимин окликнул его. Он открыл дверь в коридор слуг без лишнего звука, потому что петли всегда хорошо смазывались, и застиг лидера врасплох. Настолько, что когда Джэен повернулся, в его шее уже торчал кинжал, впиваясь по самую рукоять. Лидер схватился за нее, изумленно смотря на Чимина. С таким искренним непониманием, словно не ожидал, что этот мямля чернородник когда-нибудь сможет дать ему отпор. И Чимина это удивляло. Действительно поражала вопиющая недальновидность этого мерзавца. Джэен хрипел, отчаянно стараясь сделать вдох, перебирал пальцами ручку, не зная, стоит ли достать кинжал, а Чимин просто смотрел. Взглядом, не выражающим ничего. Его не мучили вина или совесть. Он жалел только об одном — что не сделал этого раньше, пытаясь уберечь себя от падения во тьму. Но, спасая себя, он отправлял туда остальных.       Когда Джэен наконец упал на ковер, заливая его кровью, Чимин встал рядом и холодно посмотрел на тестя, корчащегося в агонии. Внутри плескались восторг победы и почти забытое ощущение силы.       Впервые ему было нечего бояться. Просто… нечего, и это кружило голову. Окрыляло, выметало все рациональные мысли. Чимин усмехнулся и сжал голову руками, стараясь прийти в себя. Но не мог. Как только жизнь покинула Джэена, Чимина обняла свобода, и она опьяняла так, что пропадали все рамки.       Неужели все закончилось? Неужели он правда больше не был в клетке? Некому было угрожать ему, некому указывать, как жить?       Чимин раскрыл дверь, покидая комнату, и тут же нашел взглядом двух удивленных его появлением стражей. Он подошел неспешно, надевая маску доброжелательности, а потом аккуратно коснулся одного из них, и тот рухнул на пол. Второй всполошился, но Чимин подбежал и, ловко присев, схватил за ногу, отправляя стража на пол. Он уже почти не помнил, каково это — убивать. Не тренировался долгие годы, поэтому потратил еще несколько секунд на то, чтобы лишить жизни самых верных Джэену людей. Он не мог рисковать тем, что они перейдут на сторону его тещи или решат отомстить за господина.       То же самое он повторил со многими другими. Шел по замку, неся смерть, но не испытывал ничего, кроме воодушевления и надежды.       Справиться с Мирэ и Сунджон оказалось несложно. Их он лишать жизни не стал, так как первая все же была матерью Ынджи, а вторая, хоть и дрянью, но почти безвредной. Вместо этого Чимин лишил их сознания и приказал верным ему слугам отнести чернородниц в темницу. Стражу там он просто отстранил от должности, веля сию же минуту покинуть замок.       Оставались лишь Сокджин и Сокджун. Больше всего Чимин опасался первого, несмотря на то, что он долгие годы был ему другом. Но в тот день Джин привычно отправился на рыбалку, Сокджун же оставался отцом детей Севон, поэтому его судьбу он решил предоставить ей. Его стражей же Чимин убрал, лишая Сокджуна какой-либо власти в замке.       Шурина он нашел в саду. Тот уже заметил изменившуюся в замке атмосферу и пропажу многих стражей, о чем поинтересовался у Чимина, когда тот коснулся его плеча, лишая сознания. Вскоре Сокджун присоединился к своим матери и сестре.       Все стихло. Севон стояла на балконе, обняв Ынджи. Субин был рядом. Они смотрели на Чимина в саду, и тот боялся поднять глаза. Где-то внутри теплился страх увидеть во взгляде дочери разочарование, презрение или даже опасение, и Чимин не мог позволить ему поглотить себя. Ему претила слабость. Тошнило от многолетних беспомощности и боли. Больше он был не намерен их испытывать.       «Теперь, возможно, в замке родится новый чернородник», — язвительно подумал он и глубоко вздохнул. Он снова стал лидером.       Чимин никогда не хотел этой ответственности. Все, о чем он мечтал, — это любить и быть любимым. Просто жить в окружении близких, но этой мечте никогда не позволяли исполниться. И ему надоело быть жертвой. Больше он никому не позволит управлять своей судьбой.       Генералы вернулись через несколько дней. Так и не дождавшись приказа лидера, они снова отправились в замок, где обнаружили, что глава сменился и теперь они отвечают перед зятем Джэена. У Чимина не было претензий к этим людям. Они, как и все другие, выполняли приказы и пытались выжить на этих суровых землях.       За последнюю пару дней Чимин затребовал все отчеты и буквально закопался в документах и докладах. К нему дни и ночи приходили жалобы, приезжали управляющие деревнями родственники, стучались жители. И все они убеждали Чимина в том, что он и так знал: на землях были нищета и голод.       Когда генералы зашли, Чимин сидел над бумагами, устало подперев голову руками. За последние три дня он почти не спал, пытаясь разобраться, как можно улучшить жизнь народа. Он уже распределил большую часть драгоценностей, но они не могли купить плодородные поля и мягкий климат.       Джин приехал два дня назад. Ошеломленный произошедшим, он, однако, принял его как нечто неизбежное, хотя и не решился тут же примкнуть к Чимину. Каким бы ни был Джэен, он был отцом Сокджина, и тот погрузился в траур, во время которого пытался свыкнуться с новой реальностью. Чимин решил, что это лучший из возможных исходов, и остался им доволен.       — Господин, у нас новости, — проговорил самый старший генерал, и Чимин поднял голову. — Разведка доложила, что Хенсу собирает армию и готовится отбить обратно не только Общие земли, но и окончательно закончить войну с нашими.       Смешок сорвался с губ, и Чимин прикрыл лицо ладонью. Он знал, что так будет. Знал, что своим поступком Джэен разворошит улей, и хуже станет всем. А также Чимин знал, что больше не собирается договариваться с жестоким тираном. Он был наслышан про политику Хенсу. Долгие годы ему докладывали про то, насколько сильно ухудшилась жизнь на его родине. Лидер не просто притеснял чернородников, чем лишал лечения тысячи жителей, он еще поднял дань и ввел множество жестоких законов. Чимин знал, что не может позволить такому человеку обладать властью над сотнями тысяч людей и уж точно не может дать тому выиграть войну.       Сделав тяжелый вдох, он положил руки на бумаги и посмотрел на генералов:       — Готовим наступление. Пора покончить с тиранией раз и навсегда.