Черные ангелы

      — Он не хочет с тобой разговаривать. Ты же понимаешь, что для Хенсу будет означать подобное соглашение. Он не может признать, что нуждается в помощи чернородников, — говорил Ыну, сидя за небольшим круглым столом в армейской палатке. Чонгук сильнее сжал чашку в руке и сверкнул недовольным взглядом.       — И поэтому он будет смотреть, как его люди умирают от травм, которые можно вылечить. Разве это не расточительно? Если ему плевать на их жизни, то на победу-то плевать быть не должно! Боги, этот человек настоящий кретин! — воскликнул Чонгук, сжимая кулаки.       У Чонгука была армия. Целая, проклятье, армия из семи тысяч человек, которая простаивала, пока люди Черного замка гибли в боях. Чонгук мог присоединиться во время сражения, но боялся, что Хенсу переключится на них и погибнет еще больше людей. Он предлагал помощь, но лидер даже слушать его не хотел, живя своей ненавистью к чернородникам. Поэтому Чонгуку, Юнги и Юне оставалось только тайно проникать на границу лагеря и лечить тех солдат, которым жизнь была дороже навязанных убеждений. С каждым днем таких становилось все больше, и Чонгук наслаждался мощью своей силы и способностью лечить буквально за секунды. Ыну же радовался тому, что многие люди не были преданы Хенсу и служили ему вынужденно. Это говорило о том, что если лидер сменится, народ бунтовать не станет.       Чонгук перешел границу несколько дней назад, когда узнал о наступлении. Помочь в первом бою он не успел, но встретился с Юнги и Юной. После почти двадцати лет это было странно. Видеть людей, которые были рядом в годы формирования характера, казалось возвращением в прошлое. С ними даже был их старший сын, которому уже исполнилось пятнадцать, и который являлся чернородником. Остальные их дети (мальчик и девочка) были отправлены на земли Зеленого замка к родным Чонгука. На протяжении лет в разлуке Юнги несколько раз упоминал Юну и их семью, но все равно видеть их вместе было непривычно. Они понимали друг друга по одному только взгляду, предвосхищая любые слова, и это зачаровывало. Чонгук никогда прежде не замечал между ними особой связи, но, как и писал Юнги, оставшись вдвоем, они присмотрелись друг к другу и стали близки как никогда.       Чонгук искренне радовался за них. Семейное счастье для чернородников в их краях было редким явлением, и Чонгук, к сожалению, только подтверждал данное правило. Несколько лет назад он рассказал Хэсу о своих пристрастиях и отпустил, но она по-прежнему оставалась частью его семьи. Чонгук не знал, почему она не нашла себе другого, надеялся лишь, что причиной не была любовь к нему.       — Ты слышал, что лидер Высокого замка здесь? Не хочешь попытаться заключить соглашение с ним? — проговорил Ыну, откусывая кусок груши.       — Джэен? — удивился Чонгук. — Он же никогда не участвовал в боях сам.       — Имени я не знаю, но слышал, что он со своими людьми.       Армия Высокого замка снова прибыла по морю, минуя затаившихся на границе людей Хенсу, и Чонгука это совершенно не удивило. Он знал, что противник сделает нечто подобное, поэтому ожидал весточки с поста. Оказалось, что добираться до них было не так уж долго: солдаты провели в дороге весь день и прибыли уже поздним вечером, после чего устроились на высоком зеленом берегу, пройдя несколько метров по которому, можно было увидеть корабли врагов. Выставив дозорных, Чонгук дал людям отдохнуть. Будут ли они сражаться, должно было определиться утром. Он решил оставить армию Хенсу позади и попытаться справиться с врагами своей. Люди Черного замка и так были измождены прошлыми битвами с другой частью армии врага, что перешла через Общие земли. Люди Джэена снова поделились на несколько частей, и Чонгук ненавидел такую тактику. Он помнил, как в прошлом никогда не удавалось предугадать, откуда последует очередное нападение. Мелкие группки, словно насекомые, поедающие сад, уничтожали противника маленькими частями. Они не нападали на армию, а атаковали деревни, лишая людей и пропитания. Крупных сражений было мало, и Чонгук собирался это изменить.       — Нет. Сделки с этим человеком не приводят ни к чему хорошему, — заявил чернородник, хмурясь. — Я больше не буду ничем жертвовать из-за него.       Ночь прошла неспокойно. Чонгук плохо спал, постоянно просыпаясь с тревожным чувством. Вздрагивал от шумов, опасаясь, что началась атака, и встал ни свет ни заря. День ожидался пасмурным. Огромные серые облака быстро плыли по небу, а в море начинался шторм. Чонгук поежился, бросил взгляд в сторону места, где был лагерь противника, и направился обратно в палатку.       Внутри было тепло и спокойно. Чонгук завалился на мягкую кровать, надеясь еще немного поспать, когда дыхание вдруг перехватило, и сердце забилось быстрее. Чонгук даже не осознал, как заметил краем глаза лежащий на прикроватном столике фрукт. Блестящее красное яблоко.       Наверное, он сошел с ума. Придумывал небылицы, объясняя невероятным обыкновенное, но Чонгук резко сел и схватил яблоко, всматриваясь в него так, словно там было послание, а потом буквально вылетел из палатки.       — Это ты принес мне яблоко? — обратился он к пареньку, который был его личным слугой. Он сидел на пеньке и точил ножи, болтая со стражами, охраняющими вход.       — Нет, господин, — растерялся он. — У нас нет яблок. Только груши. Хотите?       Вот, что насторожило Чонгука. Яблок не было. Ни в походе, ни на ужин, ни на завтрак. Армия не проходила мимо садов, а деревенские жители не готовы были расщедриться на фрукты для чернородников. Но одно каким-то образом все же было у него в руке. Спелое, сочное яблоко. Точно такое, как…       Чонгук с разбега запрыгнул на своего коня, и слуга тут же вскочил с пенька, крича про то, что тот даже не оседлан, но чернородник не слышал. Ухватившись за белую гриву, он направил лошадь к склону на пляж.       Наверняка, это было сумасшествием. Наверняка, он все выдумал. Наверняка… Чонгуку стоило убеждать себя в этом, но он не мог, потому что все тело дрожало от одной только возможности. В горле пересыхало, сердце убегало. А потом он заметил всадника на пляже. Всего одного. И поскакал быстрее.       Белый конь стоял у кромки воды, наблюдая вместе со своим наездником за волнами, и Чонгук замедлился, только когда оказался от них в десятке метров. Внутри все бушевало, и руки сильнее сжимали гриву.       Это был он. Он.       От осознания сердце рухнуло куда-то.       — Чимин, — вылетело с сорвавшимся выдохом, и старший чернородник повернулся.       — Привет, зайчик.       Почти двенадцать лет прошло. Столько событий, столько времени… а Чонгук все равно смотрел и видел своего Чимина. Друга, любимого, занозу в сердце, которую так и не удалось достать. Родного. Смотрел и дышал все чаще, плохо справляясь с обуревающими эмоциями. Он ничего не понимал, но в тот момент его ничто не волновало. Только то, что Чимин каким-то образом был рядом. Повзрослевший, возмужавший, красивый, статный, спокойный. Неловко улыбающийся ему.       — Почему ты здесь?       — Захватываю территории, — усмехнулся Чимин и пожал плечами.       — А Джэен? — все еще не мог понять Чонгук.       — Он мертв. — Чимин повел головой, вскинул бровь, и что-то в груди кольнуло от того довольства, с которым чернородник сообщил новость. И каким-то образом Чонгук понял, почему лидер был мертв.       — Нет, — в ужасе прошептал он, впиваясь взглядом в любимого, и начал в неверии качать головой, словно старался стряхнуть кошмар. — Нет, нет, нет. Чимин, не говори, что ты его убил.       — Ты расстроен? — Старший усмехнулся, искренне найдя это забавным, и Чонгук понял, что больше не видит маски. Он видит что-то странное. Нового Чимина, живущего в согласии с собой, но все равно пугающего. — Не думал, что будешь скучать.       — Нет, Чимин. — Чонгук перекинул ногу и спрыгнул с лошади в мягкий холодный песок. Старший чернородник последовал его примеру. Они оказались совсем рядом. Взрослые, изменившиеся за годы, но все такие же. Чонгук смотрел и не мог наглядеться, бегая глазами по лицу и телу, всматриваясь в чарующие, глубокие темные омуты. — Ты убил своего тестя?       — Я и раньше убивал, — растерялся немного Чимин. Радость сменилась на серьезность, но почти встретившиеся брови быстро снова разошлись.       — Это не то же самое, — нервно покачал головой Чонгук. — Убивать врага в сражении и родственника, с которым прожил больше десяти лет, не одно и то же.       — Чонгук… — Чимин сделал шаг вперед, но младший не отреагировал, погруженный в свои мысли.       — Это ты ведешь войну? Ты напал на нашу родину?       — Да. Потому что я хочу покончить с этим поддонком Хенсу раз и навсегда. Такие, как он, не должны править землями и решать судьбы людей. Скажи мне, что не знаешь это, Чонгук. Скажи, что сам не мечтал свергнуть его.       — Да, — растерянно прошептал младший, — но не такой ценой. Не смертями.       — Думаешь, смертей не будет, если я отступлю? Не я начал эту войну. Я не смог ее предотвратить, но закончить ее есть только один путь. Я расправлюсь с ним, и ты займешь свое законное место. Давай сделаем это вместе, Чонгук. — Чимин окончательно сократил расстояние и схватил Чонгука за шею, слегка притягивая к себе и сталкивая взгляды. Не позволяя оторваться. У Чонгука закружилась голова. — Дадим людям жить нормально, без тиранов. Будем править вдвоем. И я больше никогда тебя не брошу. — Сердце дрогнуло, и ноги чуть не подкосились. Резкое обрывистое дыхание и навернувшиеся на глаза слезы давали Чимину все нужные ответы, и он продолжал: — И тебя не отпущу. Если я тебе все еще нужен.       Сколько лет Чонгук мечтал услышать эти слова! Знать, что новой разлуки не будет, что они наконец останутся вместе, как и должны были всегда. Они снились ему по ночам, он представлял их, планируя очередную победу. Все, что он делал, было для этих слов, и сейчас он их слышал. Поверить было сложно. Воздуха не хватало, в горле образовывался ком, и от эмоций штормило сильнее, чем море, рядом с которым они стояли.       — Ты смеешься? — сорвалось с дрожащих губ. — Боги, какой я жалкий.       Он даже секунды не подумал. Выпалил то, что было на сердце, и стыдливо отвернулся. И Чимин снова дернул его на себя, заставляя посмотреть и увидеть ту теплоту в глазах, от которой все внутри расцветало. Увидеть ту обволакивающую, как пушистое одеяло, любовь, за которую можно жизнь отдать.       — Ты мой, — прошептал ласково Чимин, поправляя Чонгука. И спорить было бессмысленно. Больше одиннадцати лет прошло. Словно и не было.       — Я твой, — стал ответом горячий шепот.       Пальцы на шее вдруг стали горячими, а близость Чимина поглощающей. Чонгук не мог думать ни о чем. Он лишь видел перед собой человека, по которому скучал долгие годы, и осознавал, что они ничего для него не изменили. Чимин был все так же прекрасен. Все так же желанен, и взгляд остановился на сочных губах, которые старший чернородник призывно облизал, а потом улыбнулся. Слегка, но так искренне, что нежность разлилась по всему телу.       Они не поняли, кто первым поцеловал. Просто вместе приблизились и соединили мягкие губы, вспоминая любимый вкус. Прижались друг к другу, обнимая и позволяя горячим слезам бежать по щекам. Чимин не плакал, но его руки тоже дрожали. Когда они оторвались, взгляд смущенно бегал по Чонгуку, и в нем было столько уязвимости и надежды, что они щекотали что-то внутри. Они еще долго обнимались, дыша запахом друг друга, ощущая тепло тела, чувствуя сердцебиение. Не могли оторваться: Чимин не отпускал руки Чонгука, держа так, будто боялся, что его отнимут, и Гук крепче сжимал, давая понять, что никогда не позволит.       Потом они прошли в пещеру, подальше от возможных глаз, и уселись на мягком песке, смотря на грозовое небо, где долго говорили, не отрываясь друг от друга. Чимин рассказывал о прожитых в Высоком замке годах, перебирая пальцы Гука, а тот слушал его, опустив голову на плечо. Узнавал обо всех тяжестях, включая гибель сына, и плакал, сильнее обнимая и пропуская боль через себя.       А потом рассказывал сам: о путешествиях, о новых знакомых. Чимин радовался успехам и гордо улыбался, смотря так ласково, что Чонгук чувствовал себя ластящимся животным. Теперь Чимин действительно был другим с ним, более открытым, не скованным рамками, и это будоражило.       Они вместе вернулись в лагерь через несколько часов, когда там уже зарождалось беспокойство за пропавшего лидера. Пришли рядом, ведя лошадей за собой, и с забавой наблюдали за изумленными лицами. Чимина почти никто не знал, но по его одежде было понятно, что он был не с земель Зеленого или Черного замков. Солдаты перешептывались, с ног до головы разглядывая нового чернородника, внезапно оказавшегося на их территории.       — Чимин? — Юнги вышел из толпы, округлившимися глазами смотря на старого друга. Молоток, что он держал в руках, тут же выпал на истоптанную траву.       — Ну привет, старый приятель, — шуточно ответил Чимин и раскрыл руки, позволяя сделавшему несколько огромных шагов Юнги рухнуть в его объятья.       Они тоже долго говорили сначала на улице, а потом и в теплой палатке, после того, как Чимин поприветствовал Юну и познакомился с ее сыном. Мальчик оказался очень спокойным и внимательным. Он не влезал в разговор взрослых, но и не упускал ни единого слова.       — Ты хочешь объединить земли? — уточнил Юнги.       — Я не вижу иного выхода. Мои люди не могут жить на бедных территориях Высокого замка, а Хенсу не должен править тут, так почему бы нам не решить обе проблемы за раз?       — И кто будет править?       — Разве эти земли не принадлежат по праву Чонгуку? — довольно улыбнулся Чимин и перевел взгляд на Гука. Тот не возражал. Он был согласен со всем, что говорил Чимин, и сам уже давно мечтал вернуть себе власть. Он знал, что будет хорош в правлении. По крайней мере, точно не хуже Хенсу. Кроме того, Чимин пообещал быть рядом. Привыкнуть к этой мысли все еще было трудно, но Чонгук хотел надеяться. Впервые за много лет у них наконец была настоящая возможность остаться вместе.       — Рядом с нами есть деревня, — снова заговорил Чимин, — и, насколько я знаю, Хенсу еще не забрал оттуда всех боеспособных мужчин. Я думаю, нам стоит дойти до нее и дать людям понять, что мы не собираемся разрушать их жизни. Пусть увидят, с чем борется их правитель.       — Пожалуй, это неплохая мысль, — задумался Юнги. — Чем меньше людей присоединяться к армии Хенсу, тем лучше. Нам нужна поддержка народа. Но не думаю, что компания взрослых чернородников произведет нужный эффект.       — Тогда я пойду один со своими людьми, — кивнул Чимин.       Так и решили сделать. Проведя еще около часа с давними знакомыми, Чимин засобирался назад. Он подошел к своему коню и потрепал по гриве, снова приковывая этим движением взгляд Чонгука. Ему захотелось, чтобы эта ласка предназначалась ему. Но Чимин снова уезжал, и Чонгук, как подросток, переминался с ноги на ногу, не зная, что делать. Глупое поведение, он признавал. Понимал, что ведет себя незрело, но боялся даже упустить чернородника из виду. Казалось, сделай это, и тот исчезнет, как мираж.       — Чем быстрее все закончится, тем быстрее начнется наша новая жизнь, — проговорил Чимин, поворачиваясь к младшему. Чонгук лишь грустно кивнул. — Эй, на этот раз все будет иначе. Веришь мне?       То тепло, что плескалось в глазах Чимина, заставляло верить. Оно окутывало и опьяняло, не позволяя отрываться. Оно было слишком редким подарком. Казалось, Чонгук мог по пальцам пересчитать, сколько раз в жизни Чимин так смотрел на него.       — Мне кажется, снова найдется какая-то причина, — вздохнул тяжело Чонгук. — Что-то, что опять разлучит нас.       — Такого больше не будет, — уверенно сказал Чимин. — Я не позволю, понял? Нет никакой причины.       — Почему ты не хочешь остаться подольше? Поедешь утром…       — Чонгук, — протянул Чимин, склоняя голову и позволяя робкой смущенной улыбке скользнуть на его лицо. — Ты же знаешь. Я же говорил тебе. Помнишь?       Чонгук нахмурился. Те слова он помнил слишком хорошо. Они были ядовитым жалом, что отравляли его жизнь многие годы. Сначала он пытался их забыть, затем вспомнил, даря себе надежду. Было ли это полезным? Дала ли эта любовь ему возможность держаться за жизнь и бороться за лучшее будущее или сделала зависимым и лишила шанса на счастье с кем-то другим?       Другим…       Даже мысли об этом были чужеродны и противны, особенно когда Чимин стоял рядом.       Когда он был рядом, никто другой был не нужен. Иное казалось предательством. Но так было и тогда, когда рядом его не было. Чимин не был единственным мужчиной в жизни Чонгука, но никто иной не имел подобной значимости.       — А то была правда?       — Про то, что рядом с тобой я забываю обо всем? — В глаза Чимина скользнула хитринка, и Чонгук снова пожалел, что тот не хотел остаться. Чимин подался вперед, невольно, словно его просто тянуло, и столкнул их бедра. — Давай поговорим об этом позже, хорошо?       Они никогда не делали чего-то подозрительного на людях, поэтому Чонгук вырвал себя из забытья и с силой оторвался от Чимина. Было почти больно.       — Да, хорошо, — кивнул он быстро и проследил взглядом за чернородником, который забрался на коня. Старший протянул руку и легонько сжал ладонь Чонгука на прощание. А потом отправился к своим людям.       Чонгук все еще не мог поверить. Земля под ногами казалась мягкой, а в голове был туман. Он не замечал ничего вокруг и вернулся в свою палатку, где просто сел за стол, невидящим взглядом смотря перед собой.       — Это он, да? — Ыну впорхнул, распахнув тяжелый полог, и упал на стул напротив.       — Что? Кто?       — Тот человек, которого ты любишь, — усмехнулся растерянности Гука друг. Тот тут же поднял на наго глаза. — Боги, ты так очевиден!       Чонгук принялся кусать нижнюю губу, то ли от смущения, то ли потому что ему было нечего сказать. А Ыну все ярче улыбался.       — Не знаю, как кто-то вообще может этого не видеть. Ты же взгляд от него не отрываешь. А когда отрываешь, навостряешь уши, — засмеялся друг. — Ты как спутник: реагируешь на каждое движение и не отходишь дальше определенного расстояния.       Чонгук стыдливо поморщился. Он всегда знал, что жалок в своей зависимости, но оказалось, что когда это отмечают другие, все еще печальнее.       — Да ты что, я так рад! — вдруг произнес Ыну, и Чонгук распахнул глаза. — Я всегда мечтал о том, чтобы ты нашел свое счастье, и видеть, как сильно ты любишь… Я правда очень рад, Гук. Надеюсь, вы больше не расстанетесь.       — Я тоже, — вздохнул Чонгук и с облегчением улыбнулся.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      Чимин поднял руку вверх, веля солдатам следовать за ним, и направил лошадь по сочной зеленой траве, когда вдруг увидел стремительно приближающуюся к нему гнедую. Он остановился и прищурился, пытаясь рассмотреть всадника. На вид это был подросток: невысокий, щупленький, с пышными, развевающимися на ветру волосами. Он скакал, подгоняя своего коня и пристально смотря на Чимина.       — Мингю?       Сын Юнги и Юны добрался до армии и неловко приблизился к Чимину.       — Простите, простите, что так поздно!       — Что ты здесь делаешь? — удивился Чимин.       — Я подумал, что юный чернородник пойдет вам на пользу. Вы приедете с армией, вы сильный, можете напугать их, а я не способен причинить кому-то вред. Я думаю, будет хорошо, если люди увидят, насколько добрыми и жертвенными могут быть чернородники. Не то, что бы вы не были добрым и жертвенным, но… — запинаясь, говорил Мингю.       — Я понял, — перебил его Чимин, стараясь закончить неловкий разговор. — Ладно. Как хочешь.       Паренек был прав: Чимин уже давно лишился невинности во взгляде и помыслах, поэтому был не лучшим представителем чернородников. Мингю же напоминал ему Чонгука в юности: такого же открытого и светлого.       До деревни было всего около получаса хода, и вскоре часть армии из сотни человек и два чернородника стояли на главной дороге и смотрели на собирающихся в кучку жителей. Те перешептывались, обнимая детей, а некоторые мужчины и вовсе приходили с вилами, мечами и луками. Последнее особенно насторожило Чимина, и он велел Мингю встать позади него. Когда собралась вся деревня, чернородники спешились. Чимин сделал пару шагов по дороге и остановился. Из группы людей вперед вышел мужчина лет шестидесяти.       — Приветствую, жители! — прокричал старший чернородник. — Меня зовут Чимин, я лидер Высокого замка. Я родился и вырос на этих землях. Дом моей семьи всего в нескольких часах езды отсюда. Я участвовал в войне против Высокого замка, которая была семнадцать лет назад. Я не враг вам. Когда я рос на этих землях, чернородников не считали врагами. Мы лечили жителей и старались справедливо править территорией. Мы даже передали это правление людям, потому что посчитали правильным. Но мы не думали, что новый лидер сделает из нас врагов. Что он будет преследовать невинных людей. Вы знаете, кто такой юный чернородник? — Чимин аккуратно продвинул Мингю вперед. — Взгляните на него! Он не способен причинить никому вреда. Он готов помочь вам, вылечить все болезни, не взяв за это ни единой монеты. Как и я. Но вас убеждают, что мы зло. Что мы собираемся причинить вам вред. Есть ли больший вред, чем то, что делает Хенсу? Вам нравится жить при правлении человека, для которого принципы и собственная власть дороже жизней его подданных? Мы не хотим воевать. Мы хотим мира между нашими землями, чтобы люди могли спокойно перемещаться по территориям без страха, что на них нападут. А вы готовы умирать за то, чтобы этого не было? Хенсу скоро придет и за вашими мужчинами. Если вы решите дать ему отпор, мы вас защитим. Нам не нужно ничего вашего. Мы здесь, чтобы помочь и сохранить мир. Чтобы показать, что мы не враги.       — И вы просите впустить вас на нашу территорию? — спросил лидер деревни.       — Мы будем рядом. И если надо, готовы помочь с лечением. Мы рады показать, кто такие на самом деле.       Жители продолжали перешептываться и бросать на прибывших косые взгляды. Они не верили. Чимин велел армии располагаться на лугу слева, а сам, взяв Мингю и нескольких солдат, отправился прогуляться по деревне. Он ходил неторопливо, рассматривая дома и хозяйства. Поселение не выглядело богатым, хотя рядом были море и поля, отчего Чимин задумался о количестве дани.       В основном жители разговаривали с ним нехотя. Пожилая торговка буквально выдавливала из себя ответы на вопросы, заинтересованных детей уводили родители, и лишь некоторые мужчины не боялись беседовать.       — А в другие деревни что продаете? — поинтересовался Чимин, разглядывая на прилавке рыбу. Она бултыхалась в деревянных ведрах, хлопая хвостами по своим соседям.       — Рыбу и продаем, — отвечал мужчина, пока Мингю с упоением рассматривал осьминогов.       Чимин не сразу заметил, как из толпы резко вышел мужчина в обносках, но его горящий взгляд пронзил до самого нутра. В руке блеснул нож, и воспоминание о гибели Намджуна обожгло разум. Чимин в ужасе взглянул на Мингю, стоящего к мужчине спиной и схватил за плечо в тот самый момент, как нападающий замахнулся.       — Сонхун, нет! — прокричал кто-то позади Чимина, но мужчина не слышал никого. Все произошло за доли секунды: он нацелился на Мингю, Чимин постарался отстранить его, заслоняя собой, а потом оттолкнул Сонхуна. Он буквально упал в толпу людей на рынке и тут же спрятался за их спинами, смотря на результат своей работы.       А результатом было то, что Мингю, схватившись за правый бок, покачнулся и, упав на прилавок, скатился на землю. Меж его пальцев сочилась кровь.       Чимин замер. Он смотрел на произошедшее и ощущал, как внутри что-то разрывается. Перед глазами замелькали лица: Намджуна, Хосока, собственного сына, и небывалая ярость раскалила нервы. Она, словно лава, поднялась из глубин и воспалила все, застилая глаза красным. Чимин потянулся к поясу инстинктивно. Вынул кинжал и с легкостью бросил в прячущегося за спинами деревенских жителей преступника. Лезвие угодило в левый глаз, и какая-то женщина тут же вскрикнула. Чимин же опустился к Мингю и накрыл рану рукой, посылая живительные силы. Он уже не обращал внимания на то, как народ сцепился с его стражами. Как последние пронзали острыми мечами безоружных мужчин, как кричали женщины и дети. Чимин не думал о них. Его просто разрывали ярость и страх. Желание защитить близких, пусть даже не своих. Он слишком хорошо знал, каково это — терять ребенка.       Когда жители стали отбиваться, кто-то из солдат подул в горн, призывая расположившуюся на границе деревни армию, и началось настоящее сражение. Неравное, жестокое, несправедливое, но Чимину не было жаль никого. Он смотрел лишь на свои красные руки и на рвано дышащего Мингю.       — Нет, — пробормотал парень, огромными дикими глазами смотря на бой. — Что вы делаете?       Он захотел пошевелиться, встать, но Чимин лишь прижал к земле и решил вырубить впечатлительного мальца.       На него попытались напасть лишь раз: какой-то мужчина бросился с вилами, и Чимин ловко, словно по старой памяти, скользнул по земле и схватил нападающего за ногу, молниеносно лишая того жизни. Тот рухнул подле Мингю, и Чимин вернулся к лечению.       — Джихо! — крикнул он вдруг грозно, обращаясь к находящемуся неподалеку солдату. Тот обернулся. — Защищай нас или отправишься следом за ним.       Чимин указал взглядом на труп рядом с собой, и солдат тут же принялся за исполнение поручения. В том, что Чимин был готов исполнить угрозу, сомнений не было.       Бой продолжался еще долго. Страшные звуки оглушали, но Чимин встретил их, как старых знакомых. Не друзей, а кого-то, кто раньше был жесток к нему, того, с кем он мечтал расстаться навсегда, но понял, что им придется быть соседями. Они были слишком знакомы. Слишком понятны. Слишком привычны. Он не видел их почти двадцать лет, но их голоса все еще звучали у него в ушах, навсегда застряв там.       Когда все стихло, Чимин неспешно поднялся и прошел по улице чуть вперед, рассматривая многочисленные трупы. Среди них были не только мужчины, но и женщины. Детей не было. Их не было нигде, и Чимин на подкорке сознания отметил, что рад их побегу. Однако теперь о мирном захвате земель не могло быть и речи. Сбежавшие люди разнесут молву о кровожадных чернородниках по всем землям Черного замка, и Хенсу станет еще сильнее.       — Ну, похоже, теперь у нас есть деревня, — безэмоционально произнес Чимин, осматриваясь. — Потери?       Он обернулся на одного из командиров, и тот тут же практически подбежал к чернороднику.       — Немного. Человек двадцать, но счет еще не окончен.       — Хорошо. Похороните всех и велите остальной армии прибыть сюда.       Людей в домах не осталось: все поспешно бежали, побросав вещи и еду. Чимин выбрал себе небольшое двухэтажное строение в центре и велел уложить Мингю на кровать. Начинал моросить дождь. Чернородник взглянул в окно, а потом подошел к сыну Юнги и вернул его в сознание.       Юноша очнулся, дернувшись. Приподнялся на локтях, в панике осматриваясь, и заметил перед собой спокойного Чимина.       — Вы их всех убили? — спросил он со страхом. — Зачем? Лучше бы позволили мне умереть!       Чимин рассмеялся так внезапно, что Мингю вздрогнул и нахмурился, совершенно ничего не понимая.       — Считай, что я спас твою жизнь ради твоих родителей. Два темных чернородника хуже, чем один, — подмигнул Чимин. — А теперь отправляйся домой.       — Мои родители не позволили бы темноте завладеть собой, — мятежно ответил Мингю. В его голосе слышалось упорство, но там было и столько печали, что Чимин захотел поскорее закончить разговор.       — Гибель ребенка — лучший способ отправиться во тьму, поверь мне, — произнес Чимин, отходя к окну. — Иди давай.       Мингю послушался. Он встал, бросил на чернородника последний взгляд и почти выбежал из дома, словно спасался от ужаса. Чимин снова усмехнулся. Он помнил подобную наивность. Но не свою. У него никогда не было на нее даже шанса.       Он совсем недолго смотрел на мир открытым, полным доверия взглядом. Очень быстро жизнь показала ему свои зубы. Но Чимин никогда не жалел. Хитрость и понимание устройства мира дали ему возможность выжить и бороться за чистоту в других.       Теперь внутри него ее оставалось совсем мало, но ей больше не было там места. Он не мог позволить себе быть глупым добряком. Они всегда платили слишком высокую цену, утягивая за собой и других. Чимин больше не мог винить себя за то, что жил по законам этого мира.       К ужину в деревне собралась уже вся армия. Кто-то поймал в лесу кабана, и Чимин с удовольствием разделил его с командирами. На удивление, они мало говорили о войне. Вместо этого углубились в темы садоводства и вспоминали скот, который был у их семей в детстве. Чимин сначала слушал про свиней одного из командиров, а потом рассказал про куриц, что держала его семья, умолчав про то, как мать у него на глазах сворачивала им шеи. Он тогда обливался слезами, а она лишь фыркала и ворчала, обзывая его ненормальным.       Когда Чимин вернулся в дом, было уже темно. Он прошел к камину, зажег огонь в прохладной комнате и вздрогнул, повернувшись к фигуре у окна.       — Чонгук? — нахмурился Чимин, смотря на чернородника, что сидел у стола, пристально наблюдая за ним. Рука Чонгука лежала на деревянной поверхности, покручивая палочки для еды, а лицо не выражало ничего, и от подобного вида по спине пробежали мурашки. Было в нем что-то устрашающее, хотя, если подумать, во всей деревне не было никого страшнее самого Чимина. — Как ты сюда попал?       Чимин обернулся к выходу, где на улице стояла пара стражей. Чонгук же лишь пожал плечами, давая понять, что подобное уже давно не является для него чем-то сложным. Чимин подумал о том, как мало в действительности знает о Чонгуке. Он был в курсе его путешествий и приобретения союзников, но ни его характер, ни сила не были чем-то ясным. В конце концов, почти двенадцать лет прошло.       — Ты выкосил всю деревню.       Это не было вопросом. Лишь холодным — ледяным — утверждением, и у Чимина внутри что-то упало. Его уже давно ничто не волновало, и в тот момент он ощутил это особо остро. Мало что вызывало эмоции, а это — вызывало, отчего контраст ошеломил. Простое осуждение в голосе Чонгука пробуждало глубинный страх, отчаяние и желание упасть перед ним с извинениями. И это поражало. Буря эмоций, неожиданно сильная, буквально сбивала с ног.       — Они первые напали, — спокойно ответил Чимин. Вышло с трудом, поджилки начинали трястись, и это унизительное чувство изумляло настолько, что он округлил глаза.       — И ты выкосил всю деревню, — лишь повторил Чонгук. Все так же ровно, словно вершил судьбу последнего подонка.       — Да, и я не собираюсь за это извиняться. — Чимин сделал шаг вперед и сжал кулак, стараясь придать себе уверенности. — Я защищал своих. Я больше не позволю никому причинять вред близким мне людям! Мы пришли с миром, они на нас напали! На Мингю, невинного Мингю! Что он им сделал, кроме попыток помочь? Но им не нужна помощь, Чонгук! Эти люди рады ненавидеть, слушая речи Хенсу. Не зная о нас ничего!       — И ты решил показать им, кто такие чернородники? — приподнял брови Гук.       — Мне все равно. Пусть так. Если я должен биться за возможность существовать, я буду. Ты сам говорил, что это самое главное. Уже забыл? — Чимин сделал еще шаг и оперся рукой на стол, приближаясь к лицу Чонгука. — Если бы на меня напали, ты бы просто смотрел?       Чонгук потупил взгляд, и это придало старшему сил для спора. Он опустился перед ним на корточки, стараясь заглянуть в глаза.       — Мы оба хотим как лучше, но также оба знаем, что не всегда так получается. И я больше не буду ничем жертвовать! Ни тобой, ни собой, никем! Я хочу наконец жить нормально, понял? — Рука скользнула на шею Гука, и тот прикрыл глаза, внимательно слушая. — Разве не хватит страданий?       — Война принесет еще больше, — проговорил на выдохе Чонгук.       — А иначе не выйдет. Прижигать рану больно, но без этого ты умрешь в муках. Так что лучше, Чонгук: долго умирать или решить все раз и навсегда? — Гук не отвечал, погруженный то ли в размышления, то ли в ощущения, и Чимин потянул его на себя. — Помоги мне закончить это. Давай сделаем это вместе.       Их лбы столкнулись, и горячее дыхание коснулось губ Чонгука. Он все еще не говорил, лишь дышал чуть чаще, и Чимин продолжал:       — Давай защитим наше будущее и наши земли вместе. Не отворачивайся от меня.       Чимин потянул еще сильнее, и Чонгук сполз на пол, присаживаясь на каменную кладку рядом со старшим чернородником. Чимин же водил по его шее, зарываясь пальцами в волосы и продолжая шептать. Ему было нужно — кажется, больше всего на свете — заручиться поддержкой Чонгука. Убедиться, что тот никуда не уйдет. Не откажется от него, потому что увидит черную сущность. Чего бы это ни стоило.       Чимин неторопливо склонил голову и накрыл губы Гука своими. Поцеловал мягко, нежно, так, как уже почти и не умел. Когда он вообще в последний раз целовал кого-то, кто ему нравится, если не считать встречи на пляже? Чимин почти не помнил, каково это — хотеть кого-то. Последние годы смешались во что-то вязкое и темно-серое. Склизкую кашу из отчаяния, равнодушия и неприязни. Его тело уже почти не помнило приятного волнения от прикосновения к кому-то, в кого влюблен. Оно было словно онемевшим. Каждое чувство притупилось, и только связь с Чонгуком вновь разгорелась ярким пламенем, обжигая страшно, но так приятно: она приносила тепло его многолетнему льду.       Чимин прижался к груди Чонгука, обнял крепче и уткнулся в шею, вдыхая запах дома.       Сколько лет он мечтал о собственном спокойном домике, а его домом оказался Чонгук.       Жадный вдох разлился негой по всему телу, и Чимин прильнул сильнее, стараясь быть ближе к теплу.       — Чимин, подожди. — Чонгук отстранился, и паника оборвала что-то в районе желудка. — Ты же не хотел сейчас…       — Мне все равно, — только и пробормотал старший, снова приникая к мягким губам. Но его опять жестоко оторвали.       — Подожди, пожалуйста. — Чонгук вскочил с пола и растерянно посмотрел на Чимина сверху вниз. Тот сжал в кулаке подол одежды и задержал дыхание. — Мне надо подумать.       — О чем? — воскликнул Чимин возмущенно. — О том, нужен ли я тебе еще?       Страх торопливо пробирался в каждую клеточку тела, которое вдруг окатила мелкая дрожь.       — Нет! Но могу я просто подумать? — повысил голос Чонгук. — Я знаю, что ты делаешь, Чимин! Ты снова соблазняешь, склоняя на свою сторону. Снова заставляешь идти к тебе, смиряясь и забывая обо всем на свете!       Да, так и было, потому что собственная харизма — единственное, что всегда помогало Чимину. Он умел сглаживать углы, убеждать, пленять очарованием. Поэтому Чимин отчаянно цеплялся за эту способность, чтобы не потерять Чонгука. Чтобы не дать тому опомниться и увидеть, кем он стал.       Осознать, что он больше Чимина не любит.       Не может любить.       — Я все тебе прощал! Всегда! Но сейчас не могу просто бездумно кинуться в твои объятья. Ты не понимаешь? Жизни на кону! Я не могу принести их в жертву своей похоти!       Похоти… Слово ударило, словно пощечина. Похоти, не любви. Видимо, это было всем, чего стоил Чимин.       Он бы отпустил. Дал бы подумать, как и просил Чонгук, но понимал, что если тот это сделает, решение будет не в его пользу. Поэтому Чимин поднялся с пола и сделал шаг к чернороднику, после чего обхватил его лицо ладонями. Гук лишь слегка качнул головой, недовольно выдыхая и уводя взгляд. Он не пытался уйти от прикосновения, но в его выдохе звучало разочарование.       Такое болезненное, что разрывало Чимина изнутри.       — Хорошо, — бросил он, отворачиваясь и отходя. — А какие еще есть варианты? Соберем армии и вернемся на свои земли? Я продолжу смотреть на то, как голодают мои люди, а ты — на то, как страдают от тирана жители территории Черного замка? Это тебе кажется правильнее?       — Не дави на меня, дай мне подумать! — закричал Чонгук, и в голосе звучала мольба.       А ведь и правда. Чимин достаточно поиздевался над ним. Достаточно играл в «горячо-холодно», проверяя силу чувств смотрящего на него с обожанием юноши. Он всегда знал, что вел себя как последний мерзавец. Всегда знал, что не приносил ничего хорошего никому, кого любил. Никому.       Когда он кивнул и позволил Чонгуку покинуть дом, руки дрожали. Слезы жгли глаза, а внутри разрасталось что-то, готовое поглотить все вокруг.       Конечно, он не мог пойти против Чонгука. Конечно, не мог. Поэтому теперь судьба Чимина и всего его народа была в чужих, но таких любимых руках.