Черные ангелы

      — Он ускользает. — С тяжестью на сердце произнес Чонгук. Он сидел с Юнги в темной палатке, смотря на единственную мерцающую свечу в середине стола. — Я вижу это. Боюсь, если соглашусь, он просто перебьет всех вокруг.       — Серьезно? — Взволнованно переспросил Юнги. — Но он ведь прав, Чонгук. Хенсу не пойдет на переговоры. Единственный выход для нас — это отступить. Ты готов бросить людей? Кроме того, еще ведь рано, Чимину и сорока нет.       — Ты не знаешь, что он пережил, — беря в руку свечу и начиная покручивать ее пальцами, проговорил Чонгук.       — Знаю.       — Нет. Не знаешь. Даже я не знаю.       — Хорошо, но ты ведь можешь помочь ему. Чимину необязательно самому идти в бой. Если боишься, что сражение плохо повлияет на него, просто возглавь его армию сам.       Возглавить людей Чимина? Армию, с которой сам сражался шестнадцать лет назад? Чонгук задумался. Он смотрел на свечу и надеялся, что такой же яркий настойчивый огонек горел и внутри его любимого. Что Чимин не готов был навсегда рухнуть в пропасть.       Но для этого ему нужна была помощь Чонгука. Кто еще, как не любящий человек, может уберечь сердце? Чонгук предполагал, что Чимин не согласится остаться в стороне, но надеялся убедить. Он снова отправился к нему с утра, но тот, как и ожидалось, принял подобное предложение в штыки.       — Я не буду сидеть дома, как твоя жена, молясь о том, что ты вернешься целый и невредимый, — скривившись от отвращения, ответил Чимин. — Даже не надейся, что я оставлю тебя одного.       Он был непререкаем. Чонгук быстро понял, что спорить смысла не было. Он сам на месте Чимина поступил бы точно так же, поэтому оставалось лишь просить не действовать импульсивно.       — У нас все получится. — Чимин обхватил Чонгука за талию, вольно притягивая к себе, и у того перехватило дыхание. Он уже почти забыл это ощущение опьянения Чимином. Оно было лишь тенью, маячившей долгие одиннадцать лет, но теперь он снова убедился в реальности влияния старшего чернородника. К тому же, сейчас тот стал спокойнее. Увереннее. Чонгук сомневался, что данные чувства рождались из правильного источника, но не реагировать не мог. Когда Чимин так смотрел на него, говорил тем самым голосом завлекающего в свои сети демона, внутри что-то щекотало и хотелось забыть обо всем другом. Чонгук был как подросток. Как проклятый глупый подросток, но ничего не мог с собой поделать.       На улице было пасмурно. Опять начинал моросить дождь, и Чонгук бросил взгляд на море. Солдаты в полной готовности стояли позади него. Все собранные тяжким трудом семь тысяч человек. Армия Чимина была раза в три больше, но даже это были не все его люди. Мужчины смотрели друг на друга, разделенные образовавшимся проходом, и оценивали новых союзников. Им сообщили о том, что они будут бороться плечом к плечу с людьми, с которыми шли воевать, лишь несколько часов назад, а потом велели собираться и готовиться к наступлению. Воины Хенсу были в дне ходьбы, рядом с границей, ожидая сражения с людьми Чимина на Общих землях.       Привал решили устроить за десяток километров до врага. Отдохнуть, а потом начать бой с новыми силами. Солдаты были уставшими и замерзшими. Дождь настойчиво и противно моросил всю дорогу, медленно проникая под одежду, и, как только лагерь был разбит, все тут же попрятались в свои палатки отогреваться и отсыпаться.       Несмотря на усталость, спал Чонгук отвратительно. Предстоящий бой не позволял ему забыться, и волнение преследовало даже во сне. Мысли кружили водоворотом, пытающимся поглотить и унести в панику.       Рассвет еще только занимался, когда Чонгук покинул палатку и пошел по пустому лагерю. Костры уже давно догорели, и слышались только пение ранних птиц да шелест травы под ногами. Единственные охраняющие палатку стражи были у входа в обитель Чимина. Дозорные находились по периметру лагеря, эта же пара молодых ребят засыпала на посту, оберегая лидера. Чонгук спрятался за палаткой неподалеку и глубоко вздохнул. Ему нужно было попасть к Чимину, но он знал, что стражи его не пустят, так как их господин спит. Вырубать их Чонгук тоже не желал, потому что понимал, что в таком случае они ворвутся в палатку, как только очнутся. Оставалось одно.       Воздействовать на определенный орган издалека было самым сложным из подвластного чернородникам, но выбора не оставалось, поэтому Чонгук сосредоточился. Он вытянул вперед руки и стал медленно усыплять стражей. Веки начали тяжелеть, и парни встряхнули головой, из последних сил борясь с наступающей дремотой. Но Чонгук не оставлял им шанса. Он аккуратно сделал шаг вперед и пошел тихо, не привлекая внимания. Он не мог просто усыпить их, ведь спящая стража вызовет опасение любого рано проснувшегося человека. Отчего Чонгук продолжал работать, словно опытный ювелир, украшающий узорчатый наряд мелкими камешками. Он шагал, наблюдая за тем, как головы стражей медленно опускались, и проник за полог ровно в тот момент, как сон должен был окончательно охватить юношей. Вместо этого он взмахнул руками, и они быстро пришли в чувства, стыдливо моргая и осматриваясь.       Чонгук тем временем прошел к кровати спящего Чимина и присел рядом с ним. Чернородник выглядел беззаботным. Чонгук и забыл, насколько прелестным он может быть во сне. Насколько теплым и домашним.       Склонившись, Чонгук прилег рядом и нежно поцеловал в ухо. Чимин дернулся, и Чонгук ощутил мощный удар в свой щит. Он знал, что подкрадываться к чернороднику опасно, поэтому заранее подготовился. Чимин атаковал бездумно, инстинктивно, и Чонгук скривился, думая о том, какой должна быть жизнь, чтобы защищаться даже во сне. Поэтому он ласково провел рукой по голове, даря успокоение. Дыхание Чимина выровнялось, и Чонгук прижался сильнее, утыкаясь носом в шею и вдыхая запах своей любви.       Чимин пошевелился после очередного сладкого поцелуя. Чонгук водил носом по шее, то и дело возвращаясь к уху, и старший поморщился. Так мило, словно ему было не тридцать семь, а пять.       — Чонгук? — пробормотал сонно Чимин и взволнованно повернулся. — Ты не должен так делать. Это опасно. Я могу и атаковать.       — Знаю, — поджав губы, кивнул Чонгук. — Но я подготовился. Так что не волнуйся.       — Ты умеешь делать щит? — оживился Чимин. Он приподнял голову и округлившимися глазами посмотрел на младшего.       — Я много что умею, — самодовольно заявил Чонгук и расплылся в улыбке. Чимин с гордостью улыбнулся в ответ.       — Зачем пришел? — Глаза снова хитро прищурились, а голос стал ниже и тише. Чимин уже знал ответ.       — Нам предстоит бой, и мы, несмотря на нашу силу, не бессмертны. Ты знаешь это лучше других, Чимин.       — Я не позволю ничему случиться с тобой, — заявил старший, и Чонгук видел, что Чимин не просто обещал. Он готов быть сделать все ради этого.       — Тебе не нужно переживать, я буду в порядке, — нежно прошептал Чонгук, притягивая старшего чернородника за талию. Между ними было одеяло, и Чонгук всерьез задумался о том, чтобы пробраться под него. — Правда, я могу себя защитить.       Губы коснулись мягких губ, и голова закружилась, унося из реальности. Как же хотелось остаться вдвоем. Чтобы не было войн, вражды, проблем. Только они, вместе. Будет ли у них это когда-нибудь, или так и останется в мечтах, окропленных кровью?       Чонгуку надоело жертвовать ими. Надоело лишь желать счастья, из года в год надеясь, что что-то изменится. Надоело. Он хотел уже получить. Он половину жизни провел в ожидании дня, когда возьмет судьбу в свои руки. И этот день настал.       Чонгук приоткрыл рот, касаясь языком пухлых губ Чимина и уложил того на спину, придавливая своим телом. Рука старшего чернородника проскользнула в волосы, путаясь пальцами в прядях, и притянула ближе. Было тихо и тепло. Слышались лишь быстрое биение сердца да утяжелившееся дыхание. А потом Чимин вдруг резко отстранил от себя Чонгука, сосредоточенно смотря тому в глаза.       — Ты решил успокоить меня? — спросил он, осознав. Удивленно и даже слегка возмущенно. Чонгук прикрыл глаза и резко выдохнул. Чимин был прав. Конечно, это было далеко не единственной причиной, но и ее отрицать казалось глупым. Чонгук волновался за Чимина. Волновался, что тот может озлобиться и сорваться, и ему хотелось сделать все, чтобы смягчить его. Чимин становился другим с ним, Чонгук это помнил, поэтому не мог игнорировать возможность. Но Чимину такое пришлось не по нраву. — Не надо меня успокаивать. Мне нужно быть начеку. Я делаю это, не потому что сошел с ума, а потому что защищаю близких. И я не позволю ничему случиться с тобой.       — Но это же наши люди, Чимин. — Чонгук отодвинулся, и на сердце снова легла тяжесть от опасения за будущее Чимина и всего их народа. — Мои люди. Если мы пойдем на них войной, они не будут нам рады.       — Они и так нам не рады, потому что Хенсу промыл им мозги! Они не считают себя нашими людьми! Я не собираюсь уничтожать все на своем пути, Чонгук, но и слабину не дам.       Чимин был прав, наверное. Чонгук сам убивал. Он знал, что, когда враг идет на тебя, не время для разговоров. Но то, что он увидел в деревне, показало ему другую реальность. Ту самую, которой пугали детей и которой так опасались травящие его в детстве жители.       — Или ты хочешь, чтобы я убедил тебя в том, что убивать врага — нормально? — спросил Чимин и вдруг встрепенулся, когда вдали раздался звук горна. — Что такое? Атака?       Чернородники вскочили, и Чимин принялся быстро собираться, пока Чонгук выглянул из палатки, ошеломляя стражей. Растерянные солдаты взглянули на неожиданного гостя, но быстро перевели внимание вдаль. Туда, куда смотрели торопливо выбирающиеся на улицу и пытающиеся спросонья осознать, что случилось, бойцы.       То, что армия остановились далеко от лагеря Хенсу, не защитило ее. Он все равно узнал о прибытии врага и решил воспользоваться усталостью воинов, поэтому теперь не ожидавшие подобного солдаты в панике пытались подготовиться к бою. Они брались за мечи, спешили одеться, искали глазами соратников. Слева послышалось ржание лошади, и Чонгук повернулся, замечая разбегающихся людей, которые отпрыгивали от сметающих все на своем пути всадников. Враги скакали по лагерю, словно рассекали воду, оставляя после себя пугающие волны. Не успевшие собраться люди Чонгука и Чимина хватались за первое попавшееся оружие, но все равно падали на землю, заливая ее своей кровью.       Окутал ужас. Внезапно Чонгук осознал, что может потерять людей, которых собирал годами. Они лишатся жизней всего за час, за несколько минут или даже секунд, не успев ничего понять. Расплатятся за беспечность чернородника.       Чимин тоже вырвался из палатки и тут же наткнулся на спину Гука. Противник был слишком далеко, и Чимин не мог атаковать его отсюда, поэтому чернородник покрепче обхватил меч и рванул вперед, когда Чонгук дернул его за руку, возвращая на место.       — Стой. — Младший завел Чимина за свою спину, и, не успел тот возмутиться, как Чонгук нашел глазами одного из всадников, вытянул вперед руку и стрельнул потоком энергии. Мужчина дернулся и тут же замертво упал на землю.       — Ни хрена себе! — проронил Чимин, и Чонгук обернулся, чтобы увидеть круглые глаза, наполненные смесью шока и восхищения. — Этому ты учился?       На оттачивание данного умения у Чонгука ушло немало времени, но теперь он был безупречен, и пока Чимин все еще не мог поверить, младший продолжал атаку. Он быстро переключался с одного врага на другого, а потом добавил и помощь своим солдатам, посылая им энергию для заживления ран. Вокруг стоял хаос, но никто из противников не мог даже приблизиться к Чонгуку с Чимином. Они шли вперед, расчищая дорогу и давая своим людям возможность собраться.       Внезапно за спиной послышались крики, и Чонгук обернулся. Вдали, то показываясь из-за палаток, то снова прячась, сражались солдаты. Оказывается, нападение было не с одной стороны. Враги окружили их и медленно сжимали в кольцо. Солдаты сражались изо всех сил, но удача была не на их стороне. Мельком Чонгук заметил Юнги. Тот был в одной рубахе, также атакуя на расстоянии. Юна, стоя к нему спиной, делала то же самое, но воинов противника становилось все больше, и они безостановочно приближались.       Чонгуку не нравилось здесь. Он не мог поражать издалека, потому что на пути постоянно вставали палатки, а враг то и дело показывался из-за них, удивляя внезапным нападением. Хотелось найти открытое место, и чернородник осмотрелся. Чимин был уже далеко. Сначала его задержал выскочивший из укрытия противник, затем появились другие. Чернородники отбивались, но враги сбегались, как тараканы на еду.       Сил становилось меньше. Чонгук пытался не потерять Чимина из виду, но вскоре и тот скрылся за палаткой. Вокруг было слишком много народу. Солдаты толпились, перемешиваясь, и было все труднее понять, где находились свои, а где — чужие.       Все чаще Чонгук поражал касанием, отпихивая своих людей и пытаясь расчистить место, но голова уже кружилась, а дыхание утяжелялось. Чонгук тратил слишком много энергии, и паника быстро обволакивала тело. Движения становились размашистыми, ноги начинали подкашиваться. Люди вокруг кричали, гибли на глазах, их лица были забрызганы кровью, а огромные раны рассекали плоть.       Шатаясь на ногах, Чонгук осмотрелся в надежде найти Чимина. Не было. Нигде не было. Глаза рыскали, пытаясь зацепиться за знакомую фигуру, но натыкались лишь на чужаков. Казалось, ни одного из них Чонгук не знал. Лица смазывались в единую неразличимую массу, и чернородник поплелся обратно — туда, где разделился с Чимином. Переступая через трупы, отбиваясь от нападений. Кто-то резанул его по руке выше локтя, и Чонгук резко втянул воздух сквозь сжатые зубы, наклоняясь и ударяя рукой по ногам. На лицо он даже не посмотрел. В тот же момент рядом с головой пролетела стрела, и сердце ухнуло куда-то в живот. Позади послышался топот, и чернородник обернулся. Вдали была целая кавалерия лучников. Они скакали, снося все на своем пути и стреляя почти без разбору. Чонгук побежал.       Он проталкивался через солдат, расчищая дорогу из последних сил и уже даже не пытаясь поражать на расстоянии, в надежде, что это поможет продержаться дольше. Рана на руке горела, но Чонгук почти не замечал, сосредоточенный только на одном — желании добраться до Чимина. Новая стрела впилась в солдата рядом, и тот замертво упал на землю, так и не успев закрыть глаза. Чонгук остановился. Атака лучников была самым страшным, и Гука до ужаса пугало то, что он уже не мог ничего сделать. Кто-то атаковал его мечом, и чернородник нагнулся, уворачиваясь от удара и касаясь ноги противника. Тот тут же рухнул, но Чонгук больше не мог подняться. Он тяжело дышал, опираясь рукой на колено, и пытался сфокусироваться. Перед глазами все плыло.       Сколько уже продолжалась эта бойня? Сколько минут или часов творилась бессмысленная жестокость? Чонгук мечтал о мире, мечтал стать хорошим правителем и навсегда закончить ненависть между чернородниками и людьми, но сейчас не был уверен даже в том, что увидит новый день. Он оказался слишком умел на свою голову: слишком быстро растратил все силы и теперь не мог даже встать.       Впереди показался просвет. Чонгук заметил его и кое-как поднялся, цепляясь за бочку. Ноги не держали, сердце стучало громко и быстро, заглушая остальные звуки, но палатки наконец закончились, и перед глазами предстала кишащая воинами поляна. Они рубили друг друга, заливая все кровью, и Чонгук снова рухнул, резко выдыхая. Он не мог помочь всем. Не мог спасти. Ему оставалось только смотреть, как гибнут люди. Его люди, с какой бы стороны они ни были, кому бы ни подчинялись. Они все были его людьми: теми, с которыми он вырос; теми, кого повстречал позже, и которые согласились пойти за ним; теми, которых привел на помощь Чимин. Он мечтал возглавить их, но был вынужден смотреть на их смерти.       Когда глаза наконец нашли Чимина, внутри больно дернулось, и Чонгук прирос взглядом к отчаянно бьющемуся мужчине. Весь в крови, с порезами на руках и ногах, Чимин размашисто атаковал мечом и иногда хватал противников голой рукой. Пару раз он бросил припасенные на поясе кинжалы, и те впились в лоб и шею врагов.       Он устал, но у него получалось. Он был жив, и это было главным. Чонгук уже не знал, боялся ли того, что Чимин сорвется. И можно ли вообще было сорваться во время ожесточенного боя? Разве не все яростно сражались, используя любую возможность победить? Чего вообще Чонгук опасался? Того, что Чимина окутает темнота? А могло ли быть иначе на войне?       Чонгук заметил лучника лишь краем глаза. Увидел и даже не придал значения, сосредоточенный на Чимине. А потом все замерло. Внезапно, мгновенно, откуда ни возьмись в горле любимого оказалась стрела, и мир рухнул.       Просто оборвался, оставляя Чонгук одного посреди черноты. Безжизненного, пустого пространства, где не было ни звуков, ни запахов, ни образов.       Внезапно жестокая реальность обрушилась, прибивая к земле и не давая вздохнуть, и дикий страх поразил все тело.       Чимин схватился за горло и упал на колени. Его взгляд отчаянно бегал по людям, что-то выискивая, но ноги не удержали, и земля притянула к себе измученное обессиленное тело.       И как-то внезапно, просто, все изменилось. Чонгук понял, что никогда не верил в то, что с Чимином что-то случится. Он знал, что, что бы ни произошло, во что бы все ни вылилось, они будут вместе. Будут любить друг друга. Вот так просто знал. Почему-то. А почему? Что давало ему такую уверенность? Что заставляло думать, что они неуязвимы?       Дурак.       Оказалось, жизнь еще умеет преподносить сюрпризы. Умеет отбирать все. Разом, грубо, безжалостно.       И все теряло смысл. Какие-то переживания, какие-то мечты… Все испарялось, словно дым от потухшего костра, показывая суровую, острую, как кинжал, реальность: без Чимина Чонгуку все было неважно.       Потерять его значило потерять все.       Поэтому он уже ни о чем не переживал, когда встал. Когда потянулся руками в стороны, на этот раз не отдавая энергию, я забирая. Вытягивая жизнь из других ради подпитки своей. Он умел это делать. Его тело умело. Еще много лет назад, во время первой войны, оно испытало столь естественные чувства насыщения и опьянения мощью. Чонгук словно нашел в пустыне родник и на этот раз не собирался от него отказываться.       Он не пошел вперед — побежал, на ходу цепляясь без разбору то за одного, то за другого солдата. Люди, кажется, замерли, смотря на него, и только те, на кого падал жребий, бездыханно опускались на землю. Перед Чонгуком буквально расступались, пропуская к Чимину, а, может, это он расчищал себе дорогу. Чонгук не знал. Он видел только одного человека, на всех остальных ему было плевать.       Когда Чонгук упал на колени подле бледного, дергающегося в конвульсиях Чимина, он знал, что делать. Опустил руки на его грудь и произвел такой мощный выброс энергии, что Чимин резко распахнул глаза и дернулся. Он попытался что-то сказать, схватил Чонгука за руки, но тот не реагировал. Вместо этого он резко выдернул стрелу из горла Чимина и зажал рану рукой.       От таких ранений умирали. Чонгук знал это, и поэтому совершенствовал свои умения долгие годы, чтобы убедиться, что даже подобное не будет ему непосильно. Он знал, что делать, слишком хорошо.       Одна рука взметнулась вверх, вытягивая силы из очередного бойца, пока другая посылала живительную энергию Чимину, когда раздался крик Юнги: «Чонгук!», — и чернородник успел уклониться от стрелы в самую последнюю секунду.       А потом пришла ярость. Сжигающая все на своем пути, испепеляющая.       У него попытались отобрать возможность помочь Чимину. Попытались лишить их будущего.       Гореть им всем за это.       Когда Чонгук поместил обе руки на тело Чимина, все затихло. Даже воздух словно стал другим. Тучи, не дающие солнцу пробиться сквозь сумерки, сгустились еще больше, и дышать стало тяжело. Чонгук закрыл глаза.       Ему было все равно. Правда было. Чонгуку не было никакого дела до того, кто умрет, а кому повезет. Ему хотелось отомстить. Защитить. Образовать купол, свой маленький мирок, вокруг них с Чимином. Остаться только вдвоем, сметая с земли всю черноту. Всех мелких людишек, причиняющих боль и вред.       Чонгук чувствовал исходящую от него волну. Ощущал, как ярость выливается, уничтожая все на своем пути, и испытывал лишь облегчение. Удовлетворение от того, что, наконец, может получить свое.       Подобная мощь была чем-то новым. Завораживающим, пьянящим. Чонгук словно расправил крылья и смог наконец взлететь, подчиняя себе потоки ветра. Никаких рамок больше не осталось, и эта свобода, эта власть перехватывали дыхание. Больше не было боли, страданий, жертв. Были лишь возможности. Безграничные, открывающие целый новый мир. Мир, где Чонгук мог проявить себя в полной мере.       Когда все закончилось, было тихо. Не дышал даже Чимин, раскрытыми глазами смотря на Чонгука. От раны на его горле не осталось и следа.       Люди, лошади, птицы — все бездыханно лежали на кровавой земле, и лишь Юнги с Юной стояли, как два маяка последи холодного моря. Стояли и смотрели, ничего не говоря.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      Оставшиеся в живых солдаты противника сбежали, а люди Чонгука и Чимина как пришибленные сидели посреди опустевшего лагеря. Даже Юнги боялся произнести лишнее слово. Они с Юной выжили благодаря щиту, их сын — потому что оказался далеко от поляны, но Юнги не смел упрекать Чонгука в безрассудности. Он лишь шел позади, улавливая каждый жест и рассматривая воинов.       Чимин тоже ничего не говорил. В тот момент никто не знал, как себя вести.       — Сколько людей осталось? — холодно поинтересовался Чонгук, слегка оборачиваясь на Юнги.       — Я пересчитаю, — ответил он услужливо и тут же поспешил выполнить поручение. Юна последовала за ним.       Чимин же встал перед Чонгуком и поймал его взгляд.       — Как ты? — поинтересовался мягко старший. В его глазах не было ни капли осуждения, лишь искренняя забота, которая почему-то все равно показалась неуместной.       — Нормально. — Чонгук пожал плечами, словно вопрос был странным, и закусил губу. Обычно он делал так, когда нервничал, но в тот момент чернородник был спокоен. Его волновала лишь реакция Чимина, и то, Гук был уверен, что сможет убедить его в своей правоте. — А ты?       — Жив благодаря тебе. — Чимин улыбнулся, и младший чернородник слегка растерялся. Он не ожидал, что все окажется настолько просто. — Я уж думал, что умру, Чонгук. Правда. Это было страшно.       — Я не позволю, — сквозь зубы прошипел Чонгук и притянул Чимина к себе. — Весь мир сожгу ради тебя, понял?       В ответ Чимин засиял. Расплылся в теплой довольной улыбке и прижался, словно мурлычущий кот.       — Да.       Вернувшийся через какое-то время Юнги сообщил, что от армии осталась лишь четверть, и Чонгук медленно прикрыл глаза. От злости заиграли желваки, и Чимин мягко коснулся руки Гука.       — Мы можем отомстить, — тихо произнес он, прижимаясь плечом к плечу, и Юнги с ужасом округлил глаза.       — Может, нам не спешить с… — начал он робко, но Чонгук проигнорировал.       — Надо нагнать их, пока не успели очухаться, — произнес он, смотря куда-то вдаль.       — Люди не готовы! — запротестовал Юнги, раскрывая руки и указывая на измученных солдат. Окровавленные, раненые, они восстанавливали силы, сидя рядом с разрушенными палатками и перевернутыми вещами.       — Мне нужен лишь десяток человек. Толку от армии все равно мало, — спокойно ответил Чонгук. Юнги невольно сделал шаг назад.       — Нет, Чонгук! — опешил он. — Ты хочешь повторить все снова? Уничтожая всех на своем пути? Чонгук, это же невинные люди!       — Нет невинных людей! — отрезал чернородник, сверкнув яростным взглядом. — Они все такие же убийцы! Их проблема лишь в том, что они слабее.       В последней фразе было столько извращенного удовольствия, что Юнги не посмел перечить. Он лишь нахмурился и потупил взгляд.       — Мы можем дать им выбор сдаться, — предложил Чимин, и с ним, подумав пару секунд, Чонгук согласился.       Раны чернородники залечили быстро, и уже через несколько минут Чонгук, Чимин и десяток других воинов сидели на лошадях, готовые отправиться в путь. Юнги настоял поехать с ними, а Юна с Мингю остались лечить солдат.       Но, сколько бы ни ехали, догнать противников не могли. Армия Хенсу не вернулась в свой лагерь, они бежали дальше, обратно в Хентоши в надежде на помощь народа и крепостных стен. Стен… Чонгук усмехнулся иронии. Когда-то он помогал строить защиту города и всех земель, а теперь сам же стремился ее пробить. Но его знания давали преимущества: Чонгук ловко избегал все охранные посты и выбирал самые удачные дороги.       В Хентоши они были уже на закате.       Воины остановились неподалеку, смотря на закрытые ворота, и Чонгук крепче сжал рукоять щита. Теперь именно он был его главным богатством. Самым страшным оружием был сам Чонгук.       — Мы не проникнем в город в таком составе, — надул губы Чимин, недовольно смотря на стену. Стражи ходили по ее верху, пристально следя за группкой врагов у края леса и нервно сжимая в руках луки.       — Нам стоит организовать переговоры, — сказал Юнги. Он был весь на иголках, и Чонгук подумал, что за годы относительно спокойно жизни чернородник слишком размяк.       — Переговоры? — усмехнулся он. — С Хенсу? Как успехи в прошлый раз? Этот ублюдок не будет с нами разговаривать. Ему плевать на людей, он защищает лишь свою власть.       — А тебе, Чонгук? Есть дело до людей? — с опаской, но все же повысив голос, спросил Юнги.       — Да. И именно поэтому я здесь. — С этими словами Чонгук спешился, прошел немного в лес и велел разводить костер. Юнги решил не спорить. Никому не было понятно, что именно Чонгук делал, но тот вел себя так спокойно, что сомнений в его уверенности не возникало.       Прошло еще около двух часов, когда сидящие вокруг костра воины встрепенулись. Неподалеку треснула ветка, и все тут же обернулись на звук. Облаченный в темно-синий плащ, перед ними предстал мужчина, и Чонгук довольно поднялся с поваленного дерева.       — Ыну, — поприветствовал он и улыбнулся.       Старый знакомый прошел к костру настороженно, внимательно смотря на собравшихся. Взгляд его был острым и суровым. Впервые он засомневался, насколько может доверять тому, на чьей стороне был многие годы.       Чонгук указал рукой на пенек, а сам вернулся на поваленное дерево. Ыну присел, а Чимин остался стоять рядом со скрещенными руками и придирчивым взглядом.       — Ты можешь провести нас в город? — спросил Чонгук.       — Могу. — Ыну еще больше нахмурился, бросая взгляд на стоящий у дерева щит. — Я могу провести вас во дворец, но ты должен пообещать мне, что не повторишь того, что произошло на поляне.       — То есть, если кто-то решит убить нас, мы должны просто умереть? — уточнил саркастично Чимин, приподнимая бровь. Чонгук лишь взглянул на него, а потом снова посмотрел на Ыну, ожидая ответа. Губы его были вытянуты в недовольном выражении, а глаза выражали полное равнодушие.       — Нет, просто не убивать всех, — делая акцент на последнем слове, бесстрашно ответил Ыну. Он был уверен в своей позиции и не собирался уступать. — Там мои близкие, Чонгук. Они были и среди тех людей, что погибли на поляне. Которых я нашел тебе в поддержку и которых ты лишил жизни, просто потому что они попались под руку. Я не хочу менять одного тирана на другого.       — Мы все равно войдем внутрь, хочешь ты того или нет, — заявил Чимин раздраженно. Он неспешно прошел к бревну и опустился рядом с Чонгуком, так близко, что их тела оказались вплотную друг к другу. Всем своим видом он заявлял, кто на чьей стороне и что будет, реши Ыну пойти против них. Два взрослых сильных чернородника, окутанные тьмой, — не та сила, с которой хочется бороться.       — Мы много лет готовились к этому, и ты решил отступить, когда остался последний шаг? – уточнил Чонгук. Ыну опустил голову и погрузился в размышления. Возможно, он жалел о том, что втянул себя в дела чернородников, возможно, думал о том, что Чонгук прав, а может, всерьез озаботился угрозой Чимина.       — Так что, ты помогаешь нам или проваливаешь отсюда? — спросил Чимин тоном избалованного подростка-бунтаря.       — Чимин! — Чонгук повернулся, осуждая грубость, но старший чернородник лишь удивленно округлил глаза.       — Что? Нам не нужны союзники, замышляющие предательство за спиной.       — Ыну не предаст. Ведь так? — Чонгук повернулся обратно к другу. — Ты ведь знаешь меня. Мы ведь вместе шли именно к этому. Долгие годы планировали передать мне власть. А теперь ты сомневаешься?       — Я просто хочу быть уверенным в том, что ты не сделаешь хуже, — на выдохе признался Ыну.       Хуже? Хуже, чем Хенсу, который умудрился притеснять и людей, и чернородников? Который объявил охоту на собственных подданных? Который сотворил из богатых, развивающихся земель территории, где все сбережения идут на обеспечение его власти? А можно было сделать хуже?       Чонгук сжал кулак, комкая в нем подол ханбока. Его возмущало одно сравнение с этим ублюдком, и он был готов пойти на все, что угодно, чтобы тот больше не имел никакой силы.       — Не сделаю, — заявил он мягко, стараясь быть как можно убедительнее. Ему необходимо было заверить друга, что тому не о чем беспокоиться. Потому что сам Чонгук тоже переживал. Пусть причины у них и были разные.       Вход в потайной коридор оказался совсем неподалеку. В небольшом овраге, в окружении высоких деревьев. Заложенный ветками и камнями, совершенно неприметный, он, однако, проводил в самое сердце Хентоши — новенький дворец, построенный в древнем стиле. Двухэтажный, с острой, закругленной верх крышей, украшенный резьбой и статуями драконов. Выкрашенный в зеленый цвет и расписанный красными узорами. Величественный что снаружи, что внутри.       С улицы он бросался в глаза своими размерами и дороговизной даже из-за стен города. Изнутри же кричал о своей значимости искусными коврами, украшенными рисунками стенами и фарфоровыми вазами на столиках из редкой древесины.       — Напоминает Высокий замок, — скривился Чонгук, оглядываясь на идущего за ним Чимина. Он велел воинам остаться в конце тайного хода, а сам направился в покои Хенсу. Найти их было несложно: ход выводил прямо в гардеробную правителя, и от цели чернородников отделяла всего пара тонких стен.       Мысли о Высоком замке принесли болезненные воспоминания, и злость снова пробежала по всему телу. Челюсти сжались, густые брови сошлись на переносице, а шаги стали мягче. Чонгук и Чимин крались, словно шпионы, однако, стоило им только заметить Хенсу, сидящего за книгой в мягком кресле, тут же раскрыли дверь и вальяжной походкой приблизились к опешившему правителю.       Хенсу подскочил, роняя книгу на пол, в панике окинул взглядом спальню и сразу позвал стражу. Двое мужчин распахнули двери, вбегая в покои, но тут же замерли со впившимися в глаза кинжалами. Чимин ударил быстро, ловко и так привычно, что Хенсу осел обратно в кресло. Ноги его подогнулись, а взгляд прирос к мертвым стражам.       — Чонгук… — проронил Хенсу и крепко сжал подлокотники. Чернородник усмехнулся. Ему понравилось это проявление слабости. Страха, которого всегда было слишком много в этом свирепом безжалостном мужчине. Ведь, в конце концов, разве у любой агрессии не одна базовая причина?       — Ты меня помнишь… Какая честь, — почти что оскалился Чонгук.       — И Чимин, — добавил сладко старший чернородник, вырисовывающий полукруг, словно выслеживающая добычу кошка. От его нежного тона мурашки бежали по спине, и Чонгук прекрасно понимал сглотнувшего и стрельнувшего в Чимина презрительным взглядом Хенсу. Он слишком хорошо знал, насколько пугающим может быть Чимин.       — Пришел проявить свою истинную сущность? — прошипел правитель. В его выражении лица и играющих желваках было столько презрения, что Чонгук даже не знал, смеяться ли ему или убить этого гада на месте. Он взглянул на безупречную одежду Хенсу: дорогой голубой шелк (тот, видимо, уже переоделся для сна), а потом посмотрел на Чимина, чьи темные одеяния были заляпаны засохшей кровью. Такова была реальность: осуждающий их правитель, который не поранил в этой войне ни ноготочка, и злобные чернородники, которые бились за людей, отдавая свои жизни.       В комнате приятно пахло ароматными маслами, горели свечи, создавая расслабляющую атмосферу, а перед глазами Чонгука все еще стояли бой и смерти сотен человек.       — Боги, ну ты и подонок. — Сладость голоса Чимина превратилась в кислоту, и чернородник сделал несколько резких шагов, словно прыгнувшая пантера, оказываясь рядом со своей добычей. Он зашел за спину Хенсу, и тот хотел встать, когда Чимин властно усадил его обратно на стул. — Ненавижу таких, как ты.       Чимин склонился к уху Хенсу и начал шептать, подобно разозленной змее.       — Вы считаете себя такими правильными… Называете нас злом… Но именно вы безжалостно разрушаете жизни. Вы пользуетесь нами, потому что знаете, что мы вам не ответим. Просто прикрываетесь, выплескивая свой яд. Потому что если бы вы действительно опасались нас, никогда не пошли бы против. Но юный, скромный чернородник… что он может сделать? Даже перечить не станет, принимая все за правду. Будет винить себя, пока вы собственноручно уничтожаете мост между нашими мирами. Это вы не знаете, что такое жалость. Что ж, хотите темного чернородника? Вы его получите.       Руки Чимина неспешно скользили по плечам Хенсу, поднимаясь к шее, а затем сжались на ней. Правитель неловко ерзал на стуле, не зная, что делать. Его взгляд метался между стеной и Чонгуком, который смотрел на происходящее с нескрываемым наслаждением. Казалось, Чимин читал его мысли. Говорил все то, что тот так давно хотел сказать. За себя, за него, за них.       — Вы не видели от нас ничего, кроме помощи, — продолжал Чимин, — но эти руки могут не только исцелять. Хочешь узнать, что испытывают твои подданные, когда ты лишаешь их лечения?       Когда Хенсу закричал, по спине Чонгука побежали мурашки. Табуном, охватывая все тело и заставляя трястись. Он не мог понять, было ли ему противно, жалко, или потрясающе. Не знал, что испытывал и должен был испытывать, когда его враг мучился, сжимая подлокотники до побелевших костяшек. Когда его голова, запрокинувшись, билась о грудь Чимина, а зубы стирались друг о друга.       Должен ли он был пожалеть? Проявить свою светлую сущность и простить того, кто не прощал других? Даже эта мысль уже казалась нелепой. Чонгуку надоело быть хорошим, когда его враги не гнушались никакими грязными методами, потому что теперь его доброта означала лишь слабость. Неспособность постоять за себя и близких. Приверженность принципам, которые шли во вред.       Да и зачем вообще было быть хорошим, если все всё равно называли его монстром? Не проще ли было стать этим самым монстром?       На крик сбежались новые стражи. Чонгук убил их быстро. Одного за другим, стреляя силой с расстояния. Никто так и не смог даже переступить порог. А Хенсу лишь смотрел. Полными ужаса глазами, на которых умирала последняя надежда. Чонгук усмехнулся. Не было у него никогда никакой надежды. Ни единого шанса.       — А так нравится? — Чимин присел перед Хенсу, смотря в глаза и сжимая его кисть стальной обжигающей хваткой. Он наслаждался тем, что делал. Выплескивал всю злость, копившуюся годами.       Чимин никогда не был жестоким. Бранил сурово, но наказывал по справедливости. Его люди его не боялись. Но сейчас все было иначе. Ярость, злость, темнота клубились и вздымались, сверкая в пронзающем взгляде.       Лишь на секунду Чонгук нахмурился. Лишь на секунду что-то, недовольное зрелищем, мелькнуло внутри. Ему не было жалко Хенсу. Ему было страшно — всего на миг — за Чимина. А потом все прошло. Когда полное презрения лицо повернулось к Чимину, и Хенсу плюнул, морщась от отвращения.       — Мерзкие отродья, — прошипел он. — Вы можете убить меня, но я умру, зная, что прав.       Чимин поднялся, стирая рукавом слюну с лица, и грудь его начала вздыматься, словно у пыхтящего быка.       — Плевать, — произнес Чонгук и выстрелил. Быстро, ловко, легко.       И все закончилось. Голова бездыханного Хенсу повисла, и Чимин растерянно посмотрел на Гука.       — Зачем? — закричал он. — Зачем ты это сделал? Так просто…       Он негодовал, но уверенность Чонгука лишь укреплялась. Он поступил правильно.       — Он не стоил твоих сил, — просто ответил младший чернородник. — Он вообще ничего не стоил.       — Но я… — Чимин спустился с небольшого постамента и подошел к Чонгуку, продолжая возмущаться. Он не мог успокоиться, все внутри чесалось. Ему нужен был кто-то, на кого можно было выплеснуть злость. И его у него отобрали. — Он не заслуживал легкой смерти, Чонгук! Ты оказал ему милость! Он не заслуживал!       — Плевать, — повторил Чонгук, делая последний шаг к Чимину и кладя руку ему на щеку. Тот растерялся. Злость внутри не сочеталась с возникающими эмоциями, и они боролись за право первенства. Чонгук столкнул грудные клетки и спустился рукой к полным губам. Слегка приоткрыл их, провел, словно пробуя, и моча палец. А глазами искал просвет в этой поглощающей темноте. Всматривался, улыбаясь, и нашел. Злость рассеялась, проиграв бой, стоило только губам коснуться губ. На пару секунд, нежно, почти невесомо, но главное — подразнивая. Предлагая альтернативу ненависти. И Чимин нашел ей замену. Взгляд накрыла поволока, рука скользнула на поясницу и жадно притянула Чонгука к Чимину, пока тот впивался в губы с отчаянием нашедшего воду в пустыне путника. — Все закончилось.       Чонгук улыбнулся, обхватывая ладонями лицо, и Чимин слегка нахмурился, видимо, осознавая.       — Все наконец закончилось, Чимин. Правда закончилось.       — А люди? Если они пойдут против нас?       — Не пойдут. Ыну склонял их на мою сторону долгие годы, а если найдутся новые лидеры, с ними мы умеем разбираться.       Чимин заморгал, утыкаясь глазами в шею Чонгука, все еще заляпанную кровью, а потом снова посмотрел на чернородника.       — Мы выиграли, да? — переспросил он, словно ждущий подтверждения ребенок.       — Да. Мы наконец выиграли.