***
Они последовали за фельдшером, и вошли в квартиру, оказавшись в темной, душной прихожей, заставленной стульями, и завешенной куртками. Хозяйка попыталась это опротестовать, мыча что-то про «вторжение» и «хоть бы ноги вытерли», но лишь захлебнулась в собственном возмущении. Издавая странные булькающие звуки, и матерясь в пол голоса последовала за ними. Миновав закрытые комнатные двери, из-за одной из которых кто-то тихо плакал, они оказались у входа в ванную. Его охраняла медсестра, вооруженная колченогим табуретом. Как тореадор дразнящий быка, она держала его ножками вперед, будто ожидая что на нее кто-то кинется. Сквозь приоткрытую дверь в коридор бил свет и слышался звук льющейся воды, прерывающийся чьим-то едва различимым шепотом. — Все так серьёзно? — Ухмыльнулся Вик, глядя на импровизированное вооружение. — А, не обращай внимания, это интерн, еще не привыкла. — Махнул рукой Борисыч. — Галь! Опусти стул! — Ага, а если он ща психанет? — Медсестра поудобнее перехватила табурет. Сиплый, низкий голос так сильно не подходил невысокой тощей девушке, что Инга не сразу сообразила кто говорит. — Это вряд-ли, он даже из ванны вылезти не может. — Фельдшер оттолкнул Галю, и пропустил милиционеров вперед. — Ну… Любуйтесь… Он толкнул покрытую бежевой краской дверь и в коридор потянуло влажным теплом, а свет, пусть, и тусклый, все же резанул глаза. Перед особистами предстала тесная ванная комната, насквозь пропахшая лосьоном после бритья и стиральным порошком. Свежий химический запах напомнил Инге морг, в который курсантов водили чтобы показать тела мутантов. Сравнение стало еще точнее, когда она заметила что на полу валяется белая тряпка, напоминающая покрывало для тел, а стены выложены почти такой же, бледно-бежевой плиткой, как в прозекторской. Всю ее усеивали цепочки трещин, тянущихся от самого потолка, окружая отдельные плитки, и уходя куда-то под плинтус. Некоторые плитки уже едва-едва держались на местах, а слева, за толстенным чугунным полотенцесушителем, их вообще не осталось — лишь голая бетонная стена, покрытая пятнами ржавчины. «Нет все же не морг…» — Мимолетная мысль, стрельнула в голове Инги когда она провела взглядом по сушащимся полотенцам и плеяде одинаковых, черных носков, в конце которой затесалась пара рабочих перчаток, усеянных следами краски. Еще больше белья сушилось на веревках, натянутых под потолком — несколько латанных-перелатанных комбинезонов и рубашек, и источали тот самый запах химии. Они закрывали собой свет одинокой лампочки, торчащей над дверью и длинные тени бегали по стенам, делая ванную еще мрачнее. Справа из стены торчала раковина уставленная тюбиками с какими-то мазями, баночками с таблетками, и кремами. В граненом стакане покоились зубные щетки, и расчески, а рядом лежала старомодная бритва и помазок, измазанный в пене. Висящее над раковиной зеркало слегка запотело от испарины, и на нем стали видны следы от пальцев. Большую часть пространства конечно же занимала толстостенная, чугунная ванна на массивных ножках. Через борт были перекинуты несколько темно-зеленых полотенец для ног и мочалка в виде морской звезды. На деревянной решетке, установленной с правого края, лежали пластиковые тазы, засунутые один в другой, и несколько коробок стирального порошка «волна», завернутых в полиэтилен. За ними притаилась пятилитровая бутыль с бурой жидкостью неизвестного назначения. Даже этикетка с нарисованной на ней головой медведя окруженной еловыми ветками не давала точного понимания что-то же налито внутрь. В одном из тазов почему-то лежал резиновый шлепанец и несколько кусков пахучего дегтярного мыла. Для людей оставалось совсем немного места, и когда Виктор зашел, Инга уже едва-едва смогла протиснуться внутрь. Она ожидала увидеть что угодно, но реальность оказалась проще всяких фантазий, и девушка застыла в недоумении, глядя вниз. В ванне, скорчившись лежал уже немолодой мужчина, одетый в растянутую майку, и черные домашние брюки с тремя полосками. Он прижимался ухом к трубе, идущей к смесителю, и что-то шептал, восторженно вращая глазами. Из крана текла шумная струйка воды, ударяющая мужчину в хребет и распадающаяся на десятки ручейков, стекающих по насквозь промокшей, прилипающей к телу одежде. Весь он дрожал, не то от счастья, не то от лихорадки, по телу пробегали мощные спазмы, от которых мужчина вздрагивал, как припадочный. В эти моменты, его ухо отнималось от трубы и он, рывком прижимался к ней обратно, ни на секунду не желая оборвать контакт. Он делал это уже давно и половина лица, прижатая к трубе с кипятком покрылась ожогами, и волдырями, полными мутной жидкости. Кожа вздулась, и полопалась, обожженная губа распухла, и по подбородку текли капли крови. Половина майки и желтушная эмаль, уже насквозь пропитались ею, и новые капли терялись на фоне красных пятен, понемногу смываемых водой. Вжатое в горячий металл ухо распухло, превратившись в бесформенный кусок мяса, истекающий кровью и гноем. На глазах у вошедших лопнул здоровенный волдырь на виске, и вниз полилась лимфа, перемешанная с кровью — оголенные мышцы пульсировали, и сокращались, от чего мужчина дергал лицом. Инга, испытавшая на себе десятки, если не сотни разных ожогов попросту не верила своим глазам — боль, причиняемая таким повреждениям, обычно заставляла жертву выть, и реветь, корчась от боли. Когда мужчина в очередной раз дернулся, она заметила, что кусок ушной раковины, уже прижарился к металлу, и за ней тянется полоска содранной кожи. Стену вокруг расписывали кровавые разводы, полные кусочков скальпа с остатками жестких, черных волос. Однако лицо Лешеньки, не выражало ни адских страданий, ни боли, напротив, судя по умиротворенной улыбке, он находился на пике блаженства. Появление милиционеров он будто бы и не заметил, удостоив их лишь мимолетным взглядом пустых глаз. В руках он вертел тапочек, ловя в него капли, и собственную кровь, изредка принимаясь тихо шлепать им по набирающейся воде, окатывая все вокруг брызгами. Даже подготовленные особисты, при виде этой сцены испытали замешательство, и чувство тревоги, вызванное неестественностью происходящего. То же самое почувствовал и Борисыч, приехав на вызов — жесткое, продирающее до костей ощущение ненормальности. У всех выражаясь по разному, у Инги оно проявлялось в виде мурашек и желания кусать нижнюю губу, и сейчас она рефлекторно прикусила ее. — Епт… — Прошептал Вик, упираясь кулаками в край ванны. Его тень накрыла дрожащего мужчину. Зрачки пациента никак не отреагировали на изменение освещенности, оставаясь затуманенными. — И давно он так? — Не знаю точно… Часа два-три… — Посчитал на пальцах Борисыч, косясь на медсестру. — Пока вызов поступил… Пока предыдущий мы закончили, пока ехали… Пока вас ждали… Да. Часа три. Мы попытались ожоги обработать, пока вас нет, но он не дается… Говорит «я должен слушать», и все тут… Короче, это ваш случай? — Эй, болезный! — Виктор пощелкал пальцами перед лицом Лешеньки, пытаясь привлечь его внимание. — Рота подъем!!! — Не могли бы вы потише… — Одними губами прошептал Лешенька. На фоне шума воды, слова с трудом удавалось разобрать. Его глаза продолжали шарить, фокусируясь на пустоте, будто наблюдая за чем-то плавающим вокруг. Он почти не моргал, даже когда горячие капли затекали за веко, из-за чего белки покрылись сеточкой вздутых вен, и лопнувшими капиллярами. — Я должен слушать… — Что передают? Программу «Время»? Или футбол? Гербовский «Полярник» выигрывает у Магаданского «Вольника»? — Киты… — Блаженно, с придыханием прошептал пациент, еще сильнее вжимаясь в трубу ухом. От нажима с влажным щелчком лопнул еще один волдырь. — Они… Поют… Поют… Мне… На глубине… Послушайте… Лицо Вика резко помрачнело, превратившись в гримасу достойную гранитного памятника, и по воздуху пронеслась волна холода, заставившая вздрогнуть всех вокруг. Инга кожей почувствовала как он напрягся, а хозяйка квартиры, все это время что-то причитавшая у всех за спинами, громко охнула, и схватилась за голову. — Изоляцию! Наушники! Быстро! — Скомандовал он, рывком вытаскивая свои из поясной сумки. Инга последовала его команде, и отработанным годами тренировок движением натянула защиту на голову. В сущности ничего не изменилось, разве-что звук воды затих, превратившись в мелодичное журчание. И тут она покрылась мурашками от осознания — такой слабый поток воды, не мог издавать настолько громкий звук! «Что-то не так с водой! Или с трубами!» — Подумала она, на мгновение приподнимая наушник. Звук тот час вернулся — шипение и гул, как если бы краны были открыты полностью. В ее голове каруселью завертелись листы конспектов и обрывки лекций, о звуковых аномалиях, и том как они зарождаются. Аномальные волны способны вызывать многочисленные слуховые галлюцинации — смех идущий из-под канализационного люка, скрежет глыб льда, доносящийся из шкафа, чьи-то шаги в совершенно пустом ангаре, звук катящегося металлического шарика, или рев океанического шторма, за стеной квартиры. Мозг пытаясь сохранить привычную картину мировосприятия, всегда находит объяснение этим, неуместным звукам, или маскирует их под что-то, исходя из контекста окружения, чтобы просто не замечать. И когда это происходит, уже не так-то просто сказать, какой звук есть на самом деле, а какой ты сам выдумал, чтобы не сойти с ума. Пока она стояла с открытым ртом, поражаясь собственной догадке, Виктор продолжал командовать. — Вы! — Он ткнул пальцем в хозяйку квартиры, заставив ее еще раз вздрогнуть. — Бегом к управдому! Звоните в «водоканал», пусть перекрывают нахуй всю улицу! А потом бегом по соседям! Чтобы воду никто не включал! Борисыч! Вызывай спец-бригаду, везите в диспансер. За три-четыре часа еще не до конца промылся, еще есть шансы откачать! Чаркина! — Я! — Инга встрепенулась рефлекторно пытаясь отдать честь, и со всей силы ударилась рукой об раковину. Покатившиеся с нее пузырьки со звоном упали на пол. — Уй… — Последи за додиком! Я в машину, об этом надо доложить и немедленно! — Может выключить воду? — Уточнила девушка глядя как струя воды разбивается об затылок Лешеньки. — Нет, не надо, неизвестно как он на это отреагирует. — Он развернулся и решительным шагом вышел в прихожую. Уже почти скрывшись за дверью, он крикнул Инге. — Начнет беситься, ебни по башке, но не сильно! Еще спасти можем… Все забегали выполняя приказы, даже медсестра, увлеченно разглядывавшая свои ногти, под шумок куда-то испарилась, оставив Чаркину в полном одиночестве. Находиться один на один с безумцем, казалось ей откровенно неприятной перспективой. Тихие поначалу, одержимые стремительно дичали, превращаясь в агрессивных чудовищ. И что гораздо хуже, этот процесс почти нельзя предсказать — еще секунду назад он тихо глядел в стену, а потом набрасывался на окружающих. И все же, она испытывала жалость к этому человеку, пострадавшему от неизвестных науке сил, и причин. Как и все остальные жители этой богом забытой дыры, он жил своей жизнью, ходил на работу, имел планы на будущее, семью, смеялся, и испытывал грусть, а теперь… Теперь все это исчезло, оставив лишь тень человека, не способную даже оторвать ухо от причиняющей боль трубы. Стоило лишь включить воду, и все вокруг потонуло в невидимых пучинах, будто через кран лилась не струйка, а целый океан разом. Инга вздохнула, и прислонилась к стене, на всякий случай достав из-за пояса дубинку. На нее накатила тоска… Мысль о том, что вот так, по щелчку пальцев можно навеки утратить себя, или оказаться замурованной в собственном теле, казалась ей ужасающей. Просто в один прекрасный день, огонь что освещает наш разум от тьмы безумия, гаснет смытый дожем. Капля за каплей угли угасают, последние языки пламени тухнут, и наступает ночь. А его жена? Если это жена, сложно представить, что испытала она, увидев мужа в таком состоянии. Непонимание, недоверие, ужас — самый близкий человек внезапно становится совсем чужим. Почему-то Инге пришла в голову ассоциация с конфетами — фантик остался прежним, начинка теперь другая… «Интересно, что же такое он услышал, что моментально потек головой?» — Подумала Инга, поигрывая дубинкой. Влага осела на ее резиновом покрытии, и на ладони оставались капли воды. Внезапное любопытство, охватило девушку, и она оглянулась в коридор. Сейчас она одна в квартире, если не считать этого овоща, никто ведь не узнает, если она попробует послушать. Несколько минут она обдумывала это, опасаясь возможных последствий. Еще в академии многие аномалии манили ее своей неизученностью — как можно узнать что-то дельное, если все испытатели быстро текут башней? Что же видят и слышат все эти убогие? Почему так страстно желают оставаться в мире иллюзий, созданном хи больными головами? И вот сейчас представляется идеальный момент она одна, за пару секунд явно ничего не случится, а если и случится, то напарник рядом. Благоразумие верещало что это опасные мысли, что можно увидеть что-то такое, от чего уже не оправиться. Но этот визг оказался бессилен перед зовом любопытства. Инга решилась. — «Всего на пару секунд»… Чуть-чуть сдвинув наушник, она наклонилась вперед, вслушиваясь в шум воды. Бушлат мешал стоять в такой позе, и ей пришлось упереться коленкой в край ванны, чтобы не упасть. Поначалу она слышала лишь шум воды, то как она идет по трубам издавая длинный, протяжный гул. Этот монотонный, пульсирующий звук успокаивал, сливаясь со стуком собственного сердца. Он расходился по стенам, охватывая всю ванную, заставляя воздух едва заметно дрожать. Инге показалось, что если она проведет рукой по трубе, то ощутит как та вибрирует. Кто-то парой этажей выше открыл кран, и звук усилился, стал более объемным, и мягким, будто огромные массы воды сдвигались за стенами. По лицу Инги потек пот. Соленые капли скатывались по лбу и одна из них попала в глаз. Чаркина моргнула. В это мгновение мрака, звуки вокруг стали глухими, размытыми, будто в уши натолкали желе, а дыхание перехватило. Как во сне она дернулась, ощущая как медленно проваливается куда-то, что пол внезапно стал мягким, и зыбким, уже не поддерживая ее на весу. Руки отказывались двигаться быстро, увязая в воздухе и из рукавов вылетали цепочки пузырьков воздуха. Она не падала, она тонула в черной, непроницаемой пучине. Части формы и ее снаряжения проплывали мимо нее — автомат, уходил вниз, напоследок чиркнув по плечу прикладом, а волосы парили вокруг, обрамляя голову-ка нимб, с православной иконы. Очки отделились от лица и начали всплывать, но запутались в волосах девушки, и застыли рядом с лицом. Вата в бушлате быстро пропиталась водой и потянула девушку вниз. Вода залилась в берцы, проникла сквозь штаны и китель. Инга попыталась закричать, но лишь волна пузырей вырвалась из раскрытого рта. Глотка тут же наполнилась неестественно густой, теплой водой, забивая дыхательные пути. Горло зажгло и она задергала головой, рефлекторно пытаясь дышать, но лишь проглотила еще больше жидкости. Мысли понеслись галопом, подгоняемые нарастающей паникой. Невероятная масса воды давила на нее затрудняя движение, грудная клетка хрустела, а сердце бешено колотилось. Сбитая с толку, задыхающаяся и дезориентированная она бултыхалась посреди черного ничего. Каждое движение начало отдаваться болью — недостаток кислорода медленно убивал организм. Мысли уже не связывались воедино, и она не могла собрать их в кучу. Мимо проплыл ее блокнот и карандаш, размокшие листы отделялись, и уплывали прочь, растворяясь в темноте. Там же она видела что-то — смутные очертания, чего-то даже более черного чем темнота. Массивные арки и обводы титанических конструкций. Ряды арок, скрепленных округлыми блоками, размером с целый этаж, устремленные вверх и вытянутые вперед гребни… Сквозь морскую зелень и длинные колышущиеся на течениях водоросли проступала белизна костей… «Скелеты…» — Подумала она. Сквозь мрак проступил треснутый череп с огромными, уходящими в темноту бивнями, а под ним целая груда костей, разных размеров, и принадлежности. Сквозь позеленелые груды проступало что-то очень знакомое. Уже ощущая как как подступает смертельная сонливость, Инга опознала почерневшие панели девятиэтажек, проемы окон и очертания лестниц. Сквозь распахнутые окна поднимались пузырьки воздуха и трепетали в воде занавески. Глубоко внизу, во мраке, под костями покоился целый город… Пучина была мертва. И тут, посреди булькающей, давящей тишины она услышала нечто. Даже не звук, вибрацию, от которой вздрогнуло все. Вода содрогалась от чьего-то далекого рева. Она была тут не одна. В абсолютной темноте жило нечто, и его голос заставил ее покрыться мурашками. Застыв в беззвучном вопле ужаса, Инга зажмурилась… Глаза раскрылись и в них ударил свет лампочки. Чаркина жадно схватила ртом воздух, озираясь по сторонам. Она все так же стояла в ванной, карауля Лешеньку. Не смотря на духоту, ее покрывал ледяной пот, а в ушах еще стоял голос невидимого левиафана. Полные ужаса минуты, оказались лишь мгновением в реальности. — Вы заплыли слишком глубоко… — Вдруг прошептал Лешенька. Впервые за все это время он смотрел прямо на нее, и даже оторвался от трубы. Рука с тапочком застыла уперевшись локтем в стенку ванны. — Что вы слышали? Расскажите… Мгновение просветления оказалось недолгим. Пока Инга пыталась продышаться, его взгляд снова ушел в расфокус. Тапочек шлепнул по скопившейся воде и он прижался к трубе, будто ничего, и не было.***
— НЕТ! Пустите! Я должен слушать! Должен слушать!!! — Протяжные, срывающиеся на вой вопли Лешеньки эхом гуляли по подъезду. Двое дюжих санитаров возглавляемых доктором с козлиной бородкой, тащили его вниз по ступеням. Пациент упирался и продолжал орать, пытаясь высвободить руки из смирительного мешка, наброшенного на него, и для верности перетянутого ремнями. Тощие ноги сучили в воздухе, ударяясь об перила и стены, пытаясь упереться в них, но все тщетно. Силой санитары могли помериться с медведем, и хватка у них была соответствующая. Хозяйка квартиры собирала вещи. Ей предстояло отправиться вслед за мужем, на длительное обследование. Этажом ниже управдом — низенький, лысый человечек с огромными бровями — пытался объяснить жильцам почему нет воды. — Ну, твой вердикт? — Поинтересовался Вик наблюдая за этим процессом. Он по привычке предложил Инге закурить, но получив отказ, вставил сигарету себе в зубы. — Это… Помешательство, галлюцинаторное, или замещающее. Когда разум живет в отдельном от тела мире… — Тихо ответила девушка, поправляя очки. Образы черной пучины до сих пор преследовали ее, и стоило моргнуть, как в ушах вновь вставал глубокий гул воды, а ноздри закладывало, начиная щипать. — Верно. Не помню как это по научному, но в наших краях зовется «капельник». Работает обычно так — внезапно начинает течь кран, но не сильно, по капле. Смена крана, или кранбуксы помогает на день-два, а потом заново. В конце-концов хозяев это заебывает и они забивают. Чем дольше ты слышишь эти капли, тем быстрее едешь крышей. Мерзкая дрянь, но редкая. Как и откуда берется не знаем, но года три-четыре назад, целый квартал поразила. — Он прикурил от пальца Инги и шумно затянулся. — Сначала все тихо мирно, голоса слышатся, галлюцинации легкие, а потом пиздец. Район пришлось расселять, и сносить к херам. Потом, когда оно расползаться начало, стали периодически воду во всем городе вырубать, «для профилактики», и знаешь, помогло… Тут не знаю, вроде пока тихо, если это единичный случай, то можно только одну квартиру опечатать. Ща узнаем что «водоканальщики» скажут… — А люди? — Поинтересовалась Инга, отворачиваясь в сторону. Она изо всех сил старалась не прокручивать в голове свой глюк, но потоки черной воды то и дело прорывались, волнами накатывая на ее мысли. — У них ведь есть шанс? Виктор очень внимательно посмотрел на нее. Сигарета качнулась и Ингу окутало облако выдохнутого дыма. — Не у всех. — Твердо сказал он, отряхивая куртку от пепла. — Большую часть забрали на лечение. Остальным повезло меньше, пришлось ликвидировать. Стоп. Чем пахнет? Как-будто илом речным, или водорослями… Не успел он договорить, как из соседней квартиры раздался истошный крик, и какой-то грохот. Он сменился еще более протяжным криком, и отчаянным ревом разъяренного человека. Несколько секунд звучала какая-то возня, а потом послышался слабый, но отчетливый зов о помощи. Инга и Виктор рванулись к двери, на бегу хватаясь за оружие. — Милиция! Открывайте! — Вик забарабанил по двери кулаком. Не получив ответа он начал выбивать ее плечом. Звуки ударов по металлу эхом разлетались по подъезду, привлекая внимание, но веса Москвину явно не хватало. Поняв что не справляется, он полез за отмычками. Инга долго ждала этого момента, наконец-то ее навыки пригодятся. Она с энтузиазмом сорвала бинт с руки и приложила обожженную ладонь к замочной скважине. — Глаза! -Скомандовала она отворачиваясь в сторону и концентрируясь на происходящем. Вдох-выдох, вдох-выдох. Как кузнец раскаляет горн нажимая на меха, она вдыхала полной грудью, выдыхая облачка пара, пахнущие паленой плотью. По коже побежали язычки пламени, устремляющиеся к металлу и собирающиеся под самой ладонью, как плотная подушка пламени. Она все раскалялась и раскалялась, пока из-под ладони Ини не начал исходить яркий белый свет, как от сварки. Виктор и любопытные головы решившие посмотреть что происходит, зажмурились от яркого света. Во все стороны полетели искры за которыми тянулись дымные шлейфы. Черная краска шумно затрещала отстреливая, а металл под ней стремительно краснел. Вниз побежали раскаленные капли расплавленной стали и Инга начала надавливать ладонью на метал, запуская пальцы прямо в раскаляющиеся недра двери. Раскаленный металл заструился по пальцам, как растаявшее на солнце масло. Тугие капли приятно скользили по коже, ненадолго цепляясь за нее и падали вниз, не причиняя Инге никакого вреда. Только рукав бушлата начал дымиться, опаляясь от растущей температуры. По венам и мышцам струилась энергия, порождающая пламя, аномальный жар которого легко мог достигать многих тысяч градусов, обгоняя даже плазменный резак. Раздался треск — это вспыхнул утеплитель между слоями металла. Со стороны Инга выглядела величественно — объятая едким, удушливым дымом фигура, прижавшая объятую пламенем руку к белеющей двери. Во все стороны летят искры и ударяют языки пламени, подсвечивающие дым. Огонь сиял в ее зрачках отражаясь на очках и металлических деталях экипировки. Виктор, кашляя и закрывая лицо рукавом, отошел к лестнице. От жара он весь вспотел и раскраснелся. Наконец пальцы прошили преграду насквозь и Инга сжала руку в кулак, обхватывая замок. Одним резким движением она вырвала его из двери как это делали ацтеки с сердцами принесенных в жертву врагов. Шипящий и плюющийся каплями кусок металла, плюхнулся на пол, почти моментально растекаясь в бесформенную кляксу. На его месте осталась дыра с вывернутыми наружу краями — белыми от температуры. — Бей! — Крикнула Инга отходя в сторону. С ее руки еще падали капли металла и бегали струи пламени. Пытаясь унять его, она харкнула на кожу, но плевок испарился не долетая. — Милиция!!! — Закричал Виктор со всей силы врезаясь в дверь. С оглушительным треском она распахнулась, и дым начало затягивать внутрь. Подняв АКСУ к плечу, Вик вошел внутрь, оглядывая коридор. От жара обои вокруг двери начали тлеть, латунная ручка потекла как воск, а капли раскаленного металла горели на линолеуме. Где-то в глубине квартиры с шумом лилась вода и надрывалось радио, рассказывающее о грядущем северном циклоне. Мебель внутри оказалась перевернута вверх дном, будто по коридору пронесся ураган, а на стене Вик отчетливо увидел свежую полосу крови. — Есть кто?! Отзовитесь?! В ответ с кухни раздался нечленораздельный вопль и звуки падающей мебели. Вик побежал на звук и Инга, едва успев потушить руку, устремилась за ним, на ходу вытаскивая пистолет. Пробегая мимо распахнутой двери ванной она мельком заметила льющуюся через край раковины воду, и кровавые отпечатки ладоней на разбитом зеркале. Когда она влетела на кухню ее напарник стоял над двумя окровавленными телами. Оружие безвольно опустилось. Они опоздали. У газовой плиты, лежала рыжеволосая женщина в легком домашнем платье и мягких тапочках. Скрюченная в позе эмбриона, она продолжала держаться за вспоротую шею — сквозь побелевшие пальцы толчками выходила кровь. По одежде расползались темные, красные пятна, сквозь которые виднелись глубокие резаные раны. В растекающейся вокруг луже виднелись отпечатки ладоней и ног, а на стенах и мебели косые потеки, будто уже тяжело раненный человек метался от стены к стене. Телефонная трубка с перерезанным шнуром лежала рядом с разбитым вдребезги аппаратом. Белый пластик замарался в крови. На столе, рассыпавшись на части, валялся сорванный со стены шкафчик и повсюду валялись осколки посуды, и столовые приборы. Несколько фарфоровых чашек чудом уцелели восседая на горе расколотых собратьев. Перевернутые стула, лежали поперек прохода, а один торчал ножкой из разбитого окна. Под подоконником, в окружении наполненных водой бутылок, и разбитых цветочных горшков, сидел голый, окровавленный юноша. Бледную кожу покрывали кровоточащие разрезы и ярко-красные следы собственных ногтей, которыми он пытался не то почесаться, не то освежевать себя. В руках он сжимал опасную бритву с короткой перламутровой ручкой. Острейшее лезвие, упиралось ему в горло, и вниз текла кровь. Прижатое к батарее ухо и лицо, расплывающееся в блаженной улыбке не давали ошибиться в сути произошедшего. Внезапно юноша захрипел и на губах у него проступила кровавая пена. — Это… Не киты… В… Темноте… — Просипел он, исторгая пену. Голос влажно хлюпал, утопающий в крови язык заплетался. Дрожащие руки схватились за бритву, все сильнее вжимая ее в плоть. — Это… Были… Не киты… Теперь… Я знаю… Рывком он вытащил оружие из раны и уже ничем не сдерживаемая кровь ливанула из артерии. Несколько секунд его колотила судорога. Рука с бритвой упала на пол и лезвие в последний раз звякнуло, ударившись об разбитую тарелку с нарисованными вишнями. Тучи за окном дали течь и кухню осветил бледный лучик света, заставивший всю эту кровавую картину сиять. Особисты молча переглянулись. Виктор протянул руку и выключил надрывающееся радио. Наступила мягкая, городская тишина… «Слишком глубоко заплыл» — Внезапно подумала Инга…