Горько-сладкое

Миша смотрит на спящего в кресле Егора, и его пробирает целая толпа мурашек. Даже во сне он выглядит таким уверенным. Ему и на четверть никогда не стать похожим на такого, как он — невозмутимый, спокойный, сдержанный. Миша не мог назвать определённый момент, когда он перестал считать Егора чужаком, когда он абсолютно спокойно мог засыпать в его присутствии. Наклонившись, аккуратно накрыл тёплым пледом спящего парня и вновь почувствовал аромат, что всегда так привлекал его. Когда Миша находился в его квартире, в ванной у зеркала нашёл источник этого аромата — флакончик с мужской туалетной водой. «WHISKY» — прочёл Миша, взяв флакончик в руки. Открыл его и почуял знакомый запах. Да, это определённо тот же самый аромат, но… в то же время… не тот. Тогда он ещё не мог объяснить, чего именно не хватало флакончику с туалетной водой. Зато сейчас Миша с уверенностью может сказать, что флакончику не хватало Егора и запаха его тела. Запах из флакона, безжизненный и искусственный, не шёл ни в какое сравнение с тем же самым запахом, когда он смешивается с ароматом самого Егора. Миша до сих пор помнит ту неловкость и стыд, когда осознал это впервые. Ему нравится запах этого парня. Это вряд ли можно назвать нормальным. Во всяком случае, Егору об этом знать необязательно, как и то, что Мише нравятся его прикосновения. Возможно, он просто не привык к «близкому общению» с людьми и поэтому таким странным образом реагирует на обычные для нормальных людей вещи — запах, прикосновения, взгляды. Егор для всех так пахнет, до всех так дотрагивается, на всех так смотрит. Ничего особенного. Он до сих пор мог лишь догадываться о том, что же именно заставляет Егора вновь и вновь приходить к нему. Миша не мог предложить парню ничего из того, что обычно делают друзья вместе. Ему вспомнились результаты поиска на его запрос «Чем заняться с друзьями», ни один из предложенных вариантов явно не подходил к ним двоим. Они почти все вечера проводили дома, иногда встречаясь в кофейне, но затем всё равно шли в квартиру. Они много разговаривали о самых незначительных вещах и других мелочах, вернее, разговаривал Миша, а Егор в основном слушал, иногда вставляя пару реплик про то, согласен он или не согласен, и почему. Миша не назвал бы себя интересным собеседником, но Егор слушал, значит, всё было не так плохо. Коротко выдохнув, он отвернулся и, стараясь не сильно опираться на ногу, побрёл на кухню. На душе почему-то гадко. Чёрт! Как же так получилось, что всё это произошло прямо в его присутствии?! Он так старался скрыть эту чёртову болезнь от Егора, но теперь… теперь Егор знает о ней. Интересно, он будет ещё приходить к нему в гости? Вернётся ли? Если нет, Миша его поймёт. Никто бы, наверное, не хотел иметь друга-инвалида. Это выматывает. Просто пока, видимо, Егор этого не понял, не осознал до конца. Но скоро до него дойдёт и тогда… Что тогда? Наверное, он будет видеть его реже. Кому хочется нянчиться с инвалидом? Он им всё равно скоро станет. Отрицать этот факт не имело смысла. На длительное лечение Мише точно не хватит денег. Диагноз «Гемофилия А» ему поставили ещё в то время, когда мама была жива и первые звоночки к её заболеванию только начали появляться. Она берегла единственного сынишку, как зеницу ока, постоянно напоминая ему о Правилах. Нельзя бегать, прыгать, кувыркаться. Необходимо держаться на безопасном расстоянии от других детей и не прикасаться к острым предметам. Избегать любых чужих прикосновений, чистить зубы три раза в день, полоскать бальзамом рот и правильно пользоваться зубной нитью. Ведь обычное удаление зуба может привести к катастрофической потере крови. Слишком много «нельзя» для непоседливого малыша, слишком много ограничений и запретов для того, кто с большим любопытством пытается познать окружающий мир. Правила она повторяла ему день изо дня, старательно прикрываясь рукой, когда подкашливала. Кашель становился всё более надрывным, и вскоре мать поместили в тубдиспансер. Отец забрал мальчика к себе. Миша стал жить в грязном, плохо отапливаемом бараке, непроветриваемое помещение которого было сплошь затянуто сизым дымом и усыпано окурками от сигарет. Мальчик, привыкший к чистоте и порядку в материнском доме, с тихим ужасом взирал на то, как отец с дружками стреляли по пустым бутылкам из охотничьего ружья прямо в комнате. Теперь Правила стало соблюдать очень трудно, но Миша старался. Он должен немного потерпеть, пока мама не заберёт его отсюда. Она вернётся, и всё станет, как прежде. Он держался только благодаря этим мыслям и надежде на то, что скоро мама придёт. Через некоторое время он узнаёт о её смерти. Осознание того, что она никогда не вернётся за ним, приходит не сразу, оно приходит медленно, но неотвратимо. Он до сих пор помнит то чёрное отчаяние, охватившее его, когда окончательно понял, что остался один. Навсегда. Чувствуя, что начинает задыхаться от давящей внутри боли, не в силах вдохнуть очередную порцию прогорклого сигаретного воздуха, Миша уходит из дома отца. Просто уходит. Без всякого плана и цели бредёт, сам не ведая куда. Дышать становилось труднее, мальчик чувствовал, будто всё стремительнее падает вниз, туда, где лишь хаос. Именно тогда с ним случилась первая паническая атака. С тех самых пор панические атаки преследовали Мишу очень часто. Они лишь усилились, когда отца лишили родительских прав, а мальчика поместили в приют. В приюте всё было совсем не так, как дома. Там было плохо, наверное, даже хуже, чем в грязном отцовском бараке. Ведь если не обращать внимания на вечно коматозного отца и его собутыльников, то можно стать незаметным и слиться с окружением. У Миши это получалось настолько хорошо, что отец часто забывал о существовании сына. В приюте такие фокусы не проделаешь. Там он был всё время на виду, там было слишком много чужих, которые постоянно норовили вторгнуться в его личное пространство и прикоснуться к нему. Когда это происходило, он кричал и бился в истерике, других сирот это, видимо, забавляло, и они нарочно старались задеть его. В конце концов, было решено проверить его психическое состояние и мальчика поместили в психдиспансер на обследование и дальнейшее лечение. Миша старался отогнать от себя воспоминания далёкого прошлого. В конце концов, всё наладилось. Нет вечно пьяного отца и антисанитарии кругом. Нет жестоких приютских шутников, что забавлялись, играя на нервах мальчика. Нет больничной палаты с унылым и однообразным интерьером. Есть собственная квартира, пусть и крохотная. Есть настоящий друг. Очень жаль будет терять такого друга, как Егор. Он столько всего хорошего сделал для него. Помимо материальных вещей, типа ноутбука и помощи с отоплением, он открыл для него кое-что важное — понимание того, что значит дружить. Миша доковылял до кухни, чувствуя себя отвратительно беспомощным. Нужно сварить кофе. Он и пришёл-то сюда, на кухню, только для того, чтобы не показывать Егору свою беспомощность. Пока от него ещё есть польза, он будет что-то делать. Например, варить кофе.

***

Егор проснулся, когда за окном уже совсем рассвело. Потянулся и понял, что укрыт пледом. Несмотря на то, что спал в кресле, чувствовал себя отдохнувшим и хорошо выспавшимся. Затем ему вспомнилось произошедшее ночью, и он настолько быстро сел в кресле, что в глазах потемнело. Миши в постели не оказалось, Егор нашёл его на кухне, преспокойно помешивающим кофе. — Что ты делаешь? — хрипло спросил он. Миша повернулся к нему и удивлённо улыбнулся: — Варю кофе, конечно. Доброе утро, кстати. — Миш, ты не должен вставать с постели. Тебе же сказали — соблюдать покой. — Покой нужно соблюдать не мне, а моей коленке, а она в бандаже отлично себя чувствует, не о чем беспокоиться, — с досадой пробормотал он, сосредоточенно помешивая кофе. — Давай будем соблюдать все рекомендации врача неукоснительно, без самодеятельности, а? Миша, будто не слыша его, закончил помешивать и выключил конфорку, начал разливать кофе по кружкам. — Будешь кофе? — Миша, — с нажимом произнёс Егор, не сводя с него твёрдого взгляда. — Ну, что? — поднял он на него свои зелёные глаза, в них было столько упрямства и решимости. У него у самого упрямства хватало, похоже, настала пора помериться, кто кого. Он решительно подошёл к парню и, взяв тёплые руки в свои ладони, отвёл его подальше от кофейных кружек. Миша недоумённо уставился на Егора своими распахнутыми глазами. — Что… ох! — только и успел вскрикнуть парень, внезапно оказавшись на руках. — Сейчас же поставь меня, где взял! — процедил он сквозь зубы. Егор удобнее перехватил худенькую фигуру в своих руках и двинулся в сторону спальни: — И не подумаю! — Это… я даже… у меня слов нет… — вырывалось возмущённое лепетание у Миши, пока он испуганно хватался за шею Егора, чтобы не свалиться. Егор тем временем дошёл до спальни и аккуратно опустил парня на кровать: — Сегодня с кровати ни ногой! — Я, вообще-то, кофе хотел выпить! — Сейчас будет тебе кофе в постель. — Ага, отлично! А что, унитаз тоже мне в постель принесёшь? — скептически вопрошал Миша. Егор наклонился ниже и серьёзно проговорил: — Если понадобится, то я унесу тебя куда угодно, только скажи. Окей? Мишины щёки густо покраснели, и он попытался скрыть это, отвернувшись. Но Егор всё равно успел заметить, как розовый язычок взволнованно облизал пересохшие губы, затем глухо проговорил: — Я могу сам… о себе позаботиться. — Я знаю, — хрипловатым голосом проговорил Егор, затем, прокашлявшись, добавил, — но сегодня ты на левую ногу не опираешься, дай время своей коленке восстановиться. Миша расслабленно откинулся на подушки, разом растеряв весь запал, и устало прикрыл глаза. — Я не хочу доставлять тебе лишних хлопот, — пробормотал он, не открывая глаз. — Всё, что касается тебя, не может быть лишним, — вырвалось у Егора, затем он понял, как откровенно это прозвучало, и добавил, — друзья всегда так делают — беспокоятся друг о друге. — Не хочу, чтобы ты беспокоился, — упрямо проговорил Миша всё так же с закрытыми глазами, мотая головой, — не хочу, чтобы носился по ночам в мокром пальто по больницам, не хочу, чтобы оплачивал работу ремонтников и отдавал свои ноутбуки. От этого я чувствую себя обязанным… — Друзья всегда заботятся друг о друге и вовсе не чувствуют себя обязанными. Я — твой друг и забочусь о тебе, потому что хочу заботиться! Позволь мне это, мы же друзья. Миша, наконец, открыл глаза и пронзительно посмотрел на него: — Этот процесс в нашей дружбе почему-то односторонний. Только тебе приходится заботиться! А я тоже хочу что-то делать для тебя! «Ты уже заботишься, когда позволяешь быть рядом» — промелькнуло у него в голове, но вслух не осмелился сказать. Только с улыбкой проговорил: — Ну, если хочешь что-то сделать для меня, то позволь мне остаться у тебя на ночь ещё раз. — Мог бы и не спрашивать, — фыркнул Миша, вновь закрывая глаза. Егор вновь не смог сдержать улыбки, услышав этот ответ. Это ли не новая ступень доверия? Но один вопрос всё-таки стоило прояснить. — Миш, почему мне не рассказал про свою болезнь? Парень сразу напрягся, когда услышал вопрос, нервно прикоснулся пальцами к своей груди, нащупывая медальон под футболкой. — Потому что ты не спрашивал. — Очень остроумно, — скептически вздохнул Егор, — скажи мне правду. Почему Майе сказал, а мне нет? Он и правда услышал в своём голосе обиженные нотки или ему только показалось? — Я ничего не говорил Майе, она сама узнала, когда меня на «скорой» увозили, — раздражённо ответил Миша, затем отвернулся и продолжил, — я и тебе не хотел ничего говорить. Кому я нужен с чёртовой гемофилией? — Мне нужен, с гемофилией или без — неважно, — сказал Егор, склонив голову, затем глубоко вдохнул и направился к выходу из комнаты. — Я обещал тебе кофе в постель. Мельком увидев ошеломлённое Мишино лицо и то, как оно моментально залилось румянцем, не смог сдержать улыбки. Егору просто башню сносило, когда его слова ТАК влияли на Мишу. После того как Егор заставил Мишу поклясться, что тот не встанет со своей кровати, пока его не будет, он вышел из квартиры в аптеку, что находилась неподалёку от кофейни. Лекарство, которое нужно было купить, оказалось в ограниченном количестве, но коробочки на пару недель должно хватить. Как объяснил фармацевт, этот препарат покупают довольно редко и поэтому его нужно специально заказывать. Егор заказал сразу на несколько месяцев вперёд. А когда рассчитывался, понял причину, по которой Миша решил прекратить делать инъекции — этот препарат обходился парню очень дорого. Сейчас он внимательно следил за тем, как Миша распечатывал специальную иглу со жгутиком, предназначенную для самостоятельного введения препарата, и сосредоточенно готовился ввести её в вену на руке. Его пальцы трясутся, вероятно, он волнуется. — Миш, давай я помогу… — неожиданно для самого себя произносит Егор. Миша удивлённо вскинул на него взгляд, и Егор пояснил: — Я прочёл кучу всяких инструкций и посмотрел видео. Думаю, я справлюсь… Егор говорил уверенно, хотя внутри всё равно волновался. Но ему не хотелось смотреть на то, как дрожащие Мишины руки пытаются ввести иглу в вену. Парень задумчиво смотрел на Егора некоторое время, затем кивнул в знак согласия. Егор хорошенько помыл руки и обработал их спиртовыми салфетками. Он осторожно вводил иглу в вену под нужным углом, затем настала очередь раствора — пока содержимое шприца медленно вливается в вену в направлении кровотока, он даже боится дышать. Закончив вливать лекарство, он медленно вытащил иглу из вены, моля о том, чтобы всё прошло хорошо. — Как ты себя чувствуешь? — он вскинул взволнованный взгляд на Мишу, желая оценить его общее состояние. Парень, до этого смотревший на Егора, будто спохватившись, торопливо отвёл взгляд и нервно выдохнул: — Всё хорошо. — Как ты оценишь мою подготовку в области введения внутривенных инъекций? — шутливо осведомился Егор. — Десять баллов из десяти, — усмехнулся Миша, — теперь у тебя есть все шансы подрабатывать медбратом. — Только если пациентом будешь ты. — Ты явно пожалеешь о своём выборе. — Это ещё почему? — Тебе придётся познать на себе всю степень моей капризности. — Серьёзно? Кому ты говоришь о капризности? — засмеялся Егор, — да капризность — моё второе имя! Миша с улыбкой покачал головой, показывая на развалившегося неподалёку Апельсина: — Вот он — чемпион по капризности, переплюнет нас двоих, вместе взятых. — Да, тут не поспоришь, — согласился Егор. В эту секунду раздалась трель дверного звонка. — А вот и наш ужин, — пробормотал Егор, вставая с кровати Миши. — Пицца? — с надеждой спросил он. — Нет, просто еда из кафе, — сказал Егор, поднимая вверх листовку, которую им отдал врач, настоятельно прося соблюдать диету, — пока воздержимся от пиццы, окей? Миша лишь понурил плечи и грустно вздохнул. Эти два выходных дня Егор провёл у Миши, лишь единожды сгоняв до своей квартиры, чтобы захватить сменную одежду. — Понятия не имею, как можно по своей воле предпочесть этот неудобный жёсткий диван твоей большой двуспальной кровати? — недоумевал Миша, когда Егор поставил его перед фактом, что и следующей ночью будет спать у него. — Бессонница, — напомнил ему Егор. — Я в твоей квартире даже в кресле высыпаюсь лучше, чем у себя дома. — Значит, я всё-таки был прав, когда предположил, что мне теперь от тебя не избавиться? — усмехнулся Миша. — Но ты же этого не хочешь? — снова пронзительный взгляд тёмно-карих глаз сцепился со взором зелёных. — Нет, не хочу, — тихо подтвердил Миша, затем с усмешкой добавил. — Я, как твой друг, доблестно защищаю тебя от бессонницы и позволяю спать вон на том коврике, у входной двери. — Да, я определённо начал понимать, где в твоих словах шутка. — А ты догадливый! Стоило мне только добавить чуть-чуть абсурдности, ну, как чуть-чуть, всего лишь несколько тонн. За эти два дня Егор прочёл, наверное, все медицинские сайты в поисках подробной информации о гемофилии. А в понедельник вместо того, чтобы идти на работу, записал Мишу в платную клинику к гематологу. «Какой-то профессор», — думал он, оформляя запись на сайте. — «Он-то точно должен знать, как лечить эту мутотень». Предупредил отца о том, что в понедельник не явится на работу из-за визита к врачу. В конце концов, это чистейшая правда. Миша артачился и хотел идти к своему врачу в городскую поликлинику, но Егор неимоверными усилиями уговорил показаться профессору. Главное, не говорить парню, что клиника платная. Этот профессор оказался пожилым, но весьма бодреньким мужичком. Он направил Мишу на дюжину каких-то процедур и анализов. А по итогам всех результатов выдал парням подробную лекцию. Он объяснил, что в лечении гемофилии выделяют два направления: профилактическое и по требованию. Рассказал, как нужно действовать в случае непредвиденных травм и вручил памятку. Прочёл подробную инструкцию по предупреждению спонтанных кровотечений и снова выдал памятку. В профилактику входило вливание инъекций внутривенно с тем препаратом, что Егор заказал в аптеке. Он объяснил, что это нужно для того, чтобы сохранить нормальное свёртывание крови. — Если заместительная терапия будет регулярна, то и мелкие травмы не страшны, организм сам справится, — увлечённо рассказывал он, ходя по кабинету перед парнями и шелестя своим белым накрахмаленным халатом. — Поддержание физической активности очень важно для укрепления мышц, связок и суставов. Мышечная слабость и плохая координация движений значительно повышают вероятность травмы сустава и последующего развития воспаления. Поэтому оптимальный вид спорта для вас, молодой человек, это плавание. Как оказалось, раньше Миша действительно начинал посещать общественный бассейн, но потом бросил это. Егор, кажется, догадывался о причине. — И ни в коем случае не принимайте аспирин и другие нестероидные препараты! — крикнул им напоследок профессор, когда парни выходили из кабинета, сжимая в руках кучу памяток и листовок.

***

Тем вечером они, как обычно, сидели на кухне и пили приготовленный Мишей кофе. То, что получалось у него самого, можно было назвать чем угодно, но не кофе. Егор отпивал из кружки горько-сладкую жидкость и исподтишка бросал взгляды на Мишу и на его горло, где вверх-вниз двигался бугорок. Пока тот увлечённо объяснял, чем отличается работа редактора от работы корректора, Егор осознал, что полностью увяз в нём. Его необъяснимо тянуло к этому парню. Всё началось с того, что в его присутствии он забывал про внутреннюю пустоту. А сейчас понимал, что чем больше узнавал Мишу, тем больше привязывался. Оставалось лишь надеяться на то, что Миша тоже привязывается в ответ, а иначе Егору действительно придётся купить у Фёдорыча верёвку. Он не намерен его отпускать. — Как твоё колено? — спросил Егор, когда с объяснениями было покончено. — Отлично, — ответил Миша, — сегодня уже можно снимать бандаж. — Я помогу? — он и сам не ожидал, что спросит. Но Миша лишь утвердительно кивнул, хотя в глазах пронеслась искорка удивления. Когда закончили с кофе, Егор подвинул табуретку поближе и, аккуратно поддерживая его ногу, положил к себе на колени. Медленно расстегнул застёжки на липучках и снял бандаж. Приблизил своё лицо чуть ли не вплотную, разглядывая состояние колена. Опухоли больше не было, от покраснения тоже не осталось и следа. Он невесомо прикоснулся к колену и поднял взгляд на Мишу: — Не больно? В распахнутых зелёных глазах пронеслась целая вереница самых разных эмоций. Он, чуть откашлявшись, произнёс: — Нет. Егор понимал, что тянет время, не хочет отпускать ногу из своих рук, понимал, что предложил помощь лишь потому, что до безумия хотелось прикоснуться к Мише. Сейчас же, когда под его пальцами кожа на ноге покрывалась едва заметными мурашками, Егор испытывал кайф. Миша уже упоминал, что его прикосновения не приносят дискомфорта, но это ведь не значит, что теперь Егор может трогать его, когда ему заблагорассудится. Слишком частые касания вряд ли можно отнести к категории дружеских, даже такой наивный человек, как Миша, этому не поверит. Поэтому спешка ни к чему, главное — терпение.