Горько-сладкое

Зима победила в ежегодном противостоянии. И осень была повержена окончательно, погребена под огромным слоем сугробов, которые росли всё больше и быстрее. Вместо шуршащих листьев под ногами скрипучий снег. Егор возвращался в квартиру к Мише каждый день после работы, не желая оставлять своего рыжика без присмотра. Особенно после того случая, когда спустя несколько дней после их утреннего разговора, Миша совершенно банальнейшим образом поранился ножом, когда нарезал хлеб. Самостоятельно остановить кровотечение так и не смог, поэтому пришлось вызвать «скорую». Миша потом очень жалел, что предупредил об этом Егора. Ведь он, сорвав какое-то важное совещание, просто выскочил из кабинета и, игнорируя звонки своего разъярённого отца, поехал прямиком в пункт «скорой помощи». По мнению Миши, Егор слишком серьёзно относился к рекомендациям гематолога и воспринимал всё буквально. Он уговаривал Мишу вновь начать заниматься плаванием, предлагал переехать в его квартиру, ведь поблизости находился отличный фитнес-центр с бассейном. Миша отказывался от этого до тех пор, пока однажды ночью Егор не свалился с узкой Мишиной кровати, которую они делили вдвоём. Только после этого он решился на время переехать к Егору. В знакомую квартиру с обилием серого цвета он явился лишь с одним рюкзаком и Апельсиновой переноской, полагая, что останется здесь ненадолго. И съедет сразу же, как накопит на двуспальную кровать, чтобы Егор больше не падал на пол. Но сам не заметил, как серая гамма квартиры потихоньку начала разбавляться различными цветами его вещей. Тут и там по всем комнатам стильной квартиры стало появляться Мишино имущество. Он уверенно заявлял, что это всё только портит интерьер, а Егор не соглашался. Он уверял, будто только этого и не хватало этой квартире, чтобы стать идеальной. Яркие свитера, футболки и полосатые джемперы заняли пустующие полки и вешалки в шкафу. Как Миша заполнил собой пустоту внутри Егора, так и серая квартира Егора постепенно заполнялась Мишиными вещами, прогоняя атмосферу стерильного нежилого помещения. Особенно хорошо она изгонялась вкуснейшим кофейным ароматом или аппетитным запахом, когда Миша что-то готовил на кухне. Первое время не могли насытиться друг другом. Правда, всё ограничивалось лишь взаимной мастурбацией, пока, наконец, Миша не решил взять всё в свои руки и не выяснить причину, по которой Егор не хочет заходить дальше. — Я боюсь, что… сделаю что-то непоправимое, — признался Егор однажды, — это же очень опасно, вдруг у тебя откроется кровотечение или… в общем… я не хочу причинить тебе боль. — Если сделать по правилам и хорошо подготовиться, ничего этого не будет, – возразил Миша. Егор был непробиваем. Но и Миша отличался упрямством. Он это понял, когда однажды вернулся с работы и обнаружил Мишу в ванной, вытирающимся полотенцем после приёма душа. Вид полуобнажённого Миши в его собственной рубашке всегда сводил с ума. Подойдя сзади, Егор обнял своего рыжика и уткнулся лицом во влажные волосы. А когда руки заскользили вниз и обнаружили, что за исключением этой самой рубашки на Мише больше ничего нет, не смог сдержать стона. Миша то льнул к нему, то отстранялся, будто дразня. Затем взял за руку и повёл в спальню. Егор позволил Мише не спеша раздеть себя, затем толкнуть на кровать и усесться на бёдра. Миша целовал так настойчиво и жадно, что желание обладать им только усиливалось. Затуманенными от растущего возбуждения глазами Егор посмотрел туда, куда указывал Миша, и увидел на тумбочке баночку с лубрикантом и серебристые упаковки презервативов. Тогда он понял, что попался в ловушку, ловко расставленную самой жертвой, чтобы поймать хищника в свои сети и быть им же растерзанной. Назад пути не было, Егору пришлось принять правила игры. Словно в отместку Мише, он уделил процессу подготовки особое внимание, хотя тот в который раз напомнил ему, что уже подготовился и пора приступать к основному блюду. В тот момент, когда он приставил головку ко входу и она медленно, с трудом всё дальше проникала внутрь, он призвал всё своё самообладание, чтобы не начать толкаться с безумством оголодавшего зверя. Он замирал на несколько мгновений после небольшого проникновения, давая Мише время привыкнуть, а себе немного перевести дыхание и успокоиться. А когда Миша был наполнен им до упора, склонился и аккуратно обхватил его член, попутно целуя его плечи и шею. Он начал медленно двигаться, внимательно следя за реакцией Миши, за выражением его лица. — Миш? — шёпотом спрашивал он. — Всё… хаа... ра… шо… — медленно выдыхал Миша, чуть приоткрывая глаза, затем снова закрывал и позволял своему телу свободно скользить, сминая простынь под собой всё больше. Когда же Егор добрался до того самого местечка, Миша глухо вскрикнул и сам начал нетерпеливо подаваться навстречу. — Тшш, малыш, спокойнее, — прохрипел Егор, замирая. Уткнувшись в его шею и вдыхая запах, он скользил внутри него, горячего, тугого, притягательного. Миша обнимал его за плечи, то с силой вцепляясь в его кожу, то вновь расслабляя пальцы. Егор поднял голову и настойчиво поцеловал его, почувствовал, как рука скользнула по его влажной от пота шее, затем зарылась в волосы. — Егор, быстрее, — простонал он в губы. И он ускорился, постепенно увеличивая темп, и двигался уже коротко и рвано, уже ничто не могло отвлечь внимание Егора, кроме лежащего под ним Миши, его разметавшихся от толчков волос, его раскрасневшегося лица и громких стонов. Не обращал внимания на то, что его ноги уже дрожали от напряжения, что кровать жалобно и ритмично скрипела. Он двигался внутри Миши и мечтал доставить ему самые яркие и крышесносные ощущения, похожие на те, что испытывал сейчас сам. Он водит по члену хаотичнее и быстрее, одновременно увеличивая скорость своих толчков. Громкие стоны, вырывающиеся из горла Миши, были предвестниками наслаждения, которое накрыло его с головой, и он протяжно простонал его имя, выплёскивая горячую жидкость на кожу живота и на руку Егора. Один только вид Миши, дрожащего в волне наслаждения, подтолкнул его самого к краю и он, сжав зубы и откинув голову назад, бурно кончил. После этого они некоторое время лежали на спине рядом друг с другом, тяжело дыша, затем Егор нащупал руку Миши и сплёл их пальцы, крепко сжимая. — Как ты? — Умер и снова воскрес, — прошептал Миша. — Это хорошо? — на всякий случай переспросил Егор. — Это охуенно, — пробормотал Миша. Лицо Егора вытянулось и он, приподняв голову, опёрся на руку и с любопытством посмотрел на Мишу. На того самого Мишу, который использовал мат только в крайних случаях. — Даже так? — Ага. Он с упоением любовался его вздымающейся грудью, раскрасневшимся лицом и взъерошенными волосами, его нежными веснушками и острыми скулами. Понимая, что тонет в Мише, с каждым днём всё сильнее и сильнее. С появлением Миши вся жизнь Егора изменила свою орбиту. Просыпаясь утром, он первым делом шарил рукой по кровати в поисках мягких волос, тёплого тела. Он нащупывал сонного парня в постели и нежно обнимал его. Это первая потребность Егора по утрам, кофе идёт сразу после этого. Вид только что проснувшегося Миши и его сонное моргание настолько умиротворяли, что приходилось признавать — утро понедельника не так уж и плохо. Иногда Миша просыпался раньше, в таких случаях с кухни можно было почуять кофейный аромат. В будни, будучи разлучёнными на весь день, постоянно перекидывались сообщениями или звонили друг другу. В один из дней Егор показал Мише, где чаще всего обедает в рабочее время. Они тогда возвращались после плановой консультации гематолога и заскочили в это кафе. Когда они вдвоём сидели за столиком и уплетали спагетти с фрикадельками, к ним присоединился пожилой мужчина. — Это Фёдорыч, — сказал он Мише. — Всего лишь владелец скромного магазина садоводства, — представился он, усаживаясь за столик. — А это и есть твой неуловимый ночной цветок, Егор? Егор постарался скрыть усмешку за покашливанием, лишь с силой поджал губы, чтобы не рассмеяться, пока Миша недоумевающим взглядом окидывал Фёдорыча. — Не обращай внимания, он немного сумасшедший, — шепнул ему Егор на ухо. У Миши побежали мурашки по телу. Это происходит всегда, когда Егор что-то шепчет ему. Стараясь унять дрожь и вникнуть в то, о чём говорил этот пожилой мужчина, Миша тряхнул головой, прогоняя непрошеные мысли. От этого манёвра непослушная прядь упала на лоб. Тёплые пальцы бережно убрали её обратно. Миша испуганно огляделся, он всегда так делал, когда Егор прикасался к нему на людях. — Я смотрю и верёвка совсем без надобности, да, Егор? — беззаботно спросил Фёдорыч, уплетая очередной пончик. — Что? Верёвка? — не понял Миша, удивлённо переводя взгляд с Егора на Фёдорыча и обратно. — Я ж говорил, он — сумасшедший, — весело усмехнулся Егор, пожимая плечами. — Не слушай его. Егор задумчиво смотрел на то, как Миша с Фёдорычем обсуждали сочность здешних пончиков и перебирал в голове варианты того, как отблагодарить этого старика за помощь. Вечера они проводили, смотря фильмы на огромном плазменном телевизоре. Миша иногда засыпал, лёжа на груди Егора под размеренный стук его сердца и спокойное дыхание. Засыпал, будто не слыша громких звуков, доносившихся из телевизора. Засыпал, разметав свои ярко-рыжие волосы по груди Егора. Тот тихонько пропускал их сквозь пальцы и перебирал. Затем Миша просыпался, сонно моргая. Начинал нежно дотрагиваться до его шеи своим мокрым язычком и тёплыми губами, и у Егора вновь срывало крышу. — Миш, — шептал он на ухо, зная, что парень от этого заводится ещё сильнее, затем стискивал родное тело в объятиях, жадно целовал губы, наслаждаясь сладостью языка и ловя каждый порывистый выдох. В таких случаях он бережно поднимал Мишу на руки и уносил его в спальню. Уже там он мог полностью позволить себе утопать в наслаждении, которое Миша дарил ему, позволяя входить в себя снова и снова. Он мягко толкался в податливое родное тело, слушая прерывистое дыхание и стоны, срывавшиеся с любимых губ. От тесноты Миши, его близости, его запаха, его робких касаний, которые постепенно становились всё сильнее и пронзительнее, он сходил с ума. Егор старался держать себя в руках, контролировать своё неистовое желание обладать Мишей, но иногда не сдерживался. Он входил в Мишу с исступлением, которое невыносимо держать под контролем, ведь стонущий под ним Миша хочет ещё и ещё, он должен дать ему больше, ещё больше. В такие ночи в комнате запотевали окна от учащённого дыхания двоих. Их стоны доносились даже до рыжих ушей спящего в гостиной кота. Егор восторгался Мишей, находившимся на пике удовольствия. От вида разгорячённого раскрасневшегося лица, от сладостных стонов, смешанных с его именем, от разметавшихся по подушке волос, от гибкого льнущего к нему тела, от вида белёсой жидкости, выливающейся на живот Миши, он сходил с ума и приближался к финалу так бурно, что сам не замечал, с какой хваткой вцеплялся в желанное тело. После замирал на мгновение, аккуратно выходил из горячего тела, обессиленно падая рядом с тяжело дышащим парнем. Ему нравилось, немного переводя дыхание, аккуратно стирать следы их перемешавшихся жидкостей с тела Миши салфетками, попутно целуя. Нравилось накрывать их обоих одеялом и прижимать расслабленное тело к себе, засыпая под громкие стуки сердца. А наутро, просыпаясь и любуясь видом спящего Миши с безмятежным выражением лица и приоткрытыми губами, замечал на плечах, руках, спине тёмные следы от собственных пальцев. В таких случаях он ненавидел себя и свою несдержанность. Миша сонно моргал, осознавая, что его тело осматривают, и окончательно просыпался. — Егор? — Миш, я… прости меня… Миша озадаченно оглядывал следы слишком собственнических прикосновений Егора, затем приподнимался и обхватывал своими ладонями его лицо, заставляя посмотреть себе в глаза: — Егор, всё хорошо, мне не больно. Правда. У меня всю жизнь так — от любого сильного прикосновения остаются следы, я их не замечаю даже... Егор покрывал эти следы лёгкими поцелуями, шепча едва слышное «прости» и осознавал — его привязанность к Мише настолько сильна, что он не сможет без него. Просто… не сможет жить. Как оказалось позже, жить без него он действительно не мог, мог только… существовать.