Горько-сладкое

День был отвратительным, и только вернувшись, наконец, домой, Егор смог спокойно расслабиться и прижать к себе Мишу, утыкаясь лицом в его рыжие волосы и вдыхая его запах. Это всегда действовало успокаивающе. За ужином Миша был очень молчалив, Егор пытался разговорить его, но попытки ни к чему не привели. Миша заметил раздражённость Егора и, сплетя их руки вместе, спросил, что случилось. Егор не хотел вспоминать очередную ссору с отцом, поэтому вкратце пожаловался Мише на то, что отец прицепился к нему со своей чёртовой стажировкой. — Почему бы тебе действительно не согласиться? — спросил Миша. Егор изумлённо взглянул на него, тот лишь равнодушно тыкал вилкой в запечённый картофель и явно избегал его взгляда. — Я не хочу оставлять тебя одного, тем более, сейчас. Нужно сначала вылечить твою анемию. Кстати, сегодня день инъекции, не забыл? Я сделаю, хорошо? Миша лишь покорно кивнул в знак согласия и вновь апатично уставился в тарелку. Этой ночью Миша был особенно жадным до прикосновений. В родных зелёных глазах было столько отчаянного желания, столько надрыва, что Егор не мог не отозваться. Он отдавался Егору, словно в последний раз, и это немного тревожило. Но он откидывал все мысли в угол своего сознания и наслаждался Мишей и его близостью. Он вбирал в себя каждый его стон, каждое движение, каждый вздох. Смотрел на выгибающегося в его руках Мишу не в силах отвести взгляд, пил его яркие эмоции и не мог насытиться. Егор вжимал его тело в кровать, наслаждался доносившимися из горла хриплыми стонами и обрывками собственного имени. Вскоре дыхание превратилось в короткие рваные выдохи. Егор чувствовал, как капля пота стекает по его виску, но не хотел отвлекаться на то, чтобы смахнуть её. Разрядка совсем близка. Миша с полувсхлипом напрягся, вытянулся как струна, а затем с протяжным стоном, в котором можно разобрать его имя, кончил. Вслед за ним к краю подобрался Егор, Миша так сильно сжал его внутри, что в глазах на мгновение потемнело, наслаждение было настолько велико, что внутри будто что-то оглушительно взорвалось. Из собственного горла вырвался полурык, он обессиленно опустился рядом с тяжело дышащим Мишей, накрывая его губы своими и прижимая его тело к себе. А на следующий день, вернувшись с работы, Егор обнаружил свою квартиру пустой. Его не встретило настойчивое мяуканье одного рыжика и тёплые губы другого рыжика. Сейчас, когда он тупо уставился на почти полупустой гардероб у входа, где отсутствовала верхняя одежда Миши, по спине пополз неприятный холодок. Егор наклонился к полочке для обуви — не было ботинок Миши. Обеих пар. Егор, пытаясь успокоиться, стремительно направился в спальню и, с силой распахнув дверцы шкафа, увидел пустые полки. Осознание произошедшего пришло не сразу. Он ощутил, как будто бы проваливается в бездну. Невидящим взглядом уставившись на пустые вешалки. Прошлой ночью Миша был таким жадным до прикосновений и поцелуев, он отдавался Егору с таким отчаянием. Почему он вспомнил об этом сейчас? Трясущими пальцами было сложно достать смартфон, он грохнулся на пол, и Егор медленно поднял его и смог набрать нужный номер. Он был уверен, что длинные гудки закончатся ничем, но неожиданно в динамике послышался слабый родной голос. — Миш, — прошептал, в трубку Егор, не веря, что всё же слышит его. Он ответил на звонок, значит, сейчас всё объяснит. Всё будет как прежде. — Егор, я… — голос замолчал, затем спросил, — Ты уже дома, да? — Да, Миш, я дома, и я очень волнуюсь за тебя. Где ты? — Егор пытался не сорваться, стараясь говорить спокойно. — Егор, я сейчас дома, в своей квартире. Я… прости, что говорю тебе это по телефону, но… Сердце Егора остановилось, дыхание замерло, он думал, что сейчас задохнётся. Но следующие слова принесли немного облегчения: — У меня накопилось так много работы, да ещё эта сессия. Я ничего не успеваю. Я решил, что дома в тишине и одиночестве всё доделаю. Ты… ты не сердишься на меня, Егор? — Нет, конечно нет, Миш, — с облегчением прошептал Егор, нервно сглатывая, — Я… я всё понимаю. Надеюсь, что ты всё успеешь вовремя и тогда ты вернёшься. Ты ж вернёшься, Миш? Миша не ответил, только скомканно попрощался, и динамик остался безмолвным. Егор некоторое время слушал это безмолвие, затем поднёс смартфон к глазам и невидящим взором смотрел на погасший чёрный экран, ощущая, что внутри ползёт холодок, неся тревогу и страх. Егор вновь осмотрелся по сторонам, окидывая серость квартиры. Она стала казаться пустынной и неуютной без вещей Миши, без самого Миши. Ничего, нужно немного потерпеть, вот Миша закончит дела и всё снова станет как прежде. Но как прежде не стало. На следующий день Миша не отвечал на телефонные звонки весь день, только к вечеру Егор смог дозвониться до него. Он лишь слабым голосом попросил не звонить, чтобы не отвлекать от работы. Попросил пока не приезжать. Егор изо всех сил старался сдерживать отчаяние, рвущееся наружу, и успокаивал себя тем, что скоро всё вернётся на круги своя. Егор старался запрятать липкие мысли подальше, запрещал себе думать о самом худшем, находил мысленные оправдания Мишиному поведению. Спустя несколько дней, Миша сам позвонил ему: — Миш, я скучаю, — тихо шептал Егор в динамик. — Егор, нам… нужно поговорить. Давай встретимся завтра. — Конечно! — оживился Егор, — я зайду завтра к тебе. — Нет, не нужно. Давай встретимся в кофейне. — Хорошо, — упавшим голосом произнёс Егор. — Как скажешь. Во сколько? — Давай в десять, ты как раз вернёшься с работы? — предложил Миша.

***

Сейчас, сидя в кофейне и невидящим взором уставившись в кружку с недопитым кофе, он не мог осознать этих страшных слов, только что произнесённых Мишей. Он словно оказался в своём персональном кошмаре, а в голове болью отдавалось: — Я думаю, нам нужно немного отдохнуть друг от друга. Послышался стук разбитой чашки неподалёку. Бородатый мужик, частый гость кофейни, сидящий на своём привычном стуле у барной стойки, разбил свою кружку с кофе и теперь старательно извинялся перед Майей за свою неуклюжесть. Это вывело Егора из ступора и заставило поднять взгляд на Мишу, сидящего напротив. Он напряжённо сидел на стуле, выпрямив спину и сложив руки на колени, как будто готов соскочить и убежать сию же секунду. Взгляд его блуждал где угодно, но не там, где находился Егор. Его лицо и губы были бледнее, чем обычно. — Ты шутишь? Миш, что случилось? — хрипло спросил он, не отводя взгляда от бледного Мишиного лица. — Я… не шучу, Егор, — пролепетал он. — Это… как снег на голову, Миш. Я не могу поверить в то, что ты говоришь. Миша безмолвно уставился прямо перед собой. — Миш, всё хорошо? Что-то случилось? Расскажи мне, пожалуйста. Ты же знаешь, что всегда можешь довериться мне. Миша нервно дёрнулся, затем посмотрел на руки Егора, лежащие на столе: — Ничего не случилось, Егор. Всё хорошо. Просто я чувствую, что… Нам нужно немного отдохнуть друг от друга. Егор не мог поверить своим ушам. Казалось, что он сейчас в шаге от того, чтобы провалиться в пропасть. И боялся даже дышать, только чтобы не оступиться и не провалиться. Он попытался вдохнуть воздух, и, не обращая внимания на нарастающую панику, сказал: — Давай не будем торопиться, Миш, не нужно принимать таких решений сгоряча и… — Это не сгоряча… я… долго думал над этим… Его сердце бьётся как бешеное, а сам он боится пошевелиться, только чтобы не спугнуть Мишу. Он медленно и мягко приблизился к нему. Не желая осознавать страшные слова, не желая принимать их. — Скажи мне, что я сделал не так, и я исправлюсь. Всё будет так, как ты захочешь, прошу, скажи, в чём дело? Если ты не хочешь жить в квартире со мной, я пойму. Я не буду давить на тебя, я… — Нет, Егор, дело не в этом. Дело не в тебе. Ты всегда всё делал, так как надо! Ты… очень хороший… — Миша запнулся, глубоко вздохнул и сказал, — дело во мне самом. Прости… — Объясни мне, почему ты принял такое решение? Убеди меня, что это не самое глупое решение, которое ты принимал. — За всю свою жизнь я… так привык к одиночеству, — Миша отвернулся, смотря в окно, и говорил прерывисто и сдержанно, было видно, что слова давались ему с трудом. — Мне… нужно больше свободного пространства… я… пока хочу немного побыть… один. Голос Миши был отстранён, он избегал его взгляда, и это всё очень задевало Егора, приносило боль. Хочет побыть один? Но Егор не мог без него! Миша важен для него! Необходим ему как воздух! Как он может предлагать быть по отдельности? И тут ему в голову приходит мысль, от которой он вздрагивает. Он просто чёртов эгоист, ему хорошо рядом с ним. Но так ли хорошо Мише? Почему он думает только о своём благополучии, нужно же в кои-то веки думать и о том, кто ему дорог? А для дорогого человека ты сделаешь всё, хоть в лепёшку разобьёшься, но чтобы он был счастлив по-настоящему. Значит… его нужно отпустить? — Ты… — это было тяжело, он судорожно выдохнул и продолжил, — ты, правда, хочешь этого, Миш? Миша лишь неуклюже кивнул, всё так же не смотря на него. — Посмотри на меня и скажи, что это сделает тебя счастливым! — попросил Егор, не теряя надежды, что Миша не сможет сказать этого. И он не сказал. Лишь поднял на него свои зелёные глаза и тихо, но твёрдо произнёс: — Это то, что мне сейчас нужно. Сердце упало куда-то в бездну, всё рухнуло к чертям, когда он увидел этот решительный взгляд. Егор судорожно вдохнул воздух, с силой провёл ладонями по своему лицу, шумно выдохнул. Он не мог без него, но кому это важно? Главное, чтобы Мише было хорошо. — Хорошо, — еле слышно пробормотал Егор, — хорошо. Я сделаю, как ты просишь, — он не узнавал свой безжизненный голос. — Ты… совершенно измучился, Егор. Тебе нужно немного отдохнуть. Ты упоминал про какую-то стажировку, поезжай и развейся немного, отдохни от всего и от... меня. Егор поднял свой взгляд на Мишу. Его голос звучал как-то неестественно и преувеличенно бодро. Он даже попытался слабо улыбнуться. И было во взгляде зелёных глаз что-то вымученное. Или это всего лишь Егору так кажется? Видимо, просто хочется верить, что это всё какая-то безумная ошибка. — Миш, если ты не хочешь быть со мной, мы… могли бы остаться просто друзьями, — Егор хватался за соломинку, чтобы не утонуть, хотя прекрасно осознавал всю бесполезность этой просьбы. Молчание и отсутствие реакции от Миши дали призрачную надежду и он продолжил: — Миш, позволь быть… другом, пожалуйста… Я… не хочу тебя терять… — вырвалось у него. Миша вздрогнул, хотя постарался скрыть это. Замер в безмолвии. Прошла секунда, другая, третья. Он молчит. Только нервно сжимает и разжимает пальцами ткань свитера. — Мы… можем остаться друзьями?.. — повторил Егор, с последней погасшей искоркой надежды в голосе. Прошептал, понимая, что не хочет слышать ответа. Потому что молчание уже подразумевало ответ. Ответ неудовлетворительный. Егор потухшими глазами смотрит на родную, такую знакомую фигуру, понимая, что отчаяние захлёстывает его. — Миш… — прохрипел он. Молчание. Чёрт возьми, это молчание! Оно убивает! Егор резко подскочил, когда увидел, что Миша легко поднялся со своего стула. Нет! Только не это! Он уже уходит?! — Мы ведь ещё увидимся? — слова вырвались сами собой. Он не задумывался о том, что сказал, просто хотел сделать что-то, что удержало бы Мишу ещё хоть на мгновение рядом. Он молчал, только в нерешительности открывал рот. С каждой секундой молчания сердце Егора неслось вниз, оно достигло дна и разбилось вдребезги, когда он услышал слабое: — До свидания, Егор. Егор смотрел на него, не в силах произнести ни слова. Он смотрел на него, стараясь вобрать в себя больше деталей — ярко-рыжие насыщенные волосы, красивые бездонные зелёные глаза, тонкие остренькие черты лица, худенькая сутулая фигура, бугорок кадыка на горле, что напряжённо ходил вверх-вниз при глотании. Егор непроизвольно подался к нему, но боль хлестнула его, когда он осознал, что Миша испуганно отстранился, а затем, пробормотав «До встречи», торопливо покинул кофейню. Трель звонкого колокольчика прозвучала для него как насмешка. — Миша, — побелевшими губами прошептал Егор, тупо уставившись на захлопнувшуюся дверь. Ему казалось, что сейчас он стремительно и бесшумно проваливается в бездну, летит вниз так, что даже уши заложило. Внутри будто всё перевернулось, вывернулось наизнанку, изрезало всё существо изнутри, покрошило на мелкие кусочки. Оставив после себя лишь тяжело дышащую субстанцию. Волна отчаяния затапливает то, что осталось от него, жгучей склизкой болью. Егор вышел на улицу в расстёгнутом пальто, совсем не обращая внимания на морозный ветер, что продувал насквозь его свитер. Стиснув зубы, он пытался высмотреть родной силуэт, но мокрый снег то и дело застилал обзор, попадая в глаза. Сердце билось как бешеное, а сейчас при виде пустой улицы оно, кажется, замерло. Егор готов был броситься и бежать вслед за ним, а потом понял, что это ничего не исправит. Мало того, сделает только хуже. Зачем давить на него? Зачем лезть со своими грёбаными чувствами? Миша хочет одиночества. И Егор должен дать ему эту возможность. Он не должен преследовать его. Он слегка покачнулся на ветру, понимая, что боль не даёт нормально дышать. Обессиленно прислонившись спиной к бетонной стене, стоял, не обращая внимания на то, как глаза застилал мокрый снег.