***
Гарри не сразу понимает, что его глаза открыты. Моргнув, он, полностью обессиленный, едва ли способен на большее. На нем нет очков, футболка задралась на теле, единственная из всей одежды. Спазм скручивает его, и тело инстинктивно переворачивается, уберегая от удушья от собственной рвоты. Гарри блюет желчью на пол. Когда его голова откидывается обратно на подушку, к коже липнет что-то вязкое. Боже. Кажется, он наблевал на подушку. Гарри едва хватает сил на эту мысль. Он падает в обморок. Когда он приходит в сознание в следующий раз, то чувствует себя еще более паршиво. Слабость тянет во всем теле, и ему кажется, что еще немного и он умрет из-за обезвоживания. Шевельнув ногой, Гарри снова вяло отмечает, что на нем нет штанов. Не с первого раза ему удается раскрыть глаза. Без очков он почти ничего не видит. Спальня Дурслей тонет в сизой утренней дымке. Как он здесь оказался? Он прикрывает глаза на мгновение, чтобы собраться с силами. Когда он открывает их вновь, уже глубокий вечер. Светильник рядом с кроватью тускло мигает, потрескивая. Дверь в спальню закрыта. Гарри может слышать безжизненную тишину по ту сторону. Призрачный вопрос едва возникает в его голове, прежде чем темнота снова крадет сознание. Он просыпается от ощущения прохладной ладони на своем лице, пальцы ласково оглаживают лоб. - Что же ты наделал, Гарри, - шелестит мягкий укор. - Что же ты наделал. Его веки трепещут, но он не может открыть глаза. Голос убаюкивает его. Когда он приходит в себя в следующий раз, руки нет. Далекий звук метронома отчитывает секунды. Боль остро колет его изнутри, отзываясь во всех нервах сразу. Когда он приходит в себя в следующий раз. Когда он приходится в себя в следующий раз, Том сидит в углу комнаты, словно застывший труп. Гарри вздрагивает. Его сознание ясное. Боль глухо ворочается где-то в глубине. Глаза Тома, немигающие, впиваются в него. - Привет, Гарри. Он пытается привстать на локте. У него получается. Он моргает, недоуменный. В груди вдруг скручивается страх, но Гарри не может понять почему. - Т-том... - пересохшими губами говорит он и, поперхнувшись, кашляет. - Выпей воды. Он благодарно кивает, принимая из рук Тома стакан. Он не заметил, как тот к нему приблизился. Это заставляет его нервничать. - Ты боишься, - бесстрастно отмечает Том. - Что произошло? - спрашивает Гарри, смочив горло. - Я... почему мы в спальне Дурслей? Где дядя Вернон? Том молча смотрит на него, не отходя от кровати. Гарри может слышать метроном вдалеке. Лампочка тускло мигает и гаснет. - Чт... Когда он приходит в себя в следующий раз, Том держит его в объятиях. Гарри замирает под невесомыми поглаживаниями. - Не трогай меня. - Ты разрушил дом, Гарри. - Не... уйди. - Больше ты отсюда не выйдешь. - ОТОЙДИ ОТ МЕНЯ. Когда он приходит в себя в следующий раз, воспоминания захлестывают его, перехватывая дыхание. Гарри помнит распоротую грудную клетку дяди Вернона, умалишенные речи Тома, тетю Петунью на коленях, отравленную магию, толчками покидающую его тело, речи Тома, речи Тома, речи Тома. Гарри умирал, и Том насиловал его. Гарри волшебник? Руки ищут сердцебиение, пальцы вцепляются в пульс. Он пуст. Боже, как же он пуст. Когда он приходит в себя в следующий раз. Когда он приходит в себя в следующий раз?***
Гарри не сразу понимает, что его глаза открыты. Моргнув, он вдруг различает перед собой люстру в спальне Дурслей. Его дыхание ровное и спокойное. Он нащупывает под подушкой очки. Почему он лежит в кровати Дурслей? Почему он лежит в кровати Дурслей без штанов? В замешательстве Гарри садится и прикрывает пах рукой. Какое-то время он не шевелится, настороженно прислушиваясь к звукам за закрытой дверью. Не похоже, что дома кто-то есть. Дядя Вернон не позволил бы лежать ему на чистых простынях с голой задницей. Гарри встает. Его покачивает, а в глазах на короткое мгновение темнеет, будто он лежал очень долго. Нахмурившись, он смятенно ковыляет к двери. Ему нужно скорее попасть в свою комнату, чтобы успеть одеться до того, как тетя Петунья умрет от возмущения. Схватившись за ручку, Гарри оглядывает напоследок комнату, скользнув взглядом по светильнику возле кровати и чуть смятому покрывалу, на котором он лежал. Подумав, он возвращается, чтобы расправить покрывало и взбить подушку. Он даже смахивает свой черный волос с наволочки, чтобы никто не понял, что он был здесь. Теперь он может спокойно уйти. Едва сделав шаг из спальни, Гарри застывает, не в силах повернуть голову в сторону. Настойчивый шепот зовет его вниз. Будто одурманенный, Гарри бездумно спускается по лестнице. Босые пятки гулко стучат по полу. Ощущение чего-то неправильного растет внутри и заставляет сопротивляться. Пару раз моргнув, Гарри словно вырывается из насильно затянувшего его сна и осознает себя в гостиной. Как он здесь оказался? Гарри недоуменно оглядывается. Что-то интуитивно смущает его, но он пока не может разобраться, что именно не так. Стоять без штанов посреди гостиной странно. Гарри борется с желанием снова прикрыться руками. Прежде чем он разворачивается, чтобы подняться наверх, его через арку утягивает на кухню. Я только попью, думает он. Том сидит за столом. На нем черные струящиеся одежды, а лицо белое и восковое. - Гарри, - говорит он. Гарри застывает. В его голове возникает тревожное усилие, сбивающее с толку. Он все-таки прикрывается руками. - Том? Что ты здесь делаешь? Да, кажется, Том приходил к нему... Когда же он пришел? Его лицо вдруг обхватывают холодные руки. Моргнув, Гарри встречает чужой нечитаемый взгляд. - Перестань. - Что? - Перестань вспоминать. Гарри отдергивает голову и морщится. Зуд нарастает внутри черепа. - Я не понимаю... Отвернувшись, он вдруг замечает, что камин сместился. Разве он не стоял с другой стороны? - Твоя магия вырвалась и вступила в конфликт с моей. Это затронуло руны. Магия?.. Гарри в замешательстве прослеживает взглядом трещину в стене. Потолок тревожно просел в углу комнаты. Раньше этого не было. Боже, что случилось с домом? - А те в свою очередь разрушили пространство. - Что? Все дверцы кухонных шкафчиков открыты, а некоторые оторваны. - Боюсь, все смешалось, - Том молчит, позволяя Гарри заметить больше выбивающихся мелочей. - Ты сломал дом, Гарри. - Что? - повторяет тот и, начиная злиться, разворачивается к Тому. - Какого черта? Это ты что-то сделал. Том наклоняется и трется щекой о его лицо. Гарри цепенеет. - Милый, милый Гарри. Я всего лишь хотел собрать тебя заново. Гарри отшатывается. Он снова чувствует, как руки шарят по его телу, хватают за ноги, разрывают изнутри. Он краснеет от унижения. - Я... - он запинается и вдруг холодеет. - Где Дурсли? Том молча разглядывает его. Окружение сходится на нем спиралью, как на точке притяжения, стягивает взгляд, венчает сгустком света, словно нимбом. Гарри едва может оторвать от него глаза. - Ты чувствуешь усталость и дезориентацию. Твое ядро опустошено мощным магическим выбросом. - Где Дурсли? - Боюсь, твоя способность вызывать заклинания полностью утрачена. Как и мышцы, магия нуждается в непрерывной стимуляции. Что будет, если мышцей долго не пользоваться? - Том. - Она атрофируется. - Прекрати. - Не о чем беспокоиться, мой дорогой Гарри. В этой жизни тебе не понадобится магия, - из-под бесстрастной маски проступает нежность. - Ты волен любить мое волшебство. Щелчок пальцев. На уровне его лица возникает огонек, пульсируя, словно вытащенное из глазницы глазное яблоко. Том улыбается. - Видишь? Я могу одарить тебя светом. Больше никакой тоски, Гарри. Гарри зажимает уши. - Перестань! Я не хочу слышать тебя! - К сожалению, я буду вынужден тебя покинуть. Смерть не конец пути, а лишь его начало, и это становится утомительным. Мне нужно продолжить поиски. Голос проникает в голову, минуя закрытые уши. Огонек люмоса сужается до крошечной точки размером со зрачок и впивается прямо Гарри в мозг. Он больше не может это терпеть. Том убил его, убил, а затем высосал волшебство и изнасиловал. Том улыбается. - Я не убивал тебя, Гарри. Это всего лишь резонируют наши души. Предательство протыкает изнутри. Том всегда был надеждой, все эти годы, всегда, и теперь он эту надежду предал. Оскалившись, Гарри бросается на него, сбивая с ног. Они переворачивают стол, череп Тома издает тошнотворный треск, ударившись о край. Гарри смыкает на его шее руки. - Что ты с ними сделал? Где дядя Вернон? Несмотря на ярость, его шепот едва слышен. Прикрыв глаза, Том благоговейно улыбается. Из уголка его губ течет струйка крови. Ладони невесомо оглаживают спину Гарри. - Я чувствую вкус твоей ярости, - хрипит Том под его руками. - Тебе не нужно бояться, Гарри. Ты помнишь меня? Ты помнишь? Гарри ощущает силу, внутри него нарастает смерч, срывая все хорошее, что он чувствовал к Тому, и перемалывая в крошку. Внезапно воронка стягивается, и в одно мгновение раскуроченное месиво осыпается в нем многотонными осколками. Резко ослабев, Гарри опадает на Тома. - Нет, нет, нет... - шевелятся его губы. Руки Тома вползают под футболку, легко проходятся по ребрам и ниже, до самых обнаженных ягодиц, а затем снова вверх и снова вниз. Успокаивающие и томные движения, Гарри чувствует, как медленно и ровно бьется под ним сердце. - Ш-ш, Гарри, Гарри, - дыхание с мягким упреком запутывается в его волосах. - Твоя способность колдовать атрофирована, но бессознательные выбросы еще возможны. Осторожно. Ты не успел восстановиться. Накрывшая его смертельная усталость смазывает все чувства, словно приливная волна, оставляя лишь отупение. Гаррины глаза увлажняются. У него нет сил подняться. - Почему? Его вопрос не более чем выдох. - Зачем ты соврал мне? - спрашивает он, и горечь придавливает его сверху могильным камнем. - Мы ведь... Я ведь мог быть с тобой все это время. Тоже быть волшебником. Я мог бы уметь колдовать. Пальцы ласково зарываются в волосы на его затылке. - Ш-ш, Гарри. Ты так устал. - У меня могла бы быть своя волшебная палочка. - У тебя была волшебная палочка. Разве это что-то изменило? Ты все равно здесь, Гарри. Ты всегда будешь здесь, в моих объятиях, живой и мертвый. Гарри зажмуривается, но даже веки едва ли слушаются его, смыкаясь вне контроля. - Нет, не говори это. Я не умирал, я не умирал, у меня не было никаких других жизней... - Ш-ш, - рука баюкает его голову. - Ты больше не умрешь. Он погружается в темноту, словно в ледяную воду, и больше не может вдохнуть.***
Гарри не сразу понимает, что его глаза открыты. Моргнув, он обнаруживает себя на диване в гостиной. Ему совершенно не хочется шевелиться. Прохладный воздух касается кожи. Что-то тихонько скрипит. Мягкий диван обхватывает его с трех сторон - плотно прижимается спинкой к боку, надежно поддерживает за ноги, заботливо прикасается к голове подлокотником. Гарри заторможено моргает. Под затылком диван заметно прогибается. Это любимое место дяди Вернона. Дядя Вернон. Что-то тихонько скрипит. Над его лицом потолок идет трещиной, пронзая гнетущее молчание. Большой кусок штукатурки отваливается и летит прямо Гарри в лоб, осыпавшись крошками. Бескровное бледное лицо становится совсем белым. Гарри жмурится, а когда снова открывает глаза, потолок перед ним обнажает гнилые доски. Что-то тихонько скрипит. Крошки попадают в нос, и Гарри давится кашлем. Спустя какое-то время он бездумно приподнимается, закинув руку на спинку дивана. Диван утешительно поддерживает его, словно старый друг. Голова пустая, одновременно тяжелая и легкая. Глаза скользят по завешанному портьерой окну. Портьеры идут рябью под его взглядом. Он подносит пальцы к лицу. Очки на нем. Что-то тихонько скрипит. Гарри поворачивает голову. Люстра над опрокинутым обеденным столом медленно раскачивается, поскрипывая. Влево. Вправо. Влево. Гарри отворачивается. Тупо глядит на свои голые ноги, мягкий член. Воздух густой и тяжелый, будто укрывает чужое присутствие. Гарри насухо сглатывает. В его голове шум ветра, темные воды облизывают песок, плещутся о скалы, скрадывая реальность. Думай. Мокрые песчинки и серые камни. Чужие колени боязливо шаркают по полу. Морская пена шипит, увеличенная десятикратно. Думай. Черная пасть посреди скалы. Кровь густо капает на стол, протяжными нитями свисая из груди. Волны вздымаются и замирают перед входом в пещеру, отказываясь опадать. Думай. Резко выдохнув, Гарри жмурится и мотает головой, сбрасывая с себя наваждение. Думай, думай, думай. Мысли словно утягивает в воронку, подмениваясь картинкой о волнах, насильно навязывающих пустой покой. Гарри не способен чувствовать, только тревога возникает на периферии и тут же смывается водой. Канаты затягиваются на его шее. Чужие губы шевелятся, произнося беззвучные слова. Волна накрывает отблеск дрожащей мысли, оставляя лишь блеклую тень. Гарри напрягается, пытаясь вызвать образ вновь. Второй раз вода поглощает все без остатка. Гарри опускает ноги на пол. Плотно сомкнутые портьеры слабо шевелятся, подобно набегающим волнам. Зацепившись за крошечное усилие, Гарри падает в воду, шаря в ней руками, пытаясь разогнать волны и вычерпать свои мысли. Диван неохотно отпускает его. Портьеры подергиваются. Тетя Петунья боится поднять на него глаза. Волна угрожающе бьется о ее лицо, пробивая. Гарри делает шаг вперед. Голова кипит. Зубы скрипят. Дядя Вернон вздернут над столом. Грудь раскурочена, сердце бьется сквозь поломанные ребра. Вздыбленная, вода грозит утянуть его сознание на дно. Гарри шарит руками, расплескивая мертвый покой. Паника поднимается из глубин. С каждым шагом портьеры трепещут все беспокойней. Гарри вцепляется тяжелыми руками в ткань и виснет на ней безжизненным грузом. Проходят минуты. Часы. Мгновения. Укутанный в черное, Том стоит на берегу. Его взгляд безотрывно следует за ним. Губы беззвучно шевелятся, складываясь в улыбку, но глаза мертвы. Ты моя смерть, Гарри. Ты моя смерть. Рывком Гарри раскрывает обвисшие в тот же миг портьеры. За ними ничего нет. Вместо окна лишь глухая стена. Мысли вливаются в его голову разом, как в пустой сосуд, вышибая пустоту. Гарри захлебывается вдохом, воспоминания судорожно проносятся перед глазами. Дадли повизгивает от страха, бутылка с вином трясется в протянутых руках тети Петуньи, остекленевшие глаза дяди Вернона, обвивающие руки Тома, его шепчущие о безумии губы, боль глубоко внутри тела, бредовые стоны, булькающая во рту предсмертная агония. - Боже, - шепчет Гарри, ошалев от напора. Он резко разворачивается, готовясь встретить Тома грудь грудью, но интуитивно понимает, что его нет в доме. Гарри снова глядит на отсутствующее окно. Сердце трепещет быстро и неровно, вызывая помутнения в глазах. Он кладет дрожащую ладонь на холодную гладкую стену. - Что за черт? Запинаясь о собственные ноги, Гарри пересекает гостиную, торопливо шагает мимо продавленного дивана, мимо опрокинутого стола, мимо поскрипывающей люстры, которая замирает в неестественном кривом положении. Он идет прямо к застекленной террасе, по пути пиная сваленные расколотые чашки и не замечая, как стекло впивается в обнаженные стопы. Портьеры задернуты и здесь, и Гарри раскрывает их новым рывком, заставляя встрепенуться, как вспорхнувшую птицу. Он совсем не думает о собственной наготе, загибаясь от потребности увидеть улицу. Терраса темна и полна извивающихся растений, лианы замирают под его взглядом, влажно поблескивая в душной полутьме. Гарри задерживает дыхание, но как только воздух покидает его легкие, что-то жадно разворачивается в его сторону. Он закрывает дверцы ровно в тот момент, когда нечто с лязгом кидается на них по ту сторону. Гарри поспешно задергивает портьеры обратно и прислушивается. Что-то прислушивается в ответ. Гарри отступает. Он шипит, когда острые обломки чашек снова впиваются в его кожу. Взгляд соскальзывает с портьер вниз, на пол, усыпанный чайным сервизом и расписными тарелками, которые раньше стояли в застекленном буфете, который, с подломанной ножкой, скособочено упирается в стенку. Гарри внимательней смотрит по сторонам, отмечая больше разрушений. Вздыбленный пол, перевернутая мебель, разбитая посуда. Камин переместился на стенку напротив. Потолок осыпался, один из кухонных шкафчиков неестественно дрожит, словно сам по себе, все рамки с фотографиями перевернуты. Гарри поднимает одну с пола и, развернув, тут же ее роняет, вскрикнув, - когда-то преувеличенно счастливые лица Дурслей на фотографии растягиваются, превращая рты и глазницы в раззявленные дыры. - Что происходит? - бормочет Гарри. Ты сломал дом, Гарри. Твоя магия вступила в конфликт с моей. Как она разрушительна, мой мальчик. Как ты разрушителен. Мысли путаются, слабость снова омывает его, уговаривает вернуться на берег, прислушаться к успокаивающему шуму прибоя. Гарри вскидывает голову. Ему чудится шевеление в коридоре. Он бредет на звук. Коридор, длинною не более пяти шагов, растягивается на мили. В конце темнеет дверь. Гарри моргает. Волны омывают его босые ноги. Гарри моргает. Он стоит у подножья лестницы, глядя на Дадли. Гарри моргает. - Дадли? Дадли лежит на полу, закупоривая собой крошечное пространство между входной дверью и лестницей. Бледный, с посиневшими губами, он слабо подергивается и переводит взгляд на Гарри. Один глаз его почерневший, с проблесками красного из-за полопавшихся капилляров. Обвисшие тонкие губы приоткрыты, и Гарри улавливает тонкий душок смрада. - Д-дадли, - повторяет он упавшим голосом. - Что ты... Дадли стукается затылком о дверь, безуспешно пытаясь подтянуться. - Э... - слетает с его губ короткий зажеванный звук. Гарри передергивает. Вода плещется у его коленей, и он едва может различить мертвенно белое лицо Дадли в волнах. - Э... Гарри с усилием моргает, на мгновение крепко зажмурившись. Пелена спадает. Застывшее лицо Дадли снова настоящее. - Э... Гарри отшатывается. Дадли мертв. Он вдруг понимает это так ясно, что реальность приобретает четкость. - Э... В глазах Дадли глубоко запрятанное страдание, тлеющий уголек живой мысли. - Э... С гарриных губ срывается сдавленное: - Дадли. Его полумертвый вид (мертвый, мертвый) гасит всю неприязнь к нему, всю вражду, что была между ними. Все в Гарри вопит помочь, сделать хоть что-нибудь, облегчить страдания, но едва он делает шаг ослабевшими ногами, из груди Дадли вырывается утробное рычание. Гарри останавливается. - Дадли, - в который раз зовет он, брови его измученно выгибаются. - Я просто хочу помочь тебе, слышишь? Что-то приподнимает Дадли, какая-то неведомая сила, и его лицо искажается в чудовищной гримасе, пока он рычит все громче и громче, словно собираясь броситься и растерзать. Запнувшись, Гарри отступает до тех пор, пока не замирает в дверном проеме. Дрожа от бешенства, Дадли продолжает рычать, пока в конце не успокаивается и безвольно не обмякает. Затылок снова стукается о закрытую дверь. - Э... Гарри смотрит на него еще немного, прежде чем скрывается в гостиной. Воды утягивают его сознание на пасмурный берег.***
Гарри не сразу понимает, что его глаза открыты. Моргнув, он обнаруживает себя в кладовой. Что он делает? Живот скручивает от голода. Боже, как же он хочет есть. Слегка не в себе, будто его ударили по голове, Гарри набирает в руки с десяток различных консерв и тащит их на кухню. По пути к обеденному столу он натыкается взглядом на холодильник и, выронив все консервы, шагает к нему. Холодильник не открывается. Гарри прилагает все силы, руки дрожат, когда он напрягается и виснет на дверце, но ее будто припаяли. Неужели он настолько ослабел? Монотонным бездумным движением он дергает и дергает дверцу до тех пор, пока не замечает, что делает это слишком долго. Прислонившись потным лбом к холодной поверхности, какое-то время Гарри тихо дышит. Что со мной? Боже, соберись. Мысли разбегаются, грозясь оставить лишь пустоту, и Гарри усиленно шевелит мозгами, ставя перед собой крошечные задачи, на которых может сконцентрироваться прямо сейчас. Отпустить холодильник. Выпрямиться. Развернуться. Поднять консервы. Выпрямиться. Он стоит прямо напротив дверного проема, в котором видно лежащего в коридоре Дадли. Вздрогнув, Гарри осторожно закрывает дверь. Сначала одну, затем другую, ту, которая из гостиной ведет в тот же коридор. Двери не запираются, но так он чувствует себя немного спокойнее. Ему срочно нужно прийти в себя. Ощущая страшную усталость для того, чтобы пытаться поднять стол, Гарри плетется к дивану. Он садится на продавленное место и подгребает консервы к себе. Следом к нему приходит мысль, что ему нужно найти что-то, чтобы открыть их. Он сползает с дивана снова, медленно бредет на кухню. Все ящики пусты. Все до единого. Гарри открывает их по очереди, но не обнаруживает ни ножей, ни вилок, ни тем более открывашек и прочего кухонного хлама, который собирала тетя Петунья. Где тетя Петунья? Захлопнув ящик, Гарри на минуту прикрывает глаза. Соберись, говорит он себе. Куда делись все вещи? Ты сломал дом, Гарри. Он устало трет лицо руками и, постояв так еще с минуту, обшаривает пол в поисках чего угодно, чем можно было бы открыть консервы. Под перевернутым столом, сдвинув его в сторону и вконец обессилев, Гарри обнаруживает нож. Воздух покидает его легкие от облегчения. Когда, наклонившись, он прикасается к ножу, тот рассыпается в пыль прямо в его руках. Пыль оседает на полу. Гарри пьет воду из-под крана. Ему удается найти пыльную банку с клубничным джемом, и он тратит весь день, пытаясь открыть ее непослушными пальцами. Это самый вкусный клубничный джем в его жизни. Неоткрытые консервы валяются на полу.***
Гарри не сразу понимает, что его глаза открыты. Моргнув, он обнаруживает, что пялится на застекленные двери террасы. Непроглядная ночь, но за стеклами мутно и тускло перетекают из одного места в другое огоньки. Зеленоватый свет гипнотизирует и зазывает. Тишина ползет по дому. Гарри слышит, как скрипят под ней доски этажом выше. Вжавшись в кресло, он обхватывает свое полуголое тело руками. Боже, как же холодно. - Э... - приглушенно заикается за закрытой дверью Дадли. Гарри охватывает смертельная тоска. В голове пусто.***
Гарри не сразу понимает, что его глаза открыты. Он не улавливает моменты, когда засыпает, а когда просыпается, и всегда обнаруживает себя в процессе чего-то, будто память внезапно покинула его, а затем вернулась вновь. Это жутко и сбивает с толку. Гарри усиленно пытается не паниковать. Что с ним? Неужели он сходит с ума, совсем как Том? Силой воли он остается спокойным. Периодами ему удается мыслить ясно, когда волны не затягивают его в холодную глубину беспробудного сна. Гарри понятия не имеет, сколько времени провел здесь, ограничивая свое передвижение гостиной, кухней и кладовой. Он помнит, как мочился в пустую банку. Ему нужно одеться. Ему нужно пробраться наверх. Голодный, Гарри обшаривает полки в кладовой. Он съедает все, что может открыть голыми руками, и пытается не думать о том, что будет делать, когда еда закончится. Ему нужно выбраться из дома. Застыв перед дверью в коридор, Гарри какое-то время прислушивается к тому, что происходит снаружи. Через стеклянную вставку ничего не разобрать. Если Дадли отполз куда-нибудь в другое место, ему нужно проскочить к входной двери. Гарри опускает взгляд на свои голые ноги. Боже, нет. На улице зима. Он не может выскочить в одной футболке. Глубоко вдохнув, Гарри толкает тихо скрипнувшую дверь. Коридор под его взглядом снова тянется как жвачка. Раскинутые ноги Дадли на прежнем месте. Стиснув зубы, Гарри обшаривает взглядом стенку слева. Там должен быть чулан. Где чулан? Выцветшие цветы на обоях извиваются и перекручиваются меж собой, как живые, приобретая объем и глубину, которых у них не было раньше. Багрянец окрашивает их, будто закатное солнце. На всем этаже не осталось ни одного окна - откуда исходит свет? Гарри делает шаг. Сейчас, зная о Дадли, он заставляет себя продвигаться вперед, одновременно опасаясь и желая убедиться, что это действительно его братец, а не одно из странных видений. Пытаясь ступать бесшумно, Гарри кладет руку на стену. Цветы разбегаются под его касанием. Наконец он достигает двери чулана, смятой и покореженной. Остановившись, Гарри смотрит туда, где беззвучно лежит Дадли. Его грудь не шевелится. Гарри борется с желанием окликнуть его. Интуитивно он понимает, что лучше этого не делать. В пересохшем рту перекатывается железистый привкус тревоги. Гарри толкает дверь. В чулане куча полезных вещей, которые он копил все три года. Там есть волшебная палочка. Дверь не поддается. Гарри дергает ее с силой, и она дребезжит под его пальцами. Гарри кидает взгляд на Дадли. Тот не шевелится. Нужно как-то выломать дверь в чулан. Не рискуя поворачиваться к Дадли спиной, Гарри отступает обратно в гостиную и прикрывает дверь. Здесь, в относительной безопасности, он позволяет себе действовать более суматошно. В кладовой нет ничего, что могло бы ему пригодиться, лишь бесполезный генератор и еда. За диваном раскиданы стулья, и Гарри хватается за один из них. Слишком громоздкий, не удастся им маневрировать в тесном коридоре. Он с трудом поднимает стул над головой. Все его тело лихорадит от слабости, когда, собрав последние силы, Гарри с грохотом швыряет стул об пол. После этого он замирает. Зловещая тишина дома густеет, но ничего не происходит. Тогда, отдышавшись, Гарри поднимает уцелевший стул снова и вновь швыряет его на пол в надежде разломать. После четвертого раза ему удается расшатать ножку достаточно, чтобы отломать ее, уперевшись в нее ногой. В его порезанных из-за раскиданной разбитой посуды пятках застревают деревянные щепки. Морщась, Гарри вытаскивает их из кожи. Боже, никогда он не думал, что стулья такие крепкие. Впрочем, они ведь как-то выдерживали дядю Вернона. Где дядя Вернон? Гарри сжимает во влажной руке ножку стула. Хоть какое-то оружие дарит ему немного больше уверенности, однако вместе с этим он начинает сомневаться, что это как-то поможет ему открыть дверь в чулан. Обойдя пространство по периметру еще раз, Гарри натыкается на барные стулья, которые стоят рядком, нетронутые, на привычном месте. Осторожно положив отломанную ножку на кухонный островок, Гарри берет один из барных стульев, выставив его перед собой ножками. Он компактнее, чем обычный стул, и вместе с этим им можно будет отбиться от Дадли, если тот встанет. Гарри сглатывает. Лицо застилает пот. Он чувствует, что еще немного и свалится с ног, но держится на одном упрямстве. Он должен попасть в чулан. Гарри снова выходит в коридор. На этот раз тот имеет привычный вид, и цветы на обоях больше не кажутся живыми. Это играет Гарри на руку, ведь дверь в чулан теперь намного ближе. Вместе с этим Дадли ближе тоже. Гарри бросает на него взгляд. Дадли не шевелится. Началось ли у него трупное окоченение? Не думай, НЕ ДУМАЙ об этом. Снова проверив чулан на случай, если тот беспрепятственно откроется, Гарри направляет на него ножки стула и таранит изо всех сил. И вновь ему кажется, что грохот поднимет мертвого. Капля пота катится по виску. Гарри смотрит на Дадли. Тот не шевелится. Он снова таранит дверь в чулан, и все вокруг замирает в предчувствии беды. - Давай же, - шепчет Гарри, опять наседая на чулан. Тот жалостливо скрипит. Дадли безмолвствует. Гарри упорствует снова. В какой-то момент он уверен, что стул разлетится у него в руках быстрее, чем откроется дверь. И тогда дом уступает - дверь с резким лязгом слетает с петли и провисает под странным углом. Отлетев к стене напротив и сильно ударившись спиной так, что вышибает весь воздух, Гарри неверяще пялится перед собой. Он не замечает, как Дадли принимается вставать, судорожно подергиваясь. Он открыл чулан. Боже, он сделал это. Стул откидан в сторону. Все тело Гарри в синяках от усердия, и он наклоняется вперед к чулану. Внутри него свернулась калачиком тьма, и поначалу Гарри думает, что это помутнело в глазах. Он едва не падает внутрь чулана, цепляясь за края каким-то чудом, чтобы удержаться на ногах. Шум волн плещется в его ушах. - Нет, - бормочет Гарри, крепко зажмуриваясь. - Не сейчас. Не сейчас. Он вглядывается в чулан, напрягая зрение, но до сих пор ничего не может разглядеть. Вытянув руку, пытается нашарить включатель, помня о висящей внутри лампе. Ничего. Его рука хватает лишь пустоту. Там, где должна висеть на тонком проводе лампа, ничего нет. Там, где на сломанной кушетке должен лежать чемодан, набитый всяким хламом, ничего нет. Ничего нет. Бледная рука Гарри тонет в бездонной темноте чулана. Жуть перед тьмой, перед тем, что она может таить в себе, шевелит волосы на затылке. Запинаясь, Гарри отшатывается и, уловив движение краем глаза, поворачивает голову. Отвисшая челюсть Дадли скошена набекрень. Зубы тускло поблескивают, затянутые мутной пленкой. Глаза, пустые, впиваются прямо в него. Дадли рычит.***
Гарри не сразу понимает, что его глаза открыты. Моргнув, он обнаруживает, что вжимается в диван всем телом и дрожит. Слабость крутит его нутро, будто самый страшный грипп. Он с трудом садится, свешивая ноги на пол. Помедлив, оглядывается с замирающим сердцем. Дом молчит. Двери в коридор распахнуты. Гарри насухо сглатывает. Едва способный волочить ноги, он встает. В глазах мучительно темнеет. Переждав этот момент, он подходит и выглядывает из-за двери. Ноги Дадли раскиданы на прежнем месте. Чулан закрыт, но Гарри видит вмятины, оставленные им ножками стула. Цветы на обоях не шевелятся. Он тихо прикрывает двери. Темнеет. Гарри ужасно клонит в сон, но он слишком цепляется за возможность побыть в сознании. Мысль о тьме, неизменно просочившейся из чулана прямо сюда, к нему, заставляет Гарри дрожать. Да что с ним такое? Соберись. Гарри щелкает всеми включателями в комнате. Куча светильников, но из них загораются лишь два, тускло, то и дело затухая. Опустившись в кресло, Гарри тупо смотрит перед собой. Что делать, спрашивает он себя. Что ему делать? Так проходит несколько часов. Или минута. Или неделя. Моргнув, Гарри обнаруживает, что уже темно. Он подтягивает к себе ноги, прислушиваясь к любым звукам. За стеклянными дверьми террасы перетекают мутные огоньки. Там есть инструменты, вдруг вспоминает Гарри. С тех пор, как чулан стал сокрыт от глаз Дурслей, дядя Вернон держал ящик с инструментами на террасе. Там есть молоток. Сможет ли он отбиться молотком от Дадли? Позже. Гарри встает. Помня о чем-то на террасе, он прежде всего идет за отломанной ножкой стула, дожидающейся его на том месте, где он ее оставил. Портьеры яростно бросаются на него, опутывая, возле стеклянных дверей, будто намереваясь помешать войти. Задыхаясь, Гарри выпутывается из них, размахивая палкой. Ему приходится сесть на перевернутый стул и отдохнуть минут десять. Сердце колотится ненормально быстро. В конце концов Гарри приходит в себя. Ножка от стула зажата в его руке мертвой хваткой - наверное, он не смог бы разомкнуть пальцы, даже если бы захотел. Светильник за его спиной мигает. Гарри открывает двери террасы, и душный влажный воздух тут же липко оседает на нем. Тетя Петунья всегда выращивала здесь много цветов, однако сейчас вместо них сплошные джунгли. Издавая едва слышный склизкий звук, ползут толстыми змеями лианы. Зелень растет настолько густо, что не видать стен, лишь тонкая полоска сереющего пола просвечивает сквозь буйствующую листву. Гарри с напряжением вглядывается вглубь. Терраса никогда не была большой, но сейчас темный туннель манит его в неизвестность. Гарри ничему не удивляется, он даже больше не задается вопросом, как это возможно, лишь ожидает нападения. Минута, другая. Растения тихо шевелятся, шурша, но никто не выпрыгивает на него из-под огромных листьев. Два мерцающих глаза неспеша надвигаются на него из туннеля. Гарри неотрывно смотрит на то, как они приближаются, освещая все вокруг болотным гнилостным светом. Это не глаза. Огоньки. Выдохнув, Гарри делает шаг вперед, следя за ними. Двери террасы бесшумно закрываются за его спиной, прорастая друг в друга костями. Гарри не оборачивается. Он загипнотизирован огоньками. ЛюмослюмосЛЮМОС. Он крепче сжимает ножку от стула. Жаркое дыхание оседает на его затылке. Гарри не оборачивается. Огоньки безразлично плывут вперед, мерцая и кружа друг возле друга. В какой-то момент они выводят Гарри на настоящую террасу, ту, которую он помнит. В ней все так же стоят плетеные кресла и стеклянный столик, коврик на полу и телевизор в углу. Три телевизора. Откуда они здесь? Терраса полностью заросла растениями. Подушки на креслах покрылись плесенью, и место выглядит более чем заброшенным, словно нога человека не ступала сюда по меньшей мере лет десять. Потолок здесь выше, чем в туннеле. Неспешно взмыв, огоньки замирают наверху. Мебель под ними отбрасывает густые выжидающие тени. Гарри оглядывается. Где-то здесь должны быть инструменты. Нужно найти их как можно скорее. Вместо этого он замечает белеющие ребра оконных проемов. Бросив ножку стула, Гарри на негнущихся ногах приближается к живой стене из переплетенных между собой растений, которые покрывают собой все окна. За ними улица. Где-то здесь есть выход наружу. На короткое время потеряв рассудок, скрюченными пальцами Гарри цепляется за растения, рвет листья, запутывается в лианах. Хаотично бросается он от одного места к другому и кричит в ярости и отчаянии, когда из этого ничего не выходит. Тяжело дыша, Гарри очухивается от припадка. Его пальцы, склизкие, в зеленой жиже, все еще цепляются за растения. Он отступает, закрывая руками лицо. - Я в порядке, я в порядке, - шепчет он дрожащими губами. - Я в порядке... Успокоившись, он вспоминает про инструменты. Исцарапанные руки жжет, и Гарри равнодушно вытирает их о грязную футболку. Огоньки продолжают висеть над головой. Он заглядывает под кресла и за телевизоры, но в конце концов находит ящик с инструментами в заросшей мхом тумбе, которая разбухла и покрылась трещинами от влажности. Молотка нет. У Гарри нет сил тащить в гостиную весь ящик с инструментами. Он забирает отвертку.***
Гарри не сразу понимает, что его глаза открыты. Моргнув, он обнаруживает себя посреди вскрытых консерв. Перепачканная отвертка валяется рядом. Живот полный. Он не помнит, как наедался. Все еще темно. Горит лишь один светильник. Портьеры скрывают террасу, раздуваясь как будто от сквозняка. В коридоре что-то ползет в его сторону. Замирает. Волочится. Замирает. Волочится. Замирает. Дадли. Гарри хватает отвертку и, неосторожно дернув рукой, сбрасывает с ног жестянку, которая с громким в поглощающей тишине звуком ударяется об пол. Звук в коридоре затихает. Гарри скашивает глаза на закрытые двери. За стеклянными вставками никого нет. Свет мигает с перебоями, грозя оставить его в полной тьме. Когда же настанет утро? Сжимая отвертку, Гарри поднимается на ноги. Он чувствует, что у него осталось не так много времени, а потому торопится. Ножки буфета скребут по полу, когда Гарри толкает его к одной из дверей, и глухо стукается о косяк. Вторую дверь Гарри баррикадирует креслом, на которое складывает замысловатой конструкцией свободные стулья. Если что-то попытается пробраться к нему, он точно услышит, даже если снова будет без сознания. Адреналин помогает ему сдвинуть диван к стене подальше от дверей. С такого ракурса он будет видеть и гостиную и кухню. Дрожа от холода, Гарри срывает одну из портьер и заматывается в нее, забившись на диван. Он засыпает с чувством сырой тревоги, сжимая в руках отвертку.***
В какой-то момент усталость покидает его. Гарри просыпается и ясно осознает этот момент. Это не то состояние, когда он внезапно понимает, что его глаза открыты, а он был чем-то занят. Он осознает себя. Разлепив веки, первым делом Гарри натыкается взглядом на забаррикадированную дверь. Дужка очков болезненно впивается в висок. Он приподнимается на диване, и портьера сползает с него. Сколько времени прошло с последнего раза, когда он был в сознании? Сколько времени прошло с тех пор, как все сломалось? Чутьем Гарри понимает, что теперь может думать, как и прежде, не ограничиваясь сиюминутными задачами. И все же для начала он мочится в банку, пьет из-под крана и съедает еще одну консерву, вскрыв ее отверткой. С острым чувством неправильности Гарри отмечает, что ведет себя как дикарь. Он всегда был вынужден выживать, но не так. Отогнав эти мысли, он торопливо ест. Консервы прогорклые на вкус. Он снова пьет, а затем решает, что делать дальше. Гарри не может отсиживаться здесь вечность. Сейчас, когда он более или менее пришел в себя, нужно действовать. Он долго прислушивается к тому, что происходит в коридоре. Тишина давит на перепонки. Нужно снова попасть в чулан. Если ему не привиделось и там действительно пустота, тогда нужно разобраться с Дадли. Гарри понятия не имеет, что будет с ним делать. У него даже нет веревок, чтобы связать его. Он разворачивается к портьерам. Затем смотрит в сторону террасы. Можно попытаться загнать его туда, а после обвязать лианами и запереть. Кивнув самому себе, Гарри налегает на буфет, чтобы добраться до двери. Буфет не поддается. Гарри пробует и так и эдак, пока пот не катится с него градом. Неужели застрял? Отойдя в сторону, Гарри на секунду замирает. Буфет врос в дверной проем. - Какого черта? - бормочет Гарри. Он пытается поддеть край отверткой, но в конечном итоге отступает, опасаясь поломать единственный полезный инструмент, доступный ему. Он проверяет другую дверь, закрытую креслом и стульями, но те также словно вплавились в стену, ощетинившись ножками. В замешательстве Гарри отступает. Не в состоянии бездействовать, он снова дергает все портьеры, проверяя окна. Окон нет. Тогда Гарри убирает все осколки с пола, которые осыпаются в пыль, стоит только притронуться к ним руками. Дом сошел с ума. Гарри поднимает обеденный стол и, отодвинув в угол, сваливает на него все рамки с жуткими фотографиями Дурслей. Он сознательно избегает мыслей о Дурслях. Приводя место в порядок, Гарри снова отмечает, что камин не на своем месте, а люстра над столом сама по себе качается и замирает под неестественными углами. Он заново обследует кухню в надежде, что не заметил что-нибудь важное в полубредовом состоянии. Все ящики пусты. Посуда в кухонных шкафчиках обращается в пыль, как только Гарри притрагивается к ней. Он посмеивается, трогая все подряд, а поймав себя на этом, резко замолкает. Соберись. Один из шкафчиков дрожит, будто удерживая внутри кого-то. Напряженный, Гарри резко открывает его и падает на пол, когда в его голову летят ножи. Прикрывшись руками, он какое-то время ждет, но все тихо. Тогда, повернувшись, он видит, что ножи застряли в стене напротив. Выпрямившись, Гарри вытаскивает их один за другим. Они не превращаются в пыль и больше не подают признаков жизни. Ножей пять штук. Гарри бережно прячет их под подушками дивана, прихватив с собой один. Холодильник все еще не поддается ему. Плита не работает. Отойдя от кухни, Гарри отмечает, что не хватает двух телевизоров, а потом вспоминает о них на террасе. Как они туда попали? Перехватив нож другой рукой, он разворачивается к террасе. Портьеры угрожающе вздымаются, но на этот раз у Гарри не уходит много времени, чтобы оборвать их и грудой сбросить на пол. После этого портьеры не шевелятся. Переступив через них, Гарри толкает стеклянные двери. Те открываются. Окон нет, но в комнатах все равно светло, чего не скажешь о туннеле из растений. Огоньки куда-то подевались. Гарри задумывается, видел ли он их в другое время, кроме ночи. Он идет прямо. В какой-то момент темнота поглощает его без остатка, и скользкие прохладные щупальца ползут по его плечам, касаются головы, хватают за ноги. Сердце в груди гулко стучит. Гарри взмахивает ножом несколько раз, когда растения наседают на него. В какой-то момент ему кажется, что он никогда не доберется до террасы. Растения зажимают его со всех сторон, от духоты кругом идет голова. Внезапно он оказывается в кругу света. Плетенные кресла, телевизоры. Гарри замирает, а затем, после короткой заминки, поднимает голову вверх. За стеклянной крышей, опутанной растениями не так плотно, как все остальное, он видит небо. Небо. До этого Гарри и понятия не имел, что чувствовал себя замурованным. От одного вида нависающих за стеклом облаков у него подкашиваются ноги. Это придает ему сил. Сейчас он действует более обдуманно и, мысленно наметив, где находятся двери, режет стену из растений, втыкая в нее нож. Сок брызжет ему в лицо и на руки, и Гарри вытирается футболкой, морщась. Он вырезает целые куски, пока одна из взбешенных лиан, опутав ноги, не вздергивает его вниз головой. Вскрикнув, Гарри болтается в воздухе. Нож, к счастью, все еще в руке, и он втыкает его в лиану, однако на смену ей приходит другая, а потом и третья. Все они норовят стиснуть его поперек, раздавить пополам, выдавить остатки жизни. Гарри задыхается. Очки давно улетели куда-то на пол, а в глазах темнеет, и он бьет ножом наугад, едва не попадая по собственному телу. В какой-то момент он обнаруживает себя на полу в окружении растерзанных растений. Голова жутко болит. Видимо, он приложился затылком, когда упал. Нашарив рядом нож, Гарри хватает его. Очки сломались. - Черт, - ругается Гарри. Вернувшись к стене из растений, он растерянно замечает, что она вновь заросла. Тогда он принимается вырезать ее снова. Гарри работает с упорством пленника, желающего лишь о том, чтобы выбраться на свободу. Больше его не заботит ни собственная нагота, ни зима снаружи. Он режет и режет, куски растений мокро шлепаются возле его ног, однако окон не видать. Едва Гарри отвлекается на секунду, все снова зарастает, как и прежде. Его руки дрожат от злости. Гарри принимается за работу снова. Затем он меняет место, решив, что лучше работать с краю. Результат тот же. Он не замечает, как небо над головой темнеет. В какой-то момент все вокруг тонет в знакомом болотистом свете, и, вскинув лицо, Гарри подслеповато щурится, различая расплывающиеся огоньки. Они крадут его внимание. Когда Гарри вновь опускает глаза, место, которое он ковырял, снова заросло. Нет, так не пойдет. Он только теряет время. С трудом поднявшись с колен, Гарри утомленно падает в кресло. Заплесневевшая подушка отброшена на пол. Он тупо смотрит на живые шевелящиеся растения. Я мог бы быть волшебником, думает Гарри. Один взмах волшебной палочкой, и свобода. Что-то внутри него невыносимо сжимается от этой мысли. Нет. Не думай, НЕ ДУМАЙ об этом. Гарри закрывает глаза. Он не замечает, как задремывает. Волны наползают одна на другую. Бесконечная серость давит со всех сторон, вода выплескивается на берег. Метроном отсчитывает секунды где-то вдалеке. Он грядет. Он грядет. Гарри резко просыпается. Огоньки все так же парят под стеклянным потолком. Слишком высоко, чтобы пытаться вскарабкаться до него. Может ли он разбить стекло? Гарри опускает взгляд. Телевизоры стоят пирамидой в отдалении. В темных экранах будто что-то копошится, но Гарри не может разобрать. Вдруг его осеняет. Электричество. В доме есть электричество. Да, работает с перебоями, но ведь ему удалось включить светильники. Мышцы протестуют, когда Гарри встает и подходит к телевизорам. Те не работают. Он прослеживает, куда уходят провода, а затем возвращается за ножом и вырезает всю зелень, оплетающую розетки. Для чего я это делаю, задается вопросом Гарри. Зачем. Ему нужно увидеть нормальный мир. Что угодно. Программу новостей. Прогноз погоды. Слезливую мелодраму. Что угодно, лишь бы на секунду забыть о кончающейся еде, рычащем Дадли (где дядя Вернон?), отсутствующих окнах, исчезающих предметах, пустоте в чулане, волнах и скалах (он грядет), проседающем потолке, густеющей тишине, разбавляемой скрипом (где тетя Петунья?). Поднявшись на ноги, Гарри возвращается в гостиную. Огоньки следуют за ним, даже когда он выходит из растительного туннеля. Лианы ползут следом, но, едва коснувшись пола за пределами террасы, пугливо втягиваются внутрь. Гарри решительно поворачивается к кладовой, где стоит старый генератор. У него нет идей, что он будет делать, если это не сработает. Наверное, ляжет спать от бессилия. Скорее всего, пойдет отдирать буфет от двери. В кладовой ярко светит лампочка и пахнет мочой. Огоньки тут же принимаются оживленно порхать вокруг света, будто мотыльки. Генератор стоит у стены. Гарри толкает его чуть в сторону, чтобы попытаться завести. Генератор давится и тарахтит, тревожа ночную тишину, которая торопливо перебегает с одного места на другое. Снова и снова Гарри пытается завести генератор, пока тот не выпускает в его сторону едкое черное облако. Закашлявшись, Гарри отступает и, запнувшись о банку, приваливается к стене спиной. Она трескается под его весом, куски шпаклевки валятся на голову. Замерев, Гарри выжидает, пока дым рассеется. Затем он разворачивается и оглядывает трещину, появившуюся от соприкосновения с ним. Та самая трещина, которая когда-то пошла по стене после деформации чулана. Дядя Вернон замазал ее шпаклевкой однажды, и Гарри совсем забыл о ней. За трещиной должен быть чулан. Гарри стучит костяшками пальцев по стене, шпаклевка осыпается. Нож он оставил на террасе, поэтому ему приходится взять еще один под подушкой дивана. Он не такой большой, но им все еще можно продолбить дыру побольше, если попеременно орудовать ручкой и ковырять острием. Гарри работает торопливо, но не бездумно. Когда ножа становится мало, он уходит за ножкой стула, а затем долбит стену изо всех сил. Дом содрогается под его ударами. Трещина ползет все выше и выше, извиваясь и перекручиваясь. Помогая себе пальцами, Гарри отковыривает куски до тех пор, пока палка не помещается в отверстии. После этого он наседает на нее всем весом, пытаясь расширить щель еще больше. - Ну же, - уговаривает он вполголоса. - Давай, давай. На это уходит четверо суток. Гарри портит два ножа, пока пытается добраться до чулана. Ножка от стула ломается, и он тратит еще полдня на то, чтобы отломать новую. В конце концов стена сминается под его упорством. Сначала он видит просачивающийся через щель свет, потом может засунуть внутрь руку, а после и вовсе пролезть целиком, если постарается. Гарри не смотрит на свои истерзанные руки с поломанными посиневшими ногтями. Оттащив последний кусок, который мешал пройти его плечам, он смотрит на чернеющую дыру, в которую слабо проникает свет от лампочки с потолка. Гарри плохо видит без очков, поэтому не может понять, куда выводит его дыра. Это однозначно не чулан. Ты сломал дом, Гарри. Он не рискует соваться в полную тьму. У него уходит еще куча времени на то, чтобы отловить огоньки в банку. Громоздкий фонарик, но это все, чем он располагает. С банкой в обнимку, распространяющей затхлое зеленое свечение, он пролезает внутрь. С этой стороны даже воздух ощущается по-другому. Гарри застывает, первые мгновения не понимая, где находится. Он узнает дом, цветы на обоях снова таинственно шевелятся, тянутся к свету. Гарри поворачивает голову налево и утыкается взглядом в коридор. Посмотрев направо, он ныряет в бездну. Лестница, понимает он. Внизу белеет безразличное лицо Дадли. В гарриной груди расцветает надежда. Он попал на второй этаж.