Увечный

      С домом творится неладное.       Слабый зеленоватый свет окрашивает кожу в болезненный трупный вид. С глухо стучащим сердцем Гарри оборачивается, чтобы взглянуть на разлом в стене, ведущий обратно в кладовую. Как это возможно - оказаться на втором этаже, минуя лестницу?       Лампочка на длинном проводе в кладовой раскачивается, будто ее кто-то задел, и неровная полоска света из разлома неторопливо скользит по полу и стенам. Гаррина тень в полной тишине следует за единственным ярким пятном.       Сглотнув, Гарри отворачивается. Его взгляд снова ухает вниз по лестнице, но бледное пятно в темноте - Дадли - не становится ближе. Бросится ли он наверх, если учует его присутствие?       Гарри неслышно отступает вглубь коридора. Теперь, оказавшись по ту сторону разлома, он не чувствует глухой решительности, как прежде.       Босые ноги едва слышно касаются пола. Здесь холоднее, чем внизу. Спустя всего несколько шагов Гарри останавливается, внезапно неуверенный - тьма обступает его со всех сторон, поглощая скудный свет огоньков, и он чувствует ее пристальный взгляд на своем затылке.       Черт, он не взял с собой даже нож, как глупо.       Ничего не видя перед собой, Гарри вытягивает руку и двигается на ощупь. Он резко выдыхает, натолкнувшись пальцами на преграду.       Дверь.       Рывком дернув ее, Гарри ныряет в комнату и прижимается к двери спиной. Облегчение кружит голову. - Боже, - едва слышно произносит он и, нащупав на стене включатель, щелкает им.       Ничего не происходит.       Прищурившись, Гарри делает несколько шагов вперед, но воздух не сгущается вокруг него, словно утаивая чужое присутствие, и это его успокаивает. Болотный свет тускло ложится на мебель вокруг, но едва ли что-то можно разобрать. Только наткнувшись коленями на кровать, Гарри понимает, что попал в спальню Дурслей.       Ему хочется рассмеяться - когда он был здесь последний раз? Словно вечность назад.       Поставив банку с огоньками на прикроватную тумбочку, Гарри тяжело садится на кровать. Матрас под ним пружинит, и он вдруг чувствует себя бесконечно уставшим, неспособным даже поднять руку без усилия, будто вся энергия разом покинула его. Гарри откидывается на мягкие подушки, прикрыв глаза. Изо всех сил он пытается не засыпать, чтобы волны снова не затянули сознание, но чем больше он сопротивляется, тем призрачнее становятся мысли в голове.       Ему нужно вернуться в коридор как можно быстрее. Сначала попасть в свою спальню, затем поискать что-нибудь полезное в других комнатах.       Куда, черт возьми, пропал чулан?       Гарри не замечает, как засыпает.       Когда его глаза открываются в следующий раз, в комнате светло. Белый потолок перед ним без единой трещины. Гарри сразу вспоминает, где он, словно лишь на секунду прикрыл веки.       Спальня Дурслей, думает он. Кровать, на которой Том бесконечно шептал больные бредни о своей смерти, а затем изнасиловал его.       Почему он это сделал?       Не думай, НЕ ДУМАЙ об этом.       Гарри моргает и садится, свесив ноги на пол. Комната кажется абсолютно целой, будто разрушения по всему дому не коснулись ее. Пыль спокойно плавает в воздухе, особенно заметная в солнечном луче, пробивающимся сквозь шторы.       Гарри замирает.       Тело протестует, стоит ему встать, но он не обращает на это внимания. Когда Том насиловал его - нет, раньше - когда Том интимно шептал на ухо, прижимая к себе, что-то переполнило Гарри, какая-то неведомая разрушительная мощь, отголоски которой он иногда чувствовал раньше. Переполнившись, он взорвался этой мощью, как вода наполняет воздушных шар и рвет его на куски, и это сломало дом.       Волшебство.       Думал ли Гарри когда-нибудь, что волшебство способно разорвать его и исказить пространство, и заставить все окна в доме исчезнуть?       Он хватается за шторы и дергает их в стороны, поражаясь тому, что окно на месте. Гарри может видеть сквозь стекло, и задний двор такой же, каким он его помнит, словно ничего не произошло. По земле стелется зеленая трава, розовые кусты тети Петуньи благостно цветут под безупречно голубым небом.       Гарри цепенеет.       Когда Том пришел, была зима.       Сколько времени он провел там, внизу, то и дело теряя сознание?       Соберись.       Выдохнув сквозь зубы, Гарри пытается открыть окно. Оно не поддается. - Ну, давай же, - бормочет он себе под нос, цепляясь поломанными ногтями за край рамы.       Окно остается безучастно к его попыткам. Тогда, обернувшись, Гарри хватает с тумбочки настольную лампу и, сбив абажур, изо всех сил целится тяжелым основанием в стекло.       Его отбрасывает назад, и снова, и еще раз, но Гарри налетает на окно до тех пор, пока лампа не разлетается на куски. Только тогда, тяжело дыша, он останавливается. С усилием задавив поднимающееся отчаянье, Гарри заставляет себя успокоиться, а затем, уловив шорох за дверью, вовсе замирает.       Обернувшись, он упирает взгляд в дверь. Что, если Дадли пришел на шум?       Подобрав обломок от лампы, Гарри неслышно ступает ближе. Сжав дверную ручку, задерживает дыхание, прислушиваясь.       Ничего.       Выдохнув, он резко открывает дверь с обломком наготове. В коридоре никого нет. Гарри опускает руку и замечает, как дрожат пальцы.       Цветы на обоях имеют пожухлый и безжизненный вид. Гарри последний раз оглядывает устроенный в спальне беспорядок. Его взгляд задерживается на банке, в которую он отловил огоньки. Их больше нет.       Он выбирается в коридор и коротко прислушивается. Дадли внизу вяло шевелится, и до него доносится протяжный тихий скрип. Гарри знает этот звук - Дадли подтягивает к себе ногу, но та снова сползает вниз, и подошва ботинка скользит по полу. Гарри смутно помнит, как иногда наблюдал за ним через щель приоткрытой двери. С наступлением темноты Дадли обычно затихал. - Э... - слабо заикается тот внизу. - Э...       Гарри тихо ступает по коридору, направляясь в свою спальню. Первым делом он оденется и приведет себя в порядок. Затем поест. После этого вернется и продолжит искать чулан.       В чулане лежит волшебная палочка.       В чулане лежит волшебная палочка.       Гарри не думает, что он будет с ней делать, сейчас он сосредоточен лишь на том, чтобы ее достать.       Дверь в его спальню заперта. - Черт, - ругается он одними губами, дергая ручку.       Дом его ненавидит.       Предчувствуя подступающую панику, Гарри торопливо разворачивается к двери в спальню Дадли. Ноги едва не отказывают ему, когда та свободно открывается. Он заходит внутрь.       Спальня выглядит целой. На кровати кучей свалены нетронутые рождественские подарки, которые Дадли не успел открыть. На светлом ковре посреди комнаты темнеет огромное пятно засохшей крови.       Гарри едва дышит. Пятно гипнотизирует его, и он словно только сейчас осознает, что Дадли мертв.       Соберись.       Гарри отворачивается и, старательно избегая пятна, следует к шкафу. И пусть он всю жизнь донашивает за Дадли одежду, впервые ему так тяжело собраться и натянуть на себя его вещи. Те и раньше были ему велики, но теперь и вовсе сползают, словно он потерял в весе.       Неудивительно, он ведь питался одними консервами и водой.       Боже, что будет, когда последние консервы кончатся?       Соберись.       Гарри комкает и отбрасывает грязную футболку, которую носил все это время. В чистых вещах он не чувствует себя лучше, но по крайней мере теперь у него есть глубокие карманы.       Гарри не собирается задерживаться в спальне дольше необходимого. Пятно крови не дает ему покоя. Возможно, он вернется сюда позже, если решит, что здесь лежит что-то полезное.       На полпути к двери Гарри замирает. Затем поворачивается к окну.       Снег. За окном идет снег.       Гарри подходит ближе. Только сейчас он замечает, что на улице вечереет, а в комнате уже сгустились сумерки. Неужели кровь настолько повлияла на него, что он не заметил? - Какого черта? - шепчет Гарри и, дернувшись, стремительно выходит из комнаты.       Он оставляет дверь открытой и даже не печется о том, что создает лишний шум, когда врывается в спальню Дурслей.       За окном раннее утро. Небо голубое и чистое, бабочка бьется в стекло, купаясь в солнечном свете. Спальня Дурслей выходит на восток.       Гарри тупо смотрит на цветущие кусты, прежде чем снова торопливо вернуться в комнату Дадли. Снег валит хлопьями, фонарь ярко светит в его окно. В Литтл Уингинге давно не видали таких сугробов.       Гарри хватается за голову, зажмурившись.       Соберись.       Выдохнув, он пробует открыть окно. Из этого ничего не выходит. Только тогда Гарри уходит, плотно прикрыв за собой дверь и оставив пятно крови чернеть на ковре.       Какое-то время он просто стоит в коридоре, внезапно потеряв представление, что делать дальше. - Э... - слабо заикается Дадли внизу. - Э...       Затем Гарри чувствует, что хочет в туалет. Это помогает ему собраться с мыслями. Он сворачивает в сторону уборной.       Дверь открывается без труда.       Хорошо, мысленно выдыхает Гарри и без особой надежды щелкает включателем в темной комнате.       Он удивлен, когда свет зажигается без перебоев. Запершись изнутри, Гарри оглядывает кафельный пол, задернутую шторку в ванной, многочисленные кремы тети Петуньи, расставленные на полочке перед зеркалом.       На секунду Гарри представляет, что ничего не произошло и он всего лишь заперся здесь, чтобы Дадли не приставал к нему. В это почти можно поверить.       Вздохнув, Гарри разворачивается к унитазу и даже испытывает что-то, отдаленно похожее на радостное волнение. Боже, он думал, что вечно будет мочиться в банку из-под джема. Интересно, Дадли не отреагирует на шум работающих труб? После неуклюжих обтираний над раковиной Гарри мечтает по-человечески помыться.       Слив воду в унитазе, он встает у раковины и вздрагивает, увидев свое отражение в зеркале.       Волосы отрасли почти вполовину и торчат клочьями. На его лице пушок, которого раньше никогда не было. Гарри на автомате подносит руку к лицу и проводит пальцами по челюсти. Он не замечал этого раньше. Его лицо также посерело и осунулось, а под глазами залегли мешки и морщины, словно он переболел тяжелой изнуряющей болезнью.       Но хуже всего то, что Гарри выглядит старше.       Боже, он выглядит старше. Сколько времени он уже торчит здесь?       Гарри вспоминает сияющее лето в окне спальни Дурслей и летящий снег в окне у Дадли в комнате. Сколько времени он потерял?       Дрожь возникает изнутри и распространяется по всему телу. Гарри зажмуривает глаза.       Соберись, говорит он себе. Соберись.       Металлические крючки, держащие шторку в ванной, вдруг издают тихий скрип. На секунду гаррино сердце обрывается. Не отрывая руки от лица, он медленно, боясь шелохнуться, поворачивает голову к ванной. Под его взглядом шторка дергается еще раз. Гарри задерживает дыхание, но то и дело срывается, начиная дышать быстрее и заметнее.       Боже, думает он. У него не хватает духу отвести глаза, но больше ничего не происходит, сколько бы Гарри ни ждал.       Минута, другая. Он прислушивается, но ничего не слышит. Тогда, решившись, Гарри тянет руку и, схватившись за шторку, снова отчего-то замирает.       Ничего.       Он дергает шторку в сторону, и та отъезжает с пронзительным скрежетом.       Гарри обмирает.       В ванне лежит синюшный дядя Вернон с раскуроченной грудью. Расстегнутая и залитая побуревшей кровью рубашка висит на его теле, ноги неловко согнуты в коленях, капающий кран впивается в обнаженное плечо. Капли стекают прямиком в чернеющую рану в его груди, отчего та тошнотворно и влажно поблескивает. В гниющей плоти белеют кости.       Гарри громко сглатывает, борясь с головокружением. Только сейчас тонкий отвратительно-сладковатый запах гнильцы забивается в его ноздри, вызывая отторжение. - Б-боже.       Приоткрытые, затянутые мутной пленкой, глаза дяди Вернона вдруг фокусируются на нем. В его груди нарастает булькающий, нечеловеческий гул. Гарри отступает, глядя на то, как конечности дяди Вернона подергиваются, а мясистые пальцы вцепляются в бортик ванной.       Отвернувшись, Гарри панически вцепляется в задвижку на двери. Та заедает.       Давай же, давай же, мысленно торопит он себя. Волоски встают дыбом на теле. Два тяжелых чавкающих звука, с каким дядя Вернон выбирается из ванной, поставив ноги на пол, звучат словно точка в конце жизни.       Дом не пускает его. Страх в Гарри оборачивается первобытной яростью. Дерись, ДЕРИСЬ.       Нет. У него ничего нет, а туша дяди Вернона просто-напросто задавит его в таком крошечном пространстве.       Защелка с глухим стуком отлетает в сторону, и Гарри кубарем вываливается наружу, хлопнув за собой дверью ровно в тот момент, когда смрад плотно забивается в его ноздри. Кашляя и отплевываясь, он отлетает к противоположной стене и разворачивается, неотрывно глядя на дверь. Сердце барабанит в груди, подбираясь к горлу. Гарри захлебывается воздухом и принимается дышать через раз, но дверь так и не открывается.       Он также ничего не слышит, словно дядя Вернон застыл в одной позе и шатается, пока загустевшая слизь стекает по его телу на пол.       Содрогнувшись, Гарри боком пробирается к разлому в стене, продолжая смотреть на дверь, и пролезает обратно в кладовую. Он даже не замечает, что генератор стоит на прежнем месте, а целые консервы стоят там же, где и стояли. Только оказавшись на кухне и плотно прикрыв дверь, Гарри позволяет своим ногам ослабнуть от напряжения. - О господи, - закрыв лицо ладонями, выдыхает он. - Какого хрена? Какого хрена?!       Через какое-то время Гарри успокаивается, но лишь в той степени, чтобы перестать попусту психовать. В остальном он все еще на взводе и проверяет на два (а затем и на три) раза выходы в коридор. Слипшаяся с дверными косяками мебель до сих пор на месте. Взяв самый большой нож под подушкой и запихав отвертку в карман, Гарри с мрачной решительностью распахивает дверь в кладовую.       Взгляд утыкается в разлом. Пусто.       Гарри насильно унимает нервозность мыслями, что дядя Вернон все равно бы не смог протиснуться в щель разлома, максимум - просунуть ладонь.       Затем его взгляд скользит в сторону, на полки, и нож едва не выскальзывает из его пальцев.       Вся еда на месте. Вся до единой.       Чертово волшебство.

***

      Минуют сутки (по крайней мере, успевает стемнеть и снова посветлеть, и Гарри решает, что наступил следующий день) после случившегося. Ночью, неожиданно столкнувшись с бессонницей, Гарри снова видит зеленоватое свечение за стеклянными дверьми террасы. Встав, он раскрывает их, и огоньки неторопливо влетают внутрь и касаются его щеки, будто приветствуя.       Он засыпает только тогда, когда темнота начинает рассеиваться. Всю ночь Гарри внимательно прислушивается и подслеповато пялится в сторону кухни. Его напрягает мысль, что дверь в кладовую не заперта, - теперь, выяснив, что на втором этаже небезопасно, он несколько жалеет о том, что разломал стену.       Что, если тьма, чьи шаги заставляют потолок осыпаться, просочится сквозь разлом сюда, к нему?       Гарри засыпает. Волны облизывают его босые ноги, затянутое серым небо давит на него со всех сторон. Гарри поворачивает голову и видит, как черная точка на горизонте стремительно направляется в его сторону.       Что-то тикает за его спиной, отсчитывая секунды.       Он грядет.       Вздрогнув, Гарри просыпается с уверенностью, что ему нужно торопиться. Прежде чем вернуться к разлому, с некоторой недоверчивостью он снова съедает клубничный джем, а затем, вымыв банку, вновь мочится в нее. Рутина отбивает странность происходящего. Умывшись ледяной водой, Гарри прихватывает два ножа и отвертку. На полпути к кладовой он внезапно останавливается возле накрененного к двери буфета и, прислушавшись, зовет: - Дадли? Эй, Дадли.       В ответ тишина. Гарри и сам не знает, зачем это сделал.       Этаж по ту сторону разлома встречает его зловещей тишиной. Гарри кидает быстрый взгляд в сторону закрытой двери в уборную, но оттуда не доносится ни звука. На секунду Гарри даже кажется, будто мертвый дядя Вернон в ванной приснился ему.       Тишина нервирует. У лестницы он смотрит вниз, ощутив странный укол облегчения, когда глаза находят Дадли на прежнем месте. - Эй, Дадли, - снова зачем-то зовет его Гарри полушепотом. - Эй.       Ему померещилось или Дадли действительно шевельнул головой? Из его уродливо приоткрытого рта вырывается привычное: - Э...       Может, Дадли понимает его? Гарри готов поклясться, что в отличие от мутных глаз дяди Вернона в глазах Дадли теплилась человеческая мысль. Что, если Том убил его не до конца, а лишь заколдовал?       Не думай, НЕ ДУМАЙ об этом.       Отвернувшись, Гарри крадется к двери в собственную спальню. Та все еще заперта. Поочередно он колупается в замке то ножами, то отверткой, которая все равно не пролезает в скважину. Разочарование овладевает им тем сильнее, чем дольше он упорствует.       Черт. Гарри никогда не вскрывал замки. По телевизору это выглядело намного проще.       Поняв, что это бесполезно, Гарри вздыхает и прислоняется лбом к холодной стене.       Дом мог запереть дверь на ключ. А мог запаять, как сделал это с холодильником или дверьми на первом этаже.       Осторожно оглядевшись, Гарри идет в спальню Дурслей, где дядя Вернон обычно прятал ключ. Он оставлял дверь открытой, когда уходил отсюда в прошлый раз? Гарри не может вспомнить.       Лишь бы дядя Вернон не забрал ключ с собой.       Гарри вновь замирает у окна. Та же самая бабочка бьется в стекло на том же самом месте. При виде цветущей лужайки в груди поднимается тоска. Гарри отворачивается и прошаривает все места, где находил ключ в прошлые разы. Его нигде нет. Тогда он лезет во все ящики, которые ему попадаются, а под конец, потеряв терпение, вытряхивает из шкафа одежду и стаскивает матрас на пол, и спустя какое-то время обнаруживает, что рвет ножом подушки.       Гарри останавливается, тяжело отдуваясь.       Ключ у дяди Вернона.       Что, если у дяди Вернона не окажется ключа?       Он не хочет сражаться с ним, только чтобы выяснить это.       Перья летят вокруг него не совсем естественно, то и дело замирая и замедляясь. Гарри едва замечает это и спрыгивает с каркаса кровати, направляясь обратно к разлому.       Он оставил инструменты на террасе. Там должно быть что-то, с помощью чего он сможет открыть чертову дверь.       По пути, внезапно голодный, Гарри хватает несколько консерв и жадно ест их прямо на полу, подобрав под себя ноги и запихивая пальцы в банку.       Осознав, как ведет себя, он останавливается и смотрит на грязную ладонь. В его голове что-то щелкает. Поднявшись, Гарри открывает новую консерву и, прикрыв ее крышкой, пролезает обратно на другой этаж. Развернувшись к лестнице, он зовет: - Дадли. Эй, Дадли. - Э... - Ты слышишь меня? Скажи что-нибудь, если ты понимаешь. Это я, Гарри. - Э...       Гарри мнется. - Ты хочешь есть? - Э... - У меня есть еда. Эй, лови.       Гарри бросает консерву, надеясь, что целится рядом с Дадли, а не ему в голову. Банка с громким звуком попадает в стену, и содержимое вываливается, пачкая собой обои, пол и ногу Дадли. Тот не реагирует. - Черт, - ругается Гарри себе под нос и, быстро сходив в кладовую, снова возвращается с открытой консервой - той же самой, которая появилась взамен старой.       Видимо, дом обновляет запасы, когда он пролазит туда и сюда через щель в стене. Гарри пытается не задумываться, как это работает, он все равно ничего не понимает.       Гарри решает подобраться к Дадли поближе. Он не может сказать наверняка, мертв тот или жив. Какого черта он вообще пытается его накормить? - Э... - Эй, - снова говорит Гарри, осторожно преодолев половину лестницы. - Дадли, я тут. Ты слышишь меня?       Дадли с усилием разворачивает лицо к нему. Его голова кренится вниз, но глаза скошены на Гарри. - Ты слышишь меня? - повторяет он. - Дай мне... дай мне какой-нибудь знак, если ты понимаешь.       Это звучит как мольба. Дадли молча смотрит на него исподлобья. Спустя долгую паузу он выдавливает из себя: - Э...       Гарри хотел бы разглядеть его лицо получше, но он ни черта не видит без очков. Насколько взгляд Дадли осмысленный? - У меня есть еда, - снова говорит Гарри и, вытянув руку с консервой, делает еще шаг вниз.       Из груди Дадли вырывается хриплое рычание, как у больной собаки. Гарри останавливается. - Дадли, - говорит он.       Рычание нарастает, хотя Дадли все еще не шевелится. Смутно помня о том, что тот вставал, Гарри не рискует приблизиться к нему. Вместо этого он так же осторожно поднимается, пятясь спиной. Даже когда он оказывается на самом верху, рычание не прекращается.       Немного постояв сверху, - соберись, - Гарри уходит к себе. Открытую консерву он оставляет у лестницы.       На террасе все так же душно и влажно, когда он возвращается туда с ножами, чтобы отбиваться от настырных лиан, которые опять норовят обвить его ноги. Упрямство толкает его вперед, даже когда ему снова кажется, что он никогда не выберется из растительного туннеля. Поблескивающие листья шелестят за спиной, касаются его щеки, тянут за одежду. - Отвали! - кричит он особо настырной лиане, в которую никак не может попасть ножом.       Терраса залита дневным светом, пыльные экраны телевизоров молча смотрят в его сторону. Лианы, которые он разорвал в прошлый раз, валяются на том же месте - засушенные и безжизненные. Под гарриными ногами хрустит стекло разбитых очков. Ящик с инструментами стоит тут же.       Гарри хватается за все сразу, но в ту же секунду откидывает, решив, что это ему никак не поможет. Надежда болезненно отзывается в груди, когда он берет дрель, но сомнение тут же закрадывается в его голову. Работает ли электричество на втором этаже? В любом случае розетка находится слишком далеко от двери, чтобы можно было засунуть сверло в замок и попытаться сломать его, а единственный удлинитель валяется в чулане. - Черт.       Не найдя ничего подходящего, Гарри встает, чтобы размять ноги и поискать что-нибудь другое. Он не готов признать, что зашел в тупик. Что ему делать? Он даже не может разбить окно - чертов дом не дает ему этого сделать.       Гарри внимательно обшаривает руками за телевизорами, смотрит под креслами, снова суется в тумбу, где он нашел инструменты в прошлый раз. Внутри тумбы темно и сыро, и пальцы скользят по чему-то склизкому и мерзкому. Гарри уже хочет высунуть руку, когда холод обжигает его. Схватив, он вытаскивает это.       Молоток. Завалился вглубь тумбы, а растения оплели его, вот почему Гарри не заметил его в прошлый раз.       На секунду он закрывает глаза, чувствуя уверенную тяжесть в руке. - Спасибо, - неизвестно кому шепчет он, - спасибо.       Развернувшись, Гарри уходит, взволнованный и нервный. Позволит ли ему дом пробить дверь? Она ведь не ведет наружу, стало быть, это возможно.       Добравшись до кладовой, Гарри ощущает себя слегка запыхавшимся. На всякий случай он распихивает ножи поудобнее в своих карманах и не забывает про отвертку. Он не уверен, понадобится ли ему что-то из этого, но так он хотя бы не идет в неизвестность с пустыми руками.       Выйдя из разлома, Гарри задевает ногой пустую банку, и та с глухим лязгом отскакивает, заставив его вздрогнуть. Сбитый с толку, он останавливается, опустив глаза. Разве он не оставлял банку возле лестницы? Наклонившись, Гарри поднимает ее.       Банка пуста.       Гарри кидает взгляд направо. Дадли сидит на прежнем месте. Налево. Коридор пуст. Дверь в спальню Дурслей открыта.       Разве Гарри не закрывал ее, когда уходил?       Прокравшись к спальне, Гарри настороженно заглядывает внутрь. Ничего. Тогда он тихо закрывает дверь, и звук щелкнувшего язычка несколько обнадеживает его.       Неужели дядя Вернон выходил в коридор?       Гарри выжидает какое-то время, но чем дольше он стоит, тем сильнее беспокойное нетерпение ввинчивается в мозг. Нельзя больше тянуть. Если дядя Вернон выйдет на шум, он либо ударит его либо убежит в кладовую.       Замахнувшись, Гарри бьет прямо в центр двери в свою спальню, и громкий стук гремит в доме. Готовый ко всему, Гарри быстро оборачивается в сторону уборной и лестницы, но не похоже, будто кто-то собирается присоединяться к нему. Все еще поглядывая за плечо, он кидает быстрый взгляд на дверь, а затем проводит по ней ладонью. Небольшая вмятина под пальцами воодушевляет его. Гарри вновь замахивается.       Он бьет дверь семь или восемь раз, после каждого удара останавливаясь и выжидая. Уродливые вмятины появляются на поверхности, однако на этом заканчивается весь гаррин успех. На пробу он ударяет несколько раз по дверной ручке, затем - по самому замку, а после целенаправленно бьет по краю возле верхней петли. Пот стекает по нему ручьем, мышцы натужены, и Гарри даже забывает периодически оглядываться за плечо.       Проходит вечность, прежде чем край двери сминается под его ударами. Петля все еще на месте, но теперь Гарри может просунуть ладонь между смятым местом сразу над петлей и косяком. Перехватив молоток другой рукой, он принимается расшатывать дверь изо всех сил. Пот заливает глаза. Петля издает жалостливый тонкий скрип.       В конце концов, откинув молоток, Гарри просовывает вторую руку и всем весом тянет дверь на себя.       Ну давай же. Давай.       Стоит только двери слететь с одной петли, он сможет разобраться и со второй.       Под его неистовым усердием дверь трещит, дребезжит и стонет. Петля болтается туда-сюда, а затем Гарри падает, когда дверь неожиданно кренится в его сторону.       Инстинктивно он зажмуривается и выставляет руки перед собой, однако дверь нависает над ним в странном положении, удерживаемая лишь замком и нижней петлей. Уставший, но вдвойне ободренный, Гарри поднимается и, зацепившись за верхний край, снова виснет на двери. Теперь делать это намного удобнее. Первым не выдерживает замок - язычок вылетает, и весь вес забирает на себя только нижняя петля, когда дверь выходит из проема и тянется к полу.       Гарри потряхивает от триумфа. Взяв молоток, он заходит в свою спальню. Грудь сжимает - здесь абсолютно ничего не изменилось. Темнеет. Дрожащей от усталости рукой он проводит по включателю. Желтоватый свет заливает комнату, и Гарри смаргивает неожиданную влагу с глаз.       Боже, он сделал это.       Упав на колени перед кроватью, Гарри торопливо вытягивает из-под нее коробку, которую засунул туда давным-давно, словно в прошлой жизни. При виде шарфа в желто-бордовую полоску все в нем сжимается. Опустив коробку на кровать, все еще стоя на коленях, он вытаскивает шарф и зарывается в него носом. Пахнет затхлостью, но Гарри находит утешение в том, как ткань касается его лица.       Мама, думает он.       Открыв веки, Гарри натыкается взглядом на фотографию. На его глазах Лили Поттер склоняет голову набок и, заправив волосы за ухо, ободряюще улыбается.       Отложив шарф, Гарри берет фотографию в руки, наблюдая за движениями матери. Изображение тети Петуньи, напротив, не шевелится. Ее слова звучат у него в голове.       "Родители отдали ее в школу-интернат для особенных детей. Она была уродкой. Всегда. И притягивала к себе таких же".       В гарриных глазах закипают слезы. Он ласково проводит кончиком пальца по живому лицу матери. - Ты была волшебницей, - сдавленно шепчет он. - Никто не сказал мне. Никто не сказал мне, что я тоже волшебник.       Том.       Том испортил всю его жизнь.       Он знал. Он знал.       Гарри моргает. Слезы пересыхают в его глазах.       Том испортил всю его жизнь.       Гарри неожиданно спокоен. Гнев бурлит где-то в глубине.       Если бы Том сказал ему... Он должен был ему сказать.       Бережно отложив фотографию, Гарри тянется к тетради на дне коробки. Он уже листал пожелтевшие ветхие от времени страницы, но тогда и не догадывался, что непонятные формулы и наставления (описать небольшую плавную дугу и резко и коротко направить вниз) относятся к волшебству.       Его мама училась у волшебников. Была ли она в Хогвартсе хоть раз?       Гарри перелистывает тетрадь. Нечто вызревает в нем - решимость, злость, молчаливое обещание расквитаться.       Гарри выучит волшебство по маминым записям. Ему надо лишь найти чулан.       В чулане лежит волшебная палочка.       И тогда Тому конец.       Краем уха Гарри вдруг улавливает скрип половиц. Застыв, он забывает о чем только что думал. Кончиками пальцев нащупывает рукоять отложенного на пол молотка. Волосы на затылке встают дыбом. Мысли с новой силой судорожно принимаются крутиться в голове.       Кто? Кто? Дядя Вернон? Дадли? Гарри не слышал, как дверь уборной открывалась, неужели это...       Когда его пальцы плотно сжимают молоток, он медленно поворачивает голову и выдыхает.       Поломанная, тетя Петунья шатается в дверном проеме, глядя перед собой пустыми глазами. На ней нет юбки. Черная слизь пропитывает нижнее белье на промежности, кожа на коленях содрана. Голова выгнута под неестественным углом, словно ей свернули шею.       Что-то выдает Гарри - или резкий вдох, или движение, или тетя Петунья просто может его видеть, - и она молча бросается на него, стуча голыми пятками по полу. Гарри попадает молотком по ее бедру, и она валится на него, щелкая зубами, вгрызаясь в кожу и вцепляясь пальцами в одежду. Ключицу пронзает боль. Вскрикнув, Гарри скидывает холодное тело с себя и лихорадочно вскакивает.       Не дать ей взобраться на себя, не дать ей взобраться.       Не пытаясь встать следом, тетя Петунья, выгибая конечности, как паук, пытается вонзить зубы в его лодыжки. Отпрыгивая, Гарри забирается на кровать и замахивается, но вместо того чтобы показаться, тетя Петунья заползает под кровать. Держа молоток над головой, готовый в любой момент ударить, Гарри тяжело дышит.       Это единственный звук в комнате. Все резко стихает, и даже воздух тяжелеет.       Не отрывая взгляда от края кровати, Гарри осторожно прикасается к прокушенной коже. Место укуса пульсирует и болит. Он морщится.       Блять. Блять.       Гарри прислоняется взмокшей спиной к прохладной стене. Адреналин заставляет его дрожать.       Что делать? Черт, что делать?       Гарри слегка пружинит ногами, заставляя матрас прогибаться. Сначала слабо, затем сильнее, словно надеясь выманить этим тетю Петунью.       Нет, это больше не тетя Петунья. Тетя Петунья умерла. - Давай, - хрипит Гарри, зажимая рану, из которой сочится кровь. - Выходи. Выходи.       Не выходит.       Надо прыгать. Прыгать и бежать к разлому.       Выдохнув сквозь сжатые зубы, Гарри аккуратно опускается на колени. Матрас тихонько поскрипывает под ним. Снова занеся молоток над головой, он выглядывает из-за края.       Нет ни ноги, ни руки. Тетя Петунья залезла под кровать полностью.       Краем глаза заметив желтое пятно, Гарри кидает короткий взгляд на покрывало. Шарф. Подтащив его свободной рукой, Гарри выдыхает и, собравшись с духом, скидывает шарф на пол.       Тетя Петунья выскакивает стремительно, словно зверье, и Гарри изо всех сил опускает на ее затылок молоток. Череп трещит от его удара, а затем чавкает, когда он ударяет снова, и опять, и еще раз.       Только когда спутанные волосы превращаются в бурую слипшуюся кашу, Гарри откидывает молоток и, шумно дыша, падает с кровати. Его рвет тут же.       Дождавшись, пока болезненные спазмы прекратятся, Гарри вытирает рот тыльной стороной ладони. Рана горит огнем.       Боже, нужно промыть ее как можно скорее.       Бросив последний взгляд на тетю Петунью, которая на этот раз не высказывает ни одного признака жизни, Гарри торопливо прихватывает молоток слабыми пальцами и выскальзывает из спальни. Он цепенеет, заметив дядю Вернона, который выбрался из уборной и теперь кренился то в одну, то в другую сторону посреди коридора.       Словно учуяв его, дядя Вернон неустойчиво разворачивается. Его толстые резиновые губы, странно поблескивающие, открываются. - Пе-е... - сипит он. - Пе-ет.... е-е...       Чувствуя глухое отчаянье, Гарри ударяет дядю Вернона по голове, но молоток лишь вскользь мажет того по лицу и вылетает из руки. Гарри слишком устал.       Вот блять. - Пе-е... тунь... е...       Гарри не успевает подобрать молоток. Если он наклонится, то упадет, и тогда дядя Вернон раздавит его, просто рухнув сверху. Вместо этого, отпрыгнув, Гарри заходит ему за спину. Тот медлителен и неповоротлив. Превозмогая отвращение, Гарри хватается за его мокрую руку и из последних сил дергает на себя. Дядя Вернон тяжело заваливается на пол, издавая жуткий грохот, и Гарри едва успевает отскочить.       Дядя Вернон не имеет и трети той прыти, с которой двигалась тетя Петунья. Лишь толстые руки взмывают в воздух и слепо шарят.       Не думая, Гарри нащупывает в кармане отвертку. Он растерял все ножи в комнате. Вытащив ее, он втыкает острие прямо в мутный глаз, пробивая глазное яблоко и надеясь добраться до мозга.       Дядя Вернон продолжает шевелиться.       Отшатнувшись, когда рука едва не хватает его, Гарри валится на пол, но тут же неуклюже встает, цепляясь за стену. - Пе-е... ет... тунь... е-е....       Гарри наклоняется за молотком. Подойдя к дяде Вернону, он опускает молоток прямо ему в лицо. - Е-ет... ет... тунь... я...       Захлебывающиеся звуки выходят из омерзительного рта дяди Вернона. Под конец, булькая, он затихает.       Гарри обессиленно падает на стену позади. Молоток, в загустевшей крови и черной жиже, выскальзывает из его рук и падает с приглушенным стуком.       Какое-то время Гарри просто дышит. Рана болит. Тело болит. Мышцы дрожат. В голове ни единой мысли.       С пустой головой Гарри отходит от затихшей туши дяди Вернона. Лестница. Он спускается примерно на середину, прежде чем сползает на одну из ступенек. Руки в крови. Это его кровь?       Дадли, тихо ударившись затылком, поворачивает к нему голову. - Э...       Гарри поднимает на него взгляд. - Я убил их, Дадли, - говорит он. - Я убил их.       Темнота укутывает их, словно пленкой.       Гарри засыпает прямо на лестнице, обняв себя руками.

***

      Его будит боль по всему телу. Мышцы затекли. Рана горит хуже прежнего.       Моргнув, Гарри поначалу оглушен неприятными ощущениями, но быстро вспоминает, почему он сидит на лестнице. Уже светло. Уже или еще? Дадли полулежит на своем месте.       Гарри тянется к месту укуса, но почти тут же отдергивает пальцы, заметив, какие они грязные.       Ему нужно помыться. Нужно промыть рану.       Никогда он не думал, что встать будет так тяжело. На это уходит очень много времени. В конце концов Гарри, выпрямившись, какое-то время просто стоит, пытаясь наскрести силы, чтобы подняться по лестнице.       Каждый шаг отзывается в нем натуженной болью. На самом верху он останавливается.       Дядя Вернон лежит посреди коридора, раскинув ноги. Ничего не чувствуя, Гарри молча смотрит на его расквашенное лицо. Краем мысли он машинально отмечает, что возле трупа не появилось даже мух.       Конечно, думает он следом, я ведь запечатан здесь.       Миновав дядю Вернона, Гарри заходит в уборную. Свет здесь до сих пор включен. Закрыв за собой дверь, он проходит мимо зеркала, старательно избегая смотреть на свое отражение.       Ванна полна чернеющей слизи на дне, оставшейся от дяди Вернона. Что это - кровь?       Вода продолжает капать из крана. Гарри выкручивает вентили, пуская мощный напор. Какое-то время он просто смотрит, как слизь смывает в слив. Задерживая дыхание от боли, Гарри стягивает с себя всю одежду и залазит в ванну. Ему плевать, что дно не отмылось полностью. Тело лихорадит. Пустив горячую воду, Гарри включает душ и, закрыв глаза, подставляет струям лицо.       Рану обжигает при соприкосновении с водой.       Гарри мылится на два раза и стоит под струями до тех пор, пока горячая вода не кончается. Только после этого он вылазит, не зная, чувствует себя лучше или хуже после этого.       Вытершись полотенцем, Гарри заматывает его на бедрах и все же встает напротив зеркала, чтобы изучить место укуса. Он воспалился. Выглядит плохо. Гарри наругал бы себя и, возможно, даже немного запаниковал, если бы внутри него не царила такая пустота.       Он абсолютно опустошен.       Гарри тянется к аптечке, которая лежит в шкафчике за зеркалом, и на скорую руку обрабатывает рану. Щиплет. Не совсем удачно Гарри прикладывает к укусу бинты и закрепляет их пластырем.       Что, если тетя Петунья его заразила? Теперь он тоже превратится в зомби, как по телевизору?       Эти мысли не вызывают в Гарри ярких эмоций. Убрав все обратно в шкафчик, он выходит в коридор в одном полотенце. С мокрых волос срываются капли, когда он перешагивает через ноги дяди Вернона. Уже огибая висящую на одной петле дверь в свою спальню, Гарри останавливается, вдруг заметив кое-что.       Люк на чердак приглашающе открыт.       Постояв немного, Гарри ненадолго скрывается в спальне. Запах стоит омерзительный. Размозженная голова тети Петуньи выглядит еще ужасней, чем вчера.       Отвернувшись, Гарри открывает шкаф и достает одежду. Она залежалась и неприятно пахнет. Он все равно надевает ее и выходит в коридор.       Лестница спущена из люка. Гарри встает прямо под ним, задрав голову. Рана отзывается неприятными ощущениями, и, поморщившись, он хватается за перекладины.       Чем выше он поднимается, тем темнее становится. Спертый воздух пахнет пылью и чем-то неприятным.       Забравшись наверх, Гарри застывает, ничего не видя перед собой, только квадратный кусок коридора под ногами. Он очень давно не был на чердаке, но все равно помнит, где висит веревочка, зажигающая лампочку над головой.       Когда свет вспыхивает, Гарри на секунду зажмуривает глаза. А, открыв, выдыхает.       Чулан. Чулан переместился на чердак.       Гарри не чувствует ни радости, ни облегчения. Он просто смотрит на прогнувшуюся кушетку с единственным уцелевшим деревянным столбиком, который остался после того, как та была полноценной кроватью. На ней все еще лежит чемодан, пузатый от запиханных в него вещей. Оглядевшись, Гарри замечает другие вещи на чердаке, которые до этого лежали в чулане, - жестянки, удлинитель, коробки со старой обувью, торчащий кривой гвоздь, поваренные книги, засунутые под горшки. Дюжину поломанных солдатиков, которыми Гарри когда-то играл.       Черную слизь на досках, которая, по-видимому, натекла из тети Петуньи. Неужели все это время она пряталась здесь?       Гарри шагает к чемодану. Его рука дрожит, когда, откинув крышку, он первым делом натыкается взглядом на волшебную палочку. Сомкнув на ней пальцы, Гарри ощущает знакомое тепло, которое резко накаляется и обжигает его.       Это заставляет его слегка улыбнуться.       Палочка все так же сердита на него. Но она его чувствует.       Гарри забирает только ее.       Спустившись, он снова идет в свою спальню. Подбирает мамины вещи, которые во время схватки нечаянно раскидал по всему полу. Мама все так же мило улыбается ему с фотографии. Гарри поднимает тетрадь, собирает заколки и поднимает все до единой разлетевшиеся карточки, которые убирает в коробку. Бросает туда же оба ножа, которые находит на кровати. Только шарф остается лежать под тетей Петуньей. Гарри решает не доставать его - он все равно испорчен.       Выпрямившись, он случайно смотрит в окно.       Листья на деревьях за окном облетают, голые ветки торчат на фоне угрюмого неба. Глухая осень.       Гарри отворачивается. Его внимание привлекает желтоватый конверт на столе.       Письмо Тома, которое он так и не успел прочитать.       Оставив коробку с вещами на стуле, Гарри берет конверт в руки. Плотная бумага чуть шершавая на ощупь. Гарри разрывает печать и разворачивает аккуратно сложенное письмо.       Вытянутые петли букв складываются всего в одно обещание:

Я иду к тебе, Гарри.

      Гарри сжимает стрельнувшую искрами палочку в пальцах.       Тому конец.