***
Проснувшись, Какаши растерянно огляделся. Должно быть, он каким-то образом скинул джинсы во сне, потому что они валялись скомканной кучей у изножья кровати. На нём была всё та же рубашка, что и прошлой ночью, горло сушило так, что глотать больно. Мигрень хоть и присутствовала, но ощущалась притуплено: Какаши приписал это достижение пустой бутылке из-под воды на полу. – Блять, – пробормотал он, растирая глаза и приваливаясь спиной к стене. Солнечный свет просачивался в комнату яркими пятнами через местами погнутые и перекрученные жалюзи. Какаши потянулся к айподу, торчащему из заднего кармана джинсов, поднёс его к лицу и бездумно прижал к губам. Слабо, едва различимо, но он всё ещё пах Ирукой. Какаши выпустил плеер из рук, позволив ему упасть на грудь с глухим стуком, накрыл глаза ладонями и сжал пальцы у корней волос. «Да что со мной не так?» Обрывки разговора с Ирукой, этот беспорядочный поток слов и оскорблений, замешанный на переизбытке алкоголя, всё ещё не покидал его разума. Конечно, стоило рассказать об Обито раньше, и он почти сделал это, в тот день на озере... но в итоге-таки струсил. Потому что, ну, как он это расскажет? Чтобы Ируке стало понятно как он вообще оказался с этим человеком, придётся приплетать прошлое… Но даже так ему не объяснить почему их отношения продолжаются до сих пор. А рядом с Ирукой было так хорошо. Когда они были вместе, мир вокруг словно переставал существовать. Так легко было закрыть глаза на всё остальное и позволить себе жестоко заблуждаться… И теперь это здорово аукнулось Какаши. «Поверить не могу, что просил его продолжить общаться», – подумал парень, ударяясь о стену затылком. Он понимал, как глупо и несправедливо по отношению к Ируке это прозвучало, но ничего не мог с собой поделать. Даже просто думать о том, что они больше не встретятся, было невыносимо. В довершение всего, он умудрился ляпнуть, что Ирука ему нравится. Это что вообще за идиотское признание? Всё ведь нет так. То, что Какаши испытывал на самом деле, нельзя было вместить в одно только это слово. Незнакомое ранее чувство расползлось по телу и проникло в сердце прежде, чем он смог понять. Откровенно говоря, Хатаке был напуган этим до чёртиков. И ещё больше тем, как Ируке ничего не стоило выбить почву у него из-под ног: ему нужно было только посмотреть на Какаши своими яркими карими глазами. Тепло, которое они излучали, согревало самую глубь души, и Какаши таял, обезоруженный. Но вот в чём дело: Ирука даже и не думал этим пользоваться, потому как был воистину хорошим человеком. У него не было враждебных намерений или скрытых мотивов. Какаши знал, что Ирука будет к нему добр. Всегда. И также понимал, что не заслуживает его доброты. Ему не справиться с нею, не выдержать. Он просто не знал как… Да и что бы Ирука сказал, узнай он, как Какаши позволяет Обито обращаться с собой? Как они обращаются друг с другом? Как их отношения являют собой стихийное бедствие: шквал ненависти и саморазрушения? Ирука не сможет понять, или, что ещё хуже, станет осуждать его. Потому что… Со стороны всегда кажется, что нет ничего сложного в том, чтобы прекратить абьюзивные отношения. Просто берешь, разворачиваешься, и уходишь от человека – до свидания. Конец. Так ведь? Не совсем. Ещё одной причиной, по которой Какаши не сразу рассказал Ируке об Обито был стыд. Ему было стыдно за то, что он позволил этим отношениям продлиться так долго. За то, что сколько раз бы он не пытался порвать, всё равно возвращался максимум через неделю. Какая-то больная, садистичная часть Какаши была зависима от ругани, драк, от борьбы… Всё это безумие стало своего рода отдушиной, не дающей Какаши остаться наедине со своими мыслями. С собой, не способным справиться с горем, злостью и депрессией. Избавься он от Обито, всё упомянутое всплывет на поверхность, и тогда Какаши ничего не останется кроме как тонуть в чернющей пучине. Встретиться с Ирукой было сродни тому, чтобы поймать спасательный круг. Нет, Какаши не ждал, что появится кто-то, кто его вытащит. Но Ирука подарил надежду, что он не утонет. «Ты показываешь ему ту версию себя, к которой подсознательно стремишься. Подумай об этом.» «Ёбаный Тензо», – Какаши нахмурился, стягивая вчерашнюю рубашку, которая резко стала ему отвратительна. «И почему он всегда прав?» «Не нужно вот так сразу ставить на этом крест, ты же даже не попытался всё исправить». Какаши взял в руки телефон и открыл контакт Ируки. Он был настроен решительно, хоть и понимал, что Ирука в этот самый момент наверняка обдумывает, стоит ли вообще разговаривать с ним снова.***
«Чёрта с два я снова заговорю с Какаши», – решил Ирука, как только проснулся. Парню не нужно было даже заправлять постель: ночью он не потрудился раздеться (и разуться!) и забраться под одеяло. Ирука попытался встать с кровати, но только рухнул на пол рядом. Голова разрывалась от боли, что странно: не так уж много он пил вчера. «Похмелье от слёз – это что-то новое», – подумал он и слабо посмеялся над абсурдностью происходящего, а затем ощутил острое желание опять расплакаться. Ему разбили сердце, унизили и растоптали. Выставили на посмешище. Да кем Какаши его считал вообще? Грёбаной шуткой? Почему он обошёлся с Ирукой с таким откровенным неуважением? В груди саднило. Ируке очень хотелось поверить, что Какаши – всего лишь беспринципный негодяй, коих немало, так успокоить себя и двигаться дальше, но это просто не укладывалось в голове. Время, проведённое вместе, их моменты, от которых дыхание перехватывало, всё ещё не казались фальшивыми… Этот… поцелуй на кухне заставил Ируку напрочь утратить связь с реальностью. Тотчас же он был потерян для этого мира. Спроси его тогда, и он не назвал бы и собственного имени. Да, возможно, он действительно проникся к Какаши слишком быстро. Но поражала его даже не скорость появления чувств, а их глубина. Вот только всё это, получается, пустое. Потому что Какаши встречается с Обито. И чего он тогда добивался? Хотел присмотреться к Ируке, попридержать его на расстоянии вытянутой руки, чтобы выяснить, станет ли он достойной заменой? Заслуживает ли он того, чтобы Какаши бросил своего парня? Или, может, Хатаке просто искал новую задницу, чтобы потрахивать на стороне, а возникшая между ними химия лишь стала приятным бонусом? «… эти отношения, и… Обито… Всё очень непросто», – слова Какаши не выходили из головы. Непросто… А в чем, собственно, сложность? В том, что его парень конченый мудак, который при первой же встрече надымил Ируке в лицо и заставил рассвирепеть, когда оскорбил Какаши? Да Ирука возненавидел его ещё до того, как он открыл рот. На него снова нахлынула ярость: до чего же неловко было осознавать, что он встретил Обито всего через несколько часов после того, как Какаши поцеловал его. После того, как Ирука уже успел погрязнуть в разрастающихся чувствах. А перед ним, лицом к лицу, оказывается, стоял парень Какаши. Человек, который с лёгкостью мог… которому было позволено… у которого была грёбаная привилегия… Острая боль пронзила его сердце. «Чёрт побери!» – выругался про себя Ирука. Слезы снова защипали глаза, и он чувствовал себя абсолютно жалким оттого, что каким-то образом всё ещё жаждал прикосновения Какаши. Где-то глубоко внутри парень знал: с кем бы он ни пытался строить отношения в дальнейшем, всё это будет лишь жалкой тенью того, что ему так и не удалось в полной мере заполучить. Вот так просто, Какаши разрушил всё. После душа Ируке стало чуть лучше, но за завтраком состояние снова откатилось до отвратительного. Он смотрел на почти нетронутый омлет с рисом, и чувствовал, как к горлу подступает тошнота. Рвотный рефлекс едва не срабатывал каждый раз, как парень мысленно возвращался к прошлой ночи, но он всё никак не мог перестать думать. Ко всему прочему, его кухня, его личный уголок для снятия стресса, превратилась в триггер в четырёх стенах. Приготовление пищи обычно расслабляло не хуже медитации, а теперь стоять у той самой столешницы, где Какаши целовал его, было сущей пыткой. Начались Рождественские каникулы, но Ирука не планировал ехать к родителям раньше, чем через три дня. Присматривая себе билеты на «Амтрак» пару недель назад, он решил немного отложить свой отъезд на случай, если Какаши тоже решит задержаться в студенческом городке. Ирука не знал, что он планирует делать в каникулы, отмечает ли его семья праздники, да и что за семья у него вообще – тоже понятия не имел, но всё равно не забывал о нём, надеясь пересечься хотя бы разок. И сейчас чувствовал себя из-за этого полнейшим идиотом. Ирука безжалостно соскрёб свой завтрак в мусорное ведро и бросил тарелку в раковину. Что ж. Больше у него не было ни единой причины торчать здесь. Куренай вернётся поздно вечером и сразу поедет к Асуме. К её приходу домой Ируке стоило бы уже убраться отсюда, если он не хотел проговаривать и снова переживать всё, что случилось за время её отсутствия. Он взял телефон и набрал номер станции, чтобы узнать, есть ли свободные места в поезде на ближайшее время. Когда билет уже был куплен, а все вещи упакованы, телефон Умино зазвонил. Какаши. Сердце Ируки предательски сжалось, но он нашёл в себе силы отправить звонок в голосовую почту и двинулся на выход.***
Какаши застрял перед железнодорожными путями. Мигающий красный сигнал светофора вкупе с пронзительным звоном угрожали возобновить головную боль. Парень прижался лбом к рулю, прикрыл глаза на несколько мгновений и открыл их снова, чтобы набрать номер Ируки ещё раз. Он поставил звонок на громкую связь, чтобы не поднимать головы, положил телефон себе на бедро, и принялся слушать гудки и отсчитывать секунды вызова на дисплее. Голос Ируки заполнил салон автомобиля: «Hola! Вы позвонили Ируке. Оставьте сообщение, и я обязательно перезвоню. Gracias!» Би-и-ип. «Сомневаюсь», – подумал Какаши, отменяя вызов. Да он и не ждал, что Ирука станет отвечать на его звонки. Он устало вздохнул, отлип от руля и упёрся в него подбородком. Через затемнённые окна поезда можно было разглядеть, как люди гуськом передвигаются по салону и рассаживаются по местам. Этот маршрут пролегал через несколько остановочных пунктов Иллинойса, с конечной остановкой в Чикаго через три часа. Большинство пассажиров – студенты, путешествующие домой на каникулы. К своим семьям. Когда-то и Какаши был одним из них. Боль схватила его сердце своей жестокой рукой и с силой сжала. Это будет первое Рождество без его отца. Он едва успел свыкнуться с мыслью о Рождестве без матери – её уже три года, как не было на этом свете. А теперь ещё и отец… Он ничего не планировал на праздники. Когда Сакумо не стало, право собственности на дом Хатаке перешло к Какаши, но он не собирался ехать туда. Пожалуй, парень ещё не был готов – само место теперь напоминало кладбище. Если бы Какаши мог, то притворился бы, что Рождества не существует, просто вычеркнул из календаря. Именно так бы он и поступил, если бы не сестра. Он должен был поддержать Рин и провести праздники с ней. Ему этого хотелось. Какаши подавил ещё один вздох. Поезд начал движение, и шлагбаум поднялся, открывая ему путь.***
Ирука откинулся на спинку сиденья, стараясь расслабиться и настроить себя на трёхчасовую поездку. Обычно в дороге он любил смотреть фильмы на ноутбуке или читать книги, но сейчас ему недоставало концентрации на подобное. Вместо этого он заткнул уши наушниками с музыкой и уставился в окно. Снег подоспел как раз к Рождеству, пусть его и было совсем немного – лишь тонкий слой пудры растянутый по поверхности земли. Устоялся и мороз. От холода напрягалось всё тело: плечи сами горбились, позвоночник почти болел от дрожи, голова клонилась к земле – нужно было прятать нос под шарф, руки не спасали и перчатки, приходилось сжимать их в кулаки и прятать максимально глубоко в карманы, туда, где… Где прямо сейчас вибрировал телефон Ируки. Он вытащил устройство только чтобы снова увидеть имя Какаши на дисплее. «Значит теперь, когда я не хочу с ним разговаривать, он будет названивать?» – Ирука раздражённо фыркнул и нажал кнопку отмены. Не прошло и двух секунд, как Какаши звонил снова. «Серьёзно?» Ирука отменил вызов ещё быстрее. Стоило признать: настойчивость Какаши его удивила и почти заставила взять трубку. Но сердце всё ещё было разбито. Он всё еще чувствовал себя униженным. Всё еще злился. Тогда текстовое сообщение всплыло на экране. >> Впусти меня. «Que? / (Чего?)» – в недоумении подумал Ирука. Это что, какая-то глубоко философская херня? Впустить его во что? Куда? За свои личные границы? Да хрена лысого. Он уже и так подпустил Какаши слишком близко. Да и вообще с самого начала не очерчивал никаких границ, и вот что из этого получилось. Пока он с сомнением смотрел на сообщение, поступило ещё одно: >> Я у твоей двери. Ох, вот оно что.***
Какаши стучал в дверь в третий раз. – Ирука, – позвал он, остановив кулак у деревянной поверхности. – Пожалуйста! Мобильный зажужжал в руке. Открывая сообщение, он мог поклясться, что слышит биение своего сердца: >> Я не дома. Что ж. Ладно: >> Я подожду здесь, пока ты не вернёшься. В груди Какаши свернулся тревожный клубок. >> Не надо. Не хочу отскребать тебя от коврика через две недели. Какаши так и поник: его тело словно сдулось от осознания очевидного. Ирука уехал. Конечно же. Почему это не пришло ему в голову? Большинство студентов уезжает домой на каникулы. Это абсолютно нормально. Но, чёрт побери, две недели? Этого более чем достаточно, чтобы Ирука нахрен забыл о Какаши и двигался дальше, особенно учитывая картинку, которая, должно быть, сложилась в его голове после их последней встречи. Какаши набрал его снова, и вызов снова был сброшен. >> «Возьми трубку», – отправил он. >> Нет. Прекрати мне звонить. Какаши занёс руку, чтобы со всей силы вдарить по двери, но вовремя остановился, сжал кулак над головой и медленно опустил. Зачем он вообще сюда пришёл? Ведь это так на него не похоже. В любой другой ситуации он и не подумал бы утруждать себя и прикладывать такие усилия к… К чему? Что он делал и в чём вообще смысл, если всё, что он получил в итоге – это символично закрытая перед его носом дверь? Он надеялся, что Ирука хотя бы даст ему шанс объясниться. Верил, что между ними есть какая-то… связь. Нечто особенное. Уникальное. «Особенное», – Какаши едва не закатил глаза, так наивно и сентиментально это прозвучало в его голове. Однако если задуматься, всё вставало на свои места. Когда вообще жизнь награждала его чем-то хорошим? Она всегда держала его в ежовых руковицах, и… честно говоря, Какаши привык. Просто принял это как данность. И короткое, едва осязаемое прикосновение к чему-то столь светлому и чистому как Ирука, было не более чем больной издёвкой судьбы. Ладно. К чёрту тогда это всё. Он пытался.