***
Бар, который они выбрали, обслуживал народ постарше, но для беседы место подходило идеально. Старики играли в домино за круглыми деревянными столиками в окружении искусственных пальм, стволы которых окутали желтые огоньки. Каждый дюйм стен заведения был обклеен фотографиями известных исполнителей сальсы и бачаты, а также старинными афишами их концертов. Над зеркалом у барной стойки с сотнями бутылок с алкоголем развевался огромный флаг Пуэрто-Рико, из динамиков музыкального автомата под аккомпанемент труб и конга пел Тито Пуэнте. – Ты вроде собирался рассказать, что там у тебя стряслось. Не думаю, что дело в загрузе по учёбе, что бы ты ни говорил, – сказал Омои, делая глоток medalla. – Tú mamá no cree eso tampoco / (Твоя мама тоже в это не верит). – Да не то чтобы собирался… – поморщился Ирука, при этом понимая, что всё равно расскажет. Зачем-то же они пришли в бар. – Mi mamá te pidio que me interrogaras? / (А что, мама просила допросить меня?) – Claro que si / (Конечно), – рассмеялся Омои. – Но я не поэтому спрашиваю. Что-то мне подсказывает… Tío tuvo razón, menos en el sexo de la persona / (Дядюшка был прав, так ведь? Ну, кроме того, что дело в девчонке). Опять разбил чьё-то сердце, primo / (кузен)? – он легонько толкнул плечо Ируки своим. – Ши, вон, до сих пор о тебе спрашивает. Странно, что до сих пор не телепортировался сюда. Ей-богу, иногда мне кажется, что у него шестое чувство срабатывает, когда ты приезжаешь. Ирука поморщился и придвинул к себе modelo, только что открытое барменом. Они с Ши провстречались полгода, пока Ирука не понял, что эти отношения ни к чему не ведут. Ши, кажется, считал иначе. – Тут скорее всё наоборот. Это мне разбили сердце, – тихо сказал Ирука, уставившись на горлышко бутылки. Омои округлил глаза в изумлении: – Que pas ó? / (Что случилось?) Ирука со вздохом откинулся на спинку стула. Он закинул лодыжку на бедро, так, что колено теперь упиралось в барную стойку. – Мы с моим Клубом Зоологии проводили семинар, и туда пришёл один парень… В общем, он мне сразу понравился. И дело даже не во внешности, хотя, признаться, он просто… необыкновенно красив. Меня зацепила его манера общения. Точнее сказать, полное отсутствие манер, – Ирука грустно хмыкнул, вспоминая их с Какаши первую встречу. – После этого мы виделись несколько раз, я чувствовал, что симпатия взаимна. Он флиртовал, но как-то осторожно. Я не понимал, почему так, и решил не торопиться. Думал, может, он хочет, чтобы мы просто общались как друзья, но потом… Он поцеловал меня, и это было… – парень отвёл взгляд, боясь опошлить, обесценить свои чувства и воспоминания, облачив их в слова. – Что, прям так круто? Ирука слабо улыбнулся и немного помолчал, ковыряя намокшую от конденсата этикетку на бутылке. Его горло начинало неумолимо сжиматься… – В общем, как оказалось – у него есть парень. – Hijo de puta!/ (Сукин сын!) – Омои рассержено стукнул бутылкой по стойке. Возможно, в пересказе Ируки вся история звучала пустяковой и незначительной. Может, так оно и есть. Может, он принимает всё слишком близко к сердцу. Ну, в самом деле, не так уж много времени они с Какаши провели вместе. Они едва знали друг друга, а Ирука умудрился привязаться, как никогда и ни к кому прежде… – Ты так спокойно говоришь об этом… Я тебя не узнаю. – Поверь, я был в ярости, – вспоминая себя ещё неделю назад, Ирука покачал головой. – Но сам факт, что ты не проклинаешь сейчас этого pendejo / (негодяя)… – Омои посмотрел на него с сочувствием. – Мне правда жаль, Ирука, – сказал он, проведя рукой по плечу кузена, остановив ладонь на шее и легонько сжав, – Всё так серьёзно, да? В глазах Ируки предательски защипало. – После того, как я узнал правду, он пытался мне звонить. Хотел «объяснить» что-то. Но я… Да блядь, ну чего тут ещё объяснять-то? – он выпрямился и опустил обе ноги на пол, гнев снова начинал показывать своё лицо. – По-моему и так всё ясно! No quiero escucharlo, / (Не хочу ничего слышать), – отрезал Ирука, чувствуя, как учащается дыхание и ускоряется сердцебиение. – Я встречал этого его парня однажды, ещё до того, как узнал, что они вместе. И знаешь что? Даже несмотря на то, что он – просто мудила, я не хочу стать причиной измены, tu sabes?/ (понимаешь?) Потому что… блядь. Об этом Ирука подумал впервые. Можно было смело пополнять копилку дерьма, прочно засевшего в голове. Парень опёрся локтями о барную стойку и провёл пальцами по волосам, остановив их у основания черепа. Он уставился на тёмную древесную поверхность в нескольких дюймах от собственного носа. – Ты ни в чём не виноват, Ирука. Ирука мрачно посмеялся. – Всё было очевидно, Омои, – признал он, подняв голову. – Сейчас, оборачиваясь назад, я понимаю, что просто не хотел этого замечать. Ведь я даже подумать не мог, что… – Конечно, не мог. Потому что ты, Ирука, порядочный, мать твою, человек, и никогда не смог бы изменять. Так что тебе и в голову не пришло, что кто-то другой сможет. Особенно кто-то, к кому ты неравнодушен. Тебя ведь никогда не привлекали потаскуны, – безапелляционно заявил кузен. Ирука знал: Омои прав. Но от чувства вины его слова не избавляли. – Более того, уж я-то знаю: ты не стал бы так переживать, не имей ты к нему серьёзных намерений. Случайные перепихоны в прошлом, – Омои многозначительно подвигал бровями. – Здесь всё по-другому. Tuviste paciencia con él / (Ты был терпелив с ним), – он посмеялся, сам не веря в то, что говорит. – Ты! Мистер «Я-получу-всё-что-хочу-и-ничто-меня-не-остановит»! – Я уже даже и не знаю… Кажется, я в принципе плохо разбираюсь в собственных чувствах. Shi por ejemplo / (Ши тому печальный пример). – С ним – другое. Тогда ты просто хотел попробовать себя в отношениях, – Омои схватил леденец из стеклянного стакана на стойке, развернул и засунул за щёку. – К несчастью для Ши. И с этим тоже нельзя было поспорить. – Вообще, я всегда думал, что ты сойдёшься с этим… бля, ну, как там его? El mexicano / (мексиканец). – Котецу, – раздражённо подсказал Ирука, снова откидываясь на спинку стула. – В упор не пойму, с чего все это взяли. – С того, что ты приезжал с ним домой однажды. – Anda pa’ carajo / (Да иди ты к чёрту). Ему просто некуда было поехать на весенних каникулах – вся семья в Мексике, а билеты туда дорогущие. – Ага, – скептически протянул Омои, стуча леденцом о зубы. – Это он тебе так сказал. А сам только и знай, что весь день тебе в рот заглядывал. Я не шучу! Каруи подтвердит. Да и разве не так начинаются лучшие истории любви? Друзья становятся возлюбленными… – мечтательно протянул он. – Ой, ты-то что в этом понимаешь? Волочишься за каждой девчонкой, имевшей несчастье просто подышать рядом с тобой! – Ну, что тут сказать? Нелегко жить в мире, где так много красивых женщин, – задумчиво заметил он, переводя взгляд на небольшой танцпол. Ирука повернулся туда же. Среди танцующих парочек возрастом примерно как его родители выделялась молодая женщина в красном: её движения отточены и элегантны. Ирука обожал танцевать. И был в этом хорош. Он почти поддался искушению подняться с места и пригласить эту девушку. На долю секунды парень задумался, а умеет ли Какаши танцевать. Эта мысль сначала насмешила его, а затем снова расстроила и почти заставила плакать. Ирука почувствовал, как взгляд Омои вернулся к нему. – Может, позволишь этому парню… А как его хоть зовут-то, кстати? Ну неужели у Ируки действительно всё на лице написано? – … Какаши, – вымучено произнёс он. От одного лишь имени сердце сжималось. – Может, позволишь всё-таки Какаши объясниться? Выслушаешь его? – он выставил перед собой ладони под жестким предостерегающим взглядом Ируки. – Yo sé, yo sé / (Да знаю, знаю), ты пиздец какой упёртый, – посмеялся кузен. – Но что если он – твоя родственная душа? Единственная истинная любовь? Никогда ведь не знаешь. Так что не списывай его так просто со счетов. Pero… Будь осторожен, его парень наверняка возжелает мести, и тогда вам придётся бежать из страны с поддельными паспортами, вести тайную жизнь, усыновить кучу детей-иностранцев и воспитать из них элитных ниндзя, которые будут защищать ваше поместье от банды беглых преступников во главе с бывшим Какаши… – Что за… – Ирука решил не продолжать. Ничего удивительного – воображение Омои всегда было… диковинным. – Слушай, эти твои дурацкие «предсказания» и «приметы» совсем не утешают. Есть вообще хоть кто-нибудь, кому от них стало легче? – Вот вы все смеетесь, а однажды я буду прав… И тогда вы увидите… Да, я вам всем покажу! – Ага, так же прав как в тот раз, когда ты думал, что колесо обозрения на Военно-морском пирсе заклинило из-за того, что Каруи выплюнула из кабинки жвачку. Или что «Кабс» проиграли Мировую Серию, потому что Даруи налил себе кетчупа в хот-дог, пока мы смотрели игру. – Oye, все знают, что истинные Чикагцы едят их только с горчицей, – возмутился Омои, вытащив изо рта леденец и направив его на Ируку. – Он осквернил Чикагский дух, и, вот тебе – случился эффект домино! Всё же понятно. Ирука закатил глаза. – Но вернёмся к нашей теме, – хмыкнул кузен. – Я лишь пытаюсь сказать: что если ты, правда, чего-то ещё не знаешь? Стоило бы попытаться выяснить. Ирука потёр шрам на носу. Может, и так. Он бы точно не удивился. Умино допил пиво, оставил немного наличных бармену и они оба встали, чтобы уйти. Пусть Какаши только позвонит. Тогда Ирука ответит, и они непременно расставят все точки над «i». Но прошло две недели, а Какаши так и не позвонил. Прося прекратить набирать его номер, Ирука не думал, что Хатаке воспримет это так серьёзно. Он надеялся, что тот просто оставит его в покое на несколько дней, позволит остынуть. Теперь же парень был разочарован (да даже возмущён!) тем, что Какаши не попытается снова, особенно учитывая, как настойчив он был, когда Ирука уезжал. Видимо, не стоит он того, чтобы Какаши да прилагал какие-то усилия... Вот тебе, Омои, и предсказания.Часть 8
25 февраля 2022 г. в 18:34
Ирука никогда не умел скрывать эмоции. Каждый словно считал своим долгом сообщить парню о том, что он излишне чувствителен, что его слишком легко прочитать. Хорошо, пусть так, но неужели это означало, что люди могут видеть его насквозь?
Он целую неделю, как мог, абстрагировался от всеобщего беспокойства: мама деликатно, но встревоженно стучала в дверь его комнаты, и, стоило только выбраться наружу, как приходилось отбиваться от её вопросов и напряжённых взглядов остальных членов семьи за общим столом.
– Estoy bien / (Всё нормально), – устало и раздражённо объяснялся он. – De verdad / (Честно). Я просто нервничаю перед новым семестром. Меня взяли на стажировку, а значит, до отъезда придётся освоить программу семестра в два раза быстрее. Я уже обсудил индивидуальный план с преподавателями.
– Mira! / (Ты только посмотри на него!) – восхищённо воскликнула его кузина.
– Felicidades! / (Поздравляем!) – подхватили остальные.
Мама Ируки так и просияла от гордости за новое достижение сына. Буквально на днях ему перезвонили из Центра Изучения и Охраны Морских Млекопитающих, где он проходил интервью, и теперь нужно было утрясти все связанные со стажировкой вопросы в университете. Ирука висел на телефоне с учебным департаментом почти круглые сутки. Возни и переживаний с этим было предостаточно, и, если отбросить проблему с Какаши, то он, можно сказать, и не соврал даже.
– No, muchacho / (Нет, парень). Ты выглядишь нездоровым. Знаешь, как такая болезнь называется? Любовная лихорадка, – дядюшка Ируки так расхохотался, что его пивной живот подпрыгивал на каждом смешке. – Я и сам страдал от такой, когда был помоложе и гонялся за красотками.
Ирука вздохнул. Кажется, так просто с крючка ему не соскочить…
Любовная лихорадка, значит. Да. Наверное, примерно так он себя и чувствовал. Больным.
Омои, сидящий за столом напротив, заметил растерянность Ируки и закатил глаза:
– Неудивительно, что тебя выперли из колледжа, Tio / (Дядя), – усмехнулся он. – Так много бухать и гоняться за юбками. Наш Ирука умнее и не станет тратить время на такие глупости.
Ирука послал Омои благодарную улыбку. Он пока не раскрывал своей сексуальной ориентации всей родне, не считал необходимым. Рассказал только своим родителям и тем родственникам, с кем был ближе всего (Омои, например). Семья была настолько огромной, что некоторые её члены порой казались посторонними.
И, да, Ирука порядком устал от вопросов и шуток о девушках. Приходилось бесконечно увиливать и менять тему, пока никто ничего не заподозрил. В общем, как же хорошо, что с большинством родственников он встречался только раз в году.
Тётушка Ируки пощёлкала языком, обращаясь к его матери:
– Pero, Елена. Даже не побываешь на церемонии вручения диплома? Que pena / (Какая досада).
– Я уже позвонила в университет и заказала мантию с шапочкой. У нас будет выпускное фото, не важно, на сцене мой ребёнок получит диплом или нет!
– En serio? / (Ты серьёзно?) – Ирука повернулся к матери. Он слышал об этом впервые.
– Sí, por qué no?! / (Да, а почему нет?!) Мы столько средств вложили, конечно, я хочу свою фотографию!
Ирука залился краской. Он всегда откладывал деньги и сам оплатил часть суммы за обучение, но родители, всё же, здорово ему помогали. Конечно, мама не намеревалась задеть его, она лишь говорила правду, но Ирука всё равно чувствовал себя виноватым. Тема денег до сих пор приносила дискомфорт, наверное, потому что он рос в семье с не слишком высоким достатком.
– Oye, Ирука. Потерпи для мамы, ладно? – тихо попросил отец, погладив его по голове.
– Конечно, – он улыбнулся и вновь опустил глаза, подцепляя вилкой кусочек десерта. Думать о выпускном – значит, думать об университете. А думать об университете – равно думать о Какаши, то, от чего он сумел отвлечься на целых две минуты. И вот опять.
Парень перевёл взгляд на Омои, и тот поморщил нос в немом вопросе. Ирука незаметно махнул подбородком в сторону двери, и они оба поднялись из-за стола.
– Que pasa? / (Что-то не так?) – спросил кузен, едва они отошли на достаточное от родственников расстояние.
– Может, свалим отсюда ненадолго?
– Dale / (Погнали).
И как бы они не шифровались, их заметили, стоило только зашуршать верхней одеждой.
– ‘ey, вы двое! Dónde van? / (Куда собрались?)
– Каруи вечно сунет свой нос, куда не надо, – проворчал Омои. – Мне только исполнилось двадцать один, – громче, чтобы все услышали, продолжил он, – хочу использовать свои документы по назначению и купить Ируке пива! – с этими словами он вытолкнул кузена за дверь, избавляя их от дальнейших вопросов.