I’ll Fall, If You Do

      Какаши повернул ручку и открыл красную дверь, даже не удосужившись постучать. Ему не пришлось далеко ходить, чтобы найти Обито – тот развалился на диване и лениво потягивал сигарету, откинув голову назад, на спинку.       – Посмотрите-ка, что за бродячий кошак сюда забрёл, – хмыкнул Учиха, едва завидев гостя. – Кстати, всегда хотел завести кошку. Эти пушистые засранцы…       Он издал хриплый смех, следом перешедший в кашель.       – Может, и стоило бы. Они как раз подходят тебе по характеру, – отметил Какаши, присаживаясь рядом.       – Сказал собачник. Даже не знаю, оскорбиться с твоих слов или нет.       Обито направил пульт на телевизор, и, убавив громкость, оставил «Криминальное чтиво» лишь тихим фоном. Его глаза не упустили расстояние, которое Какаши оставил между ними на диване, но он решил это не комментировать.       – Надеюсь, ты притащил смазку, потому что свою я уже всю извёл. Твой затянувшийся обет воздержания меня доканал, я тут весь издрочился как прыщавый подросток.       Какаши тяжело вздохнул. Ему никогда не нравилась грубая похабщина, коей изобиловала речь Обито. Ладно бы это были редкие и уместные непристойные словечки, но в них никогда не было скрытого флирта. Учиха только ожидал, он требовал.       – Я не за этим пришёл.       Обито разочарованно застонал и подтянулся на диване, чтобы потушить сигарету в пустой кружке.       – Ладно, – согласился он, придвигаясь ближе. – Давай тогда пососёмся. Или, хочешь, в рот возьму? У меня тут сегодня аукцион невиданной щедрости… И, кажется, отчаяния. Но ты забудь, что я об этом сказал.       Обито обхватил и сжал бедро Какаши пальцами, а тот только отдёрнул ногу в сторону в очевидной попытке избавиться от прикосновения.       – И не за этим тоже, – Хатаке особо не планировал разговор, но точно знал, что в нём будет стоять жирная точка, когда он вернётся домой.       – Ну-у… хорошо, – отстранившись, протянул Обито. – Что тогда тебе нужно? Знаешь, устал я уже от твоего игнора. Я пытался не лезть в твоё личное пространство, и всё такое, но… блять.       – Мне нужно поговорить с тобой.       Обито нахмурил брови и скрестил руки на груди.       – Наши отношения когда-то включали в себя разговоры?       Отношения.       Блять. Ирука был прав…       – А я ведь хотел всё исправить, помнишь? – ткнул ему Обито. – Но тебе было неинтересно, и вообще, ты выставил меня за дверь, когда я это предложил. И, честно говоря, это было пиздец как грубо.       Конечно, Хатаке помнил канун Рождества, фильмы с Рин и Тензо, и то, как заметил, что Обито пялится на его сестру. Воспоминания снова заставили его руки дергаться от гнева.       – И мне всё ещё это неинтересно, – процедил он. Его голос звучал ровно и спокойно, несмотря на кроющийся в словах яд.       – Ну, тогда какого хуя тебе надо, Какаши? Давай уже, блять, выкладывай.       Хорошо. Сейчас он всё выложит.       – Я больше этого не хочу.       Обито посмотрел на него с неприкрытым раздражением:       – Эм, а можно как-то поконкретнее?       – Я о нас, – продолжил Какаши на выдохе. – Не знаю… не знаю как назвать то, что между нами, но в любом случае – я больше этого не хочу.       Учиха сузил глаза, и Какаши почти мог слышать звук кручения шестерёнок в его голове, пока они, наконец, не встали на свои места:       – Ты хочешь порвать со мной?       – Да.       Его ответ прозвучал ясно, правильно, и отчего-то так приятно.       Несколько секунд Обито просто безучастно смотрел на него, а затем расхохотался, лишая Какаши его недолгой эйфории. Хатаке так надеялся, что всё пройдёт быстро и безболезненно, но какой-то частью рассудка понимал – будет непросто.       – Ага, ладно, – бросил Обито, поднимаясь на ноги, чтобы выйти из комнаты.       – Я серьёзно, – сказал Какаши, когда Учиха вернулся и рухнул обратно на диван.       – Ну конечно, – в издевательском тоне согласился брюнет. – Как и все те сто пятьсот прошлых раз. После которых ты через неделю врывался обратно в мою койку и драл меня так, что я аж ходить не мог. Не то чтобы я жаловался… Блять, да я за это сейчас почти что угодно бы отдал.       Обито постучал пальцем по маленькому пакетику, который принёс из своей комнаты и вывалил его содержимое на кофейный столик.       – Обито, – голос Какаши звучал глубоко и очень серьёзно. – Посмотри на меня.       Учиха повернул голову и уставился на него своими уставшими, налитыми кровью глазами.       – Всё кончено, – вложив в слова всю силу убеждения, на которую был способен, сказал Какаши.       На этот раз Хатаке мог сказать наверняка – до Обито дошло.       – Почему?..       – Думаю, не стоит объяснять, мы оба знаем, что…       – Тебе стало скучно со мной в постели? Мы можем попробовать что-нибудь новое. Я готов на любое извращенское дерьмо…       – Дело не в этом.       – Ты… В порядке вообще? Ну, я, конечно, понимаю – ты вечно в депрессии, но…       – Я в порядке.       Взгляд Обито наполнился скептицизмом.       – Да уж не надо, ты у нас просто образец подражания для тех, кто не хочет быть в порядке.       – Дело не в этом, Обито.       Какаши начинал выходить из себя, и его собеседник, кажется, тоже.       – Ну, тогда в чём?! – Обито вскинул руки в воздух и оглянулся вокруг, словно ища подсказку. Его глаза остановились на маленькой горке белого порошка на столе. – В наркоте? Я брошу. Да, думаю, я смогу. Больше никакой носокрови, – Обито посмеялся, на лице показалась такая редкая, несмелая улыбка. – Всё равно ведь надо завязывать. Обоняние уже ни к чёрту, да и паранойя замучила.       «И необоснованная агрессия. И бессонница», – мысленно добавил Какаши.       – Да, с наркотиками тебе нужно прекращать. Но не только ради меня. И это не заставит меня передумать.       Обито со свистом выдохнул через зубы и достал из кошелька карточку-пропуск в университет, чтобы, мигом перечёркивая всё ранее сказанное, распределить кокаин в дорожку. Он сгорбился над столом, и собрался было уже вдохнуть порошок, как вдруг выпрямился и медленно поднял глаза на Какаши.       –… у тебя кто-то появился? – прорычал Учиха.       Какаши замешкался на самую мельчайшую долю секунды.       – Нет, – соврал он.       Обито резко подскочил с места. Его голени врезались в столик и тот со скрипом отъехал.       – Ты колебался, – выкрикнул он, ткнув указательным пальцем в сторону Какаши. – Кто, блять, это?..       – Не важно, появился ли кто-то у меня, – сказал Какаши, стараясь исправить ошибку и при этом сохранить спокойствие. – Я бы порвал с тобой в любом случае.       – Значит, ты это признаешь. У тебя кто-то появился. Я, сука, отвечаю – так и есть, – Обито отвернулся к окну и замолчал.       Хатаке решил не пытаться обманывать его дальше, в конце концов, Учиха был прожжённым лжецом и чуял таких же за версту.       – Это всё полная херня, – повернувшись обратно к Какаши, резко выдал Обито. – У нас ведь у обоих с тобой дыры на месте сердец, Какаши. Этим мы связаны. Никто не сможет заполнить эту пустоту, так ведь? Для таких как мы уже слишком поздно…       Обито, как и Какаши, рано потерял родителей. Его отец был психически нездоров и ушёл из семьи, когда Обито было восемь. Мать подсела на героин и покончила с собой через два месяца после того, как Обито поступил в университет. Он винил себя в том, что оставил её одну точно так же, как Какаши в ситуации с Сакумо.       Да, они были связаны на уровне, неведомом никому другому.       Только вот вместо того, чтобы использовать схожий опыт во благо и справляться вместе, они только способствовали проблемному поведению друг друга.       Сыпали соль на свои же раны.       И это, казалось, помогало. До тех пор, пока не перестало помогать.       Было ли для Какаши слишком поздно? Он чертовски надеялся, что нет.       Хатаке ещё не решил, насколько твёрдо верит в карму, но Ирука научил его тому, что вопреки любым представлениям, которых только можно придерживаться, не обязательно обрекать себя на страдания. Тому, что Какаши сам властен всё изменить, и для этого ему нужно только лишь желание.       С того дня и того разговора о жизни – прошлой и настоящей, сердце и душа Какаши перевернулись. Ирука просто перезапустил их, как песочные часы. И пусть струйка песка была совсем тоненькой, но медленно, со временем, пустота за стеклом обязательно заполнится.       Ирука смог внушить ему и то, что никто не в силах закрыть дыру в его сердце. Сперва Какаши должен простить себя за всё, что случилось не по его воле. И пусть к этому ему только предстояло прийти, он знал, что здесь Ирука прав. Как, собственно, и во многом другом…       – Да, я правда думал, что для меня уже слишком поздно, – согласился Хатаке. – Но больше я так не считаю.       – Значит, ты просто ёбаный идиот. Я-то думал, что у тебя мозгов побольше. Жизнь жестока и несправедлива, мы с тобой в этом убедились. Или что, может, ты у нас влюбился? – съёрничал Обито.       Вопрос сбил Какаши с толку, хотя, на самом деле, не должен был.       Влюблён ли он в Ируку? Это – то, что он чувствует? Хатаке никогда не задумывался об этом глубоко, главным образом потому, что боялся столкнуться с правдой. А она лежала на поверхности.       Вероятно, вся рефлексия отразилась у Какаши на лице, потому что Обито шатко двинулся назад, с его уст сорвался шокированный и обиженный возглас.       – А что если… – он тяжело сглотнул, – что если я скажу, что влюблён в тебя?       Какаши вскинул голову и нахмурился.       – Это смешно.       – Разве? – уперев руки в бока, спросил Обито. – И почему? Мы встречались почти год и были только друг с другом. Стал бы какой-нибудь случайный ёбырь ждать тебя и терпеть, целый месяц не трахаться? – он не ждал ответа Какаши – это был риторический вопрос. – Нет, блять. Не стал бы.       Он поднял руки и скрестил их на груди в защитном жесте.       – Какаши, я… Не заставляй меня говорить это снова.       Всё складывалось совсем не так, как Хатаке себе представлял. Чего он уж точно не ожидал, так это того, что Обито скажет такое. Да, они действительно через многое прошли вместе, бок о бок пережили свои худшие времена и видели друг друга в самых страшных ипостасях, но Какаши знал – это не любовь. Ни в коем случае не любовь.       Если это – любовь, то он ничего не хотел о ней слышать.       – Слушай, Обито, – осторожно начал Хатаке, стараясь хоть как-то выйти с ним на одну волну. – Ты… Ты был рядом со мной в самые тяжёлые времена моей жизни, и за это я всегда буду благодарен. Но больше так продолжать нельзя. Это уже нездорово. Да и не было никогда…       – Кто тебе это сказал? – возразил Учиха. – Дейдара? Ёбаный педрила, вечно втирал мне то же самое… Но кто в праве решать как нам справляться с нашими травмами, Какаши?! Я думал, что тебя устраивает, как мы… блять, да ты сам всегда хотел жёстко! Мы оба хотели! Не надо сейчас ни с хуя строить из себя жертву! – выплюнул он.       Обито замер, весь зажатый и напряжённый. После пары глубоких вдохов, он немного расслабился.       – Не обязательно же продолжать так же, типа… Ну, может, мы… – его глаза снова забегали по комнате, иногда останавиливаясь и вглядываясь во-что нибудь, что угодно, кроме Какаши. – Я мог бы быть твоим парнем. По-настоящему. Быть… нежнее, внимательнее. Если это тебе нужно. Если ты этого хочешь. Я… я не знаю как это делать, но могу попытаться.       Обито смущённо потоптался с ноги на ногу, и… Блять, Какаши правда не думал, что Учиха захочет бороться за него.       Хатаке покачал головой.       – Нет, я этого не хочу.       – Не хочешь вообще, – медленно произнёс Обито, – … или не хочешь именно со мной?       Ну, вот и всё. У Какаши больше не было выбора. Он должен был изложить свои намерения чётко и ясно, не оставляя между ними непонимания – этому Хатаке тоже научился у Ируки.       – Я не хочу этого с тобой, – честно признался он.       – Блять! – выругался Обито. – Значит, ты правда кого-то себе нашёл! Кто это?!       – Ты его не знаешь, – сказал Какаши, подавшись вперёд и уперевшись локтями в колени.       – Как будто бы мне не похуй. Кто он?       – Я не собираюсь ничего тебе говорить, Обито, – начиная ощущать дискомфорт от того, что смотрит на Учиху снизу вверх, Какаши встал с дивана. В воздухе завитал отчётливый дух враждебности.       – Сука, иди ты нахуй! Он хоть знает о том, как тебя мотает с перепадами настроения, а?! О твоей депрессии? О том, какой ты жалкий, когда умоляешь отпиздить тебя, потому что сам себя ненавидишь? О том, что с тобой невозможно спокойно спать рядом из-за твоих ночных кошмаров?       Какаши опустил взгляд к ногам, позволяя всем своим проблемам захлестнуть его одной большой волной. Было так странно слышать о них вот так, от другого человека.       – Сомневаюсь, – усмехнулся Учиха. – Если бы знал – съебался бы в страхе. Чёрт, если этот парень вообще нормальный, просто пощади его, иначе испортишь ему жизнь. Моя-то уже проёбана, так что похуй. Нам… нам хорошо вместе, Какаши. Мы подходим друг другу.       Ну как только у него язык поворачивался говорить, что им хорошо вместе после всего, что было сказано ранее? У Какаши это просто в голове не укладывалось.       – Кстати, ты еще, кажется, забыл, как однажды пробил дыру в моей стене и разбил себе костяшки, – добавил Обито. – Да кто будет водиться с таким нестабильным и непредсказуемым ублюдком как ты? Никто не захочет с этим мириться. Никто, кроме меня.       Хатаке охватил жгучий стыд. Он совсем не гордился этим. Да, сейчас, когда Какаши стал серьёзнее заниматься боксом, он уже лучше сдерживал гнев, но всё же. Тогда Обито вывел его до такой степени, что он просто потерял контроль над собой, и это пугало. Поиск оправданий перед Рин, когда та спросила, что случилось с его рукой, был в списке худших моментов всей его жизни. Сразу после потери родителей и автокатастрофы, в которой девушка едва не погибла.       А Обито, кажется, всерьёз вознамерился его добить…       – Да даже твой отец не захотел оставаться рядом с тобой.       Его слова сдавили лёгкие Какаши. Грудная клетка содрогнулась от боли. Он практически мог чувствовать, как трещала бы челюсть Обито под его кулаком, и сдерживался только потому, что осознавал – именно этого Учиха и добивается.       Обито провоцировал, собирая всё, что только может, и вываливая перед его лицом.       Поддайся Какаши, и Обито снова победит.       Но последнее заявление действительно ранило. И Хатаке понимал, что Обито намеренно оставил эти слова напоследок, зная, что горе о Сакумо – его самая большая слабость. Эдакий туз в рукаве, от которого, по мнению Учихи, Какаши сломается и передумает уходить.       Останется, и скажет, мол, да, ты прав. Я никому не нужный кусок дерьма. Никто и никогда меня не полюбит.       Только в этот раз такой номер с Какаши не пройдёт, и, кажется, Обито начинал это понимать.       – Ну же, Кей, – тише и мягче проговорил он, делая к Хатаке шаг. – Давай. Мы со всем разберёмся, всё переживем вместе, как и всегда. Да ведь?       То, как Обито использовал прозвище, которое дала ему Рин, вызвало у Какаши отвращение. Он привык ассоциировать это «Кей» со своей сестрой – с ностальгией о детстве, любовью, добротой. Всему этому не было место в грязном рту Учихи. И Какаши хотелось сорвать имя с его языка, чтоб ему неповадно было.       – Нет. Не будет такого больше. И именно об этом я тебе и толкую, Обито. Ты правда думаешь, что это нормально? Адекватно? – продавливал Какаши. Его терпение иссякало, в голосе ясно звучал гнев. – Если уж мы тут заговорили о родителях, то не кажется ли тебе, что ты становишься таким же нездоровым манипулятором, как твоя мать?       – Ебало завали, мудак! Что ты вообще знаешь о моей матери? – закричал Обито.       – Ничего, кроме того, что ты мне сам говорил, – пожал плечами Какаши. – Но это и не важно. Дело не в этом. С меня хватит, Обито. Я не намерен препираться с тобой дальше. Всё кончено.       Какаши уверенно направился к двери.       – С-стой, – преграждая ему путь, залепетал Учиха. – Я… Я не хотел такое говорить о твоём отце.       – Не надо тебе вообще о нём говорить, – процедил Какаши. Он закипал. Его тело сотрясалось от ярости, сердце разрывалось от боли, и он уже скрёб по сусекам душевных сил, чтобы не рухнуть под тяжестью чужих слов.       К чёрту. Ему нужно просто бежать отсюда, иначе он точно сломается и ступит на порочный круг.       – Я ухожу.       – … нет…       – И просто чтобы внести ясность: я ухожу от тебя. Между нами всё кончено.       Учиха даже не сдвинулся с места, так и стоял в дверном проёме.       – Кто он? – затребовал Обито. Глаза мерцали, источая остервенелую злобу.       – С дороги.       Обито отказывался уходить, и тогда Какаши сгрёб его за грудки и они сцепились в агрессивной борьбе, пока Хатаке не удалось, наконец, оттолкнуть его, хлопнуть дверью и быстро сбежать вниз по ступенькам, молясь, чтобы Учиха не успел ещё чего выкинуть. Какаши понимал, что если дело дойдёт до настоящей драки, то он легко одержит верх. И как бы крепко Обито не протащил его эмоционально, не хотелось навредить ему физически, если этого можно избежать.       – Я всё равно узнаю, кто эта твоя шлюха и найду его! – кричал Обито ему вслед. – Найду и разукрашу его ебало и задницу так, что у тебя на него больше даже хуй не встанет!       Какаши даже не обернулся.       Ему не о чем было беспокоиться, потому что Ирука был очень и очень далеко отсюда.

***

      Стоило Какаши перешагнуть порог собственного дома, как его повело – всё вокруг завертелось спиралью.       Его облегчение обернулось паникой.       С Обито покончено. Он… свободен.       И хотя это была действительно не первая попытка Какаши поставить точку, в этот раз он испытывал совершенно другие ощущения. Сейчас это правда конец. Но от того, что он пришёл, наконец, к тому, чего так долго хотел, легче не было.       Ему стало страшно. Мириады разрозненных мыслей заметались в голове точно стая разъярённых птиц.       Обито умел бить по больному, попадать острыми словами прямо в его слабости и так пробуждать всех внутренних демонов. Одно дело, когда Какаши сам размышлял о том, что может навредить Ируке, и совсем другое, когда кто-то говорит ему об этом прямо в лицо. Так сама вероятность казалась более реальной. Разве он не занимался только тем, что усложнял жизнь Умино, с первого дня их знакомства?       Сколько раз он уже доводил Ируку до слёз?       Он знал о депрессии Какаши и знал об их с Обито «жёстком сексе». Но понятия не имел о ночных кошмарах. О разбитых костяшках. Никогда не сталкивался с его скачками настроения, потому что Хатаке старался отдавать Ируке только свои лучшие, самые стабильные дни.       Станет ли Ирука терпеть моменты, когда он отгораживается от всего мира непробиваемой стеной? Закрывается в себе? Когда как раненая псина лает и бросается на любого, кто пытается помочь справиться с этим состоянием?       Жужжание в голове становилось всё громче.       Какаши поднялся с кровати и, желая заглушить этот шум, запустил диск, который оставил Ирука.       Сработало.       Но ненадолго.       Какаши не хотел больше быть здесь. Ни в этой квартире, ни в этом городе, ни в этом штате.       Он не хотел возвращаться на занятия, где его будет ждать пустое сиденье Ируки.       Не хотел столкнуться с Дейдарой, который наверняка висит с Ирукой на телефоне каждый день, тогда как сам Какаши за целую неделю нашёл в себе силы позвонить лишь единожды.       Не хотел смотреть в глаза Рин. На улице постепенно теплело, и шрам на её груди лишь напомнит Какаши о том, какой опасности он подверг родную сестру. Какую мучительную боль ей пришлось испытать по его вине.       Уж тем более он не хотел снова видеть Обито, а это обязательно случится, как бы Какаши ни старался его избегать. Обито знает, где он живёт. Кампус маленький. Это непредотвратимо.       Тереться каждый день рядом с Тензо, который каким-то образом видит его насквозь, Хатаке тоже не хотелось.       Может, было бы правильнее Какаши… совсем исчезнуть?       Нет, он не думал умирать, отказывался идти по дорожке своего отца, но идея просто испариться казалась такой… привлекательной. Внушала покой.       Только бы этот грёбаный шум прекратился.       Какаши схватился за голову и шлёпнулся обратно на подушку.       Что если было бы возможно отправиться туда, где ни единая душа не знает о его существовании? Где он просто сольётся с толпой огромного города, и никто даже не посмотрит в его сторону?       В голове Хатаке родилась идея. Безрассудная, глупая, но очень притягательная.       Она манила его как факир змейку.       И он отдался соблазнительному порыву.