I’ll Fall, If You Do

      Ируке обычно нужно было не более пары ночей, прежде чем он начинал высыпаться на новом месте. Так далеко он уезжал лишь однажды – к своей бабуле в Пуэрто-Рико, да и там чувствовал себя как дома.       В этот же раз адаптация давалась особенно тяжело, и парень впервые смог по-настоящему отдохнуть только спустя две недели.       Здесь в его распоряжении был целый двухэтажный дом. Своя комната – одна из трёх спален на втором этаже – неплохая, но совсем крохотная. Гораздо меньше, чем в их с Куренай квартире. Зато бонусом окна с видом на море: ну, правда, тонкую водяную полоску едва можно было разглядеть за городскими пейзажами, но когда Ирука открывал форточку, то мог поклясться, что улавливает запах соли.       Соседи оказались классными ребятами. Парень по имени Суйгецу, на несколько лет младше Ируки, волонтёрствовал в исследовательском центре и учился в местном колледже, Анко – ровесница Умино, работала в том же центре на полную ставку. Она управляла горячей линией, куда поступали звонки о недавних наблюдениях за косатками, и записывала координаты для изучающей их команды.       Девушка сперва могла показаться слишком резкой и громкой, но Ирука заметил за ней страсть к плутовству, и это сразу же пришлось ему по душе. Вместе они уже несколько раз здорово разыграли Суйгецу, это даже стало чем-то вроде их фишки – сговориться и убедить его в какой-нибудь нелепости. Так, например, однажды они внушили парнишке, что у рыбы-сладкогуба действительно сладкие губы. Якобы из них даже делают варенье, и его можно заказать на «Амазоне». Но только если знаешь где искать!       Ирука подхватил со своего стола пустую тарелку и босиком сбежал вниз по лестнице, на кухню. Он всё утро занимался, и даже не заметил, как пронеслось время и наступил полдень.       Биолог, под началом которого Ирука стажировался, требовал сперва сдать тест по анатомии и поведению косаток, а также практический экзамен по управлению навигационной системой на лодке, и, только пройдя эти этапы, можно было приступать к непосредственной работе. Умино уже был готов, жаль только, что ему ещё не дали доступа к причалу, чтобы изучить судно как следует.       На кухне его встретила Анко, что попивала кофе, сонно подпирая ладонью подбородок.       – Ты чего это, только проснулась?       – Сегодня воскресенье, дай расслабиться, – проворчала девушка.       – Да ладно, я ж не осуждаю, – посмеялся Ирука. – Просто спрашиваю. Я вообще спустился за обедом, может, заодно и тебе помочь? Завтрак поставить?       – Неа, продуктов-то у меня нет. Надо сегодня в магазин будет завернуть.       – Можем мои взять. Мне всё равно, – Ирука пожал плечами.       Анко сощурилась на него.       – Ты слишком милый, – отметила она, как будто в этом было что-то дурное.       – Да брось, – фыркнул Ирука. – Мне же не сложно. Что будешь? У меня есть хлеб, яйца. Кажется, ещё немного овсянки где-то завалялось...       – Фу, мерзость, – поморщилась Анко. – В эту вашу овсянку сначала надо добавить кучу всего, чтобы хоть какой-то вкус появился, а потом уже через полчаса снова жрать охота.       Ирука расхохотался. Ну, с правдой не поспоришь!       – А знаешь, чего бы я поела? – задумчиво протянула соседка. – Панкейков с шоколадной крошкой. Так чтоб прям целую гору. Поджаристых, пышненьких, горяченьких и залитых кленовым сиропчиком… – высунув язык изо рта с булькающим звуком, она притворилась, что пускает слюни.       – Когда я предложил помочь тебе с завтраком, то имел в виду что-то вроде засунуть кусок хлеба в тостер, но точно не корячиться у плиты с блюдами высокой кухни! – шутливо возмутился Ирука.       Анко утомлённо цокнула:       – Я ж не предлагаю тебе их готовить. Просто пошли и поедим где-нибудь вместе.       – Не могу, мне надо…       – …мне надо заниматься, – передразнила его Анко. – Ты это уже неделю талдычишь. Можно на часик поставить заучку на паузу?       – У меня экзамен завтра, – возразил Ирука.       Девушка закатила глаза.       – И ты сдашь его на отлично. Ну же, давай, – Анко поднялась с места и допила свой кофе. – Я поведу. Ездил на мотоцикле когда-нибудь?       – Нет…       – Ну вот! Когда, если не сейчас, детка, – с этими словами Анко вытолкала возмущающегося Ируку из кухни.       Её «часик» в итоге превратился в три.       После еды они отправились в огромный музыкальный магазин, где Ирука едва не заблудился. Он не мог не думать о том, как понравилось бы здесь Какаши, поэтому сделал фотографию бесконечных рядов с полками и отправил ему.       Только потом Ирука и Анко заехали за продуктами. По пути домой девушка заставила его надеть набитый до отказа покупками рюкзак на спину и держать в руке гигантский пакет (на «Читос» акция!), пока они мчали по улицам.       Когда Ирука уже помогал Анко разгрузиться и ставил банку с Нутеллой в верхний шкафчик, его телефон напомнил о себе, тихо звякнув.       – Че за парень у тебя? – спросил сидящий за столом Суйгецу, помешивая неожиданные для четырех часов дня хлопья в миске.       – Чего? – нахмурился Ирука. – Нет у меня парня.       – То есть ты всегда так светишься, когда тебе кто-нибудь пишет?       Ирука покраснел, сжав телефон в руке.       Какаши с опозданием ответил на присланную им фотографию смайликом с глазами-сердечками, после чего спросил, может ли Ирука поговорить с ним через несколько минут. Конечно же, он ответил уверенным «да!», и внутри уже вовсю затрепетало приятное волнение.       – Он не мой парень…       Анко и Суйгецу многозначительно переглянулись.       – Да что?! – спросил Ирука, переместив вес тела на одну ногу.       – Ой, пожалуйста, только не говори мне, что ты из тех геев, которые влюбляются в своих друзей-натуралов, – сказала Анко.       – Нет, – защищаясь, выпалил Ирука. – Он не натурал. И мы просто… Мы просто друзья.       И хоть это было правдой, в то же самое время… Да, было также и ложью.       – Ах, значит ты разочарованный гей, – подчеркнула Анко. – Это ещё хуже…       – Да заткнись ты уже. Тут всё сложно, понимаешь?       – Конечно, – фыркнула Анко. – Кто ж не любит придумать себе ненужную драму.       – Спасибо, Боже, что я не гей, – вздохнул Суйгецу. Он вытянул ноги на свободный стул и скрестил их в щиколотках, обнажая слипперы с акулами.       – ... сказал чувак, который страдает по красноволосой лесбияночке из скейт-шопа.       – Эй! – Суйгецу стукнул кулаком с ложкой по столу так, что молоко выплеснулось через край его миски. – Не лесбиянка она!       – Я своих за версту чую, Суйгецу. Зуб даю, – сказала Анко, после чего принялась бесшумно артикулировать «Л-Е-С-Б-И» в его сторону.       – Ой, да похрен вообще, – парнишка стащил с ноги один тапочек и бросил в Анко.       Ирука со смехом отступил в сторону, чтобы тоже случайно не попасть под удар, и продолжил разбирать рюкзак. Единственное, что в нём ещё осталось – коробочка заготовок для булочек с корицей.       – Ты купила хоть что нибудь несладкое? – уточнил он у Анко, демонстрируя упаковку. – Как ты вообще выживаешь на этой дряни?       Она выхватила коробку из рук парня и стукнула ею по его макушке.       – Ещё слово и я не угощу тебя даже одной, когда буду их готовить! – девушка закинула полуфабрикат в морозилку.       Ирука собрался было обменяться с нею ещё парой колкостей, и открыл для этого рот, но замер: телефон завибрировал в его кармане и через секунду зазвонил. Он достал устройство, и когда посмотрел на экран, улыбка озарила его лицо.       Когда Умино поднял взгляд на своих соседей, оба смотрели на него с гаденькими ухмылками. Под непристойные освистывания и имитацию звуков поцелуев он выскочил из кухни, взбежал вверх по лестнице, добрался до своей комнаты и закрыл дверь изнутри.       – Алло? – Ирука, наконец, ответил на звонок, очень стараясь не звучать запыхавшимся.       – Привет.       Ирука закрыл глаза, позволяя голосу Какаши захлестнуть его с головой. Губы изогнулись в мягкой улыбке. Это был лишь второй раз, когда Какаши звонил ему со дня отъезда, и Ирука так скучал по нему…       – Привет, – повторил он, вкладывая в ответ все свои чувства. – Как ты?       – Эм, ну… Я расстался с Обито на прошлой неделе, и… Не знаю даже. Теперь, наверное, хорошо.       Всё тело Ируки оцепенело, а глаза изумлённо расширились.       Вот это да. Вот это новости.       – Я, эм… Мне жаль? – выдал он, хотя, конечно, жаль ему не было, но отреагировать как-то всё же надо.       – Не стоит, – тускло посмеялся Какаши. – Давно уже нужно было это сделать.       Несколько секунд на линии висела тишина.       – Но вообще я не за этим звоню.       Сердце Ируки бешено колотилось в груди, он боялся даже дышать.       – Я уезжаю в Японию.       Ирука выдохнул, тяжело сглотнул и удивлённо заморгал.       – Это… Это круто? – сконфуженно отреагировал он. Ему было известно о происхождении Какаши, но… – И надолго?       – Билет в один конец.       Вот оно что.       Тяжёлый, болючий ком собрался в горле Ируки, миллионы вопросов закружились в голове.       – Когда уезжаешь? – смог выдавить он.       – Через два дня.       Ирука опёрся ладонью о комод и сполз по стенке на пол.       – У меня там еще остались родственники, и… Не знаю. Просто поеду и посмотрю, что из этого получится. Мне нужно выбраться отсюда.       Ирука ничего на это не сказал, его разум был пуст. До боли пуст…       – Ирука?..       А Ирука так и не мог заставить себя заговорить. Он был занят тем, что прожигал дыру в стене силой взгляда. Так, хорошо, сам он в Канаде – временно, но Япония?! Как они справятся с расстоянием? Он пошёл бы на это, если так нужно, но…       – Ладно, надеюсь, ты всё ещё меня слушаешь. Мне… мне очень жаль. Хотел бы я встретить тебя в другой период своей жизни.       Ирука судорожно задышал и сильно наморщил лоб, силясь понять что, чёрт возьми, происходит.       Какаши, он… Он звонит не для того, чтобы дежурно сообщить о своей поездке. А для того, чтобы попрощаться. Навсегда. И что бы он ни планировал делать в своей жизни дальше, планы эти Ируку в себя не включают.       Умино казалось, что его голова вот-вот расколется надвое от скопившегося внутри давления.       Это, блядь, нечестно. Почему Какаши всегда оказывался вне досягаемости?       – Может, скажешь что-нибудь? – с отчаянием в голосе просил Какаши. – Хоть что-нибудь. Пожалуйста.       Ну что он хочет услышать? Что Ируке вообще на это сказать?       – Я… Я не могу, – задушено проговорил он.       – Блять. Я никогда не хотел причинять тебе боль. Ты же знаешь, правда? Я ненавижу себя за это, но не мог просто так уехать, не позвонив. Решил, что хоть это-то да в моих силах. Ты заслуживаешь всего самого лучшего, Ирука, и гораздо лучшего, чем я. Уверен, ты найдешь кого-то, кто…       Что-то надтреснуло внутри Ируки и сломалось, как тонкая веточка.       – Не надо говорить мне чего я заслуживаю! – выкрикнул он. – Тебе не приходило в голову, что после всего, через что мы прошли, я прекрасно понимаю во что ввязываюсь? Нет у меня насчёт тебя никаких иллюзий, Какаши. Так что прекрати сейчас же!       – Хотел бы я верить тебе, Ирука. Правда. Но это не так. Ты совсем не знаешь меня.       Это ранило сильнее, чем что-либо из сказанного Какаши ранее.       – Нет, я тебя знаю, – тихо говорил Ирука, пока его сердце разваливалось на части в груди. – Я знаю тебя.       – Хорошо. Тогда, если это правда так, скажи мне: о том, что я сейчас тебе говорю, ты тоже знал? Знал, что я буду тащить тебя за собой целых полгода, и, в конце концов, когда покончу со своими больными отношениями, вместо того, чтобы отблагодарить за терпение и прийти, наконец, к тебе, я позвоню и скажу, что нахрен сваливаю и мы вряд ли когда-нибудь увидимся снова?       Ирука издал протяжный болезненный звук и расплакался. Этого Какаши и добивался. Он хотел задеть его и отвернуть от себя.       – Думаю, что нет.       И тут Ирука горько засмеялся.       – Отблагодарить, говоришь? – повторил он, вытирая намокший нос. – Ты правда думаешь, что я был рядом всё это время ради твоей благодарности? Да за кого ты меня принимаешь?! Это… это какой-то совсем неадекватный пиздец, Какаши. Я поддерживал дружбу с тобой, потому что мне не всё равно – я переживаю за тебя, я…

«… Я люблю тебя».

      Чёрт возьми!       Слова почти сорвались с его языка, но Ирука не смог заставить себя их сказать. Только не сейчас, только не так. Он не хотел, чтобы они прозвучали как крючок, чтобы зацепить Какаши и заставить передумать. Не собирался унижаться и умолять его.       И, что самое печальное, где-то глубоко внутри Умино понимал, что Какаши тоже любит его. Он знал это.       Но зачем это знание ему одному, если до Какаши истина ещё не дошла, если из него нужно тянуть клещами? Хатаке должен был осознать всё, сделать выводы и достигнуть понимания сам. И если на это ему нужно было время и пространство – пожалуйста, Ирука с радостью бы их предоставил…       Но это… Тому, что Какаши сейчас сказал, уже невозможно найти оправдания.       Ирука стёр стремящуюся к подбородку слезу, и, сделав глубокий вдох, собрался с силами.       – А знаешь что? Нет. Я вижу, чего ты добиваешься, Какаши. И так не пойдёт. Ты сейчас пытаешься обидеть меня, чтобы не брать ответственность за то, что на самом деле чувствуешь ко мне. Хочешь поджечь этот мост, чтобы не переходить его? Да пожалуйста. Тут ты у нас эксперт, правда же? В отталкивании людей?       – Да с чего ты это взял, Ирука? Ты не задумывался когда-нибудь о том, что твои чувства вообще могли быть безответными?       На это Ирука не мог не рассмеяться.       – Ни на секунду.       – Что ж, тогда, боюсь, тебя ждёт разочарование.       – Я сильно в этом сомневаюсь.       Они оба зависли в напряжённой тишине. Сердце Ируки бешено колотилось. Какаши не продолжил возражать ему, а значит, вероятно, что-то обдумывал. И тогда Умино продолжил:       – Будь они безответны, ты не стал бы звонить сейчас, – он пошёл ва-банк. Терять было уже нечего, кроме самого Какаши, который и так задумал его оставить. – И мог бы просто тихо исчезнуть – вполне в твоём духе. Уж я-то тебя знаю.       – Нет, не мог. Но звонить, видимо, и правда, не стоило.       – Конечно. Ведь теперь тебе сложнее сбежать от меня, – отрезал Ирука.       – Господи, даже не знаю, это я сейчас поколотить тебя хочу, или…       «… или поцеловать», – Ирука прекрасно услышал то, что Какаши не договорил.       – А что такое? – неожиданно осмелев, снова вскинулся он. Держать темперамент в узде становилось всё сложнее. – Смотрю, у кого-то всё пошло не по плану? Надеялся, что я просто отступлю и отпущу тебя? Может, ещё и помашу тебе вслед платком, которым вытру пару слёз, смотря, как ты уходишь?       – ОТПУСТИШЬ меня? Я уезжаю. Хочешь ты этого или нет.       – И пожалуйста, скатертью дорожка! Но ты не сможешь убегать от себя всю жизнь, Какаши. Позвони, когда перестанешь быть таким трусом.       Ирука положил трубку и швырнул телефон на кровать. Его грудь тяжело вздымалась, тело кипело, разрывалось от эмоций. Он накрыл глаза ладонями и издал измученный, злостный крик, со всей силы ударив ногой по комоду.       Парень оглянулся вокруг, и ни с того ни с сего ощутил себя буквально раздавленным собственным одиночеством. Он был так далеко от дома, от семьи, от близких, друзей. От всех, с кем хоть как-то мог ощутить покой и комфорт.       Опустившись на пол, Ирука растянулся на спине. Слезы, щекоча щёки, катились к ушам. Часть его рвалась перезвонить Какаши и просить, умолять передумать, плевать, что он уже успел наговорить и накрутить – надо было давить, давить на него до тех пор, пока Хатаке не поймёт, наконец, что Ирука не боится быть с ним.        – Господи, – простонал он, переворачиваясь на бок и сворачиваясь калачиком.       Так Ирука и пролежал несколько часов, пока не устал плакать настолько, что отключился.