4Э 202, последние дни Руки дождя
- Эй, босмер, - копьё опустилось перед лицом Рейна, когда он уже шагнул к воротам, и почти царапнуло кончик носа. – Зубы покажи. Он поднял глаза на стражника. Спокойно, почти расслабленно поинтересовался: - А задницу тебе не показать? За препирательства он мог бы схлопотать если не пинка, то двойную плату за въезд. Точно бы схлопотал, будь они сказаны иначе. Но будничный тон возымел свой эффект, и стражник только коротко хохотнул: - Рожей не вышел. – Наконечник копья скользнул ниже, упреждающе уткнувшись в нагрудник под ключицами. - Я слыхал, вы у себя в лесах друг друга жрёте. А то и у нас. По зубам-то небось видно? - Байки, легионер, - Рейн позволил намёку на усмешку лечь на губы. – Меньше слушай желтомордых из Талмора. Они тебе расскажут, что Императору на стол подали дракона в яблоках, а тот ожил и сожрал его вместе с мантией. Талмор не любил никто, даже Легион. Даже в Маркарте. Особенно в Маркарте. Местным жителям хватало распрей и без заморских гостей. Маловато для симпатии, но достаточно, чтобы притушить желание позабавиться за счёт заезжего босмера. Странно, что оно вообще возникло. Последний месяц легионерам, даже скучающим на воротах, было не до привычных развлечений. Дозоры ходили по струнке, оружие блестело, постовые на улицах провожали прохожих как никогда въедливыми взглядами. Разъезды Легиона встречались на дорогах чаще торговых повозок, а городское дно изрядно притихло после десятка внеплановых рейдов. И те, и другие кляли озверевших командиров; копнуть чуть глубже, до истинного виновника, никто из них не пытался. Не то чтобы Рейн считал себя таковым. Или хотел, чтобы его считали. - Императора, может, и не дракон, - вопреки ожиданиям нахмурился стражник, – а в Вайтране точно он был. - Будет тебе, Ове, - подал голос его напарник, доселе лишь лениво наблюдавший. – Услышит капитан, что ты за ульфриковым сбродом слухи собираешь – будешь до лета выгребные ямы в Муравейнике сторожить. Ове нахмурился только упрямее: - Про Хелген зимой легат докладывал. А давеча – про сторожевую башню под Рифтом. Скажешь, брешет? - Кому докладывал? Тебе, что ли? Ове с досадой отмахнулся и обернулся к Рейну: - Так чего явился, босмер? - За деньгами, ясное дело, - Рейн отодвинул полу плаща, предъявив рукоятку одного из клинков. – Говорят, у вас тут неспокойно. Как раз по мне. Стражник поморщился, но копьё от его груди отвёл. - Проходи. Чтоб тише воды и ниже травы, и жрать только то, что хрюкало. Без тебя трупоедов хватает. Рейн покладисто кивнул и, уронив несколько монет в протянутую ладонь, наконец прошёл в город. Стража определённо была не в настроении. А значит, о драконе под Рифтеном он будет спрашивать не у них. За неделю в Вайтране он успел услышать историю о драконе раза четыре, коротко и в красках, от очевидцев, сплетников и знакомых. Верилось со скрипом, а предъявить выжженное поле было невозможно за давностью событий. Ехать же в Хелген только ради того, чтобы проверить слухи, не имело никакого смысла. И уж тем более… Сторожевая башня, одёрнул себя Рейн. Если кто и пострадал, то только легионеры. До Крысиной норы же не докопается даже самый упёртый дракон – при условии, что они вообще существуют. Совершенно. Нечего. Выяснять. Когда он ступил на площадь, солнце почти скатилось к горизонту. Вместе с ним постепенно стихала рыночная суета. Торговцы складывали навесы и увозили тележки, запоздавшие из простого люда спешно рассчитывались у прилавков. Бездельники и повесы расползлись, как и карманники – ловить здесь было уже нечего. Не было видно и нищих, но не от того, что в Маркарте их было меньше, чем в иных местах. Настоящий сброд обитал в Муравейнике. И с закатом солнца жизнь там только начиналась. Таверну Рейн миновал, едва глянув. Он останавливался там как-то, всего на пару дней, когда впервые приехал в Маркарт. Слишком громкое название, чтобы чувствовать себя в безопасности, и слишком высокие цены, чтобы задерживаться. Он не обольщался: Серебряная кровь протянула свои руки повсюду, даже если не значилась в названии. Но в Городе-под-городом уклониться от её хватки было проще. Он предпочёл бы остаться снаружи. Выкупить один из домов, что повыше, чтобы город лёг на ладонь причудливой каменной резьбой. Чтобы снизу доносился гул срывающейся с утёса воды, что линией жизни делит Маркарт пополам. Чтобы шум толпы и смрад узких переулков остались там же, не в силах одолеть покоривший высоту ветер. Это было бы только его Убежище – первое со времён Оркреста. Он хотел бы. Быть может, когда-нибудь, когда заботы о Семье не будут лежать на его плечах. Очень, очень нескоро. ..Понравилось ли бы ему там? Согласился бы он задержаться? Или вновь сбежал с рассветом, оставив после себя лишь россыпь тёмных отметин на коже и воспоминания, от которых бросает в жар? Рейн стёр с щеки водопадные брызги и ускорил шаг, стремясь пересечь мост между Сухой и Речной половиной побыстрее. Вход в Муравейник лежал под утёсом, который венчали острые шпили храма Дибеллы. Чуть в стороне скалила зубцы сторожевая башня – обманчиво равнодушная к тем, кто на свой страх и риск решит спуститься в трущобы. К тем, кто их покидал, она была куда внимательнее. Рейн знал, что из Муравейника есть и другие выходы. Вполне доступные, если знать нужных людей. Ход в таверну на окраине и в верхние ходы двемерских лабиринтов, например. Или тот же храм: величественный и недоступный там, наверху, внизу он открывал двери всем желающим. Разумеется, посвящённые жрицы не снисходили до этого яруса: хватало приятных глазу девиц и юнцов, готовых прославлять имя Дибеллы за кров и пищу. Ставить на искренность их молитв Рейн бы не стал. Но в Муравейнике это был едва ли не самый безопасный способ выжить. Братство наверняка найдёт свой. Это было одним из первых условий, когда они с Назиром обсуждали будущее Убежище: иметь личный путь наверх, где не будут шляться нищие, конкуренты и стража. Никому из братьев не улыбалось всякий раз мозолить глаза дозорным и наворачивать лишние мили, чтобы только добраться до цели. У них было достаточно времени, чтобы найти подходящее место. Рейн не сомневался, что им удалось.*
- Это… таверна? – Рейн, не удержавшись, приподнял бровь. Назир, уловив брезгливость на его лице, ухмыльнулся: - Чайный дом. Травки, настои, специи. Хозяин как раз собирался на покой, даже не стал заламывать цену. Мы-то думали, тебе понравится. Они думали. Конечно. Наверняка первой вскинулась Габриэлла, что застала его как-то за хищением ягод из кладовой и потом всякий раз делала большие глаза, клянясь, что не раскроет его жуткую тайну. Смертным, добавляла она. А с И’ффре разбирайся сам. С тех пор, как Рейн сбежал из Арентии, он нарушил столько заповедей, что едва ли за слабость к сладкому чаю можно ждать дополнительной кары. Едва ли И’ффре вообще до сих пор имеет над ним власть. Отдав свою жизнь Отцу, он потерял покровительство прочих богов – а значит, и наказывать его они не вправе. Но некоторые привычки сильнее здравого смысла. - И кто им заправляет? Ты? – Рейн улыбнулся: рослый редгард в тюрбане, отмеряющий в мешочки чай, выглядел бы как минимум экзотично. - Фестус. От прошлого хозяина осталась в наследство девица из местных, бегает у него на подхвате. Радуется, что сменила одного дряхлого ворчуна на другого, и хлопочет там с утра до ночи. - Проблем не будет? Назир хмыкнул: - Она рада без памяти, что на неё скинули почти все хлопоты. Надеется, что хотя бы этот старик оставит ей дело. Прошлый её не особо жаловал. - Главное, чтобы не пыталась ускорить процесс. - Скорее сама отравится, чем сумеет подлить что-то старому пройдохе. Смотри, - Назир придвинул к нему карту, ткнул пальцем в коридор под чайным домом. – Под лавкой проходит старый двемерский тоннель. Нашли каменщика из нелюбопытных, он за пару недель пробурил туда ход. До пещер оттуда рукой подать. Мы расчистили залы, проверили механизмы – пришлось поломать голову, но всё работает. Так что, Слышащий, ты приехал на всё готовенькое. - Отлично, - скупо похвалил Рейн. – С каменщиком поговорили? - Обижаешь. - Из лавки лучше тоже убрать посторонних. Потом, когда подготовим новичков. - Когда это ещё будет, - Назир свернул карту в трубку. – Денег не так много. Связи… работаем над этим, Габриэлла расскажет. Шут засел в горах и отказывается везти сюда свою драгоценную Матушку, пока ей не подготовят достойный алтарь. Ты, опять же, пропал. - Я вернулся в срок. - Угу. Надеюсь, Мотьер не поскупился с оплатой. - На обустройство хватит. Часть платы за заказ, действительно весьма щедрой, ушла Илрингу: он честно отработал её и в Чёрном замке, прокладывая ему путь, и в дороге, прикрывая ему спину. Легиону не удалось взять горячий след, и теперь поиски убийцы Императора займут куда больше времени. Рейн смел надеяться, что вечность. Он полез во внутренний карман, чтобы расплатиться за напитки, и вместе с монетами нащупал что-то твёрдое, с резкими гранями. Синий гранат в серебряной оправе, на серебряной же цепочке вычурного плетения. В любом другом месте такое оформление посчитали бы невзрачным. Но здесь, в Маркарте, серебро значило куда больше золота. Дорогая вещь. Ей неоткуда взяться в сумке девчонки, по глупости свернувшей шею в горной реке. Платье её было простым, хлопковым, единственная уцелевшая туфля – из дешёвой парусины. Её руки были чисты от повседневных трудов, а ступни изрезали тонкие шрамы, зажившие едва ли месяц назад. Рейн видел такие. Рейн трогал такие. Рейн едва смог справиться с бешено застучавшим в горле сердцем, когда увидел их не на тех ногах. Он никогда не спрашивал Илринга, кто и за что посмел так жестоко его наказать. Это казалось неважным. Дела дней столь давно минувших, что желание – обещание – поквитаться с тем, кто причинил ему эту боль, казалось невыполнимым. Илринг не дал ему ни единого намёка, откуда начинать поиски; Рейн в любом случае не собирался приступать к ним, пока дела Братства не пойдут на лад. Семья была важнее любых прихотей. Подсказка пришла к нему сама. В этом до дрожи, до робкой надежды хотелось видеть улыбку судьбы. Он вынул пару монет, положил их на стол и вслед за Назиром покинул уединённый кабинет таверны, где была назначена встреча.