4Э 202, последние дни Руки дождя
Здесь совсем не пахло ни паслёном, ни сыростью. Первый навеки впитался в мшистые стены Убежища под Фолкритом; вторая наполняла коридоры Белого берега, в зимнее время прихватывая лёгкие колкими морозными укусами. На память о двемерах, когда-то населявших эти ходы, остался лишь резковатый привкус металла. Он горчил и щипал язык с непривычки; он, несомненно, скоро смешается с травами и дымом зелий, свежим деревом и травлёной кожей, голосами и шелестом шагов. Со стен соскребут жёлтый мох, в проёмы установят новые двери, а механизмы старых – тяжёлых, с вычурным тиснением и хитрой системой замков, чудом сохранившейся до нынешнего дня – как следует смажут. В самой большой зале, где проложила своё русло узкая подземная река, установят для неё ограждения, поставят большие столы и оборудуют очаг. В соседней, над её притоком, разобьёт свой маленький сад Бабетта. В комнатах выше и дальше, куда не доносится даже слабый отголосок влаги, сколотят десятки полок для свитков и книг. Рядом разобьют на отсеки кладовую, которая отныне не будет пустовать. На самой ровной и высокой стене выложат Лик Отца, а напротив обустроят неприкосновенные покои Матери. В самых уединённых залах вмуруют в стены кандалы, установят решётки и пыточные устройства, при виде которых мастера имперской разведки удавятся от зависти. Кто им позволит такую роскошь, доведись им и впрямь сюда попасть. Рейн видел всё это так ясно - там, в не таком уж далёком будущем. Пока же пустынные коридоры наполняла лишь тень редких шагов, а в нос забивалась едкая каменная пыль. Он не поленился дочиста вымести комнату, что выбрал для себя. В ней сохранился лишь невысокий постамент вдоль стены – и то потому, что был каменным. Для каких целей он служил двемерам, уже и не разобрать; Рейн же уложил на него соломенный тюфяк, бросил сверху тонкую козью шкуру и счёл, что на этом убранство кровати можно считать завершённым. Понадобится стол. Сундук для одежды. Крепления для бунспати и сирупати, полка для лука, ларец для метательных ножей. Понадобится много, много счётных книг. Как никогда не хватало сообразительной, с полуслова понимающей Мойры. Рейн отправил ей приказ выдвигаться ещё в Вайтране; если всё сложится удачно, обе служанки, не стеснённые, в отличие от него, караваном, доберутся сюда к концу недели. Под руководством Бабетты они займутся порядком в доме, и у братьев освободится время для более насущных вещей, чем метла и тряпки. В Речной зале, расчищенной и обжитой лучше всего, Рейн встретил только Визару. - Подкрепись, С-слышащий, - брат придвинул к нему котелок с мясной похлёбкой, над которым ещё поднимался пар. – Тебе ещё нескоро удас-стся присесть. В каменном круге костра жарко мерцали угли. Рейн опустился на постеленную рядом шкуру и взял любезно предложенную ложку. - Плотник скоро закончит заказ-с, - понимающе оскалился Визара. – А бочку мёда привезли ещё вчера. Наведайся к Назиру с кружкой, если хочешь угоститьс-ся. Рейн невольно усмехнулся: - Плотники, кузнецы, каменщики, фермеры. Такие у нас теперь заказы? - Вс-сем хочется кушать и мягко спать, - философски пожал плечами Визара. - На каменных кроватях? Едва ли это возможно. - В тебе говорит дурная имперс-ская кровь, - оскал стал откровенно насмешливым. – Любой житель Предела знает, что нет ничего лучше цельного куска гранита. Большую часть жизни Рейна составляла дорога. Доводилось спать и на голой земле, и на камне; ничуть не мягче него был злой песок Анеквины, о который Рейн мял бока без малого дюжину лет. Ему было плевать, на самом-то деле, где укладываться спать: главное, чтобы никто во сне не перерезал горло, а остальное – сущие мелочи. Это Илринг обычно жаловался, что земля – холодная, ветки – жёсткие, одеяло – колется, ткань – простецкая. Жаловался и, получив в ответ желаемую насмешку, без уговоров ложился, укрывался и переодевался. В его капризах не было ни слова правды. Они были игрой. Провокацией. Дежурным тычком, призывающим не расслабляться. Рейн не думал, что так легко подцепит эту привычку. - Ричмены просто ушибленные на всю голову, - раздался непререкаемый голос Габриэллы. – Прямо о свой любимый камень. Чего мы вообще забрались в эту дыру? Отправились бы сразу в Скинград, на лугах и виноградниках всяко веселее, чем у даэдра в каменной заднице. Она наклонилась над котелком и ловко выловила цельную морковку, проигнорированную Рейном. Небрежно улыбнулась: - Здравствуй, Слышащий. Надеюсь, ты приехал, чтобы вправить Назиру мозги и переправить нас к морю. - Море Призраков тебе не особо нравилось, - едва заметно улыбнулся в ответ Рейн. – Уже хочешь вернуться? - К нормальному морю, изверг! Где в начале лета не прибивает к берегу ледяные глыбы! – Она вздохнула с картинной безнадёжностью и изящно присела рядом. – Не думала, что буду когда-нибудь завидовать нашему блаженному, но он устроился лучше всех. Сидит в зелёных горах, нюхает цветочки, воркует с Матушкой… Пока мы скоблим стены и гоняем пауков. Что они здесь жрут, даэдра побери? Друг друга? Тут даже злокрысов нет! - Какое несчастье, - с самым сочувствующим видом поддакнул Рейн. Тычок в бок был ожидаемым. Он расправился с ещё одной ложкой похлёбки и спросил: - Почему он остался там? Не смогли переправить гроб внутрь? - Потому что блаженный, - скривилась Габриэлла. – Чокнутый, невыносимый, упрямый дурак. - Здес-сь нет Убежища, - перевёл Визара. – Нет возможности устроить Мать безопас-сно и с почтением. Он отказался приезжать, пока новый дом не приведут в порядок. - Как будто в норе на склоне можно. Дождётся, что его сожрёт какой-нибудь саблезуб, а гроб Матери осквернят разбойники. – Глаза Габриэллы зло сверкнули. В её опасениях был свой резон. Но всё же не стоило забывать, что именно Цицерон сумел сохранить Мать в самое смутное время. Сумел защитить в долгой дороге из Чейдинхола. Братство погибло, а он выжил – единственный из всех. Его упрямство не было слепым. Однако навестить его стоит в самое ближайшее время. Слишком долго Таинства оставались без ответа. - Сейчас не время сомневаться в братьях, - прохладно взглянул на Габриэллу Рейн. Мельком, почти без укора; она, однако, высокомерно выпрямила спину и сложила руки на коленях. – Цицерон подождёт. Стулья тоже. В первую очередь я хочу знать, что интересного для Семьи удалось вызнать в городе. - О, Слышащий, - губы Габриэллы снова искривила насмешливая улыбка. – Скучать здесь не приходится. Поверь.*
Казнь была громкой. Из разоблачения даэдропоклонников не поленились сделать поучительный пример, несмотря даже на то, что живыми до виселицы добрались только двое: местная лавочница и младший казначей Подкаменной крепости. Остальных выпотрошил, как их несостоявшийся обед, приезжий наёмник, который и разворошил это осиное гнездо. В городе о нём почти не говорили: больше о конвое с красными штандартами, что вёз повешенных за городскую черту. О костре, что сожрал десяток тел разом: покоиться в Зале мёртвых каннибалам не дозволили. О том, чьё на самом деле мясо продавал в своей лавке Хогни, и не разгневается ли Аркей на вкусивших чужую плоть непреднамеренно. Кто остался непойманным; не ужинает ли Бетрид Серебряная кровь юными девицами, чтобы удержать красоту и молодость. Или, может, сварливая соседка? Пересуды множились, лишь на самую малость стихнув за прошедшие десять дней. Люди искали врага друг в друге, а куда более повседневные и привычные происшествия оставили без внимания. Не все, к счастью. Свиток был изрядно помят: он сменил не одну пару рук, прежде чем попал к Рейну. По внешнему виду трудно было поверить, что он обошёлся Габриэлле в несколько полновесных золотых. Имена, что нашлись внутри, делали его практически бесценным. - Ищейка Легиона, - посерьёзневшая, сосредоточенная на деле, Габриэлла словно враз стала на пару десятков лет старше. – Возможно, Окулатос. Понятно, почему она встала Серебряной крови поперёк горла. Рейн ещё раз пробежался по строчкам: Туллий. Шахта. Контракт. Возможность. - Тонгвор мог просто ей отказать. Выставить прочь, если потерял терпение. Подсылать убийц – не его метод. - Зато у его братца в этом немалый опыт. Правда, золото из него приходится вынимать клещами. - Жадность наказуема, - усмехнулся Рейн. – Если бы он обратился к нам, лишился бы многих проблем. - Трудно раскрывать кошель, когда так привык к языку угроз. Воистину так. Сила развращает; развращает безнаказанность, слишком частый успех, отсутствие отпора. Тонар, должно быть, взбесился, когда его марионетка сломала зубы об имперскую выучку, а стража завела расследование нападения на рынке. До него Легиону, конечно, не докопаться: все следы ведут к Изгоям. Рейн и сам вряд ли связал бы с ними Серебряную кровь, если бы Астрид не просветила его ещё тогда, перед заказом. Тонару не грозило разоблачение. Но замять покушение на протеже не даст генерал, а сама Маргрет теперь вцепится ему в глотку только крепче. Ему определённо не помешает роковая случайность. Печальное стечение обстоятельств, что уложит Маргрет в склеп Зала мёртвых, а ярлу позволит избежать обвинений в распоясанности Изгоев. Улыбка, предвкушающая и почти довольная, снова тронула губы. - Так и быть. Это услугу мы окажем ему по доброй воле. В качестве… приветствия. Он так давно не работал по-настоящему, что успел соскучиться. Пусть имени Маргрет ему не шептала Мать – Братству эта смерть сослужит хорошую службу. В этом Астрид всё же была права. - Мне заняться? – Габриэлле, кажется, пришлась по вкусу эта мысль: она подобралась, глядя на него с не меньшим предвкушением. Рейн покачал головой: - Нет. Маргрет я навещу сам.