Сквозь Вселенную

В Рождественский сочельник вместо того, чтобы сидеть дома и наслаждаться друг другом в абсолютно новом и абсолютно умиротворяющем смысле этого слова, Пит просыпается ни свет ни заря, облачается в свой паучий костюм и делает растяжку посреди гостиной. Питер с трудом разлепляет веки, лёжа на диване на боку и пытаясь прийти в себя, одаривает Пита удивлённым сонным взглядом. — Боже, что ты делаешь? — хрипло спрашивает он, потирая глаза ладонями. Слегка хрустнув шеей, он морщится и медленно садится. Как Пит спал на этом диване целый месяц? — Растяжку, — резво отвечает Пит, разворачивая корпус сначала в одну, затем в другую сторону, широко расставив ноги. — Я вижу. Уточню: зачем ты тянешься? И зачем надел костюм, сейчас только, — Питер ощупывает карманы, ища телефон, и, вытащив его, смотрит на время, — семь-двадцать шесть? Чувак, ты меня убиваешь, сегодня же сочельник! — Он бросает телефон на диван и плюхается обратно. Ещё слишком рано вставать, слишком рано разговаривать. Ему очень хочется, чтобы Пит лёг с ним рядом и понежился в постели, как прошлой ночью. Прошлая ночь была отличной, просто шикарной. Питер закрывает глаза и улыбается, освежая в памяти поцелуи Пита. — Знаю, что сочельник, — кряхтит Пит, делая какое-то подобие выпада, и Питер не может сдержать смех. — Эй, не смейся надо мной, — возмущается Пит, и Питер мотает головой. — Я не смеюсь над тобой, что ты, — снова хихикает он, ну не может он удержаться. Пит смотрит на него — на нём маска, поэтому глаз почти не видно, но Питер знает этот взгляд, пронизывающий, вкупе с упёртыми в бока руками. И это ещё больше веселит Питера, потому что Пит всё равно милый, как бы ни пытался выглядеть устрашающе. Наконец Пит бросает тянуться, стягивает с лица маску и кидает её на журнальный столик, опускаясь рядом с Питером на диван. Питер садится, соприкаясь с Питом плечами, и смотрит на него максимально огромными глазами, всем своим видом крича «прости». Пит не выдерживает и тоже смеётся: не может он притворяться раздражённым. — Глупо, знаю. Ещё рано, да и сочельник. — Пит мостится рядом с Питером, забираясь ему под руку, и у того щемит сердце от такого простого жеста. — Просто… в своей вселенной в праздники я всегда выходил на патрули рано. Просто вдруг начал так делать. Вроде как, для того, чтобы больше защитить людей, понимаешь? Никому ведь не хочется пострадать в Рождество, — поясняет Пит, прижимаясь щекой к груди Питера. Питер стонет, устало опуская голову на голову Пита. — Чёрт, — вздыхает он и поглаживает спину Пита вверх-вниз. — Что такое? — улыбается Пит. — Ненавижу, когда ты прав. Почему ты всегда оказываешься прав? Ты слишком хороший, приятель. Я не заслуживаю такого, как ты. — Эй, — прерывает его Пит, вскидываясь, и, несмотря на то, что они оба весело улыбаются, Питер чувствует, как сердце сбивается с темпа при виде чистейшей искренности во взгляде Пита. — Как мы договаривались? М? Больше никаких принижений себя, Питер, понятно? — Пит приподнимается, касаясь ладонью его щеки и нежно её поглаживая. Питер смотрит в его глаза, затаив дыхание, и поражается про себя, как, чёрт возьми, ему так повезло, отчаянно пытаясь подавить настойчивое ощущение, что он этого не заслуживает. — Да, прости, — шепчет он так тихо, что сам себя едва слышит, потому что не хочет нарушать магию этого момента. Пит лишь растягивает губы в очередной короткой улыбке. Затем он закрывает глаза и наклоняется, целуя Питера, — и это по-прежнему лучшее ощущение в мире. Питер вновь стонет, но на этот раз совсем по-другому, хватаясь за его плечи, притягивая ближе к себе, пытаясь усадить его себе на колени. Но Пит лишь быстро чмокает его в губы и отстраняется, вставая с дивана и беря маску со столика, оставляя раскрасневшегося Питера ни с чем. — Чтобы через десять минут был готов, — бросает он через плечо, направляясь на кухню, где открывает холодильник и рассматривает его содержимое. Питер падает на спину, приземляясь на диван с мягким «уф» и улыбаясь, как безумно влюблённый подросток. Они патрулируют город почти всё утро, рассекая морозный воздух; небо постепенно меняет все оттенки серого, грозя разразиться снегом. На седьмой авеню грабят банкомат, но они успевают остановить преступника до того, как тот хватается за оружие: Питер припечатывает вора к стене паутиной, а Пит вызывает полицию. Затем какой-то парень захватывает магазин на Бродвее. Питер влетает через главный вход, и грабитель, чьё лицо скрыто под маской, направляет пистолет с испуганного кассира-подростка на него, но он быстро выпускает паутину и вырывает оружие у него из рук. — Эй, чувак, ты что, завтра же Рождество! — журит его Питер, направляясь к кассе и небрежно извлекая из пистолета магазин, чтобы в ту же секунду выбросить обе части за плечо; грабитель не сдаётся и бросается на него с кулаками, готовый хорошенько ударить. Но Пит атакует его сзади, заняв позицию у задних дверей, и натягивает паутину, удерживая руку неудачливого грабителя в вертикальном положении. — Ай-яй-яй, неужели мама не говорила тебе, что драться нехорошо? Где твоё праздничное настроение? — насмешливо говорит Пит, атакуя паутиной его вторую руку, и тянет на себя, отчего тот с глухим рыком падает на спину. Питер не может сдержать улыбки. Он обожает наблюдать за Питом в его стихии, таким уверенным в себе и в каждом движении. Питер выпускает паутину в грудь грабителя, приковывая его у полу, и повторяет процедуру ещё раз для надёжности. Кассир изумлённо переводит взгляд с Питера на Пита и, пожав плечами, говорит: — Спасибо, парни. Счастливого Рождества! — Он уже набирает номер полиции на стационарном телефоне. — Без проблем, приятель! Для этого мы здесь! — кричит Пит, выскакивая за дверь главного входа, напоследок звякнув висящим сверху колокольчиком. — Эм, да, именно. — Питер салютует парнишке и выходит следом за Питом, и они вновь пускаются в полёт над городом. Они огибают «Оскорп», взбираясь по нему всё выше и выше, Питу хочется выбрать лучшую точку обзора. Питер старается держать себя в руках, когда они приземляются на самом верху, и специально не смотрит в ту сторону, где несколько лет назад лежал, истекая кровью, Джордж Стейси. — Питер, — зовёт его Пит, и он понимает, что снова выпал из реальности. Он присоединяется к Питу, сидящему прямо на краю, и свешивает ноги. Он вспоминает ту ночь на Эмпайр-Стейт Билдинг. Только сейчас их озаряет полуденное солнце, выглядывающее из-за серых кудрявых облаков, они сидят плечом к плечу, и, не говоря ни слова, Пит берёт Питера за руку и опускает её на бедро. Внутри Питера снова всё переворачивается с ног на голову, щёки точно розовеют под маской, и он сжимает ладонь Пита в своей. Они сидят в уютной тишине, глядя на улицы внизу, где в кои-то веки не гудят сирены. Сейчас всем нужен покой. — Кхм, насчёт завтра, — начинает Питер, потому что им действительно необходимо обсудить, как быть и что говорить тёте Мэй. Стоит ли говорить ей, что они вместе, или нет. Они ещё сами официально ничего не решили, но Питер отчаянно надеется, что ответ будет положительным. — Да? — подталкивает его к разговору Пит. Питер опускает взгляд на их ладони, пытаясь подобрать правильные слова. Боже, ему на самом деле стоит поучиться разговаривать с людьми. — Я просто думаю, эм, что будем говорить Мэй? Потому что я пойму, если ты не захочешь сказать ей, что мы типа вместе. То есть я даже не знаю, вместе мы или нет, и если ты не хочешь, то всё нормально, отлично, я пойму, это… немного странно — думать об этом, но в любом случае я… Пит вдруг резко задирает его маску, оголяя губы, Питер испуганно поднимает взгляд с колен, и в этот самый момент его рот запечатывают жёстким поцелуем, обрывая его на полуслове, отчего он издаёт короткий вскрик. Питер быстро обмякает, приходя в себя, и слегка разворачивается, отпуская руку Пита, чтобы крепко обнять его за пояс, сталкиваясь с ним бёдрами. Он разрывает поцелуй с тихим выдохом, утыкаясь лбом в лоб Пита и жадно хватая воздух губами, едва касающимися его губ. Пит аккуратно опускает их маски, закрывая лица. — Я хочу быть с тобой, Питер, — шепчет Пит, и Питер чувствует, как на душе по-настоящему теплеет, и крепче сжимает пальцы на поясе Пита. — Правда? — спрашивает он и не может скрыть недоверие в голосе, даже несмотря на события прошлого дня. Всё действительно кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой. Пит слишком хорош, чтобы быть настоящим: он невероятно харизматичен, мудр, добр, и Питер влюбляется в него всё больше и больше, не уверенный, что когда-нибудь сможет остановиться, даже если захочет. Пит тихо хмыкает в подтверждение, легонько касаясь облачёнными в перчатки пальцами щеки Питера, скрытой под маской. — Правда-правда. И если ты расскажешь тёте Мэй о нас, то я буду самым счастливым человеком на свете, — говорит он. Питер не может удержаться и льнёт щекой к его ладони, искренность его слов выбивает из него весь воздух. Он не может плакать, не в этой маске. Всё будет размыто, он ничего не увидит. Он всхлипывает и некоторое время просто смотрит на Пита, без труда находя его голубые глаза под маской и чётко очерченные брови. — Хорошо, — всё, что он может сказать низким задушенным тоном. Серьёзно, все эти разговоры не его тема. — То есть, я тоже, чувак, — добавляет он и морщится от слова «чувак», ведь они уже возлюбленные, но это просто привычка. Пит лишь смеётся, и это лучший звук на свете. — Хорошо, чувак, — поддразнивает он, и Питер утыкается лицом ему в шею, обречённо застонав, но при этом широко улыбаясь. — Прости, приятель… То есть… А-а, это сложнее, чем я думал, чёрт, — ругается он, горя как маков цвет от смущения, ему хочется куда-нибудь спрятаться. Пит проводит носом по его макушке и чуть ли не мурлычет, мягко и низко. — Оу, малыш, всё хорошо, я научу тебя. О мать его. О чёрт. О боже. Питер не был готов к такому, что заметно по пробравшей его с головы до пят дрожи, и это явно не из-за мороза на улице и кружащихся в воздухе снежинок, плавно приземляющихся на их костюмы и крышу. Он издаёт неразборчивый звук — нечто среднее между стоном и вздохом, — и вдруг те части тела, которые соприкасаются с телом Пита, начинают гореть огнём, буквально сжигая его дотла, он чувствует, как кровь отливает вниз, очень далеко вниз, и вынужден отстраниться, выбираясь из объятий Пита, пока не натворил кое-что ещё более постыдное. Пит не препятствует, наблюдая за тем, как он поднимается, но Питер уверен, что под маской он хитро улыбается, самодовольный засранец. — Может, эм, может, пойдём уже домой? Если ты не против, или… — бормочет Питер, чувствуя себя чересчур открытым и разгорячённым, и молит всех богов, чтобы у него не встал, ведь костюм его совершенно не спасёт. — Отличная идея, — отвечает Пит, поднимаясь на ноги следом, он, как всегда, невозмутим. Питеру хочется смеяться или, может, плакать от отчаяния. Но это хорошее отчаяние. — Кто быстрее? — предлагает он и сшагивает прямо с карниза, а Питер всё стоит, наблюдая за тем, как он падает и в последний момент, идеально угадав время, выпускает паутину, пока не спохватывается и кричит, едва не скуля (что потом он будет всячески отрицать): — Эй, так нечестно, подожди! Он спрыгивает с карниза, готовый во что бы то ни стало догнать Пита, чувствуя поток холодного воздуха и ощущение невесомости от свободного падения, и выпускает паутину, описывая большую дугу, уже практически дыша Питу в спину.