Нить судьбы

      Надев классический белый фартук и закрепив его сзади тугим узлом, Николь прибрала растрепанные волосы. Из пучка больше не выбивались мелкие и назойливые прядки, ведь студентка смочила их влажной ладонью. Так она могла спокойно работать, даже не задумываясь о столь странных и, казалось бы, обычных вещах. Кроме того, в кафе за работниками всегда проводили строгий надзор, отчего студентка боялась допустить оплошность. Взяв из черного кожаного рюкзака небольшой блокнот, в котором таились не только заказы клиентов, но и маленькие рисунки — цветы, сердечки, объемные фигуры (именно их она рисовала в перерывах от работы) — Николь выпрямилась, пытаясь снять напряжение с плечей. Из-за сидячего положения на учебе в течение такого долгого времени спина уже была готова издать протяжный и неприятный скрип. Но работа официанткой, на самом деле, скрашивала дни Николь и избавляла от ужасной вечерней боли.       Обычно студентка не занималась спортом и даже не проявляла малейший интерес к какой-либо активности. Она никогда не могла найти в себе лишние силы, чтобы подняться и сделать хоть что-то: будь то даже обычные приседания или отжимания. Обычная учеба и существование забирали всю энергию. Ведь если Николь, лежа на кровати, собиралась с мыслями, чтобы наконец пойти на кухню и заварить себе чай, что уж говорить о физических нагрузках? В выходные на это попросту не хватало времени: учеба, приготовление еды на следующую неделю, минимальная уборка комнаты и рабочего места и банальный отдых. Иногда Николь нужно было просто разрядиться — хотя бы психологически. Потому свободное время занимал просмотр фильмов и аниме или же обычное чтение. И спорт в планы никогда не вписывался, сколько бы студентка не пыталась взять себя в руки. — Завтра точно начну, — ежедневная отговорка превратилась в гимн Николь по жизни, но она и не особо этому препятствовала.       Минимальная зарядка каждый раз откладывалась на "следующий понедельник", который никогда не наступал — и так длились годы. Потому иногда Николь даже была рада, что на подработке ей приходится ходить от столика к столику, относя нетяжелые подносы, и запрещено присаживаться даже на секунду — ведь начальство всегда наблюдает за происходящим в кафе. Однако сейчас все рассуждения Николь разбились об айсберг суровой реальности и затонули, как Титаник. — Николь? — Уже третий раз окликнул её высокий молодой человек, который, кажется, был озадачен такой рассеянностью работницы.       Амплуа менеджера напоминало змею — такую же хитрую и элегантную. Ярко-зеленые глаза миндалевидной формы, зализанные назад светло-русые волосы, приталенный темно-синий пиджак, плотно облегающий накаченные, широкие плечи. Строгий и несколько ехидный взгляд подчеркивал животную натуру. Наконец, когда Николь вышла из транса, она повернула голову и увидела перед собой менеджера, стоящего с документами в руках. Он нервно стучал пальцами по папке, в которой находились бумаги, из-за чего в глаза бросалось кольцо из белого золота на безымянном пальце. Все в кафе знали этого человека — Адам Ньюман.       Главный менеджер заведения, который проработал здесь с самого открытия и являлся одним из близких друзей директора. Для окружающих Адам — примерный семьянин, что любит жену и воспитывает годовалую дочурку. Любящий муж, прилежный отец, прекрасный работник и просто идеальный человек. Что еще нужно для счастья? Но за личиной мягкости и праведности скрывалось совершенно другое обличие, которое знакомо не каждому.       Еще несколько лет назад менеджер нашел Амелию — низенькую, мягкую и понимающую девушку, что прощала любую оплошность и терпела неуважение к себе. Ей было неважно: говорит ли Адам грубости, изменяет или вовсе бьёт. Каждое оскорбление, пощечину и психологическую травму она замалчивала, считая, что муж скоро образумится. Выросшая в религиозной семье, мисс Ньюман пыталась стать идеальной женой и просто мудрой женщиной. Ведь если мужчина так себя ведет, но все еще остается рядом, значит, она все делает правильно. И это мнение укоренилось в маленькой головке с самого детства. — Запомни одно: муж всегда прав. Если хочешь сохранить брак, просто закрой глаза на оплошности. Мужчины, как дети, поиграют на стороне и вернутся. А ты — законная жена. Поэтому он никуда не денется. — Уважающая себя девушка ни за что не будет встречать мужа с таким кислым лицом. Если тебе плохо, улыбнись и уйди в другую комнату, поплачь!       Мисс Ньюман нередко звонила матери, чтобы пожаловаться или выплакаться в моменты нескончаемой душевной боли. Иногда она просто не могла терпеть это насилие над собой и над своими принципами. Но слова родителей убеждали её в обратном. Ведь если мама говорит, что все в порядке, разве это не так? Выросшая в патриархальной семье с религиозным укладом, Амелия не видела никакой проблемы в происходящем. И даже когда сомнения закрадывались в голову, Амелия просто пыталась отвлечься. Ей не хотелось столкнуться с новыми трудностями и волной непонимания со стороны родителей. Ещё с подросткового возраста Амелия поняла раз и навсегда: родителям нельзя перечить. И это утверждение подкрепляли шрамы, прошедшие с ней через всю жизнь.       С этой мыслью, чуть ли не плача, Амелия каждый день ложилась спать в холодную постель, чтобы провести очередную ночь с человеком, к которому она больше не испытывает любви, лишь отвращение.       Однако никто не замечал эти проблемы... Или же не хотел замечать. Пусть и с грустью в усталых глаза, Амелия всегда улыбалась, показывая подругам фотографии счастливой дочери на руках у супруга. Сердце её болело из раза в раз, когда она говорила столь очевидную фальшь, но ничего не могла с собой поделать. Никто не должен подумать, что их семья неидеальна — именно это главный принцип жизни Амелии.       Даже приходя в кафе к Адаму, мисс Ньюман всегда мило и вежливо разговаривала с сотрудниками, пускай и знала, чем муж любит заняться в рабочее время. Подтверждением тому служили не только ужасающие переписки с девицами в телефоне мужа, но и его прямые заявления: — Да, я тебе изменяю. Я — мужчина и самец. Я — хищник по натуре.       Отрешенный взгляд обычно окидывал зал в поисках молодых официанток, а развитая фантазия делала всю оставшуюся работу. Тогда в горле вставал неприятный ком, а глаза наливались слезами. Но даже несмотря на всю боль и обиду в сердце, Амелия не могла заплакать: образ матери тут же всплывал в голове. И проглатывая неприятные эмоции, мисс Ньюман с новой силой улыбалась и вела себя "достойно". — Николь? — В очередной раз позвал официантку Адам, теряя какое-либо терпение. — Ах, простите, — она неловко улыбнулась, поправляя форму, — сегодня был тяжелый день на учебе, так что я немного рассеянная. — Я заметил, — менеджер недовольно цокнул языком, а затем взял себя в руки, скрывая злость и раздраженность. — В любом случае, ты обдумала мое предложение?       Из раза в раз Адам задавал Николь этот вопрос. Получая уверенный отказ, самовлюбленный менеджер не хотел сдаваться. Обычно, когда Ньюман предлагал молодым работницам приватный ужин и встречи, те легко соглашались, соблазняемые дополнительным заработком и подарками. Официантки в небольшом кафе провинциального городка — чаще всего простушки, не имеющие за душой ничего. Адам, пускай и пользовался невинными леди в собственных целях, но никогда не твердил им о "неземной любви" и подобном бреде. Менеджер никогда не скрывал факт наличия жены, ребенка и саму модель исключительно рыночных отношений. И, как ему казалось, это справедливый обмен. Каждый в паре мог провести время с пользой: он развлекался и изучал новое тело, получая удовольствие; девушка зарабатывала на жизнь и могла себе ни в чем не отказывать.       Если официантки не соглашались, ссылаясь на молодых людей или простое нежелание вступать в отношения, менеджер одаривал их всем, чем только мог: дорогими украшениями, брендовой одеждой, неожиданными подарками и приятными сюрпризами. Некоторых из девушек, что выделялись особенными данными и навыками, мистер Ньюман любезно возил на отдых, показывая самые необычные места популярных курортов.       За многие годы именно это стало обычной рутиной Адама, что никогда ему не наскучивала. Вечно сменяющиеся любовницы, с каждой из которых он проводил не больше пары месяцев; затем поиск новой жертвы. И так по кругу. Приятная внешность и красивые, острые черты лица лишь сопутствовала этому, отчего Адам не знал слова "нет".       Однако существовали и такие кадры, как Николь. Они заставляли кровь в жилах стыть от злости и возмущения. — Что ей еще нужно?! — Кричал Адам про себя, пытаясь найти новые способы для достижения цели.       Добиться девушку — своего рода квест для него. И если дама не открывала врата своей души сразу, Адама это заводило еще сильнее. В перемешку с раздражением менеджер чувствовал нескончаемое возбуждение. Мысли о том, когда он наконец сможет повалить неподатливую Николь на кровать с каждым днем все сильнее овладевали разумом, застилая пеленой способность трезво думать. — Прошу прощения, мист... — Николь не успела договорить, собираясь вновь отказать ему, как менеджер крепко сжал хрупкое женское запястье, не собираясь отпускать.       От боли Николь издала протяжный стон, пытаясь вырваться и скорее убежать. Но от её действий Адам заводился лишь сильнее, хватка становилась лишь крепче, а на его лбу появилась первая капелька пота. Менеджеру казалось, будто все вокруг происходит в замедленной съемке. Грудная клетка Николь быстро вздымалась вверх и также молниеносно опускалась. Адам чувствовал животный страх, исходивший от официантки. Именно такую реакцию менеджер всегда желал получить, видя во снах трясущуюся Николь, что вскоре станет полностью его. И теперь мечты стали явью. Учащенное женское дыхание заставило мистера Ньюмана сглотнуть и вздрогнуть от осознания происходящего. Придя в себя и вновь обретя полный контроль над эмоциями, Адам отпустил руку и Николь и поправил пиджак. — Чего ты хочешь? — Тихо, но очень грозно спросил он, словно желал получить прямой ответ сию секунду. — Я дам тебе все, что попросишь.       Испуганные глаза Николь забегали вокруг в поисках помощи. Но в маленьком кафе, что насчитывает не более десяти работников, включая поваров, никто никогда не пойдет в разгар рабочего дня в раздевалку и не заглянет в её самый темный угол. Сейчас Николь одна в этом тесном помещении, а напротив — мужчина, что страстно её желает. Ситуацию хуже этой сложно вообразить. — Ничего, — растерянно ответила Николь, — правда, я ничего не хочу...       Её тихий голос стал едва слышным, как у маленькой мышки. Органы внутри неприятно сжались, а желудок издал странный скрипучий звук. Также себя чувствуют люди перед выходом на сцену или сдачей важного экзамена. Всё волнение сконцентрировалось в одной точке организма, побуждая рвотные позывы. От напряжения Николь не могла пошевелиться или даже поднять голову, чтобы посмотреть менеджеру в глаза. В её мыслях лишь вырисовывались ужасные картинки из прошлого, напоминающие сегодняшний день. Из-за них становилось только хуже. Глаза застилала странная пелена, словно она вот-вот упадет в обморок, а тошнота в купе с болью в животе становилась невыносимой.       Чтобы избавиться от этих странных ощущений и ужасающих воспоминаний, Николь укусила нижнюю губу со всей силы, особенно надавливая на неё острыми клыками. Болезненные ощущения сконцентрировали на себе все мысли — куда лучше, чем чувствовать тошноту от напряжения и переживаний. Сухая и обветренная плоть, которую Николь никогда не увлажняет — даже в холодную погоду, лопнула, доставляя еще больший дискомфорт. Небольшая рана, из которой вытекла маленькая капля крови, неприятно щипала, соприкасаясь с мокрым языком и слюной. Во рту почувствовался металлический вкус. Всегда, когда Николь волновалась, она делала с собой нечто подобное. Физическая боль заглушала моральные страдания и заставляла успокоиться. — В следующий раз, — из транса мыслей Николь вывел шепот, раздавшийся над ухом, — ты так просто не отделаешься.       Адам посмотрел на свой телефон, куда пришло очередное рабочее уведомление, выпрямился и в последний раз окинул дрожащую Николь взглядом. Как энергетический вампир, менеджер напитывался этими страданиями. Такой вид Николь не вызывал внутри ничего, кроме счастья и упоения собой. Язвительно улыбнувшись, мистер Ньюман вновь поправил одежду и волосы, и вышел из раздевалки, оставляя официантку наедине со своими мыслями.       Весь рабочий день студентки прошел, словно в тумане. Поглядывая на менеджера, что ходил по залу, Николь всячески пыталась избежать их встречи. Так, официантка маневрировала между столиками, выстраивая новые траектории, в течение всего дня. И расслабиться она смогла лишь в тот момент, когда перешагнула порог дома.       Идя по длинному коридору, Николь уже почувствовала приятный запах. Значит, Эмма на кухне. Только эта старушка проводила там столько времени, готовя каждый день, будто это — её единственное развлечение. И никто из жильцов коммунальной квартиры уже не удивлялся этому рвению, скорее наоборот — все радушно приветствовали пожилую женщину, видя её в общей зоне. Да и сама Эмма никогда не отказывалась от общения, угощая соседей вкусными блюдами и любезно делясь историями из интересной и насыщенной жизни. Иногда рассказы казались вовсе вымышленными, словно старушка вычитала их в сборнике сказок. Однако это никого не волновало, ведь то, с каким рвением Эмма говорила о прошлом, затмевало любые сомнения и желание разоблачить её. Чем ближе Николь приближалась к заветной комнате, тем страннее себя чувствовала. Внутри смешались странные эмоции: грусть, некая обида и нескончаемая радость за Эмму. И пытаясь сконцентрироваться только на хорошем, студентка наконец подняла занавеску, что служила своеобразной "дверью" для входа в кухню, и увидела старушку.       Пожилая леди с ярко выраженной испанской внешностью сидела за маленьким столом, на котором красовались старый, уже потрепанный сервиз и глубокая миска с песочным печеньем. На самом деле, Эмма никогда не вписывалась в антураж коммунальной квартиры. Несмотря на возраст, пожилая леди обладала невероятной харизмой и желанием жить. Её глаза всегда ярко мерцали непередаваемым светом, заряжая окружающих. Всегда ухоженная она каждый день гордо восседала на стуле довоенных времен, пользовалась печкой, которую уже давно пора сдать на свалку, и ела из посуду, что старше её самой. Однако это ничуть не смущало Эмму. Она никогда не задумывалась о возрасте вещей, ведь если предмет все еще можно использовать, почему бы не дать ему вторую жизнь? Видя столь бережное отношение ко всему вокруг — не только к людям, но и к предметам — Николь каждый раз улыбалась и хотела взять с неё пример. За годы совместной жизни студентка успела перенять некоторые черты старушки и даже манеру речи. Но теперь та, кого она считала "кумиром" и единственным близким человеком, покидает её. — Милая, — Эмма обернулась и посмотрела на соседку с мягкой улыбкой, — садись, я уже все приготовила. — Может, с чем-то помочь? — Николь, снимая куртку и кладя её на обшарпанный подоконник, посмотрела на гору грязной посуды в раковине.       Но Эмма лишь отрицательно мотнула головой: — Отдыхай, я сама уберусь позже. Вот, — Эмма подвинула к Николь миску с печеньем и налила ей горячий зеленый чай. — Это же наши последние вечера вместе. Лучше давай насладимся общением, а не мыслями об уборке? Этого в нашей жизни и так предостаточно. — Хорошо, — студентка кивнула и отхлебнула горячий чай, закрыв глаза.       Непередаваемое спокойствие разлилось по телу. Теплая жидкость будто обволакивала души, не давая плохим эмоциям взять верх. — Сегодня, думаю, можно вспомнить хорошее? — Эмма достала из сумки, что все это время висела на спинке стула, потрепанную записную книжку, листы которой стали желтыми от времени. — Что это? — Спросила Николь с интересом вглядываясь в предметы. — Это мои... — На мгновение старушка задумалась, глядя в окно, пытаясь подобрать верное слово. — Мемуары? — Правда? — Глаза Николь округлились. — Можно посмотреть?       Но Эмма отрицательно покачала головой. — Здесь собрана вся моя жизнь. Пусть это останется напоминанием обо мне. Но прочитай её, когда я уеду, хорошо? — Хорошо, — утвердительно кивнув, Николь уже пыталась представить в голове, что именно Эмма записывала в тетрадь.       Женщина с такой насыщенной жизнью, должно быть, повидала многое: не только радостные моменты, но также боль и страдания. Возможно, именно поэтому старушка не хотела отдавать тетрадь именно сейчас. Чтобы не испортить столь радостный момент. — Тогда... — Эмма не могла подобрать правильные слова, потому сразу же замолчала, даже не договорив.       Каждый раз разговор между ними протекал плавно, но сейчас никто не решался нарушить тишину. Старушка просто не знала, что сказать на прощанье и как лучше провести эти минуты вместе, а Николь боялась. Ей было страшно от мысли, что им действительно придется попрощаться. Но все же студентка решилась нарушить тишину: — Раз ты отдаешь мне такую памятную вещь, может, я расскажу о своем детстве? — Николь вяло улыбнулась.       Несмотря на столь близкие и теплые отношения между ними, Николь никогда не затрагивала тему прошлого, говоря лишь обобщенными фразами. Детские воспоминания доставляли ей дискомфорт. Однако несколько историй все еще грели сердце и заставляли улыбаться. Именно ими Николь хотела поделиться, ведь это нечто сокровенное и очень важное для неё, как и мемуары самой Эммы.