Королевские прятки

      Глава четвертая              Джон так и не узнал, что Эдуард поведал его братьям и матери о его чудесном спасении из морской пучины. Но, судя по всему, рассказ был долгим и обстоятельным. Матушка немедленно призвала его к себе и чуть не задушила в объятиях.              Испугавшись, что сейчас задохнется, Джон осторожно высвободился и сразу же попал в лапы самого графа Ланкастерского.              — Моя заноза! — голос Томаса прерывался от волнения. — Благодарю Господа за его милости!              — Почему сир Кристофер полез в воду во время прилива, разве на берегу не горел костер? — Генри, как и всегда, уловил саму суть рассказа, не отвлекаясь на ненужные подробности вроде жизни младшего брата. Джон закашлялся.              Бланка д`Артуа выпрямилась в кресле.              — Мы должны, нет, мы обязаны отблагодарить великодушного спасителя нашего сына! Томас! — таким голосом в молодости она созывала ополчение на помощь супругу. Граф тут же согласился:              — Конечно, миледи матушка!              Бланка лишь кивнула ему в ответ. Другого она и не ожидала.              — Вернемся к костру? — Генри никогда не останавливался на половине пути.              Джону пришлось признаться в своем промахе, на ходу придав истории с Освином более пристойный вид. Но это не помогло.              — Удивляюсь, как это наследник не побоялся доверить тебе управление даже такой маленькой крепостью. Я бы на такое не осмелился, опасаясь за жизнь своих людей и целость постройки. Надеюсь, хоть на этот раз ты не наломаешь дров, — голосом старшего брата можно было заморозить весь замок. — Ты уже не ребенок. Повзрослей наконец.              Генри кивнул, соглашаясь.              — Иди к себе, сынок, — матушка кинула в сторону старших братьев всего один взгляд, но те переглянулись и притихли. — Мы должны обсудить награду для этого милого юноши.              Кит постучался к Джону, когда солнце уже клонилось к закату. По его встрепанному виду Джон понял, что и он не избежал материнских объятий.              — Наверное, вам не стоило так волновать вашу семью, — Кит сглотнул, на щеках загорелись пятна. — И мне кажется, что такая мелочь не достойна столь высокой награды.              — Ты отказался от посвящения? И от должности тоже? — у Джона от огорчения сел голос, мечты о прогулках на закате, подобно дырявому тазу с тремя мудрецами, шли ко дну.              — Я… — Киту явно было неловко. — Я попытался, но сэр Томас не захотел меня даже слушать. Что же касается принца, то я обязан ему подчиниться.              Джон выдохнул. Таз все еще скакал по волнам. Мудрецам доведется увидеть гавань.              — Ваша уважаемая матушка — великая женщина. Она... она попросила меня принять эту честь и назначение, чтобы я смог присмотреть за вами и защитить, если потребуется. Я не смог ей отказать.              Джон почувствовал, что пришла пора сделать первый выстрел в неподатливую мишень. Он как можно шире распахнул глаза и позволил ямочкам на щеках стать глубже.              — То есть вы готовы защищать меня только по просьбе миледи?              Будущий рыцарь покачал головой, смутился еще больше и выбежал из комнаты.              Стрела попала в цель. Знать бы еще, не сбежит ли добыча при следующей попытке. Джон вытянул ноги. Что ж, иногда охотник ничего не приносит из леса домой...              Старший брат умел быть благодарным и когда хотел, обставлял всё с размахом. Не прошло и трех дней, как со двора ускакала целая кавалькада. Томас увез с собой в соседнее аббатство, где должно было состояться посвящение, растерянного из-за всей этой шумихи Кита и всех рыцарей из замка и округи. К полудню уехала и мать в сопровождении среднего сына. Она увезла с собой телегу с дарами любимому монастырю, где аббатисой была подруга ее детства. Джона оставили развлекать наследника престола. Непосвященные на таинство не допускались.              — Ты ведь займешь нашего гостя? — мать поправляла на голове капюшон. — Генри, дорогой, может, в этом году мне стоит отложить поездку?              — Я думаю, что принц с удовольствием отдохнет от нас, — Генри явно не беспокоило, что он лишит наследника престола своей компании. — Дорогой брат, надеюсь, к нашему возвращению замок не сгорит. Правда, при твоих умениях разжигать костры...              Джон сделал вид, что не понял намека, и, помахав рукой отъезжающим, бросился к Эдуарду, перепрыгивая через ступеньки.              — Свобода!              Наследник поднял огорченные глаза от письма, привезенного поутру из Йорка королевским гонцом.              — Не понимаю, чем тебе не угодила твоя семья. По сравнению с моим отцом твои братья — святые. А что касается свободы, то скоро ее у нас не будет вовсе. Вот, гляди.              Джон притянул к себе пергамент и, прочитав, задумался. Король пенял сыну за безделье и плохую компанию. «Да устрашатся твои нечестивые друзья! — писал дядя. — Совет подготовил новый приказ, я утвержу его сразу после праздников. Я очищу свою страну от содомитов, как избавил ее от евреев».              Прочитав эти слова, Джон взглянул на повесившего голову Пирса. Тот явно понял, о ком шла речь.              «Не спасет их твоя защита, — король никак не мог успокоиться. — Содомита ждет изгнание, меч или костер. Не поможет им высокое происхождение и не спасет богатство». Дальше шли обычные наставления, не сильно отличавшееся от упреков братьев Джона или назиданий его наставника.              — Мы не будем думать об этом на праздниках! — принц ткнул пальцем в пергамент, клюнул Хью в щеку и привлек к себе поникшего Гавестона. — Никто не лишит моих друзей моей милости! А остальное обсудим после праздников. Ты прав, кузен, мы свободны, молоды…              — И некоторые из нас хороши собой! — Пирс явно намекал на себя, но Джон принял это и за свой счет. — Так что нам может предложить Бамборо?              Они хорошо провели несколько беззаботных дней в отсутствие старшей родни. По утрам, захватив из кухни корзины с едой, рыскали по лесу с собаками или даже с соколами. Когда уставали, устраивали привал. Ели мясные пироги, гордость матушкиной кухни, пили вино из подвалов брата.              А по вечерам выбирали царя дураков и танцевали до упаду. Никогда еще в чинном замке не было так весело. Принц затеял маскарад. Он рассказал им об итальянском обычае в зимние праздники рядиться в чужую личину. По темным коридорам забегали бородатые царицы фей и веселые разбойники, распевающие непристойные песенки женскими голосами.              Но рано или поздно все хорошее приходит к концу.              Джон хлопал в ладоши, подбадривая наследника престола, который, путаясь в женском платье, пытался вместе с Пирсом танцевать бранль, когда распахнулись двери и в зал ввалился Томас со своими гостями. За их спинами снимала с себя дорожный плащ матушка.              Музыка оборвалась, как будто инструмент проткнули мечом, и в наступившей тишине Джон услышал, как у менестреля звонко лязгнула челюсть.              — Что?.. — начал говорить Томас, но мать перебила его.              — Как мило... При наваррском дворе мы тоже иногда предавались веселым забавам. Правда, я никогда не видела таких нарядов, — она дернула принца за рукав. — Красивое платье, ваше высочество. По-моему, такое носила одна из моих фрейлин. Вы велели отпустить подол? Поторопитесь переодеться. Я уже распорядилась об ужине.              Ряженые потянулись к выходу. Джон поплелся за ними, стараясь не встречаться взглядом со стоящим посреди застывшей толпы Китом. Туника у младшего Ланкастера была залита вином и порвана, показывая всему свету голое тело. Новоявленный рыцарь смотрел ему вслед, недоумение у него в глазах сменялось чем-то другим. И это что-то вовсе не было радостью от встречи с сенешалем своей крепости.              Около входа Джон все же не выдержал и обернулся. Кит глядел на него так же, как смотрел на принца в тот вечер, когда бросил ему в лицо свою балладу. И под его тяжелым взглядом Джон потупился.              Праздничный ужин тоже не удался. Сэр (теперь уже сэр) Кристофер был усажен за главный стол между матушкой и Джоном. Бывшая королева Наварры настояла на том, чтобы трапеза была посвящена спасителю ее младшего сына. Она не только развлекала Торна беседой, но и подкладывала ему на блюдо лучшие куски, поднимала кубок в его честь. У Кита весь вечер горели от волнения щеки, а глаза лучились от счастья. На рукаве у него сияла вышитая золотом лента.              — Я не знал, что у тебя есть дама сердца... — Джон сжал под столом кулаки. Он уже где-то видел это украшение и теперь с подозрением рассматривал стол, за котором ужинали матушкины питомицы.              — Этой чести удостоила меня вдовствующая графиня.              — Миледи матушка? — Джон удивленно обернулся и посмотрел на мать. Она никогда не казалось ему красивой. Великой, умной, какой угодно, но красавицей она не была. Кит же, которого он уже привык считать своим, смотрел на нее с благоговением и, как Джону показалось, даже с любовью. Он задохнулся, словно его ударили под дых. — Вы предпочитаете перезревших перепелок?              — Стыдитесь, милорд! — тихо сказал Кит. Наверное, не хотел, чтобы матушка их услышала. — Недостойно так говорить о собственной матери. Будь вы рыцарем, я вызвал бы вас на поединок.              Джон проглотил комок в горле. Он не готов был признаться даже самому себе, насколько ему стало стыдно. Какое он имел право на ревность? И как он мог сказать такое про свою мать? Повязка явно была ее данью благодарности, а не любви. За всю свою жизнь матушка не совершила ни одного безнравственного поступка. Лента была всего лишь привычной на континенте куртуазностью. Он опустил голову, не хотел, чтобы заметили, как от стыда загорелись щеки. Потом извинился и, сославшись на плохое самочувствие, покинул зал. К счастью, слезы потекли из глаз, когда никто этого не увидел.              В следующие несколько дней они с Китом и двух слов не сказали друг другу. Сэр Кристофер был занят, отбирая новых солдат в крепость и готовя снаряжение. Принц решил немного увеличить Линдисфарнский гарнизон. Джон сидел у матери, молчаливо выпрашивая прощения за злые, хотя и не услышанные ею слова и глупые мысли.              В последний вечер праздника гости и хозяева обменялись подарками. Джон заметил некоторую принужденность между братьями и наследником престола. Томас не обрадовался новому лесу, который он столько лет мечтал заполучить в свою собственность. А Генри уж слишком небрежно поблагодарил принца за дарственную на новый феод.              Сам Джон приготовил для Кита красивый кинжал из оружейных замка. Граф разрешил ему выбрать любой, что придется по вкусу. Он долго рылся в сундуках, выбирая достойное оружие.              Кит повертел в руках подарок, тронул пальцем лезвие и уже потянулся его вернуть. Джон отпрянул, пряча руки за спину:              — Я... я должен просить у вас прощения. Я вел себя недостойно. — Неужели Кит не поймет, что он уже все осознал? — Я… благодарю Господа, что матушка не услышала моих слов.              Сэр Кристофер кивнул и прицепил кинжал к поясу.              — Ты прав, я ещё не рыцарь и недостоин даже начать свой искус. Но, может быть, теперь, когда мы оба будем служить короне вместе, ты... вы могли бы начать меня готовить? Я... я готов учиться.              Кит улыбнулся, и глаза у него потеплели.              — Я рыцарь без году неделя, милорд. Но, наверное, мог бы научить вас тому немногому, что умею. — Он протянул руку, и когда Джон ее осторожно пожал, чуть помедлив добавил: — Спасибо за подарок... Джон.              Они выехали рано утром, по дороге им надо было еще заглянуть в Дарем и попрощаться с князем-епископом. Время ученичества Джона закончилось.              Джон был бы счастлив, даже если бы в день их отъезда поднялся снежный буран. Но вот уже вторую неделю стояли пригожие деньки, столь редкие для обычно дождливой английской зимы. Или они Джону только казались солнечными. Он уезжал победителем. Пусть крепость, которой он будет управлять, меньше западного крыла Бамборо, а домов в деревушке по пальцам перечесть, но это всё будет его — не наставника, братьев или матери. О том, что крепость на самом деле принадлежит принцу и о неприятном поручении искать неизвестно какую «деву в беде», он предпочитал не думать.              Кит ехал на шаг впереди, что тоже доставляло удовольствие. Смотреть на него сзади было весьма приятно. А в арьергарде, под охраной новобранцев, тащился целый обоз, суливший новоявленному сенешалю приятную жизнь. Матушка не простила бы себе, если б ее сыну плохо спалось на новом месте. Торн фыркнул, увидев переполненные телеги, но промолчал. Джон немного опасался нотаций о долге рыцаря и привычке избалованных юнцов к роскошной жизни. Про себя он подумал, что вся его семья давно так живет и это не мешает им воевать и наслаждаться своим богатством.              — Вот будет забавно, если я стану рыцарем раньше Генри, — Джон тронул поводья и оказался рядом с Китом. Лошади поехали бок о бок, а его нога ну совершенно случайно коснулась чужого колена.              — Не думаю, что ты успеешь так быстро подготовиться, — Кит посмотрел на него с укоризной, в синих глазах закружился шторм. Чужая нога осторожно отодвинулась, и Джон предпочел сменить тему.              — Ты ведь не знаком с епископом Дарема? Я тебя представлю.              — Я знаком с милордом Беком. Я думал, ты понял это, когда мы встретились с ним на Линдисфарне. Юстициарий несколько раз посылал меня к нему с письмами и сообщениями. Я и сейчас ему везу письма от младшего Диспенсера.              — От Хью?              Интересно, о чем тот мог писать Беку? Неужели опять о несчастной покойнице? За последнюю неделю Джон сумел убедить себя, что слухи о Норвежской деве — бред сумасшедшего. Мертвые не воскресают. А про знакомство Кита с наставником он попросту забыл — оно его не слишком интересовало.              Кит кивнул в ответ.              Джон вернулся на свое место, чтобы и дальше беспрепятственно любоваться крупом Мальчика и мерно покачивающейся широкой спиной Торна.              — Ну что, Гифт, — пробормотал он своему коню. — Хотел бы ты понравиться этой зверюге? Я про коня говорю, не про хозяина. А я бы хотел — хозяину, конечно, лошадь мне ни к чему. Интересно, в постели он такой же молчун? Думаю, что не люблю крикунов.              Теперь на него укоризненно покосился его собственный конь. Наверное, предпочитал кобыл и очень оскорбился.              Ночевали они уже в Дареме. Сэр Энтони, всего лишь днем раньше вернувшийся из Лондона, выглядел усталым. Он поздравил Джона с первым назначением, а потом заперся с Китом. О чем они говорили, Джону так и осталось неизвестно. Из приемной епископа слышен был лишь гул голосов. Когда Джона пригласили войти, милорд Бек стоял у камина, вороша угли, а в комнате пахло горящим пергаментом.              — Последние да будут первыми! — епископ кивнул на стул, приглашая Джона присесть. — Твоя крепость невелика, но стоит на святой земле. Управляй ею с честью и положись на божью волю и на своего спутника. Он сможет тебя защитить.              — Наставник, кто в христианском мире может напасть на Линдисфарн? Шотландцы не меньше англичан чтут эту святыню, да и красть там нечего.              Епископ посмотрел на него как на несмышленыша, не понимающего очевидных вещей, и поджал губы.              — Сын мой, архиепископа Кентерберийского убили у самого алтаря. Король Стефан не гнушался вынимать свой меч в церкви. Неужели ты забыл все, чему я тебя учил? Иногда мусор в твоих глазах для другого бесценная жемчужина. И жизнь совсем юной девушки, если она действительно жива, не стоит и пенни, когда одному она нужна, чтоб подняться выше, а у другого стоит на пути. Я допросил Баллиоля...              — Милорд, значит, и вы верите, что Маргарет жива?! — Джон совершенно позабыл, что епископ не любит, когда его перебивают.              — Я допросил Баллиоля и пытал его секретарей, — князь-епископ сказал это буднично, но у Джона по спине пробежал холодок. — Они в это верят. А также в это верит нынешний регент Шотландии, Рыжий лис Комин. А главное, что в это верят наши союзники Брюсы. И если для Баллиоля она стала бы предметом торга, то Комин с радостью ее бы уничтожил.              — А Брюсы?              — А вот это знают лишь они сами. Они, как волки, нападают стаей и сразу прячутся в чаще, как только рыкнет медведь.              — Они не нападут на племянника короля!              Сэр Энтони рассмеялся:              — В Англии не своей смертью умирали и короли. В спину короля Руфуса прилетела стрела, и один Господь знает, чья рука натянула тетиву. Будь осторожен, мой мальчик. Ты можешь разворошить осиное гнездо. Не воюй за все английское войско. Всего лишь пошли ко мне гонца. Остальное я сделаю сам.              Он протянул Джону перстень для поцелуя.              — Наставник, Хью не сказал мне, почему вы не пошли с этим к королю.              Сэр Энтони тяжело поднялся и подошел к стариной мозаике, украшавшей стену. На ней Адам и Ева гуляли по райскому саду, а сверху на них любовались ангелы.              — Подойди ближе, сын мой. Если попытаться рассмотреть рисунок вблизи, то видны лишь каменные осколки. Если отойдешь, увидишь весь рисунок, но не заметишь фрагментов. Я говорил с королем, он мне не поверил. У меня не было доказательств. Юстициарий и я... Мы знаем слишком мало. Нам надо выведать побольше, чтобы мозаика сложилась.              Если девушка выжила, где скрывалась все эти года? Почему те, кто ее прятал, не привезли ее в Бервик, где после объявления ее кончины выбирали нового правителя Шотландии? Почему она не остановила Уоллеса и, прости меня Господь за эти слова, не уняла нашего короля? Почему про нее заговорили именно сейчас? С ее смерти прошло уже десять лет.              — Французский брак? — Джон решил блеснуть своими познаниями.              — Да, наверное, и в этом тоже причина. И, конечно, во многом другом. В наших договоренностях во Франции. В оружии и кораблях, которые пообещал нам конунг Норвегии и король Филипп. В наемниках, обещанных нашими союзниками, чтобы зря не лить английскую кровь. Кто из трех вождей хочет рассорить нас с друзьями?              — Баллиоль в Тауэре.              — Баллиоля переводят на континент. Оттуда до владений короля Филиппа ближе, чем до Лондона. Французы никогда не любили англичан. Твоя сестра Жанна с трудом сдерживает воинственную натуру своего мужа. Если Баллиоль приведет к Филиппу законную королеву Шотландии, Филипп может отправить обещанную нам помощь в Шотландию, а не в Лондон. А победив, посадит на трон маленькую королеву и будет править вместо нее.              В свою очередь, Комин Рыжий лис многое отдал бы, чтобы количество претендентов на престол не выросло. Если он разыщет беглянку, то, скорее всего, убьет на месте. Брюсы...              — Про них я все понял.              — Все ли? Они рвутся к власти. С такой женой... Теперь ты понял, почему девушка нужна нам? Король стареет, а наследник престола молод и слаб... — епископ прошептал про себя молитву. — Если он поведет войска… С какой радостью шотландцы перейдут Тай и отомстят за сожженные города! Эта девушка может стать залогом мира. По крайней мере, я об этом молюсь.              — А Диспенсеры молятся вместе с вами?              — Я не знаю, сын мой. В этом деле каждый за себя. Я показал тебе свои кусочки мозаики, молодой Диспенсер рассказал о своих причинах, если, конечно, твой приятель и его отец говорят правду. Составить общий рисунок придется тебе самому. Я буду молиться, чтобы Господь наставил тебя.              Джон вышел из кабинета епископа с такой головной болью, что ему не помог бы и целый чан вина. Он попробовал разыскать Кита, но того нигде не было видно. Джон вернулся в комнаты, которые привык считать своими, бросился на кровать, но не смог уснуть. Его наставник всегда говорил так запутанно…              «Жаль, что он не научил меня распознавать правду и ложь. Это важнее, чем уметь находить путь по звездам», — Джон ударил кулаком по подушке. Он чувствовал себя слепым щенком.              Подушка полетела на пол, за ней вторая.              «Все они рассказывают одну и ту же историю, но по-разному. У каждого свой кусочек мозаики. И ведь каждый из них может мне лгать». Засыпая на рассвете, Джон пожалел бедного кузена, который проживет всю свою жизнь в интригах и лжи. Уже засыпая, он подумал, что уже вообще ни в ком не уверен, кроме матушки и Кита. Эти, похоже, говорили правду.              Утром полил дождь. Не выспавшийся Джон кутался в промокший плащ и злился на своего спутника, которого, судя по бесстрастному лицу, потоки льющейся за шиворот воды вовсе не беспокоили.              — Поторопи людей! Нам нужно успеть до прилива.              — Люди выбьются из сил, а твои телеги застрянут в грязи. Не успеем — переночуем на берегу.              Джона передернуло. Ему вовсе не улыбалось ночевать в хлипком шатре. Он повысил голос, но в ответ лишь наткнулся на суровый взгляд и получил очередную нотацию о том, что не он здесь отвечает за жизнь и здоровье отряда.              И что благородный рыцарь прежде всего радеет о своих людях и не боится текущей с неба воды. Эти упреки начинали здорово утомлять, и Джон заскучал по тем временам, когда Кит вежливо называл его милордом.              Отлив они, конечно же, пропустили. Море ворвалось на отмель, вздыбилось волнами и закипело пеной. О переправе нечего было и думать. Пришлось ставить шатры и разжигать костер, который никак не хотел гореть в такую погоду.              Походная койка была жесткой, а одеяло отсырело. Спать под ним было холодно. Джон попытался считать овец.              — Сколько там овечек, на острове... Одна овца, две овцы, Освин...              Чужая рука заткнула ему рот.              — Возьми меч и выходи! — Джон было напрягся, но успокоился, узнав голос Кита. — Поторопись! На дороге чужой отряд!              Джон судорожно одевался, нащупывая в темноте оружие. Чертов саксонец, предупреждал же его, что ночевать лучше под крышей! Он никогда не участвовал в стычках, тренировки не в счет. Князь-епископ и его семья путешествовали всегда с большой охраной. Кому могло прийти в голову напасть на хорошо вооруженный отряд? Никому, даже здесь, на границе.              У них же было с десяток солдат, и большинство из них — новобранцы. И кого там черт принес? Если врагов много, они не смогут отбиться.              Он выскочил из шатра, споткнувшись и чуть не рухнув головой в костер.              — Встань ко мне за спину. Бей, только если я упаду, и беги к лошадям. Постарайся от них ускакать.              Кит заметил надетую задом наперед тунику и передернул плечами. Сам он, наверное, спал не раздеваясь или вовсе не спал, Джон так и не понял. Зато он оценил расставленных кру?гом новобранцев, спиной к морю, лицом к дороге, притушенный костер и готовые к бою мечи.              — Кто идет? — мечники перехватили оружие поудобней.              — Свои, свои! Союзники короля Эдуарда, да продлятся его дни, — у говорящего был сильный шотландский акцент. Рядом с Джоном пробормотали проклятие. — Нас всего пятеро. Мы заплутали, замерзли и голодны. Готовы заплатить, если разрешите переночевать в вашем лагере.              Кит выругался, вглядываясь в темноту.              — Если у вас есть лучники, не стреляйте, я иду один!              — Держи на виду меч и медленно иди к костру! Дернешься — получишь дюжины две добрых английских стрел!              — Иду! Не стреляйте!              Выступивший из темноты человек был шотландцем. Рыжая растрепанная шевелюра, заросшее бородой широкое лицо и внимательные, почти скрытые за мохнатыми бровями глаза. На вытянутых руках он плашмя нес меч.              — Подойди поближе.              Незнакомец приблизился к костру. В скудном свете догорающих углей стало заметно, что он моложе, чем Джону показалось сначала, лет, наверное, тридцати. И он нисколько не испугался направленного на него оружия.              — Мы возвращаемся из Йорка в Эдинбург. Я везу письмо от его величества регенту Шотландии. Вы же узна?ете королевскую печать? — шотландец осторожно положил меч на землю рядом с костром и выпрямился.              — Ближе! — Кит, казалось, сделал всего один шаг, но незваный гость захрипел, пытаясь вывернуться из боевого захвата. К его шее приставили кинжал.              — Ну-ка, ножи на землю! — К костру полетело еще два кинжала. — Скажи своим, пусть выходят по одному. Мы обыщем каждого, а потом проверим дорогу. Я сейчас посмотрю печать.              — Хорошо. Отпусти меня, английский баран! Задушишь — тебе придется объясняться с вашим королем!              — Джон, письмо!              Джон вышел из-за широкой спины Кита. Рыться в спорране с мечом в руках было неудобно. Поколебавшись, он вернул оружие в ножны и обыскал незнакомца. За пазухой он обнаружил не один, а два свернутых в трубочку пергамента, скрепленных знакомой печатью.              — Факел! — сразу стало светлей. Джон повертел печать и рассмотрел надпись. — Лорд Аннандейл кем вам приходится, милорд?              — О, этот уже не баран, а, скорее, бодливый ягненок! — Джон стиснул зубы. — Не в обиду будет сказано, парень. Лорд Аннандейл мой отец.              — Милорд Брюс? — Кит отпустил многострадальную шею шотландца. — Все же прошу, пусть ваши люди сложат оружие.              Шотландцев действительно оказалось всего пять человек. Оставшиеся выходили из темноты по одному, бурча под нос гэльские проклятия, и разоружались. У костра выросла внушительная куча железа.              — Граф Каррик, милорд, — Джон решил не обижаться на ягненка. — Прошу извинить нас за осторожность.              Роберт Брюс получил свой титул всего несколько лет назад, после смерти матери.              — Ничего, парень, — Брюс потер шею. — Я бы вел себя точно так же. Здесь, на границе, не успеешь прочитать молитву, как окажешься или под шестью футами английской земли, или в шотландском замке. Мне ли не знать!              Джон и Кит одновременно кивнули. Кто на севере не знал байку о том, что матушка Брюса заполучила себе мужа, отца графа, похитив его во время прогулки и женив на себе силой.              — Эй, не надо так на меня смотреть, парни! — шотландский акцент стал заметнее. — Я очень любил свою мать, да будет ей земля пухом. Да и отец любил ее не меньше. Всегда говорил, что благословляет день, когда решил покувыркаться в стогу сена с красивой молочницей, а заполучил себе графиню.              — Вы сказали, милорд, что сбились с пути? Где ваша свита? — Кит явно не вслушивался в байки графа, и Джон его понимал: все шотландцы — лгуны.              — Наверное, спят без задних ног в каком-нибудь монастыре. Или рыщут по дороге в поисках пропажи, — граф Каррик, казалось, совершенно не беспокоился о здравии своих сопровождающих. — Мне надоело плестись под дождем, и мы поехали вперед. На развилке заспорили, куда дальше. Одни говорили, что направо, другие, что налево. Мы повернули направо и, как видите, остались без ночлега.              Джон взглянул на Кита, чьи губы скривились в недоверчивой улыбке. Как можно ошибиться, когда едешь вдоль моря?              — Может, вы хотели переночевать на Святом острове?              — Отнюдь. Что мне там делать?              Рука у Кита потянулась к мечу, а кто-то из шотландцев бросился к оружию. Брюс, взмахнув рукой, утихомирил своих.              — Тише, тише, парень! Умерь свой английский пыл. Вы тоже ночуете под открытом небом, но я же не спрашиваю вас, что вы здесь делаете. Я еду с охранной грамотой короля Эдуарда. И в Йорке был по его приглашению. Не хотите приютить нас, мы уйдем, — его акцент к концу речи совершенно исчез, а английским произношением мог бы гордиться любой школяр в Оксфорде.              Кит неохотно согласился:              — В такую ночь не отказывают в ночлеге. Мы освободим для вас шатер и поделимся припасами. Оружие вернем утром.              — Вот за это спасибо, — шотландский акцент вновь проявился во всей своей красе. — А как мне вас звать, если вам придет блажь распить со мной флягу с живой водой из Ирландии? Что-то пока вы меня тут душили, я ваших имен не расслышал.              Джон назвался и представил Кита.              — А, младший сынок Эдмунда Ланкастера, — имя Торна, разумеется, не произвело на Брюса никакого впечатления. — Что-то ты совсем хлипкий, не то что братья. Они у тебя знатные драчуны. Помню, на одном турнире твой старший брат так шуганул моего приятеля, что тот едва душу Господу не отдал, — граф благочестиво перекрестился.              Джон покраснел, радуясь, что в темноте это незаметно. Он не любил, когда ему напоминали, что он ниже братьев и уже в плечах.              От выпивки они отказались, хоть шотландец и зазывал их попробовать пойло, погубившее всех змей Зеленого острова. Кит заново расставил часовых, удвоив охрану. Он предоставил шотландцам свой собственный шатер.              — Переночуй у меня. Отдохнешь хоть часок, я тебя подменю, если что, — сказал Джон.              Кит, лишившийся пристанища, сел на бревно у самого костра. Он кутался в плащ и грел у огня руки. Джон и сам не знал, почему предложил это, может, пожалел вымокшего Торна, а может, просто хотел затащить его в свой шатер. Тот отказался.              — Тогда я посижу с тобой. — Кит подвинулся, освобождая ему место, и подбросил ветку в слабый огонь. — Как ты его скрутил! Я не успел и глазом моргнуть!              — Я же вырос на границе. Здесь непрерывно воюют. Отец подарил мне первый меч на седьмой день рождения. Года через три он взял меня в первую стычку. Мы отбили тогда отару овец. Шотландцы успели переправить их через Тай. А в шестнадцать лет я уже защищал Акру вместе с твоим отцом.              Они замолчали. От тела Кита шло ровное тепло, и Джон пригрелся, несмотря на редкие капли дождя. В костре потрескивал мокрый плавник и, сгорая, плевался искрами вереск.              «А ведь это первая ночь, когда я сам себе хозяин, — про себя усмехнулся Джон. — И первая стычка!»              Ему было хорошо и покойно. Так бы и просидел всю жизнь.              — Хотел бы я знать... — Кит порылся в дорожной сумке, извлек из нее чистую тряпку и стал протирать ею свой меч.              — М-м-м? — Джон почти задремал, и думать о чем-то совершенно не хотелось.              — Граф приехал сюда не случайно. Я в этом уверен. И, думаю, по той же причине, что и мы — переправиться в отлив на остров. Мы их спугнули.              — Зачем ему туда?              Кит, как и костер, пах дымом и немного вереском, и Джон готов был вечно вдыхать этот запах.              — Вот я и спрашиваю себя, зачем...              Джон замер, вспомнив слова епископа и Хью. Вряд ли нечестивый шотландец искал на Святом острове отпущения грехов. Тогда... Он вздрогнул.              — Замерз? — губы Кита почти мазнули его по уху, шепот заячьей лапкой погладил щеку. Джон радостно закивал.              — Иди в шатер. Обсохнешь возле жаровни.              Если бы Джон не видел, на что способен Кит в драке, стукнул бы его кулаком.              Проснувшись утром, он не нашел шотландцев в лагере. Они уехали задолго до рассвета, увезя с собой свои секреты, оружие и матушкин бочонок с элем. Кит сказал, что пропажа не стоит погони, и, наверное, был прав.