Королевские прятки

      Глава вторая              — Кит?.. — сумасшедшая ошибалась, он не плакал. Он не мог позволить себе такой роскоши. На стенах часовые! Они обратят внимание на длительное пребывание господ в маленьком домике. Не дай бог еще спустятся и проверят.              — Сэр Кристофер?              Тот лишь кивнул в сторону привратника и отвернулся. Не хватало только выгонять солдата во двор, заметят сразу. Начнут любопытствовать, почему они оба остались внутри. Еще чего, мой дорогой любовник! Если ты кого-то прячешь в чужой комнатушке, то ее хозяину прекрасно известно, о ком идет речь.              — Мадам?              Женщина метнулась к девушке и прижала ее к груди.              Вот как? Подозрения превратились в уверенность. И это было плохо, хуже не бывает. Он выпрямился, отпихнув чурбан ногой. Теперь выход был свободен.              — Вижу, что в своей крепости я больше не хозяин. Я удаляюсь к себе и жду вас, сэр Торн. Надеюсь услышать внятные объяснения. Мадам, извольте оставаться здесь, я приставлю к двери солдат.              — Нет! — одновременно крикнули все трое. Девушка все так же безучастно хлопала ресницами.              — Я рад, сэр Кристофер, что у вас прорезался голос, — Джон стиснул зубы. Не стоило ссориться при посторонних.              «Одному из вас все же придется со мной объясниться, и этим человеком будешь ты, поклявшийся мне в верности вассал, начальник моего гарнизона. Женщин можно оставить на потом».              — Хорошо, — он кивнул привратнику. — Если ты или дамы к утру исчезнете, пострадает твой брат. Наверное, отцу Ранульфу будет интересно узнать, что за монахи гостили в его обители, — он кивнул в сторону валяющихся на полу скомканных ряс.              — Я хочу есть! — у девушки в голосе слышались слезы.              — Разбуди кухарку. Скажешь, что я велел тебя накормить, принесешь сюда. Не бери много, заподозрят. Я пришлю еще… после завтрака.              Привратник закивал, как детская игрушка. Кажется, кражи на кухне не имели отношения к выпоротому сержанту. Киту придется и за это ответить.              — Сейчас прилив, мадам. Я проверю до отлива, здесь ли вы еще, и в случае побега, если потребуется, обыщу весь остров. Поверьте, зная, кого искать, вас найдут без особого труда. Тогда вместе с вами к шерифу отправятся и ваши укрыватели.              Женщина, казалось, вовсе не слушала его. Она утешала свою воспитанницу. Ничего, уши у тебя есть, значит, слышишь, и привратник намотает на ус, поостережется тебя выпускать. Решить бы еще, что с вами делать. Но это позже.              Джон развернулся к двери.              — Следуйте за мной, мессир.              Кит вздрогнул, но не сдвинулся с места.              — Я сейчас приду, милорд. Вам не придется меня долго ждать. Но позвольте сначала успокоить несчастных. Вы их напугали.              Надо же, он еще и виноват. Джон приподнял бровь и вышел из комнаты.              Он считал шаги. Камин, стена, постель, окно, снова камин, еще и еще раз. Казалось, прошли года, прежде чем в дверь постучали.              — Кого ты там прячешь? Или, может быть, лучше спросить, кого ты думаешь, что прячешь?              Кит молчал, наверное, собирался с духом.              — Тогда я скажу тебе сам. Ты думаешь, что это пропавшая Норвежская дева. Ты ошибаешься. Этого не может быть. Она мертва.              Дурак, какой дурак! Если женщины — самозванки, одно это уже бесконечно опасно. Если же девчонка, не дай бог, действительно пропавшая шотландская королева, то всё, это просто конец…              Додумать он не успел. Кит вскинул голову:              — Это она. Я знаю.              — Ложь!              Рука любовника потянулась к бедру, но меч лежал на столе, куда его обычно клали, раздеваясь.              — Еще раз спрашиваю: кто эти женщины?              — Это Маргарет Шотландская и ее фрейлина, фру Ингеборг Эрлингсдоттер. Я видел доказательства. Это они.              — Значит, тебя обманули. Бренное тело Норвежской девы давно в земле, а душа с Богом.              — Леди готова рассказать и показать тебе все, что видел и слышал от нее я. Сам увидишь.              Джон вздрогнул. У этой Ингеборг что, есть бумаги, подтверждающие происхождение девчонки?! Он с трудом взял себя в руки.              — Представим на мгновение, что это правда. Девочка выжила, но ее разум помутился от болезни. Тогда... ты вообще понимаешь, что натворил?! Она обрученная невеста наследника престола. Практически жена. Их обряд законен в глазах божьих и человеческих, и разлучить их может только папа римский, если захочет и на то будут причины. А их нет! Она скудна разумом, но по возрасту вполне может произвести на свет потомство. Это означает, что папа не аннулирует их обручение. Убедить его, конечно, возможно, но на это уйдут года. На все это время Эдуард окажется привязан к сумасшедшей. То есть решение может быть лишь одним. Убить ее и всех, кто рядом с ней, чтобы не болтали лишнего. У нее нет родных, и некому за нее заступиться. Это в том случае, если до нее доберется наш король или его люди. В Шотландии же она станет костью в грызне сразу трех кланов. Это ее искали по монастырям? Конечно, ее… ради кого еще горцы рискнут своей душой, нападая на святые обители? Чей клан успел первым? Брюс? Люди Баллиоля? Регент Комин?              — Я думаю, что это молодой Брюс. Ему легче всего перейти Тай, пользуясь охранным письмом, полученным от короля.              — Хотел похитить ее и сразу обвенчаться, чтоб не досталась другим... Он вдов, и это приблизит его к трону? Нет! Это вряд ли, он не рискнет стать супругом двумужницы. В глазах Церкви их союз освящен, даже если брак не консумирован. Ему выгодно похитить и держать ее заложницей, добиваясь уступок от моего дяди. Чтобы скрыть скандал и спасти своего сына от сумасшедшей жены, король может пойти на многое, например, поддержать Брюсов. А если маленькая королева скоропостижно скончается от болезни или упадет с обрыва, как ее дед, то их величество только порадуется. Это спасет французский брак его сына. За такое можно и регентство Брюсу подарить. Нынешний регент дядюшке давно надоел. Опять же, оба они будут только рады избавиться от лишних глаз и ушей. Что ты предпочтешь: английский меч или шотландский палаш? Хорошую же напасть ты притащил в наш дом!              — Я помогу им бежать.              — Куда? Во Францию, где моя сестра считает дни до свадьбы дочери с наследником английского престола? Домой в Норвегию, где правят уже другие? Радуйтесь, люди добрые, я привез вам вашу потерю! К маврам в Испанию? Да куда бы ты ее ни увез, она опасна.              — В Ирландию. Там есть монастыри, а запад страны не подвластен нашей короне.              — В ирландский манор? Собираешь увезти ее туда? Бросишь меня здесь разбираться с последствиями, если тайна вылезет наружу? Потому что сами женщины не доберутся, и вряд ли за ней из монастыря пришлют отряд. Она же в глазах монахов всего лишь беглянка, пытающаяся найти спасение в церкви от нежеланного брака. Это же говорил Брюс, когда обыскивал женские обители на том берегу? У них нет причин ему не верить.              Джон уселся на стул. Он смотрел на бледного как смерть Кита, и сердце сжималось от ужаса. Надо найти выход, надо спасти их обоих, а страх — плохой советчик. На этот раз Джону самому придется держать в руках поводья.              — Сядь, Кит, не изображай изваяние. Расскажи мне все, — вздохнул он.              Кит опустился рядом и попытался взять его за руку, но Джон покачал головой, и он отодвинулся.              — Ты вправе прогнать меня, выдать королю или просто убить. Я не стану защищаться. Но я не мог иначе. Я... я сам накликал на нее беду. В наших землях давно ходили слухи про маленькую королеву. Я рассказал об этом юстициарию и его сыну, моим патронам. Когда я получил это место, Хью приказал мне вернуть долг верности и либо разыскать королеву Шотландии, либо убедиться, что она мертва. Не буду лгать, я не особо понял его мотивы. Думал просто отвести от наследника грех многоженства и помочь объединить две враждующие страны. Его отец и князь-епископ просили о том же. Представляешь, объединенный остров и тишина на границах! Я согласился…              Джон вздохнул и сказал:              — Они не знали о ее состоянии и действительно хотели этим браком объединить остров. Милорд Бек желал помочь своему другу королю, а Диспенсер старший… думаю, он мечтал заслужить награду. Им и в голову не приходило, что девушка сошла с ума. Да и никому бы не пришло, — он покаянно опустил глаза. — Я тоже не был с тобой откровенен. Кузен, твой друг Хью и наставник просили меня о том же. Наследник пообещал в награду свое покровительство и место, достойное моего происхождения. Но я ничего не сделал. Решил, пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Я, как и ты, не сказал тебе ни слова. Моя ошибка — я думал, что глупые сплетни о давно похороненной девушке не стоят ни пенни. Я и сейчас думаю, что тебя обманула самозванка. Не качай головой, тебя легко обмануть. Поверил же ты, что горцы перестанут нападать на северные маноры. Глупец! С шотландской королевой на английском троне или без нее у шотландцев всегда найдется причина пересечь Тай. Что же случилось дальше?              — Линдисфарн был выбран неспроста. Брюс сильно напугал приора, поэтому юстициарий решил, что девушка прячется на острове или где-то рядом. Хью упросил наследника престола дать мне это место. Я ездил на материк. Помнишь, ты еще злился из-за моих частых отъездов.              Я ее искал, но никого не нашел. Мне помог случай. Этот послушник, Освин... У него в монастыре недалеко отсюда сестра — аббатиса. Он рассказал, что в их обители уже год, как живет женщина из Норвегии с больной девушкой. Я расспрашивал в приорате, и он знал, что я разыскиваю тех, кто приплыл из-за моря. Просил за эти сведенья помочь своей родне на том берегу и хорошо относиться к брату. Он же не знал, зачем я их ищу. Я так и не добрался до той обители. Все сомневался, ехать или нет. Хью я больше не доверял, помня его россказни про тебя. Боялся, что накликаю на несчастных беду.              — Господи прости, сколько же у Освина родни! И насчет Хью ты прав. Почему же они оказались здесь? — «Так вот зачем Овечка тогда разговаривал с Китом». — Я вспомнил, вы встречались зимой. Он уже тогда просил тебя помочь?              — Нет, только весной. Помнишь, я все время опасался шотландцев. Знал, что они искали женщину и девушку, приехавших в эти края недавно и искавших убежище. Уже тогда, до нападений, говорили, что девица сбежала от жениха. Леди Ингеборг не открылась аббатисе, но та не поверила людям Брюса. Эти женщины не были похожи на шотландок. И девушка явно не могла быть чей-то невестой. Весной Брюс еще не нападал на монастыри, просто расспрашивал о беглянках. Аббатиса испугалась и за обитель, и за гостей. Она-то и предложила перевезти их в Ирландию, но чтоб запутать следы и отвести от обители опасность, попросила Освина помочь им спрятаться на Линдисфарне. Надеялась, что горцы не осмелятся его осквернить. Отсюда они и должны были бежать на Зеленый остров. Двое монахов из Дублина, возвращающиеся домой, вызвались их сопровождать.              — И Освин благородно взвалил на тебя эту ношу? Чудесный поступок. Почему он пошел к тебе, а не попросил настоятеля?              — Он испугался. Женщины приехали в мужской одежде под видом паломников. Они отказались переночевать в общей спальне, остались в гостевом доме. А ночью Маргарет выбежала погулять, так же, как она это делала здесь. Настоятель приказал разузнать, что за девица в облачении монаха гуляет в саду по ночам. Брат Освин не любит приора и боится его... Ему крепко влетело за прогулки с тобой. Не думай, что его епитимья ограничилась ночным бдением. Приор подождал с наказанием до отъезда князя-епископа.              — Ты знал? — Джон покраснел, вспомнив, почему в ночь знакомства с Китом сторожил переправу.              Кит улыбнулся, и это была его первая улыбка за сегодняшнюю ночь.              — Освин рассказал мне, когда просил о помощи. Не красней, это было еще до меня.              — Ничего и не было! Сам знаешь, — щеки все же горели огнем. — Что же сказал тебе Овечка, тьфу, Освин?              — Он сказал, что две женщины оказались в беде, и попросил с ними встретиться. Миледи Ингеборг рассказала остальное. Я... я тоже решил сперва, что они самозванки, и отказывался помочь. Тогда миледи потребовала клятву чести и показала документы. У нее не осталось выбора, ирландцы должны были приехать со дня на день. Речь шла всего о нескольких ночах.              — Но люди Брюса перекрыли дороги, и беглянки оказались запертыми в крепости. А ты не знал, чем их кормить. И девушка убегала по ночам. Черт, Кит, я из-за тебя зря выпорол Смита. Хотя ладно, от него не убудет.              Кит сник:              — Никогда себе не прощу.              «Я сплю, — подумал Джон, — сплю и вижу страшный сон. Только сумасшедшая девица, что прячется сейчас в домике у ворот, могла придумать всю эту муть. Ничего, мадам Ингеборг, кем бы она ни была, доскажет остальное. Если женщины — самозванки, никогда не поздно кликнуть солдат, пусть проводят изменниц в Бамборо. Братья и мать разберутся, что с ними делать. Если же нет…»              — Хорошо!       Кит поднял на него глаза. От надежды, блеснувшей в них, замутило.              — Привратник знает, кто они или за кого себя выдают?              — Нет.              Слава Господу! Троим легче сохранить тайну, чем четырем. Малая радость, но все же...              Черт, во что он ввязывается! Джон представил себе казнь за государственную измену и содрогнулся.              — Ты собирался меня бросить? — спросил он.              А это ему зачем? Он должен с утра сесть на коня, домчаться до дома и рассказать обо всем Томасу, Генри или матери. Только так он избежит плахи. Но он уже понимал, что не сможет этого сделать.              — Нет! — в голосе было столько боли, что Джон поверил сразу и бесповоротно. — Даже если придется уехать, я вернусь.              — Я понял: их нужно прятать здесь и препроводить… куда?              — Освин знает. Мы ждем знака.              Может, действительно пусть уедут. Пусть спрячутся в Ирландии и похоронят там все свои тайны. Вести оттуда доходят редко, и скажи кто, что у людей там по три руки и собачья голова, поверят многие. Они прожили десять лет, скитаясь по монастырям, значит, не претендуют ни на принца, ни на трон, ни на молодого Брюса. А грех многоженства... Вряд ли Господь в своей милости зачтет кузену грех, совершенный по незнанию. У него и так есть, что предъявить наследнику престола. А сам Джон... он попросит мать построить в Шампани обитель в искупление грехов сына. Господь простит!              По крайней мере, с Китом все ясно. Он останется с ним. С фру... как ее там... Джон разберется завтра. Поймет, обманула ли эта женщина двух придурков или сказала правду.              До утра все равно ничего нельзя сделать, да и вообще ничего не изменишь. Кит все равно пойдет туда, куда ведет его честь и достоинство рыцаря, а Освина, наверное, как и помешанную, ведет Господь.              Он погладил склоненную голову.              — Пошли спать, Кит! Утром подумаем, куда бы нам их перепрятать.              ...Всю ночь Джона мучили кошмары. Он проснулся с криком и уткнулся в грудь лежавшего рядом Кита.              — Ты в порядке?              Дурацкий вопрос. Да он просто счастлив оказаться замешанным в интригу, грозящую плахой! Джон посмотрел на Кита. У того покраснели глаза, значит, он этой ночью вообще не спал.              — Возьмешь сегодня весь гарнизон на учения. Уведи солдат подальше от крепости. Часовым прикажешь глаз не спускать с моря. Я отошлю кухарку. Скажу, что захотел гуся на ужин и чтобы поискала сушеных слив на пирог. За это время мы с привратником переведем женщин в башню, — выпалил Джон. Это придумалось еще ночью, когда он ворочался с боку на бок, тщетно пытаясь уснуть. Ничего другого в голову не пришло. Единственную башню крепости он осмотрел еще в первые дни, когда выбирал себе покои. Тогда пыльное помещение с промасленной бумагой вместо стекла в узких бойницах ему не приглянулось. Туда вело слишком много ступеней, да и комнаты внизу были удобней. Кит подумывал поставить туда часовых, но на равнинном острове и со стен хорошо было видно море. Башня так и стояла без дела, запертая на замок, ключ от которого Джон хранил у себя.              Женщины смогут жить там, гостями или пленницами — как придется, и оттуда девчонка при всем желании не сможет выбираться во двор, пугая весь гарнизон.              Кит не стал задавать лишних вопросов.              — Мы уйдем сразу после еды.              Впервые за эти месяцы Джон обрадовался, увидев отбывающего на учения Кита. Он с трудом дождался, когда последний солдат исчезнет за воротами. Путь был свободен. Во дворе возился привратник, запирая калитку. Часовые на стенах не осмеливались обернуться, напуганные угрозами командира. На всякий случай озираясь, Джон спустился в зал. Слава богу, там никого не было. Никто даже не убирал со столов. Кухарка удивившись неожиданным требованиям обычно неприхотливого милорда, потащилась в деревню. А дежурных Кит погнал на учения вместе со всеми. Он бросился в привратницкую.              — Мадам! — у него колотилось сердце, нельзя было терять ни минуты, так что на объяснения времени не нашлось. — Наденьте ваши рясы. Я отведу вас в более безопасное место.              Женщина ни о чем его не спросила. Переоделась она быстро и, что-то шепча на ухо сумасшедшей, закутала и ее в коричневый балахон.              — А ты принесешь в башню два ведра воды!              Оторопевший от его напора привратник попятился.              — Если спросят, это для моего купания.              Похоже, добровольный помощник двух неумелых заговорщиков даже не понял, зачем Джону понадобилась вода. Но он промолчал, лишь загремел ведрами. Сегодня с Джоном вообще никто не спорил, было видно, что он собственными руками придушит того, кто осмелится ему перечить.              — За мной, мадам, быстро! — Он выглянул за дверь. — Все спокойно, можно идти. Постарайтесь, чтобы девушка молчала, пока мы не окажемся внутри крепости. — Сможете?              Он не стал дожидаться ответа. Вышел во двор и вывел за собой женщин. Джон никогда не участвовал в бою, но сегодня он впервые понял, что чувствуют солдаты, когда их гонят в атаку. Он переходил двор, как будто шел навстречу противнику, не имея в руках даже тупого кинжала, и без подмоги. Бежать было нельзя. Топот мог привлечь внимание часовых. Он двигался, затаив дыхание, стараясь не частить. Даже если заметят, пусть запомнят, что милорд зачем-то встречался с монахами. А понадобится, он найдет, что соврать.              Дверь за ними захлопнулась отвратительно громко. Раньше он никогда не обращал внимания на этот мерзкий скрип.              Женщины остановились, не зная, куда идти дальше.              — Подождите! — он с трудом отдышался. Старшая женщина отворачивалась от накрытых столов. Девушка голодными глазами смотрела на остатки овсяной каши.              Он сунул им в руки хлеб, блюдо с холодным мясом — все, что попалась под руку. Просто не мог видеть их голодные лица.              — Благодарю вас, милорд, — голос у старшей звучал устало, наверное, она тоже бодрствовала ночью.              — Пожалуйста, не отставайте.              По дороге Джон захватил ополовиненный кувшин с элем. Даже если они пленницы в его крепости, он не собирался никого морить голодом. И не даст никому упасть. Он подхватил старшую, когда она споткнулась на высоких ступенях.              — Мы будем жить здесь?              Джон огляделся. Комната выглядела мрачной, какой он ее и запомнил. Черт, им же понадобятся кровать, кресла... что там нужно еще?.. Придется всё это таскать со своего этажа.              — У вас есть выбор? — рявкнул он. Женщина дернулась. Может, не стоило так на нее кричать? Нет, самозванка навлекла на них беду, и это его извиняет. — Вымойте пол, если, конечно, хотите, чтоб здесь было чисто. Девочке здесь будет удобно.              Что он несет, не все ли ему равно?              Он возился до самого обеда и закончил, когда со двора послышался шум голосов возвращавшихся с учений солдат. Он разорил свои сундуки. Таскал вместе с привратником тяжелую мебель. Благо в пустующих комнатах на своем этаже он обнаружил все необходимое. Он даже попытался неуклюже помочь старшей женщине вымыть полы.              — Не надо, милорд! — у него отобрали тряпку. — Я привыкла в монастырях.              Он заметил, что руки у нее красивой формы, не знавшие, наверное, в молодости тяжелого труда. Теперь эти руки покраснели, растрескались и увяли — так же, как увяла и сама женщина.              — Вы разговариваете, как настоящая леди…              — Я много лет жила при дворе.              — Я обязательно выслушаю вашу историю, мадам. Но, учтите, в отличие от моего друга я не слишком верю сказкам. Встретимся, когда все заснут.              — Хорошо, милорд.              Уходя, Джон с трудом удержался, чтобы не хлопнуть дверью, но побоялся напугать несчастную девушку.              Он только успел спуститься вниз, как усталые после учений солдаты, переругиваясь, начали накрывать столы. Он перехватил взгляд Кита и кивнул, показывая, что все в порядке. Потом объявил, что устал, велел принести ему обед в комнату и больше до утра не беспокоить.       Вернувшись к себе, Джон сел за шахматную доску. Вот король, а вот и его охрана, а напротив — стройные ряды противника. Он повертел в руках пешку и сделал первый ход. Иногда одна пешка решает ход сражения. А он все-таки племянник короля.              Кит пришел, когда черные проиграли уже четыре раза и пешка чуть не погибла под сапогом. Он выглядел измученным, и у Джона от жалости кольнуло сердце.              — Тебе бы помыться... Прикажи принести воды.              — Где они?              — В башне, где им еще быть. Вечером я хочу поговорить со старшей.              — Я с тобой.              Жалость пропала, словно и не было.              — Ты боишься, что я что-нибудь сотворю с женщиной и сумасшедшей девчонкой?!              — Нет, но я хотел бы быть рядом.              Лучше бы Кит заткнулся. У Джона болели ноги, отваливалась спина, а в сердце острой иглой застряла тревога. Любовника хотелось послать куда подальше — хотя бы в его комнату.              — Я тебя никогда не презирал.              — О чем ты?              — Ты готовишь меня в рыцари, но считаешь бесчестным. Ты веришь, что я могу причинить им вред без причины. Если они самозванки, я отправлю их к семье и попрошу дядю проявить к ним снисхождение, если, конечно, он согласится. Если же их слова — правда…              — Да?              — Наверное, мне придется тебе помочь. Так будет лучше для всех.              Кит поднес его руку к губам, нежно погладил кончики пальцев и поцеловал открытую ладонь.              — Я не хотел тебя обидеть.              Рука Джона запутались в его волосах.              — Я тебя люблю.              Кит ахнул.              — Ты никогда мне этого не говорил.              — Я знаю, — он сам это понял совсем недавно, наверное, только когда осознал, что может потерять свою любовь. — Но тебе придется услышать еще и другое. Я не ты и не готов спасать любую леди, попавшую по собственной глупости или, не дай бог, по злому умыслу в беду. Я должен услышать их рассказ. Будь рядом, я не возражаю, но расспрашивать женщину буду я сам. Потом мы вместе примем решение. Вместе, Кит, а не ты один! И пожалуйста... — говорить было трудно, Кит так его и не отпускал. У него сияли счастьем глаза, как будто все было в порядке и в башне над ними не прятались их приговор и позорная смерть. — Больше не принимай решений за нас обоих. А если примешь, пойми и не сердись — я могу избрать другую дорогу.              — Я постараюсь! — ему снова поцеловали пальцы.              — И, Кит…              — Что?              — Вымойся, от тебя потом несет.              Купание заняло весь вечер. Джон вовремя сообразил, что женщинам тоже нужно помыться. Пока обе, чуть не плача от счастья, плескались в бадье, установленной в комнате у Кита, сами они сидели, прижавшись друг к другу в покоях сенешаля. Джон благодарил Бога, что приучил слуг не подниматься наверх, если их не звали.              Торн о чем-то размышлял.              — Завтра я съезжу на материк, разыщу этих монахов. Мы не сможем прятать их здесь долго.              — Я не хочу, чтоб ты уезжал в Ирландию. Они доберутся сами.              — Этого я не могу тебе обещать.              — Я знаю…              Говорить больше было не о чем. Скоро Кит ушел к себе. А Джон еще долго разглядывал опустевшее кресло, пытаясь представить жизнь в крепости без Кита. Представлялось плохо. Сколько же времени уйдет на дорогу в Ирландию и обратно?! Как он объяснит эту отлучку принцу? И как переживет эти долгие недели сам?              В башню они поднялись, когда уже стемнело. Девушка спала, укутавшись в теплые шкуры. Рядом сохло чисто отстиранное платье.              — Прошу прощения, милорд, ее развезло от сытости и чистоты. Мы так долго... — в глазах у женщины показались слезы.              — Я понимаю. Мадам, не волнуйтесь. Я пришел побеседовать с вами, не с ней. Вы говорили про доказательства… — Джон протянул руку.              Женщина извлекла из-за пазухи потрепанный сверток. Развязала тесемки. В руках у него оказался пестрящий латынью пергамент. По бокам висели печати, и Джон потянулся к ним, хотя они и напомнили ему шевелящихся на болоте гадюк и от их вида у него неприятно засосало под ложечкой. Одну печать он узнал сразу. Большая печать Его Величества короля Эдуарда! Тут нельзя было ошибиться. Он видел такие оттиски у Бека. Вторую он не узнал. Он никогда не видел это молодое гладко выбритое лицо под незнакомой короной. Латинские буквы сложились в слова: «Мы Божьей помощью Эрик…» — дальше Джон не разобрал.              — Ты это видел? — голос пропал, из пересохшего горла вырывался лишь шепот.              — Да, и Освин перевел мне остальное.              Джон, запинаясь, читал язык, который хорошо знал с детства, еще не веря своим глазам, но уже понимая, что все, что рассказал ему Кит, правда, и бессмысленно спорить, доказывая обратное.              — Это... это…              — Да, милорд, это свидетельство обручения будущей шотландской королевы Маргарет с наследником английского престола. Оно признано его святейшеством папой римским и приравнено к уже свершившемуся обету. У меня есть еще копия договора, заключенного в Солсбери, в котором наши короли согласились, что моя девочка не позже чем через год приедет в Шотландию, где брак и будет консумирован после ее коронации.              Слава богу, еще не все потеряно: если брак не завершен, то папа сможет с легкостью пойти на развод.              — Поглядите ниже, — женщина, уловив его радость, ткнула пальцем в текст.              Он перепрыгнул через несколько строчек и застонал. Брак признавался законным в любом случае, если только английский король не обратится к папе с просьбой о расторжении в течение года.              — На этом настоял ваш суверен. Он сам вписал sponsalia de praesenti, обручение ради непосредственно за ним совершаемого брака, — женщина говорила тихо, но Джону почему-то казалось, что она кричит. — Он опасался, что шотландцы, получив свою королеву, принудят ее отказаться от жениха.              — И Папа согласился с его величеством?              — Да, — это прозвучало окончательным приговором.              — Как к вам попали эти документы?              — Было сделано три экземпляра. Один хранится в Лондоне, второй в Бергене. Третий мы увезли с собой.              — Мы?              — Я обещала вам все рассказать, милорд. Имейте терпение слушать.              Женщина сложила руки на коленях. Он заметил, что пальцы у нее дрожат, глаза смотрят куда-то вдаль, словно она видит перед собой не каменные стены, а маленькую деревушку на острове, затерянном в холодном море. Деревню, как будто в насмешку называющуюся Надеждой Святой Маргариты.              — Я оказалась при дворе почти случайно. Мать маленькой королевы скончалась при родах, мой мальчик тоже умер, и у меня было много молока. Муж мой служил при дворе сокольничим, должность мелкая, но достаточная, чтобы меня взяли кормилицей, а позже приставили к любимой дочери конунга нянькой. Она... она ко мне привязалась, а я полюбила ее всем сердцем. Уезжая в Шотландию, она уговорила отца оставить меня при себе камеристкой. Хотела, чтоб рядом был близкий человек.              ...В день, когда мы уплывали, было ветрено. Ветер развевал ее волосы, и Маргарет шутила, что он торопит ее к берегам своей новой страны. Шотландцы послали за ней чудесный корабль, весь расписанный золотом и серебром. Еще один дал ее отец. Туда сгрузили приданое принцессы.              Я была счастлива в этот день. Малышка играла на палубе с тремя подружками-одногодками, будущими фрейлинами. Я помню, как весело они смеялись, гоняясь друг за другом. Мне понравился граф Дональд Мар, прибывший из Шотландии, чтобы отвезти мою девочку в ее королевство. Он показался мне достойным человеком. А рядом со мной радовался неожиданному путешествию мой муж Тор. Конунг отпустил и его вместе с нами. Благословил наше путешествие епископ Андфинн, гордость нашего края, он же должен был засвидетельствовать ее коронацию. Святой человек, без него я бы ее не спасла…              Джон поерзал на стуле:              — Дальше, мадам.              — В море штормило, девочки разболелись... У них был жар, и ломило тело. Принцесса жаловалась на боли в ногах. Никак не могла их согнуть. Она еще на берегу чувствовала себя неважно. Скоро все четверо метались в бреду. Граф Мар предложил пристать к острову Саут-Роналдсей. Мы перенесли мою милочку в деревенскую хижину. Жители деревни боялись заразы, пришлось поместить всех бедняжек в единственный дом, хозяева которого согласились перебраться к родне. Я ухаживала за девочками одна, остальные дамы побоялись даже сойти с корабля на берег.              Утром граф Мар пришел проведать больных, — голос королевской кормилицы задрожал. — Он предложил мне выйти на часок, передохнуть и размять ноги, но мне было как-то неспокойно. Я сердцем почувствовала беду. Я бросилась обратно и увидела, как он склонился над моей малышкой. В руках у него была подушка…              Джон в ужасе переглянулся с Китом.              — Зачем?              — Меня как ударило. Во дворце говорили, что граф приближен к Брюсам, он их человек, а Брюсы хотели бы заполучить трон себе. Еще шептали, что Мар связан узами дружбы с самим Комином, а тот был ближе к власти, чем даже сам старый Брюс. Тот же Мар через сестру породнился с самим Баллиолем. В Бергене я не верила этим слухам. Граф был так мил с нами обеими. А вот теперь он пытался ее убить!              Он, конечно, обратил все это в шутку, сказал, будто вытащил подушку, чтобы ее поправить. Но я уже знала: живой до Шотландии моя названая дочь не доедет. Я позвала епископа и мужа. Мы три дня охраняли несчастных больных, не смыкая глаз. На четвертый день фрейлины скончались. Маргарет все еще была жива. Ей даже стало немного лучше.              Мы совершили подмену. Епископ подкупил в деревне старуху, мы спрятали маленькую королеву у нее. Боялись, что девочку убьют по дороге в Эдинбург. Двух фрейлин похоронили на острове, выкопав три могилы. Епископ сказал графу, что не стоит спускаться с судна, мол, болезнь слишком заразна и нельзя рисковать людьми ради детей. Мой муж вместе с епископом их и похоронили. Последнюю девочку, а она напоминала чертами лица и ростом принцессу, положили в гроб и отнесли в королевскую каюту. Шотландский корабль отплыл в Эдинбург, наш же повернул домой.              — Но, говорят, что конунг опознал свою дочь?              — Да, я слышала и надеялась, что он, заметив подмену, бросится ее искать. Думала, спрячу ее в монастыре, а потом верну отцу. Но он сказал, что эта она, Маргарет, там в гробу. И подтвердил это, похоронив ее в любимом соборе рядом с матерью. Наверное, тело сильно испортилось в пути, и он опознал ее больше по одежде и украшениям. Тора прогнали из дворца, а епископу просто не поверили. После я узнала, что его обвинили в том, будто он хочет рассорить нашу страну с союзниками и просто придумал всю эту историю. Король Эрик выгнал и его. Сказал, что епископ просто сошел с ума. Наш король быстро забыл о дочери. Ему важней была Шотландия. Он долго пытался добиться власти в этой стране. Говорил, что он наследник дочери и Шотландия его по праву. Он даже женился на одной из сестер Брюса, чтобы заполучить себе этот проклятый трон… Простите, милорд, не могли бы вы налить мне воды?              Джон поднялся и передал ей кубок. Она пила, давясь слезами.              На глазах у Кита, хоть он уже слышал этот рассказ, тоже блеснули слезы.              — Я осталась на острове, сказала, что хочу вымолить себе прощение за смерть молочной дочери и обиходить остальные могилы. Меня не стали отговаривать. Епископ отдал мне документы, снабдил деньгами. В деревне не было лекаря, а принцесса все никак не поправлялась. Я села на первое попавшееся судно и добралась до вашей страны. Хотелось вылечить миледи и дождаться вестей из дома. Пока я искала хорошего врача, у меня украли кошелек, и мы остались одни в чужой стране, без денег, без знакомых, не зная, кто приказал убить девочку и зачем. Я разыскала женскую обитель из тех, куда редко добираются чужаки, и там моя детка пошла на поправку. Только… — из ее глаз покатились крупные слезы, — она очнулась вот такой... Вы не можете себе представить, милорд, какой умницей она была до болезни! Смышленей ребенка я не видала. Даже ослабев разумом, она смогла вместе со мной немного выучить ваш язык... Всё-всё, я уже не плачу. До того, как обнаружилось, что она не в себе, я надеялась добраться до Лондона: если ее предал отец, то, может быть, приютил бы свекр. Но после болезни…              — Король, скорее всего, отказался бы признать скудную умом невестку. И вам грозила опасность оказаться в темнице или того хуже... если бы вас обвинили в самозванстве.              Фру Ингеборг кивнула.              — Я так боялась! Мы скитались между монастырями. Маленькая королева... Я не смогла заставить ее все время молчать. Она рассказывала про огромный дворец, требовала, чтобы с ней обращались по-королевски. Начали расползаться слухи…              Я нашла нам новое убежище, потом еще одно. Несколько раз посылала весточку мужу и даже получила от него письмо и немного денег, больше он не смог собрать. Так я и узнала про гнев конунга и опалу епископа. Но мой Тор все же не терял надежды на то, что король Эрик пришлет за ним и поверит в такую странную историю. Прошлой весной конунг умер, а с ним умерла наша последняя надежда хотя бы вернуться домой. Мы застряли здесь!              — А после обручения наследника престола с моей племянницей слухи вспыхнули с новой силой, и вас начали искать?              — Да, и мы лишились последнего места, которое я могла назвать домом.              Она замолчала, молчал и Кит. Джон попытался найти в ее истории неувязки, но не нашел. Он зашагал по комнате.              — Тише, милорд, вы разбудите Маргарет.              Боже помилуй, эта женщина разрушила свою жизнь слепой преданностью чужому, оказавшемуся никому не нужным ребенку. Ему бы такую силу или силу Кита, готового, не разбирая дороги, броситься на помощь любому попавшему в беду человеку. Джон так не умеет. Чего они вообще от него хотят? Почему он должен рисковать жизнью, любовью, родной семьей, в конце концов?!              Джон посмотрел на затвердевшие скулы любовника, на морщины, избороздившие лицо верной кормилицы. Надо было решаться, но как же не хотелось!              — Миледи, поклянитесь мне, что вы не ищете своей приемной дочери иного места, кроме как в монастыре. Поклянитесь, что у вас нет связи с кланами и вы не станете пытаться разрушить брак моего кузена.              — Милорд, я скрывала ее в обителях целых десять лет. Для нее нет лучшей судьбы. Я клянусь, — она вытащила из-под туники маленький деревянный крестик и припала к нему губами.              — Я вам верю, — он принял решение и надеялся, что не ошибся. — Я постараюсь помочь вам и вашим верным… рыцарям, — Джон указал кивком на Кита и слабо улыбнулся, вспомнив про бравого Овечку.              — Ложитесь спать, миледи Ингеборг. И да пребудет с вами Господь! Я запру дверь для вашей же безопасности, но вы наши гостьи, не сомневайтесь. Увидимся завтра.